Фигура Бориса Александровича Рыбакова как археолога, историка и организатора науки на фоне минувшего ХХ века поистине масштабна

Е.Н. Носов

П.Г. Гайдуков

Академик Борис Александрович Рыбаков и его вклад в становление и развитие славяно-русской археологии

Фигура Бориса Александровича Рыбакова как археолога, историка и организатора науки на фоне минувшего ХХ века поистине масштабна. Два года назад в Новосибирске на первом Всероссийском археологическом съезде было решено посвятить очередной крупнейший археологический форум России столетию со дня рождения трех выдающихся ученых нашего отечества, среди которых и Б.А. Рыбаков.

Как человек, по своей манере поведения и публичных выступлений, стилю руководства крупными научными коллективами и экспедициями, подходу к анализу исторического источника и факта он не был похож ни на Бориса Борисовича Пиотровского, ни на Алексея Павловича Окладникова. Б.А. Рыбаков был самобытен и даже порой вызывающе индивидуален. Себя он ощущал прежде всего историком. Его крупные труды написаны свободно, уверенно, эмоционально. Перу исследователя принадлежат блестящие и тонкие источниковедческие работы. Главная из них – фундаментальная книга «Ремесло Древней Руси» (1948), явившаяся в рукописи его докторской диссертацией (1942) и удостоенная сразу после издания Сталинской премии СССР (1949). Однако ряд обобщающих монографий по русской истории – таких, к примеру, как «Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв.» (1982) – написаны ученым в ином стиле, с привлечением огромного материала, что свидетельствует о широкой эрудиции автора, но без утяжеления текста многочисленными ссылками на специальную литературу. Отдельные главы, вышедшие из-под пера ученого, порой напоминают профессорские лекции с кафедры или публичные выступления перед широкой аудиторией. Это своеобразные исторические полотна. Борис Александрович мог себе такое позволить.

В докладе мы не ставим перед собой задачу оценить творчество Б.А. Рыбакова во всем его многообразии, упомянуть сотни его научных и популярных работ, рассказать о всех деталях его биографии, ступенях научно-организационной карьеры, представить всю полноту его общественной деятельности. Это уже сделано в целом ряде биографических публикаций, в том числе специально посвященных столетию ученого (Борис Александрович Рыбаков, 1968; 1978; Макарова, 1998; Медынцева, 1998; Гайдуков, Макаров, 2008; Чернецов, 2008). Наша цель гораздо скромнее: рассмотреть лишь некоторые вопросы, оттеняющие вклад исследователя в развитие ряда важнейших проблем археологии славян и Древней Руси.

Научные интересы Б.А. Рыбакова были весьма многоплановы. В своих трудах он затрагивал различные темы из области истории, археологии, этнографии, эпиграфики, археографии, исторической географии, метрологии, сфрагистики, древнерусского летописания, фольклора, традиционной народной культуры. Однако главным в творчестве исследователя все же оставалась непоколебимая устремленность к изучению национального прошлого славянских народов, истоков древнерусской культуры и государственности, то есть к тому, что определяет исконные корни России и русского народа.

Для того, чтобы высветить вклад Б.А. Рыбакова в отечественную археологию, следует обратиться к предшествующему периоду ее истории. Становление и развитие российской археологии – большая и многогранная тема. C проведением в середине XIX в. крупных реформ Александра II, направленных на преобразование страны и либерализацию многих сторон жизни российского общества, был поднят и вопрос о государственном сохранении археологических древностей, то есть национального культурного наследия. Такой шаг был сделан в 1859 г. с созданием Императорской Археологической комиссии (ИАК). И хотя в официальных документах это специально не оговаривалось, но вполне очевидно, что речь шла, прежде всего, об античных древностях и памятниках Северного Причерноморья. Археология других эпох и территорий оставалась в тени. Только тремя десятилетиями позднее благодаря А.А. Спицыну и его активной работе в ИАК дело сдвинулось в сторону изучения славяно-русской археологии. Нельзя недооценивать откровение А.А. Спицына в письме от 24 июля 1883 г. к видному русскому историку С.Ф. Платонову. «Я искренний патриот, и процветание России – вот что входит во все мои помыслы. Поэтому я никогда не буду таким ученым, каким будете Вы… Я буду заниматься не одной историей, но всем – историей, статистикой, языком, этнографией, изданиями – я буду заниматься как начинали всем этим заниматься славянофилы. Я буду писать – если это окажется мне по силам – как писали Аксаков, Хомяков, как теперь пишут сотрудники «Руси», стараясь, конечно, избежать всевозможных увлечений…» (Тихонов И.Л.., 1991. С. 266–267). А.А. Спицын, как поборник всего русского, пытался показать, что археология России – это не только звон античных монет и золото скифских курганов, но и скромные по сравнению с ними древности городищ и могильников необъятных просторов Восточной Европы.

Этапной для развития славяно-русской археологии явилась статья А.А. Спицына «Расселение древнерусских племен по археологическим данным» (1899). В ней на основе анализа материалов древнерусских курганов было показано соответствие распространения их различных групп летописным сведениям об областях расселения отдельных славянских племен. Стало ясно, что славяно-русская археология смыкается с историей и этнографией. В первые десятилетия ХХ в. изучение древнерусских древностей приобретало все больший размах, однако историки еще долго с осторожностью пользовались данными археологии.

Лишь в 1920-е годы в большую науку вошло молодое поколение исследователей, начавших активно привлекать археологию для изучения прошлого Древней Руси. В их числе был и Б.А. Рыбаков, ставший в последующие десятилетия лидером в разностороннем изучении истории и археологии Киевской Руси и русской культуры. По существу, он продолжил предложенный А.А. Спицыным новый подход к изучению славянских древностей в отечественной археологии и вывел его на более высокий уровень. Не случайно первая научная статья Б.А. Рыбакова 1928 г. заключалась в публикации материалов собственных раскопок двух групп вятичских курганов. Первым же значительным исследованием молодого автора была работа, посвященная одному из летописных восточнославянских племен – радимичам, обитавшим на р. Сож (Рыбакоў, 1932). В позиции, занятой Б.А. Рыбаковым еще в молодости, заметно влияние нескольких факторов. Во-первых, воспитания в семье (его родители – выходцы из старообрядческих кругов московского и суздальского купечества – были образованными людьми, связанными с московской историко-филологической средой и преподаванием в высшей школе); во-вторых, идей А.А. Спицына в отношении национальной археологии. Несомненно также и влияние на Бориса Александровича А.В. Арциховского. Последний, будучи в 1925–1929 гг. аспирантом Научно-исследовательского института археологии и искусствознания РАНИОН, читал лекции на историко-этнологическом факультете 1-го Московского государственного университета, которые слушал студент Б.А. Рыбаков, а также был одним из первых его наставников в полевой археологии. А.В. Арциховский, будучи сам сторонником идей А.А. Спицына, издал в 1930 г. книгу «Курганы вятичей», определив по археологическим данным ареал, занимаемый этим летописным племенем. Работа Б.А. Рыбакова о радимичах, по существу, написана в том же русле, что и работа А.В. Арциховского, то есть выполнена единомышленником.

В 1937 г. разгорелась серьезная дискуссия по вопросу методологии исследования ареалов летописных племен. Инициатором ее явился П.Н. Третьяков, который слушал лекции А.А. Спицына в стенах Ленинградского государственного университета, бывал у него дома и, казалось бы, более других должен был быть склонен к восприятию его идей. Однако получилось наоборот. На страницах ведущего издания «Советская археология» он выступил со статьей «Расселение древнерусских племен по археологическим данным», нарочито повторяя название статьи А.А. Спицына 1899 г., но начисто ее отвергая (Третьяков, 1937). По его мнению, нельзя привлекать материалы древнерусских курганных древностей для определения границ расселения летописных племен. П.Н. Третьяков в те годы начинал претендовать на роль ведущего археолога-слависта в стране и поборника новой марксистской исторической науки в области восточнославянской археологии. Решительно выступили с отстаиванием точки зрения А.А. Спицына москвичи, казалось бы, в полном противоречии с распространенными сейчас рассуждениями о коренном различии санкт-петербургской и московской археологических школ. Прежде всего это был А.В. Арциховский со статьей «В защиту летописей и курганов» (1937). На стороне последнего, естественно, был и Б.А. Рыбаков, опубликовавший в 1947 г. работу «Поляне и северяне». Ее публикацию, несомненно, задержала война. Постепенно полемика потеряла свою актуальность. Как отмечал И.И. Ляпушкин, «пересмотр взглядов А.А. Спицына на соотношение археологических памятников славян и летописных известий о славянских племенах Восточной Европы, предпринятый П.Н. Третьяковым, не имеет под собой почвы. П.Н. Третьяков не смог доказать несостоятельность взглядов А.А. Спицына…» (Ляпушкин, 1968. С. **). А.В. Арциховский и Б.А. Рыбаков, следовавшие наблюдениям основателя славяно-русской археологии, оказались правы. Долгие годы в полном соответствии с такими взглядами проходило и творчество выдающегося археолога-слависта В.В. Седова.

В 1930-х годах полевые исследования древнерусских городов все еще находись на начальной стадии – как в разработке методических приемов их изучения и фиксации результатов, так и в осмыслении получаемых материалов. Нельзя не упомянуть на этом фоне о грамотных раскопках Н.И. Репникова в Старой Ладоге (1909–1913 гг.) и довольно масштабных и целенаправленных работах в Киеве (1908–1914 гг.).

В 1929 г. А.В. Арциховский направился на свои первые раскопки в Новгород. Вместе с ним в качестве топографа-чертежника поехал и Б.А. Рыбаков. Начали с поисков древнейшего Новгорода на «Рюриковом» Городище, традиционно считавшемся местом расположения легендарного Славенска и являвшегося княжеской резиденцией в древнерусское время. Б.А. Рыбаков снял первый полный план этого уникального памятника. Общий вывод А.В. Арциховского прозвучал так: «Городище представляло из себя княжеский замок, со всех сторон окруженный водою» (Арциховский, 1930. С. 28). Несомненно, что молодые исследователи во время первой новгородской эпопеи обсуждали и проблемы становления городов, их поисков, роль княжеских резиденций. Именно тогда А.В. Арциховский и Б.А. Рыбаков положили начало новому подходу к изучению городской тематики: под руководством первого позже изучался регион Северной Руси, а второго – Южной Руси. Меньшую роль в разработке данного вопроса сыграл В.И. Равдоникас, продолживший работы Н.И. Репникова в Старой Ладоге, но всегда интересовавшийся тематикой более широкой, чем изучение только проблем Древней Руси.

В 1930-е годы Б.А. Рыбаков не терял интереса к вопросам археологии и истории Новгорода и Новгородской земли. Он принимал участие в раскопках на Славне и вместе с А.В. Арциховским опубликовал отчет об этих работах (Арциховский, Рыбаков, 1937), написал прекрасную статью о делении Новгородской земли на сотни (Рыбаков, 1938). Этот интерес не пропал и в дальнейшем. Б.А. Рыбаков был ответственным редактором трех томов серии «Новгородские грамоты на бересте» (Арциховский, 1954; Арциховский, Борковский, 1958а; 1958б), а в 1959 г. начал полемику с А.В. Арциховским о новгородской хронологии (Рыбаков, 1959; 1961; Арциховский, 1959; 1961). Эта дискуссия, несомненно, была полезна и привлекла пристальное внимание археологов к вопросам датировки слоев древнерусских городов и возможности их соотнесения с событиями письменной истории.

Однако основное внимание Б.А. Рыбаков уделял все же Южной Руси. Он всегда подчеркивал ведущую роль Киева в истории древнерусского государства, был убежденным сторонником празднования 1500-летия Киева как столицы Киевской Руси. Не случайно древнейший Новгород исследователь не рассматривал как второй важнейший государственный центр средневековой Руси, а называл «крепостицей», поставленной на далеком севере киевскими князьями. С именем Б.А. Рыбакова связано археологическое изучение Чернигова, Белгорода Киевского, Путивля, Вщижа, Любеча, Витачева, Тмутаракани и других городских центров. Им сделано множество ценных наблюдений как в области конкретной археологии, так и благодаря привлечению к ее пониманию письменных источников, а также данных этнографии, русских былин и фольклора.

Б.А. Рыбаков первым в отечественной науке поставил вопрос об археологическом изучении русских феодальных замков. Феодальный замок – специфическое явление в изучении городов, процесса градообразования и их типологии. Борис Александрович всегда много внимания уделял этому и отнюдь не случайно раздел о замках в многотомной «Археологии СССР» написал именно он. «Социологически замок – это владельческое феодальное поселение (резиденция), обычно укрепленное и являющееся центром вотчинных владений» (Рыбаков, 1985. С. 94). Исследователь прекрасно понимал, что выявить отличия феодального замка от всех прочих типов поселений можно лишь в результате широких археологических раскопок. Экспедиция под руководством Б.А. Рыбакова в течение четырех лет (1957–1960 гг.) раскапывала замок XI в. в Любече, построенный, по всей вероятности, Владимиром Мономахом в ту пору, когда он был черниговским князем (1078–1094 гг.). Археология дает свои критерии оценки поселений, а находки могут показать, какие из них рассматривать в качестве замков. Прежде всего, это присутствие дорогих импортных изделий. В Любече, к примеру, на территории княжеского двора найдено около 400 фрагментов поливной посуды, в то время как на всей остальной территории городища – лишь 17 обломков. Важнейшим наблюдением исследователя явилось то, что открытые во время раскопок большие ямы, считавшиеся ранее полуземляночными конструкциями, оказались углубленными основаниями значительных наземных сооружений. Изучение разрезов заполнений этих «полуземлянок» дало четкую картину потолочных прослоек и позволило ставить вопрос об этажности зданий.

Б.А. Рыбаков, начав рассмотрение проблемы древнерусских замков, сразу втянулся в круг неизученных тем древнерусской археологии. Для него стало очевидным, что многие замки Х–ХI вв. еще на протяжении существования Киевской Руси превращались в городки и в настоящие города, обрастали посадом, ремесленными участками, дополнительными укреплениями. В связи с анализом замков в полной мере была впервые поставлена проблема возникновения «малых городов» Древней Руси, которая в дальнейшем стала предметом специальных изысканий (Куза, 1989). Однако распространить схему формирования городов из замков на всю территорию Древней Руси исследователь не смог. «Замков» не оказалось в Северной Руси, хотя вполне очевидно, что первый опыт раскопок городского центра в Новгородской земле, осуществленный А.В. Арциховским при участии Б.А. Рыбакова, касался изучения именно княжеской резиденции – «Рюрикова» Городища. Б.А. Рыбаков в качестве «дворов-замков» предложил рассматривать новгородские городские усадьбы, хотя сам же справедливо замечал, что «они не являлись непосредственно центрами вотчин, микростолицами вотчинных микрогосударств, т. е. были лишены одного из основных признаков феодального замка» (Рыбаков, 1985. С. 94).

Сейчас не время детально анализировать эту проблему. Важно то, что впервые Б.А. Рыбаковым был поставлен вопрос о роли феодальных усадеб в формировании на Руси малых городов и их месте в структуре древнерусского общества.

Далеко не все в научном наследии академика Б.А. Рыбакова может быть принято современным историком, однако его выдающиеся заслуги в изучении Древней Руси и славянских древностей очевидны и неоспоримы. В череде юбилеев отечественных археологов и историков, которыми оказался так богат год 2008-й, одно из самых почетных мест занимает 100-летие Б.А. Рыбакова, внесшего огромный вклад в становление и развитие советской археологической науки.

Арциховский А.В., 1937. В защиту летописей и курганов. (Ответ на статью П.Н. Третьякова «Расселение древнерусских племен по археологическим данным») // СА. Т. IV. Л.

Арциховский А.В., 1954. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1952 г.). М.

Арциховский А.В., 1959. О новгородской хронологии // СА. № 4.

Арциховский А.В., 1961. Ответ Б.А. Рыбакову // СА. № 3.

Арциховский А.В., Борковский В.И., 1958а. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1953–1954 гг.). М.

Арциховский А.В., Борковский В.И., 1958б. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1955 г.). М.

Арциховский А.В., Рыбаков Б.А., 1937. Раскопки на Славне в Новгороде Великом // СА. Т. III. Л.

Борис Александрович Рыбаков / Вступит. статья С.А. Плетневой. Библиогр. сост. Р.И. Горячевой. М., 1968. (Материалы к биобиблиографии ученых СССР. Сер. истории; вып. 9).

Борис Александрович Рыбаков / Вступит. статья С.А. Плетневой и Т.В. Николаевой. Библиог. сост. Р.И. Горячевой, И.М. Зарецкой и Г.Т. Серовой. 2-е изд., доп. М., 1978. (Материалы к биобиблиографии ученых СССР. Сер. истории; вып. 12).

Гайдуков П.Г., Макаров Н.А., 2008. Академик Борис Александрович Рыбаков. К 100-летию со дня рождения // Вестник истории, литературы, искусства. Т. V. М. (в печати).

Куза А.В., 1989. Малые города Древней Руси. М.

Ляпушкин И.И., 1968. Славяне Восточной Европы накануне образования древнерусского государства. М. (МИА. № 152).

Макарова Т.И., 1998. К 90-летию академика Бориса Александровича Рыбакова // РА. № 2.

Медынцева А.А., 1998. Б.А.Рыбаков – историк-энциклопедист нашего времени // Культура славян и Русь. М.

Рыбакоў Б.А., 1932. Радзiмiчы // Працы сэкцыi археолёгii Беларускай АН. Т. III. Менск.

Рыбаков Б.А., 1938. Деление Новгородской земли на сотни в XIII в. // Исторические записки. Т. 2. М.

Рыбаков Б.А., 1947. Поляне и северяне (К вопросу о размещении летописных племен на Среднем Днепре) // СЭ. № VI-VII.

Рыбаков Б.А., 1959. К вопросу о методике определения хронологии новгородских древностей // СА. № 4.

Рыбаков Б.А., 1961. Что нового вносит в науку статья А.В. Арциховского «О новгородской хронологии»? // СА. № 2.

Рыбаков Б.А., 1985. Замок // Археология СССР. Древняя Русь. Город, замок, село. М. (Раздел главы 3).

Спицын А.А., 1899. Расселение древнерусских племен по археологическим данным // ЖМНП. VIII.

Тихонов И.Л., 1991. Из эпистолярного наследия А.А. Спицына (Письма к С.Ф. Платонову) // СА. № 2.

Третьяков П.Н., 1937. Расселение древнерусских племен по археологическим данным // СА. Т. IV. Л.