Типология стадий мотивирования властью

Сравнительно недавно Мак-Клелланд вновь обратился к теме действия, побуждаемого мотивацией власти [D. С. McClelland, 1975]. Рассматривая этот вопрос в более широком, чем это обычно делается, контексте, он критически отнесся к господствующему в современном обществе и культуре одностороннему пониманию побуждаемого мотивом власти поведения, как оказания влияния и агрессивного настаивания на своем. Проанализировав обширный культурно- антропологический и психологический материал, он постарался показать, что такая односторонность связана с маскулинизированным идеалом западной культурной традиции, упускающей из виду иначе осуществляемую власть в восточных культурах (в частности, индийской) и оставляющей без внимания прежде всего типично женские формы применения власти. Мак-Клелланд определяет мотив власти

«…как потребность, во-первых, чувствовать себя сильным и, во-вторых, проявлять свое могущество в действии. Влияние на других людей является лишь одним из многих способов удовлетворения потребности ощущать себя сильным» [D. С. McClelland, 1975, р. 77].
Это определение перекликается с нашим различением, с одной стороны, приобретения источников власти и обладания ими и, с другой — осуществления действий власти. В обоих случаях целью, к которой в конечном счете стремится человек, является «переживание своей силы». Анализ Мак-Клелланда строится на 4-стадийной классификации осуществления власти, восходящей к разработанной Эриксоном [Е. Н. Erikson, 1963] психоаналитической теории развития «Я» (или социоэмоционального развития). Мак-Клелланд различает источники власти и ее объекты, причем и тем и другим может быть либо сам субъект, либо его окружение. Так возникают четыре стадии развития мотивированности властью: (I) ассимиляция (intake), (II) автономность (autonomy), (III) самоутверждение (assertion), (IV) продуктивность (generativity).

Указанные четыре стадии, по мнению автора, должны представлять собой последовательные этапы созревания, которые проходит человек в процессе своего развития. Достижение более высокой стадии не аннулирует предыдущие, они остаются в распоряжении субъекта и могут актуализоваться в подходящей ситуации. Парадигмой стадии I («нечто придает мне силы») являются отношения матери и ребенка. С позиций ориентации на власть в последующие годы жизни она означает отношения с людьми, которые могут поддержать, защитить, вдохновить, воодушевить, короче, увеличить у индивида ощущение собственной силы (например, индивид может вдохновиться речью политического лидера). Парадигма стадии II («я сам придаю себе силы») отвечает связанному с обретением независимости от матери и возрастанием произвольного контроля над своим поведением среднему периоду детства. Парадигма стадии III («я произвожу впечатление на других») характеризует подростка, для которого перестали существовать авторитеты, который постоянно меняет друзей, чье участие в соревновании определяется возможностью одержать верх над другими людьми. Парадигма стадии IV («мне хочется выполнить свой долг») соответствует взрослому состоянию, т. е. зрелой личности, посвящающей свою жизнь служению какому-либо делу или определенной социальной группе. Аналогичную теорию развития, впрочем, еще не получившую эмпирического подтверждения, предложили также Дж. и Дж. Б. Вероффы [J. Veroff, J. В. Veroff, 1971].

Все это лишь очень предварительная схема типологии стадий власти. Сопоставление ее с нашим списком параметров приводит к выводу об акценте на приобретении источников власти на стадиях I и II и на действиях власти на стадиях III и IV. С точки зрения моральности цели стадия III с ее ориентацией на собственное благо противоположна стадии IV, для которой характерна направленность деятельности на благо других людей. Эта противоположность отражается в различении Мак-Клелландом личностно- и социально-ориентированной мотивации власти. Что касается предпочтения определенных сфер использования власти, то Мак-Клелланд не скупится на данные, характеризующие в этом отношении различные стадии; мы, однако, не будем их здесь рассматривать, отметим только, что им совершенно не принимаются во внимание ни способности, ни страх перед последствиями использования власти, ни также важность обратного воздействия и взаимодействия в ситуации осуществления власти.

Категории анализа содержания ТАТ для измерения особенностей индивидуального мотива власти на разных стадиях развития разработала Стюарт [A. J. Stewart, 1973]. Для этого она отобрала из 85 первокурсников Гарварда по 6 человек, наиболее ярко представляющих каждую из четырех стадий развития «Я» по Эриксону, попытавшись обнаружить типичные различия между написанными ими рассказами по ТАТ. Связанные с темой власти различия отдельных стадий выявлялись в четырех направлениях: (I) отношение к авторитету, (2) отношение к людям и объектам, (3) чувства, (4) действия. Рассмотрим в качестве примера особенности отношения к авторитету на разных стадиях: на первой—авторитет приветствуется, на второй—он критикуется, на третьей—авторитетом возмущаются, на четвертой—индивидуальные авторитеты отчуждаются.

В связи с тем что в категориях Уинтера (так же как и Вероффа или Юлимана) отдается предпочтение формам выражения мотива власти, характерным для стадий II и III (a кроме того, они односторонни с точки зрения предпочтения определенных сфер использования власти), Мак-Клелланд суммировал значения мотива власти по Уинтеру с показателями стадий по категориям Стюарт. Использование этого комбинированного индикатора при анализе данных выборки испытуемых (мужчин и замужних женщин) выявило, что он несколько сильнее, чем простой индекс мотива власти, коррелирует с теми многочисленными показателями вопросников и материалов ТАТ, которые зарекомендовали себя ранее в качестве отражающих специфику стадий. Это видно из приведенных в табл. 7.4 результатов, показывающих, что учет специфики проявлений мотива власти на разных стадиях может повышать коэффициент корреляции значений этого мотива с другими проявлениями поведения власти.
Таблица 7.4
Коэффициенты корреляции связанных с властью форм поведения с простым и комбинированным (учитывающим специфические для каждой стадии показатели) показателями мотива власти для 85 мужчин и 115 замужних женщин [D. С. McClelland, 1975, р. 45]

Параллельно с анализом обширного биографического и культурологического материала Мак-Клелланд [D. С. McClelland, 1975] попытался выявить ролевую специфику женской формы власти. Для этого он выделил из форм поведения, более свойственных испытуемым-женщинам, чем испытуемым-мужчинам, такие, которые оказывались выраженное при высоком мотиве власти. Независимо от мотива власти более типичными для женщин оказались следующие особенности: сила воодушевления, вызываемого другими людьми, членство в различных организациях, склонность откладывать все до последнего момента, любовь к детям и готовность добровольно ухаживать за ними. При усилении мотива власти в пользу женщин увеличивались различия в таких характеристиках, как соблюдение диеты, количество наличных денег, большее ежедневное потребление жидкостей, большая готовность завещать свой труп медицине. Основываясь на этих результатах, Мак-Клелланд пришел к выводу, что мотивация власти способствует проявлению традиционно женской роли, связанной с поддержанием в семье контактов и благоприятной эмоциональной атмосферы (т. е. осуществлению действий, направленных главным образом на снятие напряженности и отдачу). Он пишет:

Подводя итоги критическому анализу определений мотива власти, следует сказать, что мотивация власти представляет собой гораздо более сложное явление, чем мотивация достижения или аффилиации, тем более что в стремление чувствовать себя сильным или оказывать влияние на других с обеих сторон социального взаимодействия могут оказаться втянутыми самые разнообразные мотивы. Несмотря на отсутствие ясности во многих аспектах этой проблемы, в определении мотива власти и основанных на интерпретации текстов методиках его измерения наблюдается определенный прогресс. Если проведенный нами анализ справедлив, то мотив власти можно представить себе примерно следующим образом (поскольку по возможности хочется учесть все измерения вероятных индивидуальных различий, наше определение неизбежно будет грешить длиннотами).

Если говорить о второй цели — успешное применение власти, то ра­нее считалось, что ценность осуще­ствленного изменения поведения пар­тнера тем выше, чем серьезнее соп­ротивление, оказанное последним. Однако при ближайшем рассмотрении такая обратная зависимость кажется сомнительной, поскольку действия власти не следует смешивать с про­стым насилием и агрессией, при кото­рых возбужденная в партнере враждебность может принести агрессору известное удовлетворение. Весьма вероятно, что именно индуцированная в партнере и не нагруженная отрица­тельным отношением к субъекту го­товность действовать требуемым об­разом повысит привлекательность. Однако степень привлекательности прежде всего определяется важно­стью для субъекта намеченного изме­нения поведения партнера, т. е. опять-таки оказывается не зависящей от ожидания успеха.

К счастью, в этой сложной области уже получены первые эксперимен­тальные данные. В исследовании Мак-Клелланда и Уотсона [D. С. McClelland, R. I. Watson, 1973] испытуемые играли в рулетку в ситу­ации, максимально приближенной к жизненной. Каждый испытуемый на глазах у всей группы делал ставки, выигрывал и проигрывал фишки и т. д. Авторы рассматривали эту ситу­ацию как релевантную проявлениям мотивов престижа и власти. Испыту­емые имели возможность сделать од­ну из восьми ставок, в зависимости от которой выигрыш мог равняться са­мой ставке или ее половине, превы­шать ее в 2 или 5, 8 или 11, 17 или 35 раз; вероятность выигрыша равнялась соответственно 0,58; 0,25; 0,09 и 0,04. Для участия в эксперименте были отобраны испытуемые с доминирова­нием одного из трех мотивов: власти, достижения или аффилиации. Как можно видеть из рис. 7.5, испытуемые с высоким мотивом власти предпочи­тали наиболее рискованные ставки, т. е. приносящие наибольший выиг­рыш, но с наименьшими шансами на успех. Иначе говоря, они ориентирова­лись на величину ценности привлека­тельности и пренебрегали ценностью ожидания. Испытуемые с высоким мо­тивом аффилиации практически вели себя противоположным образом, пред­почитая низкий уровень риска и стре­мясь избежать открытого соперниче­ства. Неожиданным оказалось поведе­ние испытуемых с доминированием мотива достижения, выбиравших не низ­кие, что следовало ожидать для ситу­ации азартной игры [см.: L. W. Litting, 1963; G. H. Litwin, 1966], а высокие ставки.

Рис. 7.5. Зависимость ча­стоты ставок с различ­ной вероятностью вы­игрыша от доминирования тех или иных мотивов [D. С. McClelland, R. I. Wat­son, 1973, p. 133]
В одном из дальнейших исследова­ний Мак-Клелланд и Тиг [D. С. McClelland, G. Teague, 1975] подтвердили неадекватность модели «ожидаемой ценности» для поведе­ния, побуждаемого мотивом власти. Каждый испытуемый мог выбрать, чтобы померяться силой рук, партне­ра равной силы, более сильного или более слабого и проверить свою силу на глазах у остальных испытуемых. Люди с низким мотивом власти выби­рали только соперников или равной силы, или более слабых; испытуемые с высоким мотивом власти предпочи­тали соперников равной силы или более сильных. Они могли выбирать более слабых партнеров, если в их мотиве власти преобладала прежде всего личностная ориентированность, что согласуется с более ранним пред­положением Мак-Клелланда и Уотсона:
«Похоже, что люди с высоким личностно-ориентированным мотивом власти склонны к хвастовству, представляя или выдавая себя за больших любителей риска, чем они оказывают­ся на деле в ситуации создаваемого публичным соревнованием стресса». [D. С. McClelland, R. I. Watson, 1973, p. 131].
Лишь у испытуемых с низким моти­вом власти оценки шансов на успех находились в обратном отношении к

силе партнера. Они отметили в своих самоотчетах, что, проигрывая более сильному противнику, чувствуют себя менее задетыми. Оба эти момента, соответствующие модели «ожида­емой ценности», отсутствуют у испы­туемых с выраженным мотивом вла­сти. Даваемые ими оценки шансов на успех не зависят от силы соперника, и, проиграв, они чувствуют себя тем сильнее задетыми, чем большую зна­чимость они придавали победе над данным соперником. Таким образом, многое говорит о том, что степень удовлетворения мотива власти, а тем самым и сила побуждения зависят исключительно от величины привле­кательности и не связаны с оценкой вероятности успеха.

Фактором, подтверждающим нашу гипотезу о самоосуществляющемся пророчестве, является в данном слу­чае возможное напряженно-тревожное состояние испытуемых-кандидатов [см.: D. G. Winter, 1973, р. 48]. Их жребий брошен до подсчета голосов, они уже не в состоянии что-либо изменить, кроме как ждать результата, при этом они себя чув­ствуют слабыми и как бы лишенными воли. Соответственно их рассказы по ТАТ должны быть наполнены отража­ющими страх мотивами и отличаться от рассказов испытуемых контроль­ной группы. Эти особенности затем неизбежно проявились в категориях анализа содержания по методике Ве­роффа в качестве показателей сильного мотива власти. Как отмечалось выше, связанные со страхом моменты действительно преобладают в этих ка­тегориях анализа; мы видели также, что демографические данные указы­вают на высокий мотив власти (по Вероффу) у наименее привилегиро­ванных слоев населения в качестве оборотной стороны их социальной бесправности и озабоченности отсут­ствием власти. (Главным показате­лем темы власти у Вероффа являет­ся следующая категория: «эмоци­ональная озабоченность получением или сохранением доступа к средствам влияния на кого-либо».)

Не удивительно, что в своем более позднем и отчасти основанном на полученных с помощью этой методики данных теоретическом анализе Ве­рофф приходит к следующим выводам:
«1. Мотивация власти имеет место в группах, озабоченных своим низким статусом. 2. Если потребность во власти не слишком бросается в глаза окружающим, то мотивация власти кор­релирует с успешностью социальной адаптации и результативностью деятельности. 3. Мотива­ция власти может вести к избеганию (вплоть до самоубийства) ситуаций власти» [J. Veroff, J. В. Veroff, 1971, р.59; 1972].
Первый из этих выводов подтвер­ждается, в частности, исследованием Терюна [К. W. Terhune, 1968b], когда в группе испытуемых из трех человек моделировались международные от­ношения. При этом испытуемые с вы­соким мотивом власти (по Вероффу) стремились, скорее, к конфликту, а не к сотрудничеству, прибегая подчас к обманным маневрам. В другой рабо­те, где также использовались «игры с переговорами», Терюн [К. W. Terhu­ne, 1968а] обнаружил у испытуемых с высокой мотивацией власти выражен­ную бесцеремонность и отсутствие стремления к сотрудничеству. Иссле­дование семейных и производствен­ных конфликтов в США, проведенное Вероффом и Фелдом, позволило авторам сделать следующий вывод:
«...с чем большей гласностью связана обус­ловленная ролью субъекта власть или ее от­сутствие, тем вероятнее появление в ролевом поведении негативных аспектов мотива власти (избегания власти)» [J. Veroff, S. С. Feld, 1970, р.ЗЗО].
Второй вывод подтверждают .ре­зультаты Мак-Кичи [W. J. McKeachie, 1961], согласно которым студенты с высоким мотивом власти (по Вероф-фу) показывают лучшие результаты в семинарских занятиях, если препода­ватель не доминирует над ними и не задает занятиям жесткую структуру, предоставляя участникам семинара свободу действий.

Третий вывод Вероффа подтвер­ждается установленной Рудиным [S. A. Rudin, 1965] взаимосвязью для 17 стран национального индекса мо­тива власти на 1925 г. (полученного при анализе хрестоматийных расска­зов) и статистических данных 1950 г. о самоубийствах, убийствах и алкого­лизме (показателем последнего фак­тора служило количество случаев цирроза печени со смертельным исхо­дом).

Перед началом эксперимента с фрустрацией с каждой состоящей из «испытуемого» и «экспериментатора» парой проводился ТАТ. «Эксперимен­таторы» составили эксперименталь­ную группу, «испытуемые» (им только сообщалось, что они будут участво­вать в азартных играх)— контрольную. Предварительно ТАТ был проведен с обеими группами в нейтральных условиях. При таком эк­спериментальном плане Юлиман об­наружил, во-первых, прирост в рас­сказах «экспериментаторов» связан­ных с властью тем в условиях акту­ализации мотива власти по сравне­нию с нейтральной ситуацией предва­рительного ТАТ и, во-вторых, разли­чия в рассказах «экспериментаторов» и «испытуемых». В результате были разработаны рассмотренные выше ка­тегории анализа, в которых действие власти выглядит наступательным, уг­рожающим другим и не омраченным моральными сомнениями актом. Ис­точниками власти служат высокий статус и престиж (сравните с ролевы­ми атрибутами «экспериментаторов»).

Других данных по валидации мето­дики Юлимана пока нет. Юлиман [J. S. Uleman, 1972] сообщает о зави­симости между его показателем моти­ва власти и властностью испытуемых, как она оценивалась ими самими, и об отрицательной корреляции со шкалой макиавеллизма. В другом экспери­менте Юлимана [J. S. Uleman, 1971] разбитые попарно испытуемые долж­ны были спорить до тех пор, пока не придут к единому мнению. Побеждал, как правило, партнер с более высо­ким мотивом власти.
Исследования по методике Уинтера
Свою методику актуализации моти­ва власти Уинтер [D. G. Winter, 1967] разработал, вовсе не собираясь изме­рять этот мотив. Первоначально он занимался исследованием воздействия, оказываемого на людей лиде­ром-пророком (в смысле Макса Вебера), при этом его интересовали такие мотивы, как подчинение и зависи­мость. Уинтер показывал своим испы­туемым телефильм о произнесенной Джоном Кеннеди речи при вступлении на пост президента в 1961 г. (Иссле­дование проводилось в США через два года после убийства Кеннеди, когда тот почти повсеместно почитал­ся, особенно молодым поколением, национальным героем.) Предвари­тельно с помощью специального оп­росника Уинтер выяснял, настроены ли испытуемые в пользу Кеннеди или против него. Однако на рассказы по ТАТ это обстоятельство не оказало никакого влияния. Они писались не­посредственно после демонстрации фильма и сопоставлялись с рассказа­ми по тем же картинкам ТАТ, напи­санными испытуемыми контрольной группы, просмотревшими перед этим фильм, в котором коммивояжер рек­ламировал приборы для естественно­научных опытов. В рассказах испыту­емых экспериментальной группы мо­ментов, связанных с темой власти, оказалось значительно больше, чем у испытуемых контрольной группы. Пос­ле знакомства с предысторией разра­ботки ключевых категорий анализа Уинтера не приходится удивляться, что в качестве критерия актуализа­ции мотива власти в нем на первый план выдвинуты переживание власти и произведение впечатления на дру­гих людей.

Как уже отмечалось, первоначаль­ный вариант своих категорий анализа Уинтер видоизменил, введя критерии мотива власти Юлимана (действия, вызывающие у другого человека сильные эмоции, угроза, противодей­ствие) и Вероффа (внешние препят­ствия, связанные с целью негативные ожидания). Модифицированные таким образом категории оказались на­столько чувствительными, что позво­лили выявить высоко значимые раз­личия между рассказами по ТАТ ис­пытуемых экспериментальных и контрольных групп в исследованиях Вероффа и Юлимана (см. табл. 7.5). Причем не только между суммарными показателями, но и почти по каждой

К сожалению, до сих пор проведено лишь единственное эксперименталь­ное исследование, в котором наблю­далось поведение испытуемых с вы­соким мотивом власти (по Уинтеру) в ходе социального взаимодействия [U. Schnakers, U. Kleinbeck, 1975]. Испытуемые, разбитые на группы по три человека таким образом, что из каждых трех один обладал высоким мотивом власти, принимали участие в «игре с переговорами». Каждый игрок

имел в своем распоряжении «карточ­ки власти», с помощью которых мог увеличивать выпавшее ему число оч­ков, чтобы приблизиться к цели. Каж­дые двое партнеров могли составлять для совместного достижения целей направленные против третьего игрока коалиции. В этом случае они должны были договориться о распределении выигрыша. Вплоть до последнего мо­мента коалиции можно было растор­гать и вступать в новые. Как и следовало ожидать, испытуемые с высоким мотивом власти чаще других захваты­вали инициативу и выступали с пред­ложением о создании коалиции, чаще выбирались в качестве партнера по коалиции и соглашались вступить в нее, они чаще расторгали коалиции, чаще меняли договоренность о разде­ле выигрыша в свою пользу и чаще выигрывали. На рис. 7.6 показаны различия частоты трех типов растор­жения коалиции и величины выигры­шей в трех турах игры у испытуемых с высоким и низким мотивом власти. Коэффициенты корреляции между си­лой мотива власти и величиной выиг­рыша составляют для трех туров иг­ры 0,33 (р 0,025), 0,42 (р0,005) и 0,45 (р0,005) соответственно.
Исследования шкалы макиавеллизма
Испытуемые с высоким мотивом власти несомненно обладают более развитой способностью с выгодой для себя использовать предоставляемые ситуацией возможности действия. Эту способность детально изучил Кристи вместе со своим коллегой Рейсом [R. Christie, F. L. Geis, 1970]. Если принять во внимание близость полу­ченных ими результатов данным Шна-керса и Кляйнбека, то поразительным является само обстоятельство, что измеренный при помощи основанной на ТАТ методики мотив власти и измеренный с помощью опросника Кристи макиавеллизм (Мас-шкала) между собой не коррелируют. Маки­авеллизм, по-видимому, представляет собой синдром отношения власти, не являющийся сам по себе ни необходи­мым, ни достаточным условием для сильного мотива власти в рассмот­ренном выше смысле. Вместе с тем отмеченная выше способность может быть связана с обеими личностными диспозициями. Имеющихся к насто­ящему времени данных явно не хвата­ет для достижения ясности в этом вопросе.

За основу своей «шкалы макиавел­лизма» Кристи [R. Christie, F. L. Geis, 1970, гл. 2] взял высказывания из двух трактатов Макиавелли — «Рассуждения» и «Князь»,— опубликованных в Риме в 1531 и 1532 гг. соответственно. В оконча­тельном варианте (Mach Y) опросник содержит 20 тщательно отобранных и уравненных по шкале социальной же­лательности троек утверждений, в которых следует выбрать одно. В приведенном ниже примере показате­лем макиавеллизма является выбор утверждения «В».

B. Лучший способ иметь дело с людьми—это говорить им то, что они хотят услышать.

Очень похожие результаты получе­ны в исследовании Блудау [Н.-F. Bludau, 1976], где испытуемым с высокой ориентацией на успех (по Хекхаузену) и слабым мотивом вла­сти (в категориях Уинтера— Шнакерса) противостояли партнеры с обратным соотношением мотивов. Ис­пытуемые, ориентирующиеся на ус­пех, предпочитали сотрудничество, а также матрицу выигрыша, не слишком угрожающую и не чересчур бескон­фликтную. Испытуемые с высоким мотивом власти обнаружили двой­ственное поведение с явной тенден­цией к соперничеству. Они предпочи­тали матрицы выигрыша, чреватые конфликтами.

Значительно сложнее является иг­ра под названием «Международные отношения» [К. W. Terhune, 1968]. В ней участвуют команды из несколь­ких испытуемых с одинаковой кон­стелляцией мотивов. Каждая такая команда— «нация» — может воору­жаться или развивать экономику, объявлять войну или заключать мир­ные договоры, вести вводящую в за­блуждение пропаганду или же рас­крывать свои истинные намерения и т. д. Результаты оказались аналогич­ными полученным в играх по типу «дилеммы узника». О сотрудничестве более всего заботились испытуемые с высоким мотивом достижения, ме­нее— испытуемые с высоким мотивом аффилиации (потому, вероятно, они активно самоизолировались и стара­лись ни во что не вмешиваться, в частности они направляли наимень­шее количество посланий). Испыту­емые с высоким мотивом власти (по Вероффу) тратили больше усилий, чем остальные, на вооружение, в то время как те, у кого доминировал мотив достижения, отпускали на во­оружение наименьшее количество средств. Кроме того, ориентирован­ные на власть испытуемые осуществляли максимальное количество манипулятивных воздействий, вводя своих партнеров в заблуждение пос­редством официальной пропаганды и конфиденциальных посланий.

Образ людей с сильным мотивом власти, складывающийся на основе «игр с переговорами», весьма напоми­нает беззастенчивого манипулятора, готового при необходимости шагать по трупам. Столь зауженное и нес­колько морализаторское представле­ние о них заслуживает скептического отношения. Не следует забывать, что «игры с переговорами» сами предоп­ределяют и задают границы поведе­ния такого типа. О его ситуационной обусловленности свидетельствует, в частности, то обнаруженное Терюном обстоятельство, что по мере ужесто­чения матрицы выигрыша особенно­сти поведения, зависящие от разли­чий в мотивационных структурах, схо­дят на нет. Кроме того, Терюн обна­ружил, что эти различия исчезают после трех последовательных туров игры, особенно если испытуемые по­лучают возможность вербального об­щения между собой. Увидеть людей с сильным мотивом власти в более светлых тонах позволяет анализ мо­тива власти у представителей раз­личных критериальных групп, выде­ленных в контексте реальных жизненных обстоятельств.

Решающее значение организацион­ного климата для того, чтобы мотивы индивида вообще могли проявиться, доказывает исследование Эндрюса [J. D. Andrews, 1967], изучавшего две расположенные в Мехико крупные фирмы одной и той же отрасли. Фир­ма А была организована в строгом соответствии с принципом достиже­ний. Служащий, добившийся успеха в осуществлении целей фирмы, мог бы­стро расти, обгоняя даже своих быв­ших начальников с большим стажем работы в данной организации. Фирма В была построена строго иерархиче­ски и управлялась почти патриар­хальными методами. Стаж службы как признак преданности фирме вы­ступал здесь более важным критери­ем для продвижения по службе, чем достигнутые успехи. Выборочное из­мерение мотивов у служащих разных рангов обеих фирм обнаружило яв­ственные различия между ними. В фирме А с повышением ранга корре­лировал мотив достижения, в фирме В — мотив власти.

Литвин и Стрингер [G. H. Litwin, R. A. Stringer, 1968] разработали ме­тодику измерения организационного климата по следующим шести пара­метрам: 1) конформность (количество правил и предписаний, которые долж­ны соблюдать подчиненные); 2) от­ветственность (в какой мере человек должен принимать решения); 3) стандарты (насколько они представляют­ся служащему соответствующими его достижениям); 4) награды (которые человек получает или не получает за свою работу); 5) организационная четкость (насколько каждый осве­домлен о том, выполнения каких кон­кретных обязанностей от него ожида­ют); 6) групповая сплоченность (соот­ветствующего подразделения). Сот­рудники 49 крупнейших американских фирм дали подробные отчеты о том, как обстоят дела в их подразделени­ях с точки зрения шести перечислен­ных критериев. Показатели организа­ционной четкости и групповой спло­ченности были объединены в единый показатель «деловой моральности». Из 26 руководителей фирм, сотрудни­ки которых указали уровень «мораль­ности» выше среднего, у 88% мотив власти превышал мотив аффилиации (оба мотива измерялись с помощью ТАТ). Среди руководителей, чьи сот­рудники сообщили об организацион­ном климате, характеризующемся низким уровнем «моральности», такое соотношение мотивов обнаружилось только у 30%. При высоком уровне «деловой моральности» мотив власти у руководителя всегда был очень высоким, а мотив аффилиации сла­бым; сотрудники такого руководителя единодушно гордились тем, что при­надлежат к его рабочей группе.

Мотивационную констелляцию из сильного мотива власти и слабого мотива аффилиации Мак-Клелланд [D. С. McClelland, 1975, р. 301] поче­му-то назвал «имперской констелля­цией мотивов». Если исходить из та­кого названия, можно подумать, что подобная констелляция выражается в стиле руководства, ориентированном на индивидуальное использование власти. На самом деле все обстоит как раз наоборот, она, скорее, прояв­ляется в способности пробуждать в подчиненных лояльность и предан­ность целям, которые перед ними ставятся. Это особенно справедливо в случае, когда мотив власти достига­ет высшей по классификации Мак-Клелланда стадии развития (IV «Про­дуктивность») и принимает не лично-стно-, а социально-ориентированный характер. В качестве показателя это-

го уровня Мак-Клелланд выбрал, как мы видели, «задержку активности» (частоту использования частицы «не» в рассказах по ТАТ). Чтобы выяснить соотношение мотивационной констел­ляции руководителя с характеристи­ками организационного климата, оце­ниваемыми его подчиненными, рас­сказы По ТАТ 20 из 49 руководителей были проанализированы по показате­лю «задержка активности».

Средние значения отдельных пара­метров климата для руководителей с различными мотивационными кон­стелляциями представлены в табл. 7.6. В случае «имперской кон­стелляции мотивов» (мотив власти превышает мотив аффилиации при сильной задержке активности) ярко выраженными оказались ответствен­ность, организационная четкость и групповая сплоченность, причем орга­низационная четкость была значимо выше, чем при двух других мотиваци­онных констелляциях, в то время как конформность (!) была, напротив, са­мой низкой.

достижения уже не играет существен­ной роли по сравнению с мотивами власти (высоким) и аффилиации (низ­ким), чего нельзя сказать о констел­ляции D+B-A—она по-прежнему да­ет лучший прогноз, чем любой из мотивов в отдельности.

Еще одной характерной критери­альной группой могут служить активи­сты студенческого движения проте­ста. Уинтер и Уикинг [D. G. Winter, F. A. Wiecking, 1971] измерили моти­вы студентов и студенток, в конце 60-х гг. в ущерб занятиям и личным интересам почти круглосуточно рабо­тавших в организациях протеста (та­ких, как «Комитет национальной мо­билизации за прекращение войны во Вьетнаме», «Лига противников вой­ны», «Движение католиков за мир») и называвших себя радикалами. Ре­зультаты оказались на первый взгляд совершенно неожиданными. У ради­калов по сравнению с контрольной группой оказался более высоким мо­тив достижения, но более низким мотив власти (см. табл. 7.9). Причем разница между показателями мотива власти радикалов и контрольных ис­пытуемых в случае студентов-мужчин оказалась значимой, студентки же обладали по сравнению с представи­тельницами контрольной группы бо­лее высоким мотивом аффилиации.