Ф. М. Достоевский русская философия
жүктеу/скачать 8.77 Mb.
|
|
А. Т. Павлов «ИСТОРИЯ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ» - монография Зеньковского, наиболее крупное в 1-й пол. XX в. исследование по истории философии в России, принесшее его автору международную известность (Париж. YMCA-Press; 1-е изд.: т. 1-1948, т. 2-1950; 2-е изд.-1989). Работа сразу же была переведена на англ. язык американским историком рус. философии Дж. Клайном (1953) и стала наряду с вышедшей позже одноименной кн. Н. О. Лосского самым авторитетным руководством по изучению рус. философской мысли в Зап. Европе и США. На родине была переиздана лишь в 1991 (Л., в 4-х кн.). Аналогичная работа, однако не полностью посвященная рус. философии, в СССР вышла в 1956 г. (Очерки по истории философской и общественно-политической мысли народов СССР: В 2 т. М., 1955-1956). До создания обобщающих работ советских авторов (Галактионов А. А., Никандра П. Ф. Русская философия XI-XIX веков. Л., 1970; 2-е изд Л., 1989; История философии в СССР: В 5 т. М, 1968-1988 2-томник Зеньковского был наиболее подробным руководством по данному предмету, основанным на рус. первоисточниках. В предисловии автор отметил, что идея обобщающей работы по истории рус. философии вызревал; у него с 1910 г. и тогда же начался сбор первых материалов. Пробой пера для него стала книга «Русские мыслители и Европа» (1929; 2-е изд. - 1955), где в популярной форме излагались идеи славянофилов, В. С. Соловьева, К. Н. Леонтьева и др. отечественных мыслителей. «И. р. ф.» отличается широким историко-философским кругозором, использованием большого количества философских текстов, прежде всего соч. религиозного и идеалистического направления. Определенное внимание Зеньковский отвел также изложению идей нерелигиозных мыслителей (Ломоносов, Радищев, Белинский, Герцен, Чернышевский, Сеченов, М. А. Бакунин и др.). Разделяя религиозную версию происхождения философии вообще и рус. философии в особенности, Зеньковский усматривал в христианской религии в ее православной форме главный фактор, определивший своеобразие рус. мысли. Однако, несмотря на такую посылку, он отнюдь не считал, что только религиозная тема заслуживает внимания при изложении истории рус. философии. В целом, по его мнению, рус. философия не теоцентрична, но антропоцентрична, историософична и привержена социальной проблематике. Др. фундаментальная черта рус. философствования, по Зеньковскому, онтологизм. Имелась в виду не только не дооценка гносеологической проблематики, ее второсте пенность для рус. мысли. В отличие от Н. О. Лосского который в своей «Истории русской философии», вышедшей вскоре после монографии Зеньковского, утверждал, что в центре философствования стоят вопросы теории познания, Зеньковский придерживался т. зр., что не познание, а существование - главный предмет рус. мысли. И не в том лишь плане, что исследованию реальности отдается здесь предпочтение перед исследованием знания, а в смысл «включенности познания в наше отношение к миру, в наше действование в нем». Он привел многочисленные свидетельства влияния Спинозы, Лейбница, Вольфа, Гель веция, Гердера, Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля, Спенсера, Конта, Шопенгауэра, Гуссерля и др. зап. философ на рус. мысль. При этом речь идет не об одностороннем влиянии, ибо хотя Россия и отвечала «живым эхом на то что совершалось на Западе», но не пассивно усваивая его философские достижения, переосмысливала их с т. зр. собственных задач и проблем, а зачастую и преодолевала зап. воззрения. Рассматривая, напр., идейную эволюцию Белинского, Зеньковский обращал внимание на то, что в его «Литературных мечтаниях» имеет место «переработка шеллинговой натурфилософии с пре имущественным ударением на человеке». Говоря о "неолейбницианстве» в рус. философии, он указывал на то, что Козлов «принимает монадологию Лейбница, пpeобразовывая ее». Таким же творческим, а не догматическим было отношение Бакунина к Гегелю, Шестова к Ницше, Лосева к Гуссерлю и т. д. Философия, подчеркивает Зеньковский, нашла в России свои пути - «не чуждаясь Запада, даже учась у него постоянно и прилежно, но все же живя своими вдохновениями, своими проблемами». Полемизируя с Яковенко, а в его лице с целой историографической тенденцией, Зеньковский всем содержанием своего труда стремился показать неосновательность суждения об «отсутствии оригинальности» в рус. философии. Свидетельства широкого философского влияния Запада на рус. мысль сами по себе никак не выводят ее на некую периферию европейской философии: «нельзя же влиять на пустое место». Ведь восприятие инонациональных философских идей может быть выявлено и у любого мыслителя, принадлежащего к европейской культурной общности. Так же, как и Бердяев до него (Русская идея. Париж, 1946), Зеньковский дает лишь краткий обзор философской мысли в России до XVIII в. включительно, считая этот период только «прологом к русской философии». (В общем это соответствовало научным представлениям того времени.) В его книге лишь кратко освещаются нек-рые важнейшие явления средневековой духовной культуры, имеющие значение для понимания рус. духовности в целом: иконопись, юродство, ереси, исихазм, стяжательство и нестяжательство, раскол. (Эти темы, как известно, ранее получили обстоятельное освещение в кн. Флоровского «Пути русского богословия». Париж, 1937.) Рус. философствование начиная с XVIII в. характеризуется Зеньковским в контексте секуляризации - тема настолько важная для автора, что он был склонен считать ее осн. концептуальным стержнем своей работы - «ключом к диалектике русской философской мысли». Зеньковский различает «внутреннюю» (соответствовавшую собственным импульсам рус. мысли) и «внешнюю» секуляризацию, содержанием к-рой было восприятие зап. рационализма. Если первая началась как «секуляризация внутри церковного сознания» и заложила фундамент рус. религиозной философии (Сковорода), то вторая положила начало «светскому философствованию» («вольтерьянство», Радищев, масонство). Границы 1-го периода рус. философии («до возникновения систем») у Зеньковского достаточно условны (XIX в., до 70-х гг.); в этих рамках рассматриваются в т. ч. и мыслители, чья деятельность перерастала указанные хронологические пределы (Каре-ее, Толстой, Лавров, Михайловский, Розанов и др.). Кроме того, Зеньковский высказывался в том духе, что и до 70-х гг. рус. мысль была давно «на пороге систем» (Чернышевский, Лавров, Страхов). Понятно, что такая периодизация связана с подчеркиванием исторического значения Соловьева как «наиболее яркого и влиятельного философа» 2-го периода - «периода систем». Драматическая граница между 2-м и 3-м периодами (1917) очевидна, т. к. для России она означала прежде всего перерыв в развитии традиционной философской культуры, к-рая могла быть продолжена лишь в эмиграции. Центральное место в рус. философии XX в. Зеньковский отводил последователям Соловьева Карсавину, Франку, Флоренскому и Булгакову, к-рые характеризуются как оригинальные представители «метафизики всеединства» - название, по Зеньковскому, более предпочтительное по сравнению с термином «софиология», т. к. софиологический аспект, по его мнению, является частью более широкой темы всеединства, синтезирующей три главные темы: понимания мира как «живого целого», антропологическую тему и тему о «божественной» стороне в мире. Его философские симпатии были отданы Франку, к-рого он считал «по силе философского зрения... самым выдающимся русским философом». М. А. Маслин «ИСТОРИЯ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ» - труд И. о. Лосского, одно из наиболее известных соч., являющихся вкладом в историографию русской философии. Опубликован в 1951 г. на англ. языке; в рус. переводе вышел в Москве дважды в 1991 г., а также в 1994 г. (последнее выполнено по машинописному рус. оригиналу; в отличие от англ. оно включает дополнительные параграфы о Н. И. Пирогове, Боранецком и Арсеньеве). Книга была рассчитана на англоязычного читателя, в т. ч. и впервые знакомящегося с рус. мыслью. Уступая 2-томной «Истории русской философии» Зеньковского по объему, охвату персоналий, источников и течений, более популярная работа Лосского тем не менее дает читателю вполне определенное обобщенное представление о главных представителях рус. философской мысли - от славянофилов и западников до религиозных мыслителей сер. XX в. Преемственное развитие рус. философии Лосский интерпретирует своеобразно. Это не систематически-целостное освещение, предполагающее формирование возможно более широкой философской панорамы, во всем многообразии течений и персоналий. Будучи интуитивистом и религиозно мыслящим философом, Лосский большее внимание уделяет мыслителям, связанным с определенной традицией рус. философствования, чем др. его представителям. Он постоянно подчеркивает собственную идейную связь с рус. мыслью, находит созвучия своему идеал-реализму с философскими учениями славянофилов, В. С. Соловьева, Флоренского, Козлова, А-а И. Введенского, Франка, Вышеславцева, И. А. Ильина и др. При этом объективное содержание предметов его философского интереса - различных философских идей - не всегда соответствует его субъективным оценкам. Изложению собственных взглядов (им посвящен специальный параграф) он уделяет значительно больше места, чем, напр., взглядам Шестова, Ильина, Зеньковского, Флоровско-го, Розанова. Нек-рые значительные рус. мыслители (напр., К. Н. Леонтьев) вообще не рассматриваются в его книге. Проблемы теории познания Лосский выдвигает на первый план, что существенно отличает его от Зеньковского, считавшего гносеологическую проблематику второстепенной для рус. мысли и для философии в целом. Лосский же прежде всего сосредоточивает внимание на тех школах, в к-рых вопросы теории познания играли определяющую роль: неокантианство, персонализм, интуитивизм, трансцендентально-логический идеализм. Вместе с тем т. наз. неспециализированные формы рус. философствования, представляющие характерное для России бытие философии в контексте художественной культуры, не раскрыты Лосским, продолжающим здесь определенную историографическую традицию (см. «Очерк развития русской философии» Шпета). Однако такая позиция не означала общей недооценки, скажем, идей Толстого и Достоевского. В др. работах, посвященных этике, Лосский специально и подробно рассмотрел взгляды рус. мыслителей-художников: «Достоевский и его христианское миропонимание» (1953); «Бог и мировое зло. Основы теодицеи» (1941); «Условия абсолютного добра. Основы этики» (1949); «Характер русского народа» (1957). В целом же в отличие от таких историков рус. философии, как Бердяев, Флоровский, Зеньковский, Лосский в своей книге слабо отразил историософскую, антропологическую, эстетическую тематику рус. философствования. Так, эстетические учения представлены здесь лишь небольшим разделом о символистах, причем сюда включен и Розанов, к-рый не имел прямого отношения к символизму как писатель и мыслитель. К числу неточностей, допущенных Лосским, относится включение в главу «Предшественники Вл. Соловьева» наряду с Юркевичем и Кудрявцевым-Платоновым также Федорова. Последний не может быть назван «предшественником Соловьева» ни хронологически, ни идейно, что отмечал, в частности, друг и последователь Соловьева Е. И. Трубецкой. Главное значение труда Лосского состоит в том, что он включает важные материалы по истории рус. идеалистической философии XIX -1-й пол. XX в. Автор - большой мастер «философского портрета», продолжающий в этом смысле традиции Бердяева. Лосский отдает приоритет выяснению того индивидуального вклада, к-рый вносили в рус. философию конкретные мыслители. Здесь используются разнообразные средства, включающие не только традиционное освещение фактов биографий, изложение содержания осн. философских работ, но также и учет особенностей психологического склада, личных приверженностей, вкусов, идеалов и т. п. Особенно показательны в этом смысле разделы о Киреевском и Соловьеве, а также о философах рус. послеоктябрьского зарубежья, с большинством из к-рых Лосский был лично знаком. Работа Лосского оказала значительное влияние на развитие совр. зап. историко-философской русистики, в т. ч. на исследования Дж. Биллингтона, Дж. Клайна, Дж. Скенлена, Ф. Коп-лстона, Г. Дама, В. Гердта и др. Она способствовала осознанию рус. философии на Западе в качестве содержательного и оригинального компонента европейской и мировой философской мысли. Не случайно работа открывается словами, к-рые прямо указывают на всемирное значение рус. культуры XIX - XX вв. В книге не только констатируется, но и показывается близость и постоянное взаимодействие философской мысли России и Запада, раскрывается культурно-историческая и мировоззренческая роль христианства в отечественной культуре. В завершающем ее разделе, посвященном своеобразным чертам рус. философии, запечатлено стремление сохранить и выразить идею преемственности и поступательности развития рус. философской мысли в XX в., желание укрепить и углубить в общественном сознании ее духовные корни. Лосский подчеркивает особые ее достижения, связанные с обоснованием идеала «целостного знания», понятия соборности, учения об органической целостности мира. Вершиной рус. философии, посвященной «всесторонней разработке христианского миропонимания», Лосский называет труды Соловьева, Флоренского и Булгакова, «могущие заметно повлиять на мировую культуру». Т. обр., автор книги усматривает в рус. философской мысли не исторически преходящий феномен, а сохраняющееся и развивающееся духовное явление. С о ч.: Lossky N. History of Russian Philosophy. L. and N. Y. 1951; Лосский И. О. История русской философии. М.: Советский писатель, 1991; М.: Высшая школа, 1991; М.: Прогресс, 1994. М. А. Маслин
даже атеистическую направленность». Полемизируя с ря-г- дом рус. мыслителей, считающих это направление чуждым России, Яковенко отмечает, что идеи Белинского, Герцена, Чернышевского, Плеханова, Ленина «завоевали русское общество, русскую культуру». Ленинский большевизм, революционный диалектический материализм как идейное явление «имеет столь же русское происхождение, как и религиозно-философские концепции П. Флоренского или Н. Бердяева». Более того, полагает Яковенко, можно и, без особого труда показать чужеземные идейные основы е- мировоззрения обоих религиозных мыслителей. Т. обр., в ч- оценке истоков и особенностей рус. философствования н. Яковенко коренным образом расходится как с Зеньковсоким, так и с Лосским, к-рые главный фактор оригинально-).» I ста рус. философии видели в ее неразрывной связи с христианством. Убежденность Яковенко в том, что рус. философская мысль имеет не только религиозные, но и «земные», социальные истоки, дает себя знать и в его первостепенном внимании к борьбе «западничества и восточничества». В ее свете, полагает он, можно изложить, «всю историю русской мысли и русского духа от их начала и до нового времени». В то время как Зеньковский видел ее в своеобразие рус. философии в ее сосредоточенности на проблемах онтологии и человека, а Лосский - в сосредоточенности на вопросах теории познания, Яковенко полагал, что через всю историю рус. мысли красной нитью проходит борьба между идеализмом и материализмом «в самом широком и самом антагонистическом смысле». Некой ходя из названных и нек-рых др. черт рус. философской мысли, он предлагает классификацию ее осн. течений. В качестве таковых он выделяет спиритуализм, материализм, ус- идеализм, реализм, критицизм, позитивизм, интуитивизм. ста- В свою очередь, каждое из них состоит из различных направлений. В результате его классификация насчитывает в общей сложности более 300 направлений (концепций, систем взглядов, подчас представленных одним мыслителем), я в к-рые образуют пеструю мозаику рус. философской мысли на протяжении примерно 200 лет. Практически все они детально или достаточно подробно охарактеризованы в труде Яковенко. Соч. История русской философии / Пер. с чешек. М. Ф. Солодухиной. М., 2003. Лит. Солодухин Ю. Н. О труде Б. В. Яковенко «История русской философии» // Яковенко Б. В. История русской философии / Пер. с чешек, под общ. ред. Ю. Н. Солодухина. М., 2003. М. Ф. Солодухина ИСХОД К ВОСТОКУ. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев» - сб. статей Н. С. Трубецкого, Савицкого, Флоровского, Сувчинского, вышедший в Софии в 1921 г. Вместе с изданным годом ранее соч. Трубецкого я, что I «Европа и человечество» стал первым изложением концепции евразийства. Книга сыграла большую роль не только в разработке идейной программы, но и в организационном оформлении евразийского движения. Центральная ее тема - всемирно-историческое призвание России в связи с гибелью европейской культуры, явившейся результатом I ой мировой войны (Савицкий П. Евразийство // Евразийский Временник. Кн. 4. Берлин, 1925. С. 6). В ней излагается евразийский вариант русской идеи, делается попытка обосновать миссию России-Евразии как объединительницы «целого круга народов», обладающих «сродством душ», «общностью экономического интереса» и «хозяйственной взаимообращенностью». Выявляя специфику своей позиции в решении «русской проблемы», евразийцы подчеркивают свои расхождения со славянофильством. Они не разделяют не только взгляды славянофилов на общину как на форму хозяйственной жизни, к-рой принадлежит будущее, но и их «славянский национализм». «... Нашими братьями (если не по языку и по вере, то по крови, характеру и культуре) являются не только славяне, но и туранцы...» -писал Трубецкой, относя к туранцам «некоторых угро-финских инородцев» вместе с тюрками волжского бассейна (с. 103). В своих ст. «Об истинном и ложном национализме» и «Верхи и низы русской культуры (этническая основа русской культуры)» он выступил против европоцентристского подхода в культурологии, выдвинув тезис о полицентризме культур и связанной с этим их самобытности. В этом плане рус. культура представляет собой совершенно особую величину, к-рую нельзя включить без остатка в ту или иную более широкую группу культур или культурную зону. Трубецкой выделял в национальной культуре «две обязательные части»: «низы», т. е. культурные ценности, к-рыми удовлетворяют свои потребности наиболее широкие слои национального целого, и «верхи» -более развитые ценности. При этом он подчеркивает необходимость обмена и взаимодействия между частями, считая, что «русская культура в смысле завершения культурного здания должна вырастать органически из основания русской стихии». В ст. Савицкого («Поворот к Востоку», «Миграция культуры», «Континент-Океан. Россия и мировой рынок») обосновывается экономико-географическое учение евразийства. «Не в копировании «океанической» политики других, во многом к России неприложимой, но в осознании «континентальности» и в приспособлении к ней экономическое будущее России» (с. 125). Таков один из осн. выводов автора. Ст. Сувчинского «Сила слабых» и «Эпоха веры» содержат специфически евразийскую постановку проблемы интеллигенции. Разрыв интеллигентских кругов с «народной стихией», по Сувчинс-кому, - бедствие для страны и ее культуры. Как императив эпохи им сознается необходимость самооценки рус. интеллигенцией своих национальных истоков, объединения «успокоенного народа и прозревшей интеллигенции» «под одним великим куполом Православной Церкви...». К нравственным проблемам обращается в книге Флоровский. В ст. «Хитрость разума» он критикует зап. рационализм, превращающий личность в «вещь» или «событие», а в ст. «Разрывы и связи» ставит вопрос о глубоких и катастрофических для России нравственных последствиях, к-рые принесли войны и революции. Дальнейшее развитие идеи первого коллективного труда евразийских авторов получили в их 2-й кн. «На путях. Утверждение евразийцев» (М.; Берлин, 1922), а также в трех «Евразийских временниках» (Берлин, 1923,1925; Париж, 1927), где развернуто представлены философско-исторические, политические, социально-экономические и религиозно-культурные аспекты евразийства. 3. О. Губбыева, В. Я. Пащенко КАЛБЛИЦ Иосиф Иванович (30.06(12.07). 1848, Требешово Поневежского у. Ковенской губ. - 4( 16). 10.1893, Петербург) - социолог и публицист, представитель правого крыла либерального народничества, публиковавшийся под псевд. Юзов. В общественно-политической деятельности К. выделяются два периода. В первый период (с нач. и до кон. 70-х гг.) он находился на позициях революционного народничества. Активно включился в деятельность анархистских кружков, в 1874 г. в Петербурге сформировал свой кружок, в к-рый входили И. Я. Чернышев, Н. Я. Стронский, В. П. Рогачева и др. Основываясь на идеях М. А. Бакунина, кружок К. признавал целесообразным пользоваться любым «подходящим случаем», чтобы вызвать отдельные бунты, «вспышки» крестьянских восстаний. Известен К. и как активный участник «хождения в народ», пропагандист бакунинских идей на юге России. С 1878 г. К. переходит на позиции либерального народничества, о чем свидетельствовали его статьи в газ. «Неделя» и журн. «Слово». В указанных статьях, а также в работах, опубликованных в журн. «Мысль», «Устои», «Русское богатство», «Русская мысль» и др., К. сформулировал концепцию народничества, в основание к-рой положен принцип уважения всякой личности, в т. ч. личности крестьянина. Интеллигенция призвана, считал он, не навязывать свои проекты народу, а оказывать на него чисто духовное воздействие. Разрабатывая свой подход к изучению общественной жизни, К. пытался объединить «позитивные стороны» двух философских течений - «идеализма» и «реализма». По его убеждению, мир, или «вещь в себе», существует, но не познается. При соприкосновении субъекта и «вещи в себе» образуется мир явлений, в к-ром живет и действует познающий субъект. «...Границы действительного мира вещей совсем не совпадают с границами мира явлений; границы этого последнего определяются только силами субъекта и вполне совпадают с этими силами». К. подразделял мир явлений на три группы: «субъективно-творческие» (явления мира социального, нравственного, эстетического), «субъективно-созерцательные» (явления внешней природы, независимые от воли человека) и «смешанные» (отчасти зависимые от воли человека) (Основы народничества. 1888. Ч. ГС. 158, 163). Поскольку ни о каком соответствии «кажущегося мира явлений» действительному миру не может быть и речи, К. приходит к выводу, что «всякая философия, т. е. познание объекта, будет всегда субъективна». Основополагающей проблемой социальной философии К. считал соотношение личности и общественной среды. Главную функцию об-ва он видел в достижении социальных форм, пригодных для развития личности. Но и социальные отношения, в свою очередь, являются продуктом духовной, волевой деятельности людей, т. е. мысли и чувства личности определяют общественную форму. Хотя все богатство социальных отношений детерминировано субъективными волевыми устремлениями, абсолютной свободы воли быть не может. Поэтому К. вводит понятие относительной «психологической свободы воли». Существуют два вида факторов, ограничивающих волю личности. Первый - факторы внутренней организации человека: биологический, нравственный, эмоциональный; второй - воздействие внешних условий, а также коллективной психологии на личность. Общественные формы К. подразделял на устойчивые и неустойчивые Среди последних он выделял два типа: 1) общественные формы, созданные меньшинством личностей, стоящие ниже среднего умственного развития (напр., переход «удельно-вечевой Руси в Московскую», к-рый произошел под влиянием монголо-татарских орд); 2) общественные формы, стоящие выше средней личности и основанные на временном настроении об-ва или на насилии (напр., религиозные секты, строящиеся на коммунистических началах и являющиеся, по К., носителями умственного прогресса). Устойчивая форма одна, она устанавливается в том случае, если соответствует среднему уровню умственного и нравственного развития личностей, составляющих данное об-во. Примером такой формы К. считал крестьянскую общину. По его мнению, общинное владение землею, утвердившееся в России в наибольшей степени, способствует нравственному развитию народных масс. Признавая идеальной общественной формой «самобытные» рус. начала, К. отрицал возможность повторения Россией пут европейской цивилизации. Единственное ценно достижение капитализма в том, что он ведет к обобществлению труда. Но и этой цели, по мнению К., Россия добьется самостоятельно, без развития капитализма: «Рус-1 ский народ не нуждается в капиталистическом кнуте дли1 развития в себе способности сообща владеть орудие производства» (Основы народничества. Ч. ГС. 365). Соч.: Русские диссиденты: Староверы и духовные хри ане. Спб., 1881; Социологические очерки. Основы народничества; Интеллигенция и народ в общественной жизни России// Основы народничества. Ч. 1 и 2. Спб., 1888-1893. жүктеу/скачать 8.77 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|