Герменевтика как общая методика наук о духе
жүктеу/скачать 286.5 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Герменевтическая проблематика в современном сознании
- Объективации духа
- Смыслосодержащие формы
- Функция презентации и смысл выражения
| Betti E. Hermeneutik als allgemeine Methodik der Geisteswissenschaften. Mohr, Tübingen, 1962
Перевод с немецкого: Е.В. Борисов Эмилио Бетти Герменевтика как общая методика наук о духеГерменевтическая проблематика в современном сознанииГерменевтика как исследование общих проблем истолкования, столь мощно возвысившаяся в ту славную эпоху европейского духа, что мы называем романтизмом, и объединившая исследовательские усилия во всех науках о духе: усилия языковедов, таких как Вильгельм фон Гумбольдт, и теологов, как Аст, Август Вильгельм Шлегель и Бек; правоведов, как Савиньи, и историков политики, как Нибур, затем Ранке и еще позже Дройзен, — древняя и почтенная герменевтика (как учение об истолковании) в сегодняшней Германии уже не является в достоянием живой мысли гуманитариев: похоже, нынче она стала старомодной. Сегодня мы видим, что в Германии — если отвлечься от отдельных значительных исключений — богатое наследие герменевтической мысли напрочь забыто, связь с великой романтической традицией прервана (и масштабы этого разрыва едва ли поддаются обозрению). Эту духовную ситуацию нашего времени своеобразно осветил один доклад, совсем недавно, 28 января 1959 г., прочитанный в Дюссельдорфе на заседании Исследовательского общества Северный Рейн-Вестфалия профессором Коингом; этот доклад, посвященный “юридическим методам истолкования и учениям общей герменевтики”, читался в кругу коллег, который лишь наполовину состоял из юристов. Среди своих соотечественников автор выразил сожаление о том, что в общем сознании герменевтическая проблематика отошла сегодня на второй план, а между тем в новейшее время именно немецкие исследователи, такие как Вильгельм Дильтей и Георг Зиммель, существенно продвинулись в ее разработке, что явствует, помимо прочего, из высокой оценки, данной их результатам философом Коллингвудом, социологом Ароном и историком Марру. Характерна при этом сдержанная позиция докладчика, который в своем изложении литературы ограничился весьма неопределенными сведениями и не счел нужным дать слушателям точного представления [о своих источниках]1. Объективации духаНет ничего ближе человеческому сердцу, чем взаимопонимание с другими людьми. И нет для человека ничего более соблазнительного, чем дерзновение понять стершиеся человеческие следы, которые вдруг являются перед ним и обращаются к нему. Где бы мы не обнаружили смыслосодержащие формы2, посредством которых другой дух заговаривает с нашим духом, наша способность истолкования задается целью выведать заключенный в них смысл. Все в диапазоне от вскользь брошенных слов до окаменевшего источника и немого памятника, от текста до шифра и художественного символа, от артикулированной речи до фигуративно-образного и звукопоэтического изображения, от объяснения до действия, от выражения лица до стиля поведения и характера3 — словом, все, что наш дух способен воспринять от чужого духа, требует и ожидает от нас понимания4. Конечно, мы не должны смешивать различные уровни, на которых нам являются многообразные объективации духа. И прежде всего нам следует строго отличать высказывание от звуков, в которых оно воплощается, и от знаков, в которых оно фиксируется. Нам вообще следует остерегаться смешения воспринимаемого носителя, который, идет ли речь об устойчивой или мимолетной объективации, относится к физическому уровню, со смысловым содержанием, которое вверено этому носителю как средству трансляции (Fortleitung): это средство определенным образом несет с собой (mitführt) смысл, содержание которого принадлежит уже не физическому, но принципиально иному уровню5. Смыслосодержащие формыС другой стороны, мы должны столь же отчетливо понимать, что истолкование возможно лишь применительно к смыслосодержащим формам; при этом понятие “форма” должно быть определено весьма широко, а именно как единая структурная взаимосвязь, в которой различные элементы соотнесены друг с другом, причем эта взаимосвязь должна быть пригодна к тому, чтобы сохранять в себе отпечаток духа, который сотворил ее или воплощен в ней. Впрочем, функция презентации (Darstellungsfunktion), существенным образом присущая смыслосодержащей форме и опосредующая [наше] знание [о ней], вовсе не обязательно должна быть осознанной: благодаря презентирующей функции смысловое содержание соответствующей формы познается так, что чужой дух, который, однако, имеет глубочайшее внутреннее родство с нашим духом, через это опосредование “заговаривает” с нами, обращаясь к нашей проницательности (Einsichtsvermögen) с некоторым притязанием6. Лишь посредством такого рода смыслосодержащих форм — которые либо даны в актуальном восприятии, либо же могут быть оживлены в воспоминании как образы памяти — человеку открыта возможность установить духовную общность с другими людьми7. Но мы поддались бы грубому материалистическому предрассудку, если бы сочли эти формы (прежде всего формы декларативного характера) своего рода вместилищем или упаковкой, которую передают от одного к другому и тем самым осуществляют что-то вроде трансляции заключенных в ней мыслей8. На самом деле человеческое взаимопонимание не сводится к обмену материальными знаками или к некоему трансляционному автоматизму, благодаря которому люди побуждали бы друг друга к одинаковым мыслям, — оно обеспечивается тем, что люди активизируют друг в друге соответствующие элементы собственных миров представлений и понятий, так что в каждом звучит одна и та же струна духовного инструмента, вызывающая соответствующие мысли9. Ибо лишь изнутри, из собственной спонтанности исходит импульс, раскрывающий врата духа: воспринятое извне есть не более, чем повод для резонанса и созвучия. Функция презентации и смысл выраженияМежду прочим, истолкование ни в коей мере не предполагает, что мысль была выражена вовне (geäussert) сознательно: с целью презентации или ради сообщения, ориентированного на социальную жизнь. Мыслительная деятельность, лишенная такой ориентации, деятельность, сама по себе не направленная на сообщение мысли10, тоже становится предметом истолкования, когда мы беремся извлечь из нее смысл выражения, ставший в ней познаваемым, т.е. прочесть в ней ее пластический (Gestaltungs-) или жизненный стиль. Прежде всего, всякое практическое действие имеет свое собственное, возможно, неосознанное, но все же симптоматическое смысловое содержание, которое может быть выявлено на пути рефлексивного осмысления, если мы зададимся целью оценить и развернуть его как указание на позицию самой действующей личности и ее особый способ видеть вещи и судить о них. Конечно, трудно сделать такого рода обратное заключение на основе одного единственного поступка, если не известны ни его обстоятельства, ни предшествующие ему или следующие за ним события, которые вместе с этим поступком образуют единую цепь; если же они известны, мы можем принять в расчет и целостную личность. У юриста, как и у историка, этот интерес обусловлен тем, что практическое поведение — именно потому, что презентация не является его сознательной целью — дает наиболее подлинные и достоверные улики, выдающие установку действующей личности, т.е. оно позволяет с уверенностью сделать обратное заключение к доминирующему способу ее мышления. У историка этот интерес возникает в связи с задачей установить, отталкиваясь от фактически реализованной максимы поведения, действительную ценностную шкалу задействованных в игре интересов — систему ценностей, правдивому изъявлению которой препятствуют морализаторские тенденции, приводящие к ее перетолкованию в возвышенном смысле, или даже заинтересованность действующего в том, чтобы его мотивы не были прозрачны. Стоит отметить, что даже в указанных случаях предметом истолкования остается объективное действие мысли, которое может быть выявлено в практическом поведении11. Поскольку же это действие должно быть оценено как опосредованное, или имплицитное проявление определенного способа видеть и мыслить, постольку поведение, рассмотренное в плане его ценности как симптома, вполне можно считать смыслосодержащей формой в широком смысле объективации духа. Здесь мы имеем герменевтическое различение, связанное с сущностными чертами функции презентации, поскольку она дана вместе со смыслосодержащими формами: эта функция может присутствовать непосредственно или опосредованно, иметь отчетливое выражение и сознательное исполнение или оставаться имплицитной и неявной. Так, в историческом материале различают между свидетельствующими источниками, дошедшими до нас посредством устной речи, письма или предметов, и остатками, следами и находками, выступающими из прошлого как его фрагменты: при этом последние характеризуются отсутствием сознательной функции презентации, но также и связью, соединяющей осколок с целым прошлой эпохи. жүктеу/скачать 286.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|