Герменевтика как общая методика наук о духе
Экзистенциальное обоснование герменевтического круга
жүктеу/скачать 286.5 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Вопрос о правильности понимания
Экзистенциальное обоснование герменевтического кругаПроследим внимательно ход мысли Гадамера87. Предварительное “смыслоожидание” интерпретатора подлежит коррекции, когда того требует текст. При этом “текст объединяется в целостность определенного мнения при ином смыслоожидании”. Так процесс понимания88 “постоянно переходит от целого к части и обратно к целому”: задача состоит в том, чтобы “концентрическими кругами расширять единство понятого смысла”. “Соответствие всех частностей целому есть критерий правильности понимания”. Однако Гадамер89, поскольку он ставит перед герменевтикой задачу “установления отсутствующего или восстановления нарушенного согласия”, считает, что “цель всякого взаимопонимания и всякого понимания есть достижение согласия в том, что касается самого дела” — содержательного согласия. При этом он90 принципиальным образом противопоставляет шлейермахеровский идеал объективности, означающий, что герменевтическая теория не должна считаться с конкретностью исторического сознания интерпретатора, — и хайдеггеровское экзистенциальное обоснование герменевтического круга, означающее, по его мнению, “некий решительный поворот”. Учение Шлейермахера предписывает интерпретатору такую позицию, благодаря которой он полностью переносится в духовную перспективу автора текста и уже оттуда решает все странности и загадки, встречающиеся в тексте. “В противоположность этому Хайдеггер описывает круг целого и части так, что предвосхищающее движение предпонимания постоянно определяет понимание текста”. По Гадамеру91, антиципация смысла, которая должна направлять наше понимание текста, “определяет себя из непрерывно образующейся общности, связывающей нас с преданием”: согласно этим воззрениям, круг “описывает онтологический момент понимания”. Поэтому стремление к пониманию всегда направляется предпосылкой, которая гласит, что “понятным является лишь то, что действительно представляет собой законченное смысловое единство”92. Эту предпосылку, направляющую всякое понимание, Гадамер предлагает именовать “предвосхищением завершенности”. Вопрос о правильности пониманияЯвная сомнительность предложенного Гадамером герменевтического метода видится мне в том, что он, хоть и делает возможным взаимопонимание меду текстом и читателем — т.е. между по видимости доступным смыслом текста и его субъективным постижением, — тем не менее никак не может обеспечить правильность понимания, ибо для этого необходимо, чтобы искомое понимание совершенно адекватным образом соответствовало базовому смыслу текста как объективации духа. Лишь в этом случае процесс истолкования надежно гарантировал бы объективность результата. А доказать, что объективность ускользает от предложенного метода, и что речь идет у Гадамера, собственно, только о внутренней когерентности и связности искомого понимания, нетрудно: достаточно обратить внимание на рекомендации автора. При чтении текста мы исходим (говорит он) из предпосылки завершенности: и лишь тогда, когда эта завершенность недостижима или неполна, т.е. текст остается непонятным, мы ставим его под вопрос, “сомневаемся в точности дошедшего до нас текста и думаем о том, как бы нам исправить эту неточность93”, чтобы достигнуть содержательного согласия94. Стало быть допускаемое здесь “предвосхищение завершенности” само всякий раз оказывается содержательно определенным. Этим “предполагается не только имманентное смысловое единство, направляющее того, кто читает, — читатель постоянно руководствуется в своем понимании еще и трансцендентными (по отношению к тексту) смыслоожиданиями, вытекающими из его отношения к истине того, что говорится в тексте”95. По мнению автора, “лишь неудавшаяся попытка считать сказанное истинным приводит к стремлению “понять” текст — психологически или исторически — как чужое мнение”. “Таким образом, предрассудок завершенности содержит в себе не только формальный момент, гласящий, что текст должен в совершенстве (т.е. ясно и связно) высказать свое мнение96, но также и то, что сказанное текстом есть совершенная истина”. Так рассуждает Гадамер. Он, таким образом, исходит из предпосылки, согласно которой призванный к пониманию интерпретатор притязает захватить монополию на истину, если и не в качестве некоего приобретения, то в качестве контрольной инстанции. По моему же мнению, интерпретатор должен удовольствоваться тем, чтобы постигнуть чужое мнение текста именно как чужое и значимое в качестве чужого, даже если в нем обнаруживаются ложные взгляды. Автор и сам97 вынужден признать ряд несомненных исключений, не подпадающих под мнимое предвосхищение: например, в случае измененного или шифрованного письма, для расшифровки которого интерпретатор должен применить к нему ключ фактического понимания. Но если принять в соображение тот факт, что в человеческое использование языка всегда несет в себе некоторый избыток смысла, поскольку оно, будучи направляемо невысказанными ценностными предпосылками, имеет эллиптический характер, — то нам придется обобщить это исключение и отбросить предпосылку мнимой связности речи. Что касается, далее, установки исторического истолкования, то Гадамер98 смешивает позиции историка права и юриста, призванного к применению права, поскольку не признает принципиально различную направленность руководящих ими интересов и усматривает в юридической герменевтике, в силу ее обращенности к настоящему, “искомую модель отношений между прошлым и настоящим”99, которую науки о духе должны постоянно удерживать в поле зрения. Правда, Гадамер признает, что историк, желающий выявить историческое значение некоторого закона100, не может отвлечься от того, что речь идет здесь о правовом творчестве, которое желает быть понято юридически101. Однако особый случай историка, рассматривающего текст закона, который действует еще и сегодня102, он берет в качестве образца, определяющего “наше отношение ко всякому историческому преданию”. Он полагает, что “историк, стремящийся понять закон, исходя из той правовой ситуации, в которой он возник, не может не учитывать его последующего правового воздействия: оно дает ему в руки те вопросы, с которыми он обращается к историческому преданию”. Хорошо: но это — только следствия и отдаленные воздействия, которые могут и не достигать сегодняшнего дня, которые, во всяком случае, не определяют практическую установку историка по отношению к современности и не должны оказывать непосредственного влияния на его позицию. Поэтому на все вопросы, которые у Гадамера103 следуют непосредственно за этим утверждением, следует ответить отрицательно. Он спрашивает: нельзя ли сказать о любом тексте, что он должен быть понят в том, что он говорит, и не значит ли это, что он всегда нуждается в определенной проекции (Umsetzung)? И не осуществляется ли эта проекция как опосредование настоящим? Мы отвечаем решительным нет. Правда, инверсия творческого процесса в процессе истолкования требует перемещения смысла из изначальной перспективы автора104 в субъективность интерпретатора. Но это отнюдь не то же, что “проекция” в смысле “опосредования современностью”. Современность пробуждает и стимулирует ноэтический интерес к пониманию, но при перемещении “subjective stance” она должна остаться вне игры. В приведенный вывод вкрадывается подмена понятий, которая, я думаю, выражается в следующем рассуждении105. Предмет исторического понимания — не события, но их значение (в соотнесенности с настоящим): т.е. их значимость для сегодня106. Поэтому-де такое понимание описано неправильно, если мы говорим о сущем-в-себе предмете и под-ходе субъекта к этому предмету107. В действительности сущность (так понятого) исторического понимания всегда уже предполагает, что движущееся к нам предание обращается к настоящему и должно быть понято в этом опосредовании Прежде и Сегодня, более того: оно должно быть понято как это опосредование Прежде и Сегодня. жүктеу/скачать 286.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|