тарбаган, указывающему на последнюю фазу его мифо-
логического бытия; впрочем, и это название тоже пони-
мается как имя собственное (Тарва-мэргэн). Обобщенное
обозначение (стрелок, охотник) представлено скорее на
периферии региона, тем более это относится к замене
имен («вторичная спецификация» персонажа).
Итак, территориальное распределение этих обозна-
чений демонстрирует размывание семантического ядра
мифа по мере движения с основной территории регио-
на к его периферии, что сопровождается утратой героя,
132
II.
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ТЕКСТЫ
характерного именно для данного мифа, заменой его
«исходной» формы (Эрхий-мэргэн) на ту, которая долж-
на появиться лишь вследствие завершения самого ми-
фологического события (Тарбаган, Тарва-мэргэн), и даже
приводит к «запараллеливанию» обеих форм в качестве
одновременно существующих, но разных персонажей
146
.
При этом несомненна попытка традиции удержать на-
звание финальной ипостаси героя в качестве имени, о
чем свидетельствует приложение мэргэн, подчеркиваю-
щее, что речь идет не об обычном степном зверьке, а об
особом существе, видимо еще антропоморфном. После,
однако, и такое имя сменяется на обозначение обезли-
ченного типажа (стрелок, охотник) и, наконец, на дру-
гое имя, подсказанное посторонним сюжетом, причем
соединительным элементом, позволяющим совершить
подобную подмену, видимо, служит сема з о р к о с т ь /
м е т к о с т ь, которая определяет и фигуру стрелка /
охотника (прототипически — Эрхий-мэргэна), и героя
генеалогической легенды (Дуай-сохора
147
), оказавшегося
в пространстве традиции поблизости от нашего мифа,
хотя и в его деградировавшей форме.
Солнце как мишень безусловно преобладает в ос-
новных (халхаских) записях, отчасти распространяясь
и на западную периферию (хотогойты, тувинцы). Редкое
146
В сущности, проявление одной из сторон более широкого
текстопорождающего механизма, а именно процесса сюжетной
дифференциации, предполагающего в том числе возможность
«раздвоения» персонажа путем отслоения его эпитетов, про-
звищ вместо имен и возникновения в результате этого двух пер-
сонажей вместо одного. Ср. Неклюдов С.Ю. Фольклорный ланд-
шафт Монголии. Эпос книжный и устный. М.: Индрик, 2019.
Гл. II, разд. 7.
147
Сохор / сокур ‘кривой; слепой’. «У Дува-Сохора был один-е-
динственный глаз, посреди лба, которым он мог видеть на це-
лых три кочевки» (Сокровенное сказание, § 4). Ср. в тюркской
(чагатайской) рукописи XVII в.: «Тумакул-мерген охотился <...>
с одним караульщиком, Шяба-сокуром, прозванным так по-
тому, что у него был только один глаз. Он-то и сказал Тума-
кул-мергену: “Там вдали что-то чернеет <...> Какой-то золотой
корабль, сейчас трудно разобрать, завтра к обеду он придет
сюда”» (Автобиография Тимура. С. 246–247).
133
«С
ОЛНЕЧНЫЙ
ХАОС
»
И
ЕГО
ПРЕОДОЛЕНИЕ
добавление к с о л н ц у еще и л у н ы больше похоже
на симметрическую индукцию (по принципу семанти-
ческого параллелизма), чем на рудимент «лунной темы»,
разрабатываемой в других региональных версиях мифа
о «солнечном хаосе» и его подавлении (гималайско-
юговосточноазиатских, восточнотунгусских), хотя и это-
го тоже нельзя исключать. Далее п т и ц а к а к п о -
м е х а в ы с т р е л у (ставшая тем самым «случайной
мишенью») в некоторых северо-западных вариантах
(дербетская, бурятская, теленгитская записи) превраща-
ется уже в полноценную мишень, что является первой
фазой «десоляризации» исходного мифа. Затем сюжет
попадает в поле семантического притяжения астральной
темы, а именно преданий о происхождении двух созвез-
дий: Плеяд (монг. Мичид) и Ориона (монг. Гурван марал
‘Три оленухи’); соответственно, мишень заменяется на
одну из звезд Плеяд или на одного из трех оленей — по-
следних оставшихся в живых, за которыми гонится без-
жалостный стрелок. В следующей фазе бытования мифа
(в казахском фольклоре) он становится диким охотни-
ком (~ дикими охотниками), занимающимся неуемным
истреблением животных, с чем соединяется мотив не-
бесной кары из «основного мифа» (п р е в р а щ е н и е в
с у р к а), однако мотив стрельбы в солнце, как и имя Эр-
хий-мэргэн, тут уже совсем не присутствует. Сам по себе
мотив дикого охотника, в которого через серию «десоля-
ризующих» преобразований превращается Эрхий-мэр-
гэн, обладает и самостоятельным текстопорождающим
значением, которое должно быть рассмотрено особо.
Что касается мотива о т р у б л е н н о г о п а л ь ц а,
входящего в центральный для данного сюжета «зарок
стрелка», то он также имеет почти исключительно мон-
гольское распространение, причем чаще всего встреча-
ется у халхасцев, тогда как прочие записи единичны; еще
есть 3 урянхайских текста (по пересказам Г.Н. Потанина
не всегда ясно, монгольских или тюркских) и 1 теленгит-
ский, а казахских нет совсем.
Следовательно, у халхасцев и баргутов Эрхий-мэргэн
стреляет в «избыточные» солнца, превращаясь после
неудачного последнего выстрела в тарбагана, а в вос-
точнотюркских (и некоторых западномонгольских)
134
II.
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ТЕКСТЫ
традициях охотник (богатырь) стреляет в зверей и птиц,
после чего превращается (~ превращен за это) в тарба-
гана, т. е. «солярное» ядро мифа тяготеет к востоку, а
«охотничье» — к западу. При этом «маскарадные» фор-
мы охоты на тарбагана засвидетельствованы не там, где
миф полностью переключается на охотничью тематику,
а как раз там, где он сохраняет свои основные мотивы
(хотя и не имеющие прямых корреляций с указанными
ритуализованными практиками). Это также косвенным
образом подтверждет
вторичность «западной
периферии» рассматри-
ваемого сюжета.
Здесь следует сде-
лать некоторое допол-
нительное замечание.
«Эрхий-мэргэн» дей-
ствительно может быть
назван монгольским
«основным мифом», он
не только широко изве-
стен в Монголии, но и
является предметом пе-
ресказов в теле- и ради-
опередачах, рассказов
«по книге»
148
; более того,
предание об Эрхий-мэр-
гэне входит в школьную
программу
149
, а ссылки
148
Это — старая монгольская традиция. Достаточно было в ка-
кой-либо местности появиться экземпляру рукописи (~ ксило-
графа) сказочного или эпического содержания, чтобы этот текст
стал известен всей округе — при наличии здесь хотя бы одного
грамотея, переписывающего его и читающего вслух своим негра-
мотным соседям. Так, «окинская» рукопись эпоса «Хан Харангуй»,
привезенная откуда-то из-под Пекина, быстро стала «очень хоро-
шо известна всем окинским бурятам, рапсоды которых слово в
слово рассказывают ее, хотя и не являются грамотными людьми»
(Санжеев Г. Монгольская повесть о хане Харангуй. С. 6–7).
149
Вот, например, его текст в хрестоматии по литературе
для 6-го класса средней школы: Өнөрбаян Ц., Нандинбилиг Г.,
11. Хрестоматия для 6-го класса
средней школы
135
«С
ОЛНЕЧНЫЙ
ХАОС
»
И
ЕГО
ПРЕОДОЛЕНИЕ
на школу, телевиде-
ние или книгу как на
источник текста нам
вообще встречались
неоднократно.
Уранбилэг сооб-
щила, что расска-
зывает ученикам
с к а зк и… [в т ом
ч и с л е] « Э р х и й-
мэргэн» (Уранбилэг,
20.08.2006). Жена
вышла на пенсию.
Была учительни-
цей в средней шко-
ле. Была еще такая
работа — из книг
рассказывать со-
временные сказки
и истории (Амар-
сайхан, 19.08.2006).
Когда [сказочница] Улгэрэн Боовоо была в сомонном цен-
тре, учитель Дамбадаржаа попросил ее рассказать сказки
по монгольскому телевидению для детей [в ее репертуаре
был и «Эрхий-мэр гэн»]. Много детей собралось, показали
по телевизору (Дуламноргим, 23.08.2006).
Данное обстоятельство, несомненно, способствует
«общемонгольскому» распространению сюжета, но не-
смотря на это его фольклорное бытование все равно не
выходит за пределы указанных границ. Очевидно, даже
будучи воспринятым в школе, из книг или медиатек-
стов, этот миф становится полноценной частью устно-
го знания только в тех местах, в которых он поддержан
устойчивой, издавна уже существующей традицией.
Достарыңызбен бөлісу: |