Интерференция и переключение кодов (севернорусский диалект цыганского языка в контактологической перспективе)

13 Надо заметить, что в концепции Крофта понятие конструкция трактуется очень широко и включает в себя единицы разноуровневого характера, в том числе и словоформы (и как структурные схемы и как «субстанциально» наполненные идиоматические сочетания морфем) (см. Сroft 2001a).

14 Справедливости ради следует заметить, что при анализе конкретных интерференционных влияний в разных языках исследователи всегда имплицитно оперировали понятием конструкции, на это их толкал сам материал.

15 Ср., например, аналогичную ситуацию при вепсско-русских контактах: “для каждого русского предлога сформировалась эквивалентная конструкция с той же сферой употребления (например, вепсский падеж комитатив был осознан как эквивалент русской конструкции с “с”, в результате чего фразы типа “Иван поссорился с Петром”, “Иван расстался с Петром” переводятся на вепсский язык с помощью комитатива – получается нечто вроде “Иван расстался вместе с Петром”)” (Бурлак, Старостин 2001: 68).

16 Главное значение, выражаемое локативными формами в СРД – значение обладания:

(8) и лэстэ (Лок.) сыс раклори (и) раклоро ‘у нее были дочь и сын’;

(9) дыкхэла латэ (Лок.) дуй васта нанэ ‘смотрит, у нее нет обеих рук’;

значение «внешнего обладания:

(10) дай лэндэ (Лок.) ек(х)джины ‘мать у них одинокая’;

значение близкое дательному этическому:

(11) и ту мандэ (Лок.) должэн дэ сарэ рига тэ джяс манца дэ сарэ форья ‘и ты у меня должен во все края поехать, во все города’.

Также использование локатива определяется особенностями управления соотвествующих русских слов (у + генитив):

(12) но мандэ (Лок.) не получилось

‘но у меня не получилось»

(13) акэ ачяпэ када дывэс амэндэ (Лок.) туса

‘так остался этот день у нас с тобой’

17 Особенностям употребления приглагольного генитива в русском и других славянских языках посвящена обширнейшая литература. По всей видимости, противопоставление приглагольных аккузатива и генитива в славянских языках коррелирует с Переходностью соответствующих клауз, понимаемой в духе известной работы (Hopper, Thompson 1980). Анализ употребления субъектного и объектного генитива в русском с ареально-типологической точки зрения в см. в Koptjevskaja-Tamm, Wälchli 2001.

18 “Radical Construction Grammar is a nonreductionist theory of syntactic representation. Constructions, not categories and relations, are the basic, primitive units of syntactic representation. The categories and relations are derived from them…” (Croft 2001: 48). Надо отметить, что эта идея Крофта в какой-то степени находит соответствие в применяемой А.А.Зализняком при установлении русской падежной системы процедуре Колмогорова – Успенского, где также падежи выводяттся из контекстов (=конструкций) (Зализняк 2002). Разница, однако, заключается в том, что для Зализняка здесь речь идет о чисто операциональной процедуре, целью которой является дать экономное описание языковой системы. Для Крофта существенно понимание конструкции как реальной языковой единицы, которой оперирует носитель языка.

19 Русск. c + Твор. — СРД Инстр.; Русск. из, от + Ген. — СРД Абл.; Русск. у + Ген. — СРД Лок.

20 См. в этой связи ситуацию в малояниссольском говоре приазовского диалекта новогреческого языка, где греческие предлоги хорошо сохраняют свои первичные семантические функции (причем их дистрибуция не совпадает с дистрибуцией русских предлогов), но полностью уподобились русским предлогам в своих более или менее идиоматических приглагольных употреблениях (см. Лисицкая 2003), где предложно-падежная конструкция становится частью большей глагольной конструкции с конкретно-лексическим, «субстанциональным» наполнением.

21 Точно так же и лексический семантический сдвиг можно рассматривать как расширение значения лексемы под влиянием отождествления с соответствующей лексемой доминирующего языка, проявляющееся в том, что она начинает использоваться в тех же конструкциях, что и в доминирующем языке.

22 Возможно, что наряду с русской моделью : буду приносить на формирование ее могла оказать влияние и украинская модель: ходит-иму, существующая в украинском наряду с моделью, аналогичной русской (см. Boretzky 1988: 369), ср. также образование будущего времени с помощью глагола «взять» в венгерском. Более вероятно, однако, что на становление аналитического будущего времени в СРД могла оказать влияние "альтернативная" менее граматикализованная русская модель аналитического будущего, образуемая с помощью глагола стать (я стану читать), как бы «вырывающаяся» из сферы начинательности в футуральную область.. В СРД существует и другая форма аналитического будущего (широко представленная в текстах собранных в конце прошлого века В.Н.Добровольским и лишь спорадически в наших материалах), следующая русской модели: авава тэ анав "буду приносить" (тэ авэс "быть") (см. Русаков1998б).

23 Надо отметить, что и в других диалектах значение будущего времени очень часто выражается с помощью аналитических конструкций, представляющих собой кальки соответствующих конструкций языков окружающего населения (подробно см. Boretzky 1999). В целом у новоиндийских языков нет единой конструкции будущего времени (Зограф 1976: 223-227). Ср. также несомненно объясняемую семантическими причинами общую лабильность и нестойкость формальных средств выражения категории будущего времени в индоевропейских языках, открывающую путь к грамматикализации различных модальных и описательных конструкций (см. Dahl 2000).

24 Вообще, проблема различения этих двух аспектов имеет чрезвычайно длительную традицию, из последних работ см.: Croft 2000.

25 Принципиально схожее положение наблюдается и при калькировании лексических идиом. Процесс лексической идиоматизации часто называют лексикализацией. П.Хоппер и Э.Трауготт подчеркивают схожесть данного типа лексикализации с грамматикализацией (Hopper & Traugott 2003: 134-135) , на их принципиальную однородность указывает и Х.Леман (Lehmann 1987: 203).

26 См. в этой связи заимствование аналогичной морфемы мн. ч. императива –ni в цыганских диалектах Албании. Впрочем, возможно, особое поведение этой морфемы определяется не только и не столько ее особым формально-грамматическим статусом, сколько, тесно с ним связанной и, может быть, его определяющей особой прагматической ролью императивных форм. Не случайно для многих и.-е. языков, в том числе и русского, характерно «прилепливание» соответствующего форманта, в нашем случае –те к частицам и междометиям (на-те и т.п.), ср. алб. burra-ni! "о, мужи!".

27 В функции кондиционала имперфект по-прежнему употребляется в СРД достаточно регулярно.

28 В этой связи интересна возможность отнесения имперфекта в СРД к кругу глагольных форм, объединенных значением «ретроспективного сдвига» (термин В.А.Плунгяна). Как показал В.А.Плунгян, в разных языках подобные формы сочетают в разных комбинациях семемы хабитуальности, отдаленного прошлого и ирреального условия (Плунгян 2001).

29 Разумеется, при этом надо четко осознавать, что само по себе это "общецыганское состояние", во-первых, во многом представляет собой лингвистический конструкт, во-вторых, также является продуктом интерференционного воздействия со стороны балканских языков (прежде всего, греческого).

30 Любопытно, что новоиндийские языки принадлежат к языкам послеложно-суффиксального типа. Собственно общецыганские префиксы кроме привативных префиксов на– и би– не восстанавливается. Про цыганские предлоги см. выше.

31 Надо отметить, что с конкретно-исторической точки зрения постулируемый процесс носит отчасти идеализированный характер. Предки носителей современного СРД, по всей вероятности, проживали на территории распространения польского языка, и, возможно, знакомство с славянскими суффиксами происходило еще в контакте с польским. Впрочем, это, по-видимому, не меняет сути происходивших процессов.

32 Можно было бы высказать предположение о том, что на потерю основой прошедшего времени глагола в СРД возможности последовательно выражать аспектуальные значения могло повлиять то обстоятельство, что в русском языке основа глагола, взятая в отвлечении от префикса, не поддается однозначному аспектуальному истолкованию. Имеются, однако, факты, не позволяющие полностью принять это объяснение (см. ниже 2.2.2). Возможно, однако, что особенности устройства русского глагола – четкое противопоставление основы настоящего и прошедшего времени вне зависимости от вида – могли способствовать вытеснению а периферию временной системы СРД имперфекта, образованного от основы настоящего времени.

33 Хотя имперфективирующие морфемы -ива– и -ва– сами по себе достаточно регулярны, морфологические правила, регулирующие их присоединение к глаголам разных классов, весьма сложны, имперфективирующий формант –а– омонимичен другим словообразовательным и основообразующим формантам внутри русской глагольной системы.

34 Ср., однако, заимствование славянских имперфективирующих суффиксов (наряду с заимствованием перфективирующих префиксов) в истрорумынском – восточнороманском диалекте, испытавшем чрезвычайно сильное славянское влияние (Нарумов 2001).

35 Заимствования русских префиксов в СРД несомненно связано с их особым статусом в русском (и многих других индоевропейских языках), в частности, с их менее связанным характером (см., например, Плунгян 2000: 90).

36 Включая сюда и имеющие тесную связь с модальностью конструкции будущего времени.

37 Также, возможно, и менее тождественные в разных языках (см. многочисленные дискуссии о принципиальной возможности/невозможности межъязыкового отождествления категорий (по преимуществу глагольных!) при лингвистическом описании.

38 Против последнего предположения, казалось бы, говорят случаи типа: мирэ мамэнгиро пшал «моей мамы брат», где генитив сохраняет способность быть вершиной для притяжательного прилагательного (см.. Koptjevskaya-Tamm 2000: 135-136).

39 Классическая формулировка реанализа принадлежит Р.Лангакеру (Langacker 1977).

40 Реанализ соотношения формы и функции по Крофту включает в себя и изменение поверхностной реализации грамматической конструкции. Помимо этого вида реанализа, Крофт выделяет еще и «структурный реанализ», представляющий собой, насколько можно судить, переосмысление синтаксической структуры без каких-либо поверхностных изменений (Croft 2000: 164-5). Взаимоотношения между двумя типами реанализа остаются, однако, не полностью проясненными.

41 Этот обзор носит, разумеется, сугубо выборочный характер. Я не касался в нем, в частности, взглядов авторов на другие фундаментальные свойства языковых изменений: их возникновение в результате «передачи» языка от поколения к поколению vs. развития языка в ходе нормальной коммуникации; их абдуктивного характера и др.

42 Из этого не следует, разумеется, что любое фонетическое изменение, затрагивающее, в частности, грамматические морфемы, должно рассматриваться в рамках грамматикализации. Это могут быть, действительно, независимые фонетические процессы, приводящие к более или менее существенным изменениям и в грамматической системе

43 Если не считать грамматикализацией любые изменения в сфере грамматики: изменения грамматических значений и функций, перераспределения типов склонения и спряжения и т.п. Такой широкий подход к грамматикализации в известной мере выхолащивает ее смысл.

44 При этом я понимаю реанализ скорее в духе В.Крофта, чем А.Харрис и Л.Кэмпбелл.

45 Здесь мы имеем случай гипоанализа, согласно классификации реанализа, предложенной В.Крофтом: свойства контекста, в данном случае конструкции, в которой употребляется падежная форма, были интерпретированы как внутренние свойства самой формы (Kroft 2000: 126).

46 Подобные случаи В.Крофт называет метаанализом: имеется высокая корреляция между внутренними и контекстуальными свойствами конструкции, при реанализе они как бы меняются местами (Kroft 2000: 134). Наличие приставки в глаголе весьма часто сопровождалось дополнительным перфективным его употреблением, постепенно перфективирующее значение стало основным (или, по крайней мере, обязательным).

47 Интересный пример подобного реанализа приводится в (Соболев 1990), где показывается, как носители пограничных с Албанией сербских говоров Черногории отождествили албанские генитивные конструкции с аналитическим связующим формантом с сербскими предложными конструкциями с предлогом от:

алб. mishi i derrit — сербск. месо од-овце

мясо Ген. свинья.Ген.

В результате подобной интерпретации произошло «своего рода выравнивание структуры субстантивного словосочетания в черногорских говорах по единой модели,… которая структурно идентична генитивной албанской синтагме» (Соболев 1990: 18; см. Также Цивьян 1965: 64-65).

48 Любопытно, однако, что сходное явление имеется и в диалекте переднеазиатских цыган, заведомо не испытывавшем балканского влияния (Macalister 1911: 292).

49 О создании на базе греческой морфологии особой системы адаптационных именных и глагольных суффиксов и флексий, см. ниже 2.2.

50 В «общецыганской» глагольной системе наряду с «общевропейскими» чертами сохранились и унаследованные индийские: наличие каузативной деривации, оживляющейся или затухающей в зависимости от языкового окружения, специфическая для индийских языков маркировка глагольных форм, в частности, имперфекта и плюсквамперфекта (см. Зограф 1976: 223-227), употребление нефинитных форм в аористе (ограниченное лексически).

51 В то же время цыганский характеризуется высоким уровнем свободы порядка слов. Эта черта отделяет цыганский от языков SAE и сближает его с «более или менее непрерывной зоной в Европе, простирающейся от северо-восточной Европы через славянскую зону на Балканы» (Koptjevskaja-Tamm & Wälchli 2001: 705).

52 « … современные контактные ситуации в Греции, когда современный греческий взаимодействует с арванитикой, тоскским албанским диалектом, на котором в Греции говорят уже 600 лет, если не больше, или арумынским, романским языком, бытующим в Греции по крайней мере несколько столетий, могут пролить свет на образование Балканского языкового союза, так как эти, типично деревенские по своей сути ситуации приближаются к контактным ситуациям, имевшим место на Балканах около 600 лет тому назад так, как не могут приблизиться различные современные, городские по своей сути, литературные языки» (Joseph 2000c).

53 Что, по-видимому, объясняется сочетанием их семантической прозрачности и особой прагматической выразительности, см. Dressler & Merlini Barbaresi 1994.

54 В принципе, по этому параметру цыганский не превосходит другие европейские языки, подвергавшиеся сильному языковому воздействию (например, албанский).

55 См., например, заимствование славянских глагольных окончаний в обособленном цыганском Доленском диалекте (Словения) (Matras 2001: 208). Подробный обзор подобных явлений в цыганских диалктах см. в Boretzky & Igla 1991; Matras 2001: 207-209).

56 Примером образования действительно новой категории является возникновение в цыганских диалектах Болгарии категории пересказывательности под явным болгарским влиянием (Boretzki & Igla 1991: 46).

57 Ситуация облегчается, если диалект или группа диалектов находились в определенном иноязычном окружении длительное время, см., к примеру, сохраняющиеся румынские грамматические элементы в диалектах влашской группы, бытующих теперь в ином языковом окружении.

58 Данный признак нуждается в дальнейшем уточнении, так как его значение может сильно колебаться в зависимости от того, какие глаголы будут включены в диагностический список.

59 Список базируется на Haspelmath 2001 с определеными исправлениями и уточнениями, касающимися албанского материала. Надо отметить. что албанский разделяет и некоторые другие черты SAE языков: конъюнкция с помощью союза и; синкретизм комитатива и инструменталиса; отсутствие выражения противопоставления отчуждаемой и неотчуждаемой принадлежности в именной группе; отсутствие оппозиции инклюзива – эксклюзива в первом лице плюралиса; отсутствие грамматической редупликации; базовый порядок SVO; специальная конструкция для отрицательного сочинения (Там же).

60 Не разделяет албанский отсутствия двойного отрицания при глаголе; отсутствие pro-drop и несовпадение рефлексивного и усилительного местоимения (Haspelmath 2001).

61 Эти данные, несомненно, нуждаются в уточнении, так как внимательное рассмотрение албанского материала позволило изменить значения по крайней мере трех признаков, из приведенных Хаспельматом.

62 Ср. достаточно стойкое сохранение остатков каузативной деривации (варьирующееся в плане продуктивности по диалектам) в цыганском (Matras 2001: 122-125).

63 На возможную связь некоторых общих свойств балканских языков (перенасыщенность текста служебными словами, в частности, клитиками) указывала Т.В.Цивьян (1979: 230, 284 и др.). См. также высказывание Дж.Николс: «местоименные клитики – это спонтанный ответ на языковой контакт» (Nichols 1992: 272).

64 Хотя отдельные случаи местоименного удвоения объекта в балканских языках встречаются достаточно рано, по всей видимости это явление едва ли могло относительно стабилизироваться намного раньше середины второго тысячелетия н.э. (о местоименном удвоении в балканских языках см.: Лопашов 1978). Время окончательной стабилизации албанского адмиратива, по всей видимости, 16–17 вв. (см. Сытов 1979).

65 Ситуация в румынском отличается значительным диалектным разнообразием как на уровне балканороманских «макродиалектов» (дакорумынского, мегленорумынского, истрорумынского), где генитивный артикль практически превратился в предлог, так и на уровне диалектов собственно дакорумынского (в большинстве диалектов – за исключением мунтянских – в генитивной конструкции мы имеем предлог a). Таким образом, на большей части балкано-романского ареала возобладала «романская» тенденция маркировки посессивных отношений (см. Koptjevskaja-Tamm 2002).

66 Возможное влияние албанского на восточнороманский в области именной группы лишь один фрагмент чрезвычайно сложной и, вероятно, ключевой для понимания особенностей возникновения феномена балканских языков, проблемы древних (прото)албанских/(прото)румынских контактов. Отнюдь не пытаясь решить здесь в целом вопросы, относящиеся к проблематике албано-румынских схождений, заметим, что их можно объяснить либо интенсивными контактами между предками албанцев и предками румын, либо тем, что предки албанцев и палеобалканское население, перешедшее затем на латынь, говорили на близкородственных диалектах. В сущности для решения вопроса о происхождении конкретного схождения точный ответ на вопрос о характере албано-румынского билингвизма не так уж важен. В любом случае мы имеем дело с интенсивным билингвизмом с доминировавнием одного из языков, а идет ли речь о палеобалканско(фракийско?)-латинском билингвизме у предков румын (субстрат) или протоалбанско-проторумынском билингвизме, не так существенно.

67 Ср. в этой связи окказиональное появление изафета турецкого типа в чрезвычайно сильно интерферированных говорах малоазийских греков (Thomason & Kaufman 1988: 220).

68 Среди исследователей ПК нет согласия даже относительно того, как следует писать этот термин: codeswitching, code-switching или code switching (см. довольно длительную дискуссию по этому вопросу на специальном форуме, посвященном ПК, в Интернете: http://groups.yahoo.com/group/code-switching).

69 Пожалуй, несмотря на сугубую антропоцентричность большинства исследований, посвященных ПК, в данном контексте правильнее говорить именно о разных языковых системах, так как принадлежность данного элемента в реальном речевом акте тому или иному коду бывает не очевидна (см.ниже).

70 Понятие, предложенное Р.Диксоном, понимавшим под ним совокупность общепризнанных фактов и положений о языке, разделяемых лингвистами независимо от их теоретических воззрений (Dixon 1997).

71 К сожалению, русская терминология ПК совершенно не разработана (см. Казанский 2001).

72 Начиная с 1993 г., Майерс-Скоттон рассматривает в качестве арены действия “intrasententional CS”, не предложение (sentence), а «максимальную проекцию комплементайзера» (CP), что связано с общей теоретической направленностью ее взглядов, но принципиальных изменений в ее теорию это не внесло.

73 Кроме так называемых EL islands – цельных составляющих из «включенного языка», оформленных грамматическими морфемами этого языка. Надо заметить, впрочем, что с годами в попытках инкорпорировать многочисленные контрпримеры теория Майерс-Скоттон все более усложняется. В ее последних вариантах требование принадлежности грамматических морфем к матричному языку выступает в более дифференцированном виде (Myers-Scotton 2002: 73-86).

74 Альтернация является единственным механизмом при ПК на границе предложений. О третьем типе «смешения» кодов, выделяемом Мэйскеном, – «конгруэнтной лексикализации» см. ниже.

75 К.Майерс-Скоттон прямо апеллирует к процессам порождения речи в своей теории, П.Мэйскен в целом ограничивается «системоцентрическими» аргументами, но несомненно и для него при противопоставлении включения и альтернации речь идет о разных процессах речепорождения.

жүктеу/скачать 0.61 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: