Гунтхард Вебер практика семейной расстановки

Своим сосредоточенным присутствием терапевт помогает и кли­енту встать на эту позицию и прийти к пониманию и силе, которые она дает. Часто бывает так, что клиент не выдерживает этого понима­ния и снова для него закрывается. И с этим терапевт тоже соглашает­ся, оставаясь сдержанным. Здесь он тоже не позволяет втянуть себя в переплетение с судьбой клиента и его семьи, претендуя на что-то внут-

40

ренне или внешне. Это может показаться жестоким, но опыт говорит о том, что какдля терапевта, такидля клиента каждое подаренное таким образом понимание несовершенно и преходяще.

Два рода знания

Спросил ученый мудреца, как Единичное сосуществует с Целым и чем отлично знание о Многом от знания о Полноте.

Мудрец сказал:

«Становится разрозненное целым, когда свое находит средоточье, и действует совместно.

Лишь через средоточье Множество становится

действительным

и важным,

и Полнота его

тогда нам кажется простой,

почти что малой,

спокойною,

на ближнее направленною силой,

что остается внизу и

близко к несущему.

Поэтому, чтоб Полноту постичь

иль поведать,

мне нет нужды в отдельности

все знать

говорить,

иметь,

и делать.

через одни ворота входит.

Кто в колокол ударит раз,

одним лишь звуком будит многие другие.

41

Тому, кто с ветки яблоко сорвал,

Он просто держит его в руке

и ест».

Ученый возразил:

тот каждую подробность знать обязан».

Мудрец и это опроверг.

«О старой истине известно очень много.

Та истина, что путь прокладывает дальше,

нова

Ибо исход ее,

как дерево в ростке,

в ней же самой сокрыт.

И потому, кто действовать не смеет,

желая больше знать,

чем следующий позволяет шаг,

тот упускает то, в чем сила.

Он принимает

монету за товар,

а деревья

превращает в древесину».

Ученый посчитал,

что это только часть ответа,

и попросил

дальнейших объяснений.

Но мудрец лишь головою покачал,

поскольку Полнота сначала что бочка,

молодого полная вина:

оно сладко и мутно.

Дать нужно время ему

перебродить,

пока оно прозрачным станет.

Кто пьет его,

не ограничившись глотком на пробу,

тот, опьянев,

теряет равновесье.

42

Мудрость не приходит к ленивым

Альбрехт Map

В семейной расстановке чаще, чем в любой другой форме терапии, я встречался с феноменом ведущего нас знающего поля. И до сих пор знающее поле остается для меня самым удивительным и поразитель­ным в семейной расстановке. Именно на нем я и хотел бы сосредото­читься прежде всего. При этом я, может быть, несколько бессистемно коснусь вопросов, относящихся к этой теме.

Со временем мне стало ясно, что мудрость хороших решений в се­мейных расстановках зависит не только от нас, клиентов или терапев­тов, она есть в энергетическом поле самой расстановки: это скорее хо­рошие решения находят нас, чем мы находим или изобретаем их.

Первым шагом к такому открытию (и подобное случалось пере­жить многим из нас) стало наблюдение за работой Берта Хеллингера. Я сидел всего в нескольких метрах от его «поля деятельности», то есть расстановки, и каждый раз бывал совершенно поражен шагами к ре­шению, которые он предпринимал. Казалось, они с легкостью при­ходили ему в голову, я же не додумался бы до них никогда.

С одной стороны, это говорит о большом опыте Берта и его осо­бой харизме. Но потом, уже в собственной работе с расстановками, я испытывал абсолютно то же самое: в конце я часто бывал точно так же поражен хорошими, действенными решениями и путем к ним — я не знал точно, как это получалось. Так это мне удалось решение, это я — его автор? Да, наверное, и я тоже, но, по существу, мной и группой воспользовалось нечто, чему мне следовало отдать должное.

Потом это нечто, которое я назову пока знающим полем, особым и недвусмысленным образом меня с собой познакомило. Довольно долгое время в начале каждой расстановки мне казалось, что на этот раз решения мне, наверное, не найти, что, может быть, все пойдет не так, как надо. Это было пронзительное, поначалу очень неприятное чувство бессилия, которое невозможно было объяснить просто моей неопытностью или какими-то фактами моей биографии.

Нет, это нечто иное: знающее поле лишает силы все представления 0 том, что «это я создаю или нахожу решение; я знаю, я до зубов воору­жен порядками любви и фразами силы». С такой позицией, пусть она Даже очень деликатна, нас изгоняют из этого поля и полностью обезо-РУЖивают — до тех пор, пока мы не сможем позволить себя вести.

43

Как уже было сказано, этот «исправительный» процесс иногда очень неприятен. Помню, однажды во время путешествия в горы мы поднима­лись к приюту для альпинистов, и нашу маленькую группу обогнал, по всей видимости, альпинист-экстремал. Все свое снаряжение он очень эффектно нес на виду — на себе и подвешенным крюкзаку. Мимо нас оц прошел, во всеуслышание гремя всеми своими крюками и карабинами. Наш старый проводник, усмехнувшись, посмотрел ему вслед и произ­нес: «Хороший хозяин приюта впускает таких «мастеров» только после того, как они во всем обмундировании три раза обегут вокруг хижины, потому что мастера здесь не мы — горы».

В маленькой истории Чжуан Цзы, великого поэта Дао, об этом говорится так:

«Владыка желтой земли бродил за пределами мира. Вот пришел он на очень высокую гору и стал созерцать круговорот вечного воз­вращения. И тут он потерял свою волшебную жемчужину. На ее поиски он отправил познание и не получил ее обратно. Он отпра­вил на ее поиски проницательность и не получил ее обратно. Он отправил на ее поиски мышление и не получил ее обратно. Тогда он отправил самозабвение. Самозабвение ее нашло».

Что же такое это поле? И что может помочь нам прийти к тому самозабвению, которое является, возможно, самым эффективным нашим вкладом в успех расстановки? На этот вопрос я отвечу в три этапа, рассказав при этом, во-первых, кое-что о морфическом поле, во-вторых, об ориентированности на решение и, в-третьих, о квали­фикации, необходимой для работы методом расстановки.

1. Что такое силовое поле расстановки, нам поможет понять тер­мин «морфическое поле», принадлежащий английскому биологу Ру­перту Шелдрейку. Так, вся природа, от фотона и снежинки, живых организмов и семей, вплоть до планет и галактик, организована с помощью полей, в сфере влияния которых соответствующая энергия каждый раз особым образом связывается и организуется. Благодаря этим организующим энергетическим полям возникают формы как физических, так и духовных свойств всех явлений. Особенно важны здесь два тезиса: во-первых, поле обладает памятью о своей истории,

44

во-вторых, оно вступает в резонанс с другими полями и непрерывно развивается и учится.

Благодаря резонансу мы можем войти в контакт как с хорошей, так и с плохой составляющей этого знания. Наша позиция, наша ду­шевная установка по отношению к этой системе и, соответственно, к ее расстановке заставляет звучать тождественные ей содержания си­стемы (Шелдрейк называет это «морфическим резонансом»). Это оз­начает, что они становятся зримыми, ощутимыми, короче говоря, воспринимаемыми. Их могут воспринимать все участники расстанов­ки, кто, пребывая в чужом поле, готов открыться этим феноменам резонанса. То есть поле отвечает нам на том уровне, на котором мы задаем ему вопрос. Мы вступаем во взаимодействие с ним там, где находимся сами: если мы готовы к новому пониманию и задаем воп­росы, идущие из самого сердца, поле делает нас проницательней и мудрей, чем мы были до того, так что иногда мы сами поражаемся тому, что из нас вдруг выходит.

Юрек Беккер в своем последнем интервью («Spiegel» 13/97 от 24.03.97), которое он дал за четыре недели до смерти, сказал. «Иногда я читаю свои тексты и прихожу к выводу, что эти тексты на самом деле умнее, чем я. Тогда я спрашиваю себя, как это возможно — ведь напи­сал их я, никто третий в этом не участвовал». Кто знает, может быть, все-таки участвовал — некое знающее поле, которое открывается ему, когда он, собравшись, открывается этому полю. Юрек Беккер называ­ет эту свою часть «актом написания». Но как это не назови — покрови­тельницей ли искусства, то есть музой, или бессознательным, или по­лем, — существует некое «оно», которое в сотворческом акте действует в любом виде искусства, в том числе в искусстве семейной расстанов­ки, информирует нас и делает иногда мудрее, чем мы есть.

Небольшой пример

Женщина делала расстановку своей нынешней семьи по поводу недер­жания мочи у ее 13-летнего сына. Она привыкла самостоятельно справлять­ся со всеми тяготами, которые ложились на ее плечи, поскольку ее родители страдали хроническими нервными заболеваниями. И теперь, в расстановке, она увидела, что взяла на себя слишком много, что ей нужна поддержка, и МУЖ ей с радостью эту поддержку оказывал. Когда 13-летний сын увидел эту картину, он оживился и просиял — и поле просто вложило мне в уста слова, в которых заключалось решение: «Мама, если ты позволишь папе поддер­жать тебя, я сумею сдержаться».

45

Терапевт, занимавшаяся с этим мальчиком, использовала этот об­раз-решение в качестве образца для своей дальнейшей работы. Потом она рассказывала о заметном улучшении у мальчика.

Ориентированность на решение — это, во-первых, весь постоян­но меняющийся свод «порядков любви» с их обнаружением и факти­ческим состоянием, составляющих специфику и особенность подхо­да Берта Хеллингера. Я хочу лишь вкратце об этом напомнить. Речь идет о поиске судеб первичной любви ребенка и ее превращении из слепой в разумную, зрячую любовь; об освобождении от идентифи­кации с «выдворенными» из системы и обесцененными членами се­мьи путем включения их в семейную систему; о превращении при­знанной вины в силу, направленную на добро; о познании того, что от мертвых, если им отдают должное, исходит доброжелательность и сила; а также о переживании решения как некоего религиозного опы­та, который может открыть путь к принятию тяжелых судеб, болезни и смерти.

На этом фоне, действующем, как мне кажется, подобно сильно­му, ясному и гармоничному основному аккорду, в начале семинара по семейным расстановкам я говорю исключительно что-то вроде: «В течение этих дней мы будем искать в наших семейных системах доб­рые, поддерживающие силы, которые могут помочь нам найти хоро­шие решения для нас и наших близких».

Меня по-прежнему поражает воздействие этого фона и этих не­скольких слов. Мне кажется, это как призыв к Божественному бла­гословить предстоящую работу. Или, в терминах поля: установка на помощь сил системы ведет к резонансу именно с этими силами в поле расстановки, со всеми замечательными следствиями этого процесса. Группа создает удивительную стойко-несущую и уважительную ат­мосферу, какой я не видел в других контекстах, например, групповой динамики или анализа. И как типичный феномен резонанса здесь снова и снова возникает что-то вроде «благодатного круга» в проти­воположность кругу порочному: добро ведет к большему количеству добра и т. д. Для меня это одна из важных причин, по которым я так люблю эту работу.

Приведу небольшой пример такого «благодатного круга». Одно­временно это и пример холистического характера системы, где реше-

46

ние для одного всегда является импульсом к переменам в целом. И, в конце концов, это пример эффективного обращения с решением.

Обратимся теперь к другой важной составляющей ориентирован­ности на решение. Мы помним: волшебная жемчужина, особая сила работы методом семейной расстановки, раскрывается только в состо­янии самозабвения. Другими словами, одной из важнейших и эффек­тивнейших интервенций при поиске решения является не-знание.

He-знать — это означает все что угодно, только не «ничего-не-знать». Как раз наоборот: это значит обладать большим багажом тео­ретических знаний и клинического опыта и доверять тому факту, что знающее поле расстановки воспользуется нашими способностями, при том что выход нам неизвестен. Поэтому я готов сказать и так: сведущее самозабвение.

В расстановках часто случается так, что мы не знаем, что делать дальше, мы не имеем об этом ни малейшего представления и блужда­ем в потемках, и это как раз самые плодотворные моменты. Тогда мы вместе со всеми нашими представлениями, желаниями и надеждами поневоле отступаем назад и таким образом оставляем поле свобод­ным для собственного решения этого поля, этой семьи. Если сказать об этом искренне и не манипулятивно, то это звучит так: «Я не знаю, я ничего не могу найти, тут не хватает чего-то важного». Это значит отказаться от того, чтобы вести расстановку самому, что часто стано­вится началом ведомости системой и ее полем. И тогда через некото-Рое время растерянности поле обычно дает о себе знать через кого-то из участников расстановки: это может быть изменение в ощущениях, новое восприятие или желание что-то сделать.

47

Приведу пример

На первом и единственном пока общем собрании он сталкивается с тем, что коллектив в шоке из-за недавно случившегося самоубийства одного па­циента, бывшего офицера госбезопасности ГДР. Сначала он проходил лече­ние в закрытом отделении больницы в связи с острой суицидальностью, но затем, после явного уменьшения угрозы суицида, был переведен в отделе­ние зависимостей по поводу алкоголизма, где очень жестоким и кровавым способом «себя казнил», как это было воспринято персоналом.

Сначала в расстановке никак не удается найти решение, и прежде всего не получается воздать уважение и вес руководителю отделения и цели — эффективному лечению страдающих зависимостями пациентов. Все участники напряжены, подавлены, и все попытки перестановок прак­тически ничего не меняют. Я говорю, что не могу найти никакого реше­ния, так как не вижу, что здесь могло бы помочь коллективу и заведую­щему. И жду. Спустя некоторое время, в течение которого напряжение не спадает, заместитель, представляющий в расстановке врачей-ассистен­тов, говорит: «То, что здесь происходит, как-то связано с бывшей ГДР, с тем, что там было, я тоже во всем этом был» Таким образом было дано решающее указание рядом с каждым членом коллектива мы ставим по одному человеку, который представляет его или ее тень, — все то, что он или она совершили или пережили в бывшей ГДР. В том числе мы ставим тень заведующего — его собственную беду или переплетение. Когда все участники на мгновение кладут на свои тени руки — что для некоторых очень нелегко, — наступает мир и тишина. Теперь коллектив мог увидеть и признать руководителя и цель.

Через восемь недель после той расстановки заведующий сказал мне, что ему по-прежнему нелегко ездить на эту работу, но образ тени его успокаива­ет и приносит облегчение, тень стала для него добрым спутником. В первый раз с момента вступления в должность началось что-то похожее на работу: коллектив бойкотировал проведенное заведующим анкетирование и смог потом об этом говорить, а также о своем большом страхе перед последстви­ями, которые может иметь откровенность, а это уже первый шаг к работе.

Думаю, хорошо, что я тогда действительно не знал, что делать дальше. И тем самым уступил место тем, о ком шла речь, и они сами смогли найти целительное указание, которое, возможно, станет на­чалом осторожного и примирительного обращения с бедой и виной — иным, чем архаичный самосуд офицера Штази*, каким бы неизбеж­ным он ни был для него самого. Это и есть то, что я воспринимаю как

* Служба госбезопасности в ГДР и самая мощная после советского КГБ тайная политическая полиция в бывших странах Варшавского договора — Прим. ред

48

мудрость расстановки — мудрость, находящую нас, когда мы сами най­ти ее уже не способны.

Так что в хорошем решении «полезной для здоровья усадке» под­вергается не только расставляющий свою систему клиент, этот цели­тельный процесс переживает и терапевт. Недавно на семинаре впер­вые присутствовала моя жена и наблюдала меня в работе. Во время первого перерыва я с ожиданием спросил ее о впечатлениях и был довольно обескуражен ее ответом. «Ты стал меньше, ты как-то съе­жился, — сказала она, — это делаешь не ты — тут есть что-то еще, и оно тебя ведет».

О том, что речь здесь идет не о ложном смирении, а достоинство и готовность «становиться меньше» — вещи вполне совместимые, го­ворится в одном саксонском анекдоте. Приходит саксонец в магазин и просит глобус. Продавец приносит ему глобус, но, на взгляд сак­сонца, он слишком велик. Ему приносят другой, поменьше, и тот тоже оказывается слишком большим, как и третий, который принес ему продавец. В конце концов, покупатель заявляет: «Знаете, мне бы со­всем маленький глобус, где одна Саксония».

Теперь я подхожу к последнему пункту, который причисляю к ори­ентированности на решение, и это нечто очень деликатное. Это го­товность к познанию благоговения, почтения, тишины, красоты и даже святости, которая может быть в «да, это так» какого-нибудь ре­шения. Решения соединяют нас с несущими взаимосвязями, кото­рые выходят далеко за пределы наших личных «могу», которые мы познаем, но описать можем лишь отчасти. В первую очередь мы дол­жны испытывать к ним благодарность, ибо, если решение выливает­ся в подобный религиозный опыт, мы знаем, что на этот раз достигли Цели.

3. Какой квалификацией нужно обладать, чтобы правильно обра­щаться со знающим полем и его силами?

4-3705 49

Американский инженер Томас Эдисон, которому мы, помимо про­чего, обязаны лампочкой накаливания, микрофоном и граммофоном, сказал однажды о возникновении важных изобретений и открытий так: «Это на 1% инспирация и на 99% — транспирация». Очень похожа на это высказывание одна буддистская поговорка: «За каждой драгоцен­ностью стоит 5000 потных лошадей».

Так я добрался до первой части своей темы: «Мудрость не прихо­дит к ленивым». Теперь речь пойдет о прилежании и технике. И если то, что я скажу дальше, напомнит приезд в Тулу с парочкой своих самоваров, так это потому, что мне кажется, еще для нескольких штук места там хватит вполне.

Тот, кто занимается семейной расстановкой, должен иметь со­лидное базовое психотерапевтическое образование и многолетний клинический опыт. Семейные расстановки, какими бы простыми они иногда ни казались, это очень мощный инструмент, обращение с которым требует высокой компетентности, и не в последнюю оче­редь из-за тяжелых кризисных обострений, которые здесь могут про­изойти.

Сегодняшняя ситуация с семейной расстановкой несколько на­поминает мне распространение гештальттерапии в Германии в на­чале 1970-х. Тогда я, едва окончив медицинский институт и только начав учиться анализу, в полном восторге прочитал две книги Фри­ца Перлза и тут же в качестве «ученика волшебника» начал прово­дить эти идеи в жизнь на своем первом рабочем месте, в студенчес­кой консультации Геттингена. На «горячем» стуле сидел студент с угрозой психоза. Под моим «руководством» он должен был снова прочувствовать невыносимые для него части души. Слава Богу, мое­му шефу Экхарту Шперлингу удалось вовремя предотвратить угрозу «выхода из берегов» и преподать мне урок стойкого чувства благо­творного стыда.

К хорошему образованию и клиническому опыту прежде всего от­носятся еще и солидные знания о самих себе, реалистичная оценка собственных способностей и границ, а также основательные знания типичных склонностей и «слепых пятен» в глухих зарослях переноса и контрпереноса — другими словами, основательное самопознание. В этом отношении особенно многим (в смысле способности целесо­образно обращаться и уметь играть с собственными идиосинкразия-ми в психотерапевтическом контексте) я обязан психоанализу как инструменту обучения и тренировки. Да, в сущности, психоанализу я обязан основами для того, чтобы выйти за его рамки в семейной расстановке.

50

Техниками (в узком смысле) метода Берта Хеллингера овладевают — наряду с изучением книг и видеозаписей — в первую очередь опять же через собственный опыт, то есть через честную работу над собственны­ми переплетениями, что позволяет нам примириться с важными для нас близкими людьми и нашей судьбой, а это несомненно долгий про­цесс созревания.

И, в конце концов, необходимой техникой можно овладеть на кур­сах повышения квалификации (которые с некоторыми исключениями пока еще находятся in statu nascendi*), где речь идет прежде всего об интенсивной практической работе с расстановками под наблюдением супервизора.

Еще одно слово по поводу обучения: в «Обществе системных ре­шений по Берту Хеллингеру», свободном союзе 25 опытных специ­алистов по расстановкам, преобладает мнение, что недостатки обу­чения и превращения в школу больше, чем их преимущества, та­кие, как предотвращение «дикого роста» и неквалифицированной практики. Я разделяю это мнение и соглашаюсь с тем чертом, кото­рый, прогуливаясь со своим ассистентом, встречает человека, толь­ко что пережившего в семейной расстановке осчастлививший его инсайт. Ассистент озабоченно обращается к черту, вот, мол, только что для него пропала еще одна душа, на что хозяин его успокаивает: «Не бойся, скоро он начнет превращать свой опыт в убеждение — и тогда он мой».