История языкознания XIX-XX веков в очерках и извлечениях

...Основные теоретические различия между неолингвистами и младограмматиками сводятся к следующему.

1. Фонетические законы. Первые и, пожалуй, основные расхождения касаются вопроса о фонетических законах, которые, как утверждают младограмматики, не терпят исключений. Этот принцип был провозглашен еще до младограмматиков Августом Шлейхером в его книге «Теория Дарвина и языкознание» (Веймар, 1873, стр. 7): «Языки суть естественные организмы, которые не зависят от человеческой воли, но рождаются, растут и развиваются по свойственным им законам, а затем стареют и умирают». Понятие фонетического закона, таким образом, отнюдь не изобретение младограмматиков, которые в отношении теоретическом были бесплодны. Это положение вызывает резкие возражения со стороны неолингвистов, которые считают, что оно совершенно не соответствует действительности, что оно не оправдано с философской точки зрения и что оно вредно для лингвистических исследований.

Это первое положение — абсолютный характер фонетических законов, — так же как и его логическое применение и вытекающие из него выводы, резко разделяют младограмматиков и неолингвистов. Представляется необходимым последовательно перечислить все эти выводы, поскольку, видимо, не все ученые ясно их себе представляют, так как, относясь отрицательно к младограмматическим доктринам в теории, нередко применяют их в практике.

2. Физиологическое происхождение фонетических изменений. Младограмматики полагают, что основа всех их лингвистических исследований — фонетическое изменение — есть явление чисто физиологическое. Так, они утверждают, что латинский интервокальный глухой взрывной озвончается во французском или в испанском (prātum > prado), потому что он является интервокальным и потому что интервокальная позиция вызывает озвончение. Неолингвист отвечает, что это только обычная тавтология, которая ничего не объясняет. Существует ряд областей в Румынии и в других местностях, где интервокальный глухой не озвончается (например, итал. prato), и есть даже области, где звонкий интервокальный взрывной оглушается (гр. άγω,
¹ Giuliano Воnfante, The Neolinguistic Position. «Language», vol. 23, 1947, № 4.
336

лат. ago, др.-ск. aka). Поэтому неолингвисты утверждают, что всякое языковое изменение (не только фонетическое) — свойственный только человеку духовный, а не физиологический процесс. Физиология ничего не может объяснить в языкознании; она может фиксировать только условия данного явления, но не причины.

Так называемая «теория удобств» также отвергается неолингвистикой и по тем же причинам.

3. Слепая необходимость. Фонетические законы, догматически прокламируют младограмматики, действуют со слепой необходимостью. Неолингвист отрицает это. Поскольку фонетическое изменение, как и всякое другое языковое изменение, есть духовное явление, оно свободно и не связано никакой физической или физиологической необходимостью. Творцом языка является человек — в каждый данный момент, в соответствии с его волей и силой его воображения. Язык отнюдь не навязан человеку, как внешний и законченный продукт таинственного происхождения.¹

4. Язык — коллективное явление. Младограмматики рассматривают язык и лингвистическое изменение как коллективное явление, управляемое коллективными законами; они поступают так, точно «говорящий по-английски» или «говорящий по-итальянски» существует в реальности, вместо того чтобы иметь в виду конкретного человека, чья речь никогда не в состоянии отражать полностью абстрактные нормы, о которых мечтают младограмматики. Неолингвисты считают, что только данный наш собеседник является конкретным и реальным — в конкретном и индивидуальном акте его речи. Английский язык, итальянский язык — это абстракции; не существует никаких «типичных» потребителей английской или итальянской речи, точно так же как не существует «среднего человека».

5. Индивидуальное происхождение языкового изменения. Неолингвисты считают поэтому, что всякое языковое изменение — индивидуального происхождения; в своем начале — это свободное творчество человека, которое имитируется и ассимилируется (но не копируется!) другим человеком, затем еще третьим, пока оно не распространится по более или менее значительной области. Это творчество может быть более или менее сильным, обладать большими или меньшими способностями к сохранению и распространению в соответствии с творческой силой индивидуума, его социальным влиянием, литературной репутацией

и т. д. Новообразование короля обладает лучшими шансами, чем новообразование крестьянина. Кстати говоря, современное немецкое увулярное l обязано, видимо, своим возникновением офранцуженным дворам немецких королей и князьков, в частности двору Августа Сильного. Значение таких личностей, как Магомет, Данте и Лютер, оказывало решающее влияние на формирование арабского, итальянского и немецкого; Данте по праву называют отцом итальянского языка. Одна из основных ошибок младограмматиков заключается в том, что они забывают об индивидуальном происхождении лингвистических явлений. Для младограмматиков язык есть не что иное, как результат звуковых изменений, совокупность фонетических законов.

6. Язык — эстетическое творчество. Для неолингвиста, следующего философии Вико и Кроче, язык в основном выражение эстетического творчества. Возникновение и распространение языковых новообразований подобно созданию и распространению женских мод, искусства, литературы: они основываются на эстетическом отборе. Семантические изменения в лексике, очевидно, только поэтические метафоры. Для младограмматиков же, которые слепы и глухи к эстетической природе языка, лингвистическое явление — мертвая вещь, пригодная только для наблюдения и классификации, подобно камням в музее.

7. «Историческая» концепция языка. Хотя младограмматическая школа претендует на «историчность», в действительности она совершенно игнорирует историю. Например, французский для младограмматиков — только неорганизованный комплекс фонетических законов, показывающих, как видоизменялись латинские слова (testa>tête), и больше ничего. Они не видят никакой связи между развитием французского языка и историей французского народа, его борьбой, религией, литературой, его обычаями и жизнью. Одни и те же фонетические законы способны действовать как в Сибири или Патагонии, так и во Франции. Ничего не связывает их с французским народом, французской историей, французским мировоззрением. Младограмматическая лингвистика — это лингвистика в абстракции, в пустоте. Неолингвист, подчеркивающий эстетическую природу языка, знает, что язык, как и все прочие человеческие феномены, возникает в определенных исторических условиях и поэтому история французского языка не может быть написана без учета всей истории Франции — христианства, германских нашествий, феодализма, итальянского влияния, двора, академии, французской революции, романтизма и т. д., без учета того, что французский язык есть выражение, существенная часть французской культуры и французского духа.

8. Что такое язык? Для младограмматиков такие слова, как французский, итальянский, английский, обозначают вещи, которые обладают реальным существованием, реальным единством. В действительности, однако, любой лингвистический атлас и даже простое наблюдение показывают, что нет никакого единства, но
338

только огромное количество диалектов, изоглосс, переходов и разного рода волнообразных движений — безграничное и бурное море борющихся друг с другом сил и течений.

Эта же абсолютная концепция языка послужила причиной в действительности никогда не существовавших хронологических разрывов между латинским и итальянским, древнегреческим и новогреческим.

9. «Итало-кельтский», «балто-славянский» и т. д. Еще в меньшей степени неолингвист может примириться с такими выражениями, как итало-кельтский, балто-славянски и индоиранский, западногерманский, протогерманский и тому подобное, которые, конечно, не имеют ни малейших исторических прав на существование и которые представляют серьезное препятствие в лингвистических исследованиях.

10. Обратный процесс (Ritorni). Одним из наиболее частых заблуждений младограмматического метода является теория обратимости. Это логическое следствие концепции о единообразном, монолитном характере языка, которая была изложена выше. Поскольку латинский был гомогенным языком, то таковой была и так называемая «вульгарная латынь» (еще один младограмматический миф); следовательно, сардинский и испанский, румынский и пикардийский, каталонский и сицилианский должны были произойти от одного и того же типа латинского — «вульгарной латыни» или протороманского, реконструированного, конечно, индоевропейским методом, без всякого учета какой-либо исторической реальности, как, например, самих индоевропейцев. Таким образом, когда ныне сардинский показывает i, и, где в латинском ĭ, ŭ, и ke, ki, где в латинском се, ci (произносится ke, ki), то младограмматики отрицают, что эти сардинские звуки являются прямым продолжением латинских, как предположил бы каждый человек, обладающий здравым смыслом. Поскольку в итальянском и большинстве других романских языков латинские ĭ, ŭ превратились в ẹ, ọ и латинские се, ci — в čе, či (tse, tsi и т. д.), младограмматики, одержимые манией реконструкции единообразной «вульгарной латыни», отрицают очевидное сохранение латинских звуков в сардинском и утверждают (как каждый может увидеть в их учебниках, например, у Мейер-Любке), что латинские i, и, се, ci первоначально превратились в ẹ, ọ, čе, či (или в какие-нибудь подобные звуки) не только в других романских странах, но также и в Сардинии, а затем в Сардинии снова «обратились» в i, и, ke, ki. Тот факт, что Сардиния — очень изолированная и поэтому весьма консервативная область, сохраняющая многие архаизмы (например, magnus, scire, domus, aper, haedus сравнительно с grandis, sapere, casa и т. д., так же как и конечные -t и -s, начальные cl- и pl-), ни в коей мере не беспокоит младограмматиков, поскольку они всегда игнорировали и все еще гордо игнорируют всякий географический фактор. Видимо, даже бесполезно упоминать о том, что нет никаких документальных свидетельств о наличии в Сардинии фазы ẹ, ọ, čе, či
339

(или даже ị, ų, k'e, k'i или чего-нибудь подобного). Все это плод воображения младограмматиков.

11. Лингвистические границы. Для младограмматиков каждый язык имеет четкие и определенные границы; у одного рубежа кончается французский и начинается провансальский, у другого кончается провансальский и начинается каталанский. И, действительно, никакая другая концепция и невозможна для них: поскольку язык представляет комплекс фонетических законов, эти фонетические законы по необходимости должны покрывать определенную область с определенными границами. Как ныне известно из бесчисленного количества примеров, подобного рода лингвистических границ не существует. Если, например, мы вместе с младограмматиками определяем французский как язык, где testa>tête, mūrum>mur (ū>ü), caballum>cheval (ca>cha), amāta>aimée, lūnam>lune (-a>-e), то легко показать, что ни один из этих переходов географически не совпадает с другими, в большинстве случаев варьирование очень велико. Больше того, ни одна пара слов, как бы ни была близка их структура (например, caballum и catēnam с начальным са-), не трактуется одинаковым образом в одних и тех же местностях. И даже более того, одно и то же слово (например, testa) будет произноситься двумя различными образами в том же месте, тем же лицом и в пределах того же часа.

12. Языковые союзы. Так же как нет реальных границ или барьеров между языками одной группы (например, французским, провансальским, итальянским и т. д.), так нет их и между языками одного семейства (например, французским и немецким или между немецким и чешским) или даже между языками различных семейств (например, русским и финским). В этом случае неолингвисты в их борьбе против младограмматической концепции монолитности языка предвосхитили один из наиболее важных принципов пражской школы — принцип языковых союзов (фактически не существует никаких теоретических расхождений между неолингвистами и пражской школой, только различная степень подчеркивания разных моментов или различие методов исследования).

Совершенно очевидно, что если чешский единственный среди других славянских языков имеет ударение на корне, то это в силу германского влияния, а немецкие ein Hund, der Hund, ich habe gesehen, man sagt нельзя отделить от французских un chien, le chi-en, j'ai vu, on dit вне зависимости от того, где подобные образования (отсутствующие в латинском и в «прагерманском») впервые возникли.

13. Теория родословного дерева. Отсюда следует, что теория родословного дерева (Stammbautheorie) Шлейхера рушится. И действительно, она логически связана с концепцией фонетических законов, и оба положения как стояли рядом, так и погибнуть должны вместе. В соответствии с концепцией Шлейхера, языки (например, индоевропейские языки) «вырастают» из общей

праосновы, т. е. из индоевропейского праязыка, наподобие ветвей из ствола дерева. Как только они отрастают от общего ствола, они полностью изолируются друг от друга и навсегда теряют взаимный контакт. Каждый из них живет и умирает в одиночку, в абсолютной пустоте, без всякой связи с земной реальностью. Говорили ли на славянских языках в России, Индии или Испании, находятся ли они к западу, востоку или к северу от балтийских, германских или иранских языков, — все подобные обстоятельства совершенно не интересуют Шлейхера и его рабских последователей — младограмматиков. Для них имеет значение только тот факт, что славянские языки «произошли» из индоевропейского посредством установленных, священных, абсолютных фонетических законов. Как хорошо известно, новая теория, которая, напротив того, кладет географическое местоположение языков в основу их классификации, была выдвинута Иоганном Шмидтом и позднее развита, видоизменена и улучшена Жильероном и неолингвистами.

14. Родство языков. Вопрос о родстве языков, который казался младограмматикам таким детски простым, превратился ныне, говоря словами Бартоли, в «сплошное мучение». Для младограмматиков английский — это германский, итальянский — это романский, болгарский — это славянский, а германский, романский (т. е. латинский) и славянский суть индоевропейские языки, т. е. они произошли от индоевропейского праязыка совершенно таким же образом, как и английский, немецкий и голландский из германского (или еще того хуже — из западногерманского). Все это прекрасно, ясно, четко и просто, только не соответствует фактам. Английский, хотя и германский язык, полон французских, латинских и итальянских элементов; румынский, хотя и романский язык, помимо всего прочего, обнаруживает колоссальное влияние славянских языков. Неолингвисты считают, что классифицировать румынский как романский, английский как германский, «болгарский как славянский — значит грубо и ненаучно упрощать всю проблему, что не оправдано ни природой, ни процессами развития этих языков.

15. Смешанные языки. Критика была настолько сильна, что младограмматики сочли необходимым ответить. Они отвечали двояким образом, но оба их ответа были абсурдными. Первый из них состоял в том, что такие языки, как английский и румынский, албанский, армянский, где теория родословного дерева обнаруживала всю свою нелепость, признавались особым классом языков, так называемыми смешанными языками, которые следует рассматривать отдельно от других — предположительно чистых. Этот ответ, свидетельствующий о философской неосведомленности, делает уступку в основном вопросе, так как он допускает, что теория родословного дерева по меньшей мере в ряде случаев не выдерживает испытания. Этот ответ означает теоретическую капитуляцию — уклончивую, неискреннюю, неполную и недостойную дальнейшего обсуждения.

16. Основные элементы языка. Другой ответ заключается в том, что родство языков должно определяться — конечно, в соответствии с теорией родословного дерева — с учетом «основных» элементов языка, а другие, «неосновные», должны игнорироваться. Но что такое основные и неосновные элементы языка, никогда ясно не было определено. Одни говорят о числительных, другие — о терминах родства, местоимениях, союзах и, наконец, — и таких большинство — о морфологии вообще. Ни одно из этих утверждений не верно, как в этом убеждает даже поверхностный взгляд на английский, немецкий или любой другой язык: морфемы, фонемы и синтагмемы, так же как и пословицы, песни и всякого рода обороты, особенно переходят из языка в язык. Ср., например, английские фонемы v и j, которые французского происхождения, или местоимение they и глагольное окончание s в says, которые скандинавского происхождения.

17. Изменение зависимости. Неолингвисты поэтому полагают, что языки могут, так сказать, менять свою вассальную зависимость и переходить из одной группы в другую, если только новое влияние будет достаточно сильным. Румынский, очевидно, есть не что иное, как романизированный албанский, поэтому, если бы романское влияние на албанский было несколько более сильным, последний ныне считался бы романским языком. Румынский затем подвергался риску превратиться в славянский язык, а английский — в романский. Французский можно определить как латинизированный галльский; галльский настолько глубоко пропитался латинским, что сам почти превратился в латинский. Позднее, попав под германское влияние, он чуть было не покинул свою группу и вступил в германскую группу. Такова история языков на земле, и только в мечтах младограмматиков она рисуется иной.

18. Фонетика, морфология, лексика, синтаксис. Отсюда следует, что деление, которое младограмматики делают между фонетикой, где господствуют слепые механические законы, и морфологией, куда они допускают психический процесс аналогии, отрицается неолингвистами. Это относится и к делению на морфологию, синтаксис и лексику. Одного взгляда на лингвистический атлас достаточно, чтобы убедиться, что морфологические, лексические и фонологические новообразования рождаются в одном и том же центре, в один и тот же период и распространяются в тех же самых областях и одним и тем же образом. Нет никакой разницы между распространением перехода ĕ>ie и cantāre habeō или testa. В этом отношении, так же как и в отношении многого другого, лингвистическая география пришла к абсолютно тем же выводам, что и идеалистические рассуждения Кроче. Язык в целом есть духовное творчество. Люди говорят словами или, точнее, предложениями, а не фонемами, морфемами или синтагмемами, которые являются нашими абстракциями и не имеют самостоятельного существования.

19. Этнические смешения — причина языковых изменений. Младограмматики рассматривают каждый язык отдельно, полагая, что он управляется или даже рабски подчиняется абсолютной власти неумолимых и неизбежных законов. Неолингвисты, подобно Леонардо, Гумбольдту и Асколи, думают, что языковые изменения в большинстве случаев вызываются этническими смешениями¹, под которыми они, конечно, понимают не расовые, а культурные, т. е. духовные, смешения. В этом духовном смысле, и только в нем, допустимы такие термины, как «субстрат», «адстрат» и «суперстрат».

20. «Исконные» и «заимствованные» слова. Младограмматики, последовательно придерживаясь доктрины о фонетических законах, проводят тщательное различие между «старыми», «унаследованными» и «заимствованными», или «иностранными», словами; заимствования форм и фонем, как уже указывалось выше, они не признают. Эта доктрина критикуется неолингвистами как совершенно антиисторическая. Каждое слово, утверждают они, является в известном смысле заимствованием, поскольку оно приходит к нам из какого-то места или от какого-то индивидуума. Со дня нашего рождения мы имитируем слова, мы научаемся новым словам, т. е. мы заимствуем их (если употреблять это неуклюжее слово) из источника, находящегося вне нас. Все слова заимствуются одним поколением от другого. Всякое слово — пришло ли оно в Манхэттен из Бруклина, Бостона или Китая — есть иностранное слово, заимствование. Английский Манхэттена отличается от английского Бруклина, и речь каждого американца отличается от речи всех других американцев. Каждый известный нам язык, если рассматривать его исторически, есть не что иное, как бесконечный ряд заимствований — старых и новых. Для древних галлов во Франции, чьи потомки ныне говорят по-французски, все латинские слова были заимствованиями; то же самое можно сказать относительно кельтских слов для докельтского населения Франции. Поэтому неолингвисты избегают термина «заимствование», поскольку они отрицают обоснованность такой концепции.

21. История слов. Неолингвисты указывают на необходимость установления истории каждого слова: откуда оно происходит, когда, почему и при каких обстоятельствах оно возникло, какими путями оно пришло, кем было впервые употреблено — каким социальным классом или какой профессиональной группой. Было ли оно поэтическим, техническим, юридическим или каким-либо иным словом? Какое слово оно вытеснило (если это имело

место) и с какими словами оно вступило в конфликт? Каким образом другие слова повлияли на его значение или форму? В каких поговорках, оборотах или стихах оно употреблялось? Все это младограмматики совершенно игнорируют. При определении этимологии французского tete они считают необходимым фиксировать только факт, что во французском конечное латинское -а переходит в -е и что в позиции перед согласным -s- исчезает, вызывая сиркумфлекс, так что tête есть регулярная форма от латинского testa — вот и все. То обстоятельство, что латинское testa имеет значение не «голова», а «котел», нисколько их не беспокоит: ведь латинское caput не имеет ничего общего с этимологией tête, так как фонетически не связано с этим словом. В младограмматических словарях мы найдем упоминание и о французском chef, которое восходит к латинскому caput, но зато не обнаружим никакой ссылки на testa или tête! Младограмматики изучают слова изолированно, точнее, они вообще не изучают слова, но только историю звуков, из которых они состоят (и то довольно неточно; см. ниже). Для неолингвистов история слов caput и testa тесно связана, просто неразделима; оба слова вели ожесточенную борьбу во Франции и Италии на протяжении почти 1500 лет, и даже ныне, как показывают лингвистические атласы Франции и Италии, различные районы этих стран для обозначения понятия «голова» употребляют или одно, или другое из них. Мы должны изучать центр образования, хронологию, причину, распространение новообразования testa, выяснить, почему caput в одних районах сохранилось, а в других отступало, но затем отвоевывало обратно потерянную территорию. Мы должны изучать жизнь и смерть слов. Словари Мейер-Любке (особенно первое и второе издания), Гамильшега, Вальде-Покорного могут быть приведены как образцы работ младограмматиков; словари Эрну-Мейе и Оскара Блоха, авторы которых знакомы несколько с лингвистической географией, до известной степени дают представление о том, к чему стремятся неолингвисты.

22. «Регулярные» и «нерегулярные» формы. Младограмматики тщательно различают «регулярные» и «нерегулярные» слова или формы; регулярными являются те, которые подчиняются фонетическим законам, и нерегулярными те, которые не делают этого. Регулярные слова (например, французское champ из латинского campum) не нуждаются в дальнейшем исследовании просто потому, что они «регулярные»; другое дело «нерегулярные». Почему во французском camp начальное са- вместо регулярного cha-? В таких случаях они допускают необходимость исследования, хотя обычно его не осуществляют, просто подводя нерегулярные слова под категорию «исключений». Но для campum>champ никакого исследования якобы не надо. Неолингвисты отрицают (по причинам, изложенным выше) всякое различие между «регулярными» и «нерегулярными» явлениями: все в языке регулярно, как и в жизни, потому что существует. И в то же время все нерегулярно, потому что условия существования явления различны. Не сущест-
344

вует двух слов с абсолютно идентичной историей, так же как не может быть двух абсолютно одинаковых людей. Особенно опасно то, что младограмматическая концепция «регулярных» и «нерегулярных» форм закрывает дверь к дальнейшему исследованию природы, происхождения и развития так называемых регулярных изменений. так как в соответствии с младограмматической доктриной, поскольку они регулярны, их не следует изучать дальше. Неолингвисты считают своим долгом изучать историю, ареал, центр иррадиации, древность и причину всех изменений и слов. Они хотят знать, почему са- превратилось в cha- (campum>champ), почему ū перешло в ŭ (mūrum>mur), почему а перешло в е (mare>mer), хотя все эти изменения являются нормальными во Франции или, точнее, в Иль де Франсе. Изменения могли произойти под влиянием кельтского, германского или какого-либо другого языка или по другой причине, но их исследование необходимо провести, проблема существует.

23. Ярлыки заменяют объяснение. Точно так же, смешивая констатацию факта с его объяснением, младограмматики говорят, что латинское ericium переходит в итальянское riccio из-за аферезиса, так же как они говорят, что латинское campum становится во французском champ, так как во французском са-переходит в cha-. Это все равно, что сказать, что луна подвергается затмению потому, что затемняется, — отличный образец позитивистского образа мышления.

24. Собирание материала. В общем младограмматики, являющиеся позитивистами, видят обязанность ученого только в собирании материала и в подготовке справочных книг, где легко можно найти нужный материал, — грамматик, учебников, словарей, лингвистических атласов и т. д. Неолингвисты, будучи идеалистами, утверждают, что накопление материала, как бы тщательно и обширно оно ни было, никогда не сможет разрешить проблемы без живой искры человеческой идеи, которая выходит за пределы рассматриваемого вопроса, с тем чтобы погрузиться в пульсирующую реальность говорящего, без того чтобы пережить внутреннюю драму грека, латинянина или англичанина, который впервые употребил соответствующее слово, или выражение, или поговорку. Ошибки на этом пути, конечно, неизбежны, но наше столетие настоятельно требует, чтобы была сделана попытка не только описать, но и понять как язык, так и жизнь. Ясно одно: отказ поставить проблему никогда не приведет к ее разрешению.

25. Язык и человек. Для младограмматиков язык есть явление, отдельное от человека. Он должен изучаться сам по себе, без всякой связи с какой-либо человеческой деятельностью. Язык — «лингвистическое» явление и должен изучаться «лингвистическими» средствами. Цель лингвистики — определить себя и свои цели. Если бы говорящими были собаки или камни, а не люди, ничего бы не изменилось. Для неолингвиста язык с полным правом занимает место рядом с литературой, искусством и религией, среди
345

благороднейших созданий человеческого духа, и только как духовное выражение он может быть понят. Без глубокого проникновения в английское мировоззрение, политику, религию и фольклор, которые находят выражение в английском языке, возможно создание не действительной истории английского языка, но только тени ее или же карикатуры.

26. Язык — сознательное или бессознательное явление? Для младограмматиков язык — частично бессознательное или непреднамеренное (фонетика) и частично сознательное или преднамеренное (нефонетические факты, в частности из области лексикологии) явление. Это разделение категорически отрицается неолингвистами, которые считают, что язык — всегда духовное и поэтому всегда в большей или меньшей степени сознательное и преднамеренное явление.

27. «Народные» и «литературные» слова. Младограмматики делают также резкое различие между «народным» и «образованным», или «литературным», языком; они часто утверждают или молчаливо признают, что единственно «реальное» или «естественное» развитие осуществляется в так называемом народном языке, которое иногда нарушается «искусственными» элементами, языком школ и книг. Они категорически разделяют язык и литературу. Напротив того, неолингвисты утверждают, что каждый язык, каждое высказывание, каждое слово естественны, поскольку они существуют и поскольку они имеют один и тот же источник — человеческое творчество и тот же путь развития, что и другие явления, а потому должны изучаться теми же самыми методами. Надо изучать время, место и условие их создания, независимо от того, являются ли они народными, литературными, полулитературными или еще какими-нибудь. Каждое слово, утверждают неолингвисты, имеет свою собственную историю, и всякого рода деления на явления народные и ненародные, исконные и иностранные и т. д., хотя в определенных случаях и для практических целей имеют ограниченную ценность, в плане теоретическом и философском не обладают никакой значимостью. Язык есть единство и не может быть разорван на части.

28. Языковые изменения происходят в словах. Для младограмматиков фонетические законы находятся над языком и вне его; они управляют им и властвуют над ним, представляя таинственную и неминуемую силу, которая толкает язык на предопределенный для него путь. Никто не смеет восстать и изменить эти «действующие со слепой необходимостью законы». Попадает ли под действие закона одно слово из двадцати тысяч, часты ли такие слова или нет, употребляются они в одном или другом контексте, — все это оказывается несущественным; все они должны подчиняться закону, чье существование предвосхищает все. Для неолингвиста, однако, фонетические изменения (как и все языковые изменения) происходят в словах, а не за их пределами; важно знать, что собой представляют слова, кем они употреб-
346

ляются, когда и откуда они произошли и т. д. Каждое слово должно тщательно изучаться само по себе — в свойственной ему ситуации, отличающейся от слова к слову. Такие формулы, как лат. Сl > итал, gli, сами по себе не имеют реального существования. Существует группа слов вроде coniglio, artiglio, speglio, periglio, которые обнаруживают звук gli (=l'l') и которые известным образом связаны с такими латинскими словами, как cunic(u)lum, artic(u)lum, spec(u)lum, peric(u)lum. Тщательное изучение каждого из этих слов приводит к заключению, что преобладающее большинство их галло-романского и галло-италийского происхождения или так или иначе испытывали их влияние; иное фонетическое изменение (сl> kky, как в specchio, ginocchio, macchio, occhio) обнаруживается в словах, в которых это влияние было менее очевидным. Отсюда неолингвист заключает, что слова с переходом [с]chi(=[k]kу) являются более старыми, а слова с переходом gli(=l’l’) — более недавнего северного (галло-романского или галло-италийского) происхождения. Это младограмматики отрицают или отрицали; они стремятся найти странные формулировки фонетического закона, с помощью которых обе трактовки (ky и l’l’) объявляются «исконными» и «регулярными», т. е. итальянскими: одна в претонической позиции, а другая в посттонической позиции. Тот факт, что материал не подтверждает их предположения, не беспокоит их: несколько ловких манипуляций с помощью аналогии и форм под звездочкой всегда улаживают дело.

29. «Иностранные» слова. Младограмматики очень неохотно признают «иностранные» слова и стремятся избегать их, не говоря уже об иностранных звуках и морфологических и синтаксических явлениях, которые они отрицают абсолютно и априори. Они соглашаются только на строгий минимум иностранных слов в очевидных случаях введения иностранных продуктов, вроде слов lobac, tornate, potate, cafè во французском, поскольку эти продукты стали известны во Франции сравнительно поздно. Это находится в полном соответствии с их детско-материалистическим складом ума. Насколько это оказывается возможным, они отрицают, что такое слово, как итальянское giorno — день, иностранного происхождения (галло-романское), указывая, что в Италии всегда были дни, что итальянцы всегда говорили о них и что поэтому не было никакой надобности заимствовать французское слово для такого понятия. Нсолингвисты считают, что каждое слово или форма могут быть заимствованы из любой области, если исторические и культурные условия способствуют этому, что каждый язык открыт для бесчисленных влияний любого рода и что в принципе нет никакой реальной разницы между заимствованием одного слова или формы и заимствованием тысячи слов и форм — вплоть до полного вытеснения одного языка другим, как это было в случае с корнским, полабским или галльским, которые были соответственно вытеснены английским, немецким и латинским. Младограмматическая доктрина — ограниченный материалистический
347

догматизм; неолингвистическая доктрина — открытая, непредубежденная констатация фактов, как они в действительности существуют.

Младограмматики, разумеется, испытывают еще большую антипатию к так называемым калькам, которые неолингвисты свободно допускают. Для младограмматиков слова вроде немецких Gewissen, Barmherzigkeit — совершенно немецкие образования, так как все их фонетические и морфологические элементы немецкие, хотя дух латинский.

30. Имитация. Неолингвисты утверждают, что все языковые образования — фонетические, морфологические, синтаксические или лексические — распространяются посредством имитации. Имитация не рабское копирование, а создание заново импульса или духовного стимула, полученного извне, воссоздание, которое придает языковому факту новую форму и новый дух, отражая личность говорящего. Это, конечно, не может быть признано младограмматиками, для которых (если только они последовательны, что бывает не всегда) языковой факт чисто физиологического, механического характера и не зависит от человеческой воли, особенно от деятельности отдельного человека.

31. Престиж. Основным фактором, обеспечивающим победу языка или языкового новообразования (что одно и то же), является престиж. Он может быть не только военным, политическим или экономическим, но в большей мере литературным, артистическим, религиозным, философским. Это духовное явление, с которым младограмматики не считаются и не могут считаться, поскольку это чревато большими последствиями для всей их концепции языка.

32. Смерть языков. Расхождения между младограмматиками и неолингвистами, пожалуй, отчетливее всего проступают в трактовке проблемы так называемой смерти языков. Согласно Шлейхеру и младограмматикам, языки живут и умирают подобно животным и растениям. Младограмматики часто говорят о том, что последний человек, говоривший на том или ином языке (корнском, полабском, древнепрусском или далматинском), умер тогда-то, в таком-то возрасте и в такой-то деревне. Все это, утверждают неолингвисты, неверно: natura non facit saltum¹ и особенно lingua non facit saltum². На каком перемешанном, искаженном и засоренном жаргоне говорил последний человек, владевший прусским, корнским или далматинским? Стоит посмотреть, как сегодня говорят бретонцы и ирландцы. А с другой стороны, даже после смерти этого «последнего, говорившего на языке», каждый из этих языков, хотя и мертв, как кролик, продолжает жить сотней окольных, скрытых и неуловимых способов в ныне живущих языках. Венетские и славянские диалекты Далматии, немецкий на Эльбе, английский в Корнвалле и Ирландии сохраняют многие элементы языков, на

которых ранее говорили в этих областях и которые известным образом продолжают жить в этих новых образованиях. Такие языки, следовательно, в действительности не мертвы. Некоторые их живые элементы живут в сегодняшних языках и могут оказывать воздействие на трансформацию, на новую жизнь других языков, продолжающих свою духовную деятельность и обязанных им своими наиболее существенными чертами. Различие между живым и мертвым языком в такой же степени схоластично и мнимо, как и различие между одним языком или диалектом и другими.

33. Фонетика и семантика. Младограмматики (как старые, так и новые) всячески выделяют фонетику, а неолингвисты — семантику, на которой базируется вся лингвистическая география и которую они рассматривают как истинно духовную, т. е. действительно лингвистическую часть языка. Фонетика, как наука экспериментальная и физиологическая, не входит в лингвистику.

34. Один метод или несколько? В то время как младограмматики и их последователи используют только один метод, именно метод фонетических законов, неолингвисты используют несколько. Бартоли в начале своего «Введения»¹ упоминает о двух: хронологические отношения памятников и географические отношения ареалов. В журнале Word, I, 132 — 61 (1945), я тщательно рассматриваю эту проблему и добавляю еще восемь методов исследования лингвистических явлений — получается всего десять. Я только развил основную идею Бартоли о том, что каждое явление следует рассматривать с возможно большего количества точек зрения и исследовать возможно большим количеством методов; никогда .не надо быть абсолютно уверенным в результате и прекращать исследование. Если два или больше различных методов приводят к одним и тем же результатам, они более точны; если же они дают различные результаты, необходимо дальнейшее исследование. Вообще, как я указывал уже в Word, младограмматики, проявляя обычно мало интереса к теоретическим и методологическим проблемам, никогда внимательно не анализировали, что в Действительности представляет собой сравнительно-исторический метод; они просто догматически утверждали, что сравнительно-исторический метод хорош, и применяли его без дальнейших рассуждений. Современные младограмматики все еще в 1947 г. пользуются тем же самым методом, что и их коллеги в 1880 г., игнорируя тот методологический прогресс, который был достигнут за семьдесят лет исследовательской работы, включая, между прочим, и такие детали, как лингвистические атласы, которые еще не существовали во времена деятельности первого поколения младограмматиков.

35. Сложность языкового явления. Младограмматическая доктрина дает абстрактную, линейную и упрощенную идею языка и каждого языкового явления; фонетический
¹ «Введение в неолингвистику» (Matteo Bartoli, Introduzione alla neolinguistica, 1925).
349

закон, аналогия, заимствованные слова и еще два или три элементарных инструмента составляют все интеллектуальное вооружение младограмматика.

Неолингвисты всячески подчеркивают бесконечную сложность и тонкость всех языковых явлений, даже самых простых, их запутанные взаимовлияния, бесчисленные оттенки и нюансы, множество сил, принимающих участие в развитии самых простых слов, неисчислимые ряды отношений, связывающие язык с литературой, искусством, политикой, спортом, религией, философией и т. д. Заслуги неолингвистов открыто были признаны даже Мейе, который писал: «Никто лучше Бартоли не показал необыкновенную сложность языкового развития»¹ Младограмматики, привыкшие к своим схематическим, аккуратным и абстрактным концепциям, испытывают смятение и часто обвиняют неолингвистов в том, что они вносят беспорядок.

36. «Простота» и удобство младограмматического исследования. Метод младограмматиков, оперирующий только четкими и неизбежными фонетическими законами, легко применять; он дает возможность удобного решения всех трудностей и поэтому приучает ум к лени и механическому манипулированию. Все слова и формы суть фонетические или нефонетические, регулярные или нерегулярные, исконные или иностранные, итальянские или французские, латинские или германские. Любая проблема решается быстро и легко. Метод неолингвистов с его утонченностью и сложностью, с его разнообразной техникой исследования требует постоянного напряжения ума и неизменно стимулирует к дальнейшему исследованию, привлекая внимание читателя к множеству исторических, географических, культурных и эстетических проблем, возбуждаемых историей каждого слова или каждой формы.

37. Реконструированные «компромиссные» формы. Другое общеметодологическое заблуждение младограмматиков тоже обусловливается их механическим складом ума и полным игнорированием географических факторов. Если они имеют дело с двумя эквивалентными явлениями А и В (например, латинским с в centum и иранским s в satm), их обычное решение строится на постулировании реконструированной формы С, которая является компромиссной, промежуточной и из которой выводятся как А, так и В. Так, для того чтобы разделаться с латинским с и иранским s, они реконструируют нечто вроде *k’ или *kⁱ, или *k, или *χ, или еще какой-нибудь странный символ, который они могут употребить (а употребляют они их много). Но в этом случае, как и в бесчисленном множестве других, решение в действительности совершенно иное: латинский и кельтский (изолированные области) просто сохранили более древнюю фазу, каковой было k, как в centum. Нет ни малейших доказательств в пользу того, что это k
¹ L'année sociologique, 12, 853.
350

когда-либо было палатальным, или палатализованным, полупалатальным, или аффрикатой, сибилянтным, полусибилянтным или еще каким-либо иным. Простое объяснение (в этом случае, как и во многих других) заключается в том, что восточные индоевропейские языки или их большинство ввели новообразование, в то время как некоторые западные (и, в частности, латинский) сохраняли первоначальные звуки или формы. Этот факт младограмматики психологически неспособны признать, как будто такое предпочтение в отношении латинского и кельтского нанесет оскорбление другим респектабельным языкам или как будто все языки, если они вводят новообразования, делают это равномерно, что в действительности никогда не случается.

Младограмматики допускают подобную же теоретическую ошибку и в отношении романских языков, не учитывая изолированной позиции сардинского и игнорируя древность логударианского ke в kentu.

38. Формы под звездочкой. Одним из наиболее типичных проявлений этой удобной, быстрой и ленивой процедуры являются младограмматические формы под звездочками. Если, например, романские языки в соответствии со священными фонетическими законами приводят нас к определенным формам, которые не существовали в латинском, то тогда младограмматики просто изобретают «латинские» (или «вульгарно-латинские», или «протороманские») формы и часто, хотя и не всегда, снабжают их звездочкой: *capsia, *coxea, *agnjone, *aculja, *damniare, *autumnium, *laxiare, *pulsiare и т. д. Неолингвисты утверждают, что это ничего не разрешает и требует дальнейшего тщательного исследования.

39. Лингвистическая география. Младограмматики совершенно игнорируют лингвистическую географию и ареальную лингвистику; это лингвисты in abstracto, вне времени и пространства. Неолингвисты утверждают, что каждое слово имеет не только свою историю, но (как и каждая форма, звук, предложение, поговорка) также и свою географию. Поэтому они тщательно изучают географическое распределение лингвистических явлений.

40. Что древнее? Всякий раз, когда неолингвист сталкивается с двумя эквивалентными словами (например, magis и plus), звуками (например, k и s в centum и satm), формами (например, sequor и έπομαι) или синтаксическими конструкциями (например, on dit и si dice), он систематически задается вопросом: что древнее? — и старается найти ответ на него. Младограмматик вообще ни о чем не спрашивает и поэтому, естественно, не находит и ответов. Он ничего не находит, так как ничего не ищет. В этом случае, как и во многих других, неолингвист думает, что необходимо дальнейшее интенсивное исследование, в то время как младограмматик предпочитает уйти на покой.

41. Язык как объект исследования. Для младограмматиков язык и языковые явления — έργα, мертвые продукты,
351

вещи, объекты, которые можно наблюдать, классифицировать, взвешивать, измерять, изучать статистически, «объективно», как они говорят. Неолингвисты считают, что язык — находящаяся в вечном движении реальность, художественное творчество, часть (и притом какая!) духовной жизни человека, ενέργεια и что он может быть изучен и понят, как и все другие художественные создания, только посредством воссоздания в нашей душе моментов его творчества. Неолингвисты полагают, что ученый, анализирующий язык так, как это делают младограмматики, знает о языке столько же, сколько врач, видевший только трупы, знает о жизни человека.

42. Изучение живых языков. Младограмматики, хотя в своих заявлениях они и настаивают на необходимости делать совершенно обратное, фактически основывают весь свой метод на изучении мертвых письменных языков, часто плохо и недостаточно сохранившихся (латинский, древнегреческий, древнеирландский, готский, авестийский и т. д.). Именно сравнительная грамматика индоевропейских языков послужила основой для младограмматических доктрин, созданных в лаборатории индоевропеистов в Лейпциге. Знаменательно, однако, то, что по возможности выбирались древнейшие стадии развития языков: древнеирландский, древневерхненемецкий, древнецерковно(!)славянский, древнеиндийский, но не новоирландский, нововерхненемецкий и т. д. Младограмматики подобны ученым, предпочитающим изучать только палеолитические кости. Даже когда они обращают свое внимание на романские языки (Диц¹, Кертинг, Гребер, Мейер-Любке), они просто применяют индоевропейский «компаративный метод» к современным языкам и изучают их так, как будто они имеют дело с древнефранцузским, древнеитальянским, древнеиспанским, древнемеланезийским. Неолингвисты всегда следуют обратной процедуре — и с отличными результатами. Они исходят из современных, разговорных, живых диалектов и применяют полученные методологические результаты к древним языкам вроде санскрита или авестийского так же, как и к индоевропейским реконструкциям. В качестве примера может быть приведена почти любая страница из трудов Бартоли или Бертони.

43. Моногенезис или полигенезис? Из изоляционистской концепции языка младограмматиков логически следует, что, когда они сталкиваются с двумя тождественными новообразованиями в двух различных языках, они склоняются к теории полигенезиса даже в том случае, если языки являются смежными и находящимися в исторических отношениях, как, например, немецкий и французский, греческий и латинский. Напротив того, неолингвисты, не делая из этого догмы, сильно уклоняются в сто-

рону моногенезиса. Так, разбирая совершенно очевидный случай с греческим έχω είπειν, латинским habeodicere и романским habeo dicere или dicere habeo, Бурсье думает, что такая конструкция «была, несомненно, скорее результатом естественного (?) развития, нежели подражанием греческому». Это уже известный прогресс, так как Бурсье по крайней мере хоть допускает существование подобной проблемы. В большинстве же случаев младограмматики — как старые, так и новые — нисколько не заботятся о ней, они просто игнорируют ее; такие факты, подобно всем прочим, просто каталогизируются независимо друг от друга в исторических грамматиках греческого, итальянского, французского, испанского. Точно так же факт перехода латинского ū в ọ в итальянском, французском и испанском рассматривается изолированно в младограмматических учебниках итальянского, французского и испанского, без какого-либо внимания на центр иррадиации, на время и причину этого изменения, которое, несомненно, имеет единый источник. Другие младограмматики утверждают, что даже такое явление, как ассибилация индоевропейского веларного (k>s), которая имела место по крайней мере в семи соприкасающихся индоевропейских языках, или изменение s в h, затронувшее шесть языков, проходило независимо в каждом языке. Как говорит Пизани, необходима вера в чудо, чтобы поверить этому.

44. Природа лингвистической имитации. Другое частое заблуждение младограмматиков, обнаруживающее их естественное пристрастие к тому, что можно назвать лингвистическим изоляционизмом, своим происхождением тоже обязано их косной концепции фонетических законов. Они часто рассуждают приблизительно следующим образом: в трех соприкасающихся языках — греческом, армянском и иранском — начальное и интервокальное s обычно переходит в h. Но поскольку иранское iša и uša становятся isa и usa, «изменение происходит независимо в каждом языке». В этом случае, как и во всех других, различие во взглядах между младограмматиками и неолингвистами обусловливается различиями концепций языка и языкового изменения. Для младограмматиков языковое изменение — механический процесс, и поэтому они требуют, чтобы изменения в различных языках были абсолютно идентичными, иначе связь между ними не может быть принята. Для неолингвистов язык — беспрерывное индивидуальное творчество и творческое воспроизведение. Стимул или импульс, который мы получаем от собеседника, никогда рабски не копируется, но всегда репродуцируется и воссоздается заново в горне нашего духа в соответствии с нашими собственными и индивидуальными концепциями, вкусами и идеями. Иногда, правда, новое создание может сильно отличаться от своей модели или даже находиться в противоречии с ней. Латинские и романские типы habeō dicere и habeō dictum фактически не тождественны с греческими типами έχω είπεîν и έχω γεγραμμένον, от которых они происходят, но это отнюдь не доказательство против
353

их греческого происхождения. Точно так же в романских языках явление метафонии (например, uēnī>uīnī) и дифтонгизация (ĕ и ŏ > ie и ио) имеют различное распространение и условия в каждом языке, даже в каждом диалекте и в каждой деревне, но ни один современный лингвист, я думаю, не станет сегодня отрицать, что каждое из этих изменений — единое явление, имеющее единый центр и единую причину.

45. Игнорирование фонетических условий. В своих поисках абсолютных фонетических законов младограмматики часто забывают, что эти законы по меньшей мере должны быть фонетическими, т. е. иметь известную основу в человеческой артикуляции. При формулировании фонетического закона младограмматики собирают весь соответствующий материал (например, все «итальянские» слова, предположительно развившиеся из латинских и содержащие x) и затем наблюдают, какую трактовку получает это х в «итальянском». Они находят, что в одних случаях «итальянский» показывает šš (sci), а в других ss. Две различные трактовки одного и того же звука недопустимы, и поэтому они стараются определить, не являются ли условия в словах, содержащих šš и ss, различными. И действительно, они обнаруживают, что šš часто (но не всегда) стоит в предударном положении (как в lasciàre, mascèlla, ascèlla, uscire, sciàme из laxāre, maxilla, axílla, exīre, exāmen), a ss в заударном положении (как в sasso, asse, ressa из sáxum, áxem, ríxam). Отдельные случаи, противоречащие правилу (lassare, sala, coscia), легко исключаются или посредством аналогии (lassare), или с помощью изобретенной формы под звездочкой (*сохеа). Но младограмматики никогда не утруждают себя задачей выяснить, каким чудом человеческой артикуляции х может превратиться в предударной позиции в šš и в заударной позиции в ss. Подобные примеры бумажной лингвистики (Augenphilologie) слишком часты.

46. Система фонем, структуральная лингвистика. Вся младограмматическая концепция языка, звуков и звуковых изменений (фонетических законов) совершенно несовместима со структуральной теорией. Это обусловливается двумя причинами:

1. Младограмматики изучают каждое звуковое изменение независимо от других. Они механически собирают материал (например, все слова, содержащие определенный латинский звук или комбинацию звуков в итальянском или в итальянских диалектах) и затем только наблюдают трактовку латинского звука в большинстве примеров. Противоречивые случаи исключаются посредством аналогии, или как заимствованные слова, или же в крайнем случае с помощью изобретения специального правила ad hoc (для данного случая).

2. Для младограмматиков звуки и звуковые изменения — механические бессознательные акты, в то время как вся фонематичная теория строится — и неизбежно должна строиться — на идее фо-

немы как сознательного акта, сознательно противопоставленного другим. Младограмматики — как старые, так и новые (Блумфильд¹) — не в состоянии принять структуральную лингвистику без того, чтобы при этом не впасть в самые грубые логические противоречия...

Таким образом, даже «та область, которая рассматривалась как наиболее неживая и бессознательная», была оживлена, одухотворена и очеловечена. «Только теперь мы можем сказать, что вся фонетика, ранее отделенная от языка как его бессознательная часть, ныне вступает в область семантики, т. е. собственно лингвистики» (Бонфанте, Энциклопедия психологии, стр. 864).

47. Фонетический символизм. Последовательно придерживаясь своей догмы так называемого «исторического» происхождения языка и языковых изменений, а также произвольного характера лингвистического знака, младограмматики всегда резко противодействовали (и продолжают противодействовать) новому направлению фонетического символизма. Он приписывает символическую или экспрессивную значимость определенным звукам: i вызывает представление о маленьких предметах или существах, о и а — о больших, č — о скользких предметах или действиях, а также презрении и т. д. Каждый день дает в изобилии доказательства подобных экспрессивных образований, и их существование не может отрицать ни один разумный человек. Они отлично согласуются с неолингвистической концепцией языка как поэтического создания. Секрет поэтической гармонии, самой поэзии, лежит, по-видимому, в таинственной связи звука со значением, как это доказывается тем фактом, что большая часть красоты Гомера, Шекспира или Данте теряется в переводах, если только переводчик сам не является поэтом, создающим новую поэтическую гармонию на месте старой. Я сам, как неолингвист, от всего сердца подписываюсь под теорией фонетического символизма.

48. «Законы без исключений». Младограмматики хвалятся, что их законы не терпят исключений, и даже делают из этого принципа основу всего их изучения языка, неумолимо отрицая научный характер любого исследования, если оно не базируется на том же самом положении. Напротив того, неолингвисты утверждают, что каждое слово, каждая форма, каждый звук, как и каждый человек, являются исключениями, что исключение есть правило самой жизни, что каждая проблема отличается от любой другой проблемы и поэтому должна изучаться с тщанием и уважением, без огульных обобщений и без использования смирительной рубашки фонетических законов. Они не догматичны, как младограмматики, но стараются быть осмотрительными и осторожными в своих выводах. Даже используя свои нормы, которые очень гибки
¹ Леонард Блумфильд (1887 — 1949) — американский языковед, автор широко известной книги «Язык» (1933) и один из основателей «дескриптивной лингвистики». Отнесение его к школе младограмматиков очень субъективно. (Примечание составителя.)
355

и могут охватить разнообразные случаи, Бартоли всегда приводит список анормальных случаев после списка нормальных случаев.

49. Множество управляет. Сравнивая два языка или более, младограмматики часто сталкиваются с различающимися формами. Возникающая из этой ситуации проблема никогда не была разрешена ими, но вместо них — ареальной лингвистикой. Не вдаваясь во все детали, я хочу привести только один случай, когда младограмматики действуют безапелляционным образом, но их выводы часто бывают неверны, так как не имеют здравого основания, да и вообще никакого основания. Это утверждение о том, что арифметическое большинство случаев представляет более древние формы. Так, если различные формы или звуки распределяются в пяти языках в порядке ААААВ, или АААВВ, или даже АААВС, или ВААВ, младограмматики полагают, что форма А является более древней. Если применим это правило к романским языкам, у которых мы знаем (с хорошей степенью приближенности) их «праязык», т. е. латынь, мы сможем легко увидеть, что оно достаточно часто неверно. Типы casa, caprittus (caprellus), sapere (porcus), singularis, troia, grandis, čentum (с č или ts, или ), ео, uetulus, утеря конечного -t; ẹ вместо ĭ (pẹsce вместо pĭscis), ọ вместо ŭ (bọcca вместо bŭcca), ио, или ие, или ŏ (fuoco вместо fŏcus), ie вместо ĕ (dieci вместо dĕcem) занимают значительно большую область, охватывающую в общем итальянский, рето-романский, провансальский, французский, каталанский, испанский, португальский и иногда также румынский языки, чем типы domus, haedus, scire, aper, sus, magnus, centum (kentu), ego (с сохранившимся g), senex, сохранившееся конечное -t; ī, ŭ, ŏ, ĕ, сохранившиеся как i, и, о, е, которые обнаруживаются в сардинском, а иногда также в румынском, далматинском, рето-романском и сицилианском. В данном случае, как и во множестве других, младограмматики пренебрегли правилом изолированной области и поэтому пришли к предельно абсурдным выводам. Эти выводы они самодовольно устанавливают при реконструкции индоевропейского языка, где контроль не столь прост, как в случае с романским и латинским, хотя наличие здесь изолированной области, как мне кажется, не менее очевидно.

Совершенно ясно, что типы casa, caprittus, sapere и т. д., имеющие широкое распространение, не следует отбрасывать с презрением. Они в известном смысле также латинские типы и именно новолатинские (различие, конечно, схоластическое), но они относительно более поздние, чем другие, а этот факт имеет огромное значение для неолингвистов. Другими словами, применительно к каждому слову и к каждой форме неолингвист с величайшим тщанием учитывает пространственные и временные факторы, которыми младограмматики пренебрегают.

50. Грамматика и язык. Для младограмматиков язык есть не что иное, как грамматика, каталог категорий вроде склонений, спряжений, звуков и т. п. Для неолингвистов язык есть язык,
356

т. е. совокупность эстетических выражений. Он обнаруживается во всей своей полноте в каждой строчке поэмы, в каждой речи, в каждой пословице. Никакая английская грамматика, как бы она ни была хороша, не в состоянии заменить чтение Шекспира или Шелли или даже самого скромного выражения кокни¹. Другими словами, как показывает само их наименование, младограмматики были фактически только грамматиками, а не лингвистами, которыми стараются быть неолингвисты.

51. Лингвистический метод. Вся младограмматическая концепция языка совершенно отличается от концепции неолингвистов, а отсюда и различия в их методах лингвистического исследования. В то время как младограмматики рассматривают язык как вещь, которую можно взвесить, измерить и снабдить номером, над которой властвуют универсальные и неизменяемые законы физической природы, для неолингвистов язык — духовная деятельность, беспрерывное художественное творчество. Язык поэтому относится к гуманитарным или «моральным» наукам и должен изучаться историческим методом, .установленным Вико². Каждая проблема единственная в своем роде, и возникает она в неповторимых условиях; она может быть понята только так, как мы понимаем творчество Данте или Шекспира: художественно, воссоздавая в своей душе моменты зарождения божественной искры.
¹ Уроженец части Лондона, заселенной беднотой и имеющей свой жаргон.

² Джамбаттист Вико (1666 — 1744) — итальянский философ, основоположник философии истории, наметивший в своей книге «Новая наука» (1725) три весьма условные в своей основе стадии в развитии всех языков. (Примечания составителя.)

VIII. ФЕРДИНАНД ДЕ СОССЮР

Фердинанд де Соссюр (1857 — 1913) считается основателем социологической школы языкознания (ее называют также французской школой). Однако многие положения его учения послужили основанием и для другого направления, которое затем оформилось в так называемый структурализм (см. часть 2). Именно поэтому, а также в силу того, что ряд выдвинутых им положений находится за пределами доктрин какой-либо определенной школы и связывается непосредственно с самим Ф. де Соссюром («соссюрианство в языкознании»), его правильнее рассматривать отдельно, не только как представителя социологической школы. Ф. де Соссюр — чрезвычайно своеобразное и выдающееся явление в языкознании, оказавшее глубокое и сильное влияние на последующее развитие науки о языке.

В возрасте 21 года, будучи еще студентом Лейпцигского университета (его учителями были известные младограмматики — А. Лескин, Г. Остгоф и К. Бругман), он опубликовал «Исследование о первоначальной системе гласных в индоевропейских языках». Эта работа, сохранившая свою научную ценность и по настоящее время, сыграла большую роль в исследовании индоевропейского вокализма и тем самым в развитии сранительно-исторического метода в языкознании. В последующие годы, читая лекции сначала в Париже, а с 1891 г. в своем родном городе — Женеве (в 1896 г. он стал профессором санскрита и индоевропейского языкознания, а в 1907 г. получил кафедру общей лингвистики), он опубликовал сравнительно мало работ (все они уместились в один том объемом около 600 страниц, выпущенный посмертно в 1922 г. в Женеве), и то, что опубликовал, несопоставимо с его первым юношеским исследованием.

С 1906 по 1912 г. Ф. де Соссюр трижды прочел в Женевском университете курс общей теории языка. Сам он не успел подготовить курс к печати, и только после его смерти два его ученика — А. Сеше и Ш. Балли — впервые в 1916 г. издали по своим записям «Курс общей лингвистики» Ф. де Соссюра (в дальнейшем многократно переиздавался; в 1931 г. вышел немецкий перевод «Grundfragen der allgemeinen Sprachwissenschaft», а в 1933 г. русский перевод — «Курс общей лингвистики» под редакцией Р. Шор). Эта книга и содержит изложение оригинального учения Ф. де Соссюра, вызвавшего оживленную, не затухающую и в наши дни дискуссию.

В значительных извлечениях данная его работа включена в настоящую книгу, однако следует иметь в виду, что в целом книга Ф. де Соссюра содержит изложение весьма последовательной системы и никакие извлечения, как бы они велики ни были, не могут дать о ней полного представления.
358

Философской основой лингвистической теории Ф. де Соссюра является социологическое учение Дюркгейма, восходящее в конечном счете к О. Конту. Между отдельными положениями социологии Дюркгейма и лингвистической концепцией Ф. де Соссюра можно обнаружить прямые параллели.

В отношении тех проблем, которые составляют предмет настоящей книги, высказывания Ф. де Соссюра сводятся к следующему.

Ф. де Соссюр различает язык (langue), речь (parole) и речевую деятельность (langage). Речевая деятельность многоформенна и соприкасается с рядом областей: физикой, физиологией, психикой. Речь — индивидуальное явление, а язык — «социальный продукт речевой способности», «совокупность необходимых условий, усвоенных общественным коллективом для осуществления этой способности у отдельных лиц». Язык выступает как «система чисто лингвистических отношений», и только он должен изучаться языковедами: «единственным и истинным объектом лингвистики является язык, рассмотренный в самом себе и для себя». В развитие этого положения Ф. де Соссюр проводит разграничение между внешней лингвистикой и внутренней лингвистикой. Внешней лингвистике принадлежат отношения языка к общественным установлениям и историческим условиям его существования. Но все эти моменты находятся за пределами языка как системы чистых отношений («нет никакой необходимости знать условия, в которых развивается тот или иной язык», так как «язык есть система, подчиняющаяся своему собственному порядку»). И именно в этом последнем понимании язык составляет предмет внутренней лингвистики («внутренним является все то, что в какой-либо степени видоизменяет систему»).

Следующее разграничение Ф. де Соссюр проводит по двум плоскостям: диахронии (исторический или динамический аспект) и синхронии (статический аспект, язык в его системе). Оба эти аспекта Ф. де Соссюр не только отрывает друг от друга, но и противопоставляет («противопоставление двух точек зрения на язык — синхронной и диахронной — совершенно абсолютно и не терпит компромисса»). Отвлеченный от исторического рассмотрения, синхронический аспект позволяет исследователю сосредоточиться на изучении замкнутой в себе системы языка, «в самой себе и для себя». Историческая же точка зрения на язык (диахрония) разрушает систему, превращает ее в собрание разрозненных фактов.

Язык Ф. де Соссюр рассматривает, далее, как систему произвольных знаков (знаковая природа языка) и уподобляет его тем самым любой другой системе знаков. («Язык есть система знаков, выражающих идеи, а следовательно, его можно сравнить с письмом, с азбукой для глухонемых, с символическими обрядами, с формами учтивости, с военными сигналами и т. п.»). Он мыслит себе создание науки, «изучающей жизнь знаков внутри жизни общества» (семиология), куда составной частью вошла бы и лингвистика.

Языковой знак, по Ф. де Соссюру, с одной стороны, абсолютно произволен, но, с другой стороны, обязателен для данного языкового коллектива. («Если по отношению к изображаемой им идее означающее (т. е. знак) представляется свободно выбранным, то, наоборот, по отношению к языковому коллективу, который им пользуется, оно не свободно, оно навязано».) Ф. де Соссюр следующим картинным образом рисует социальную обусловленность языкового знака: «Языку как бы говорят: «Выбирай!», но прибавляют: «Ты выберешь вот этот знак, а не другой». Изложенные общие положения конкретизируются, развиваются в частных положениях лингвистической теории Ф. де Соссюра.

Ф. де Соссюр поднял много новых проблем в языкознании, выявил ряд важных аспектов в изучении языка, способствовал более глубокому пониманию специфики языка. Но вместе с тем в его учении немало внутренних противоречий. В нем также заложена отчетливая тенденция к антиисторическому подходу к изучению языка, к метафизическому представлению о языке как системе чистых отношений, не обремененных никакими матертальными формами. Именно эти моменты его лингвистической теории и получали в дальнейшем преимущественное развитие в некоторых направлениях структуральной лингвистики.

Ф. де Соссюр был замечательным педагогом, воспитавшим плеяду выдающихся языковедов (А. Мейе, М. Граммон, Ш. Балли). Непосредственные ученики Ф. де Соссюра и те языковеды, на творчество которых он оказал глубокое влияние, образуют как бы три потока. Первый включает лингвистов, оставшихся в основном верными лингвистической концепции своего учителя. Таковы А. Сеше и Ш. Балли (основная работа Ш. Балли переведена на русский язык: «Общая лингвистика и вопросы французского языка», Издательство иностранной литературы, 1955). Ко второму относятся языковеды, воспринявшие социологические элементы учения Ф. де Соссюра, но сочетавшие их с принципами сравнительно-исторического языкознания. Сюда входят А. Мейе, Ж. Вандриес, Э. Бенвенист, М. Коэн и др. И, наконец, третий поток включает многочисленных языковедов (наиболее известными среди них являются В. Брёндаль и Л. Ельмслев), которые воспользовались отдельными его положениями для построения лингвистики «чистых отношений» или же функционального языкознания, т. е. различных разветвлений структурализма (см. ниже).

Р. А. Будагов. Из истории языкознания. Соссюр и соссюрианство «зд. МГУ, 1954.

В. А. 3вегинцев, Проблема знаковости языка, изд. МГУ, 1956.

А. С. Чикобава, Проблема языка как предмета языкознания, Учпедгиз, М., 1959.