значение
отражае-
мого для самого субъекта, его личностный смысл [Леонтьев 1971: 20]. Послед-
ний же выражает именно отношение субъекта к осознаваемым объективным
явлениям, и поэтому смысл и значение внутренне связаны друг с другом. Но
связь эта «однонаправленная»: смысл выражается в значениях (как мотив в це-
лях), но не наоборот [Леонтьев 1972: 293] (о соотношении объективного значе-
ния и личностного смысла см. также [Леонтьев
Однако смысл
не содержится потенциально в значении и не может возникнуть в сознании из
значения: он «порождается не значением, а жизнью» [Леонтьев 1947: 27]. Смысл
зависит не только от индивидуального опыта и конкретной ситуации. В значи-
тельной мере он связан с профессиональной, социальной и вообще групповой
принадлежностью данного человека [Леонтьев 1970: 342].
«Единственный побудитель направленной деятельности — предмет, отвечающий данной
потребности. Предмет потребности — материальный или идеальный, чувственно восприни-
маемый или данный только в представлении, в мыслительном плане
[Леонтьев
Достижение целей ведет к удовлетворению потребности, получившей свое
предметное содержание в мотиве данной деятельности; мотивы «стоят за целями», побуждают
и направляют деятельность, побуждают к достижению цели [Там же: 19] (выделено мною.
К.).
Ср.:
движущая пружина целенаправленной активности личности, это предмет
(реальный или идеальный), удовлетворяющий моей потребности. Цель деятельности — некий
объект, на который направлены мои конкретные усилия, целенаправляемые мотивом» [Тарасов
164].
3*
36 ГЛАВА I. ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ
Следуя учению Г. Фреге, Ю. А. Сорокин разграничивает значение как «сущ-
ность предмета, соотнесенную с некоторым знаком», и смысл как «интерпрета-
цию данного значения некоторым множеством реципиентов на основе данных
коллективного и/или личного опыта» [Сорокин
126]. Отметим, однако,
что далеко не для всех психолингвистов оказывается важным указанное разгра-
ничение, так, например, Р. Титоне, определяя (денотативное) значение, пишет:
«Значение — когнитивные, четко определенные и дифференцированные ассо-
циации, которые вызывает слово (например, "кошка") на основе опыта, вклю-
чающие в себя дифференциальные признаки предметов» [Титоне 1984: 340]. В
когнитивной лингвистике существует несколько отличное понимание данного
термина. Так, например, постулируется, что значение предопределяется формой
высказывания, а полный потенциал значений реализуется только при его интер-
претации слушающим [Jucker 1995: 124]. В рамках психологической теории
семантики (см., напр., работы Н. Putnam, С. К. Welsh, M. Cariou) значение «не
равно интенсионалу: иначе говоря, не все, что входит в значение слова или пред-
ложения, связано с необходимыми и достаточными условиями истинности
высказывания» [КСКТ 1996: 178].
В своих изысканиях мы следуем взглядам Л. С. Выготского и А. Н. Леонтье-
ва, для которых значение — «это обобщение, обобщенное отражение действи-
тельности. Следовательно, значение должно изучаться именно как обобщение
[...] Адекватная характеристика обобщения заключается в раскрытии его
[Леонтьев 1994: 36]. Говоря о внутреннем строении человеческого
сознания, А. Н. Леонтьев выделяет: 1) значение; 2) смысл; 3) чувственное содер-
жание
35
[Леонтьев 1972: 293]. К данным образующим сознания В. П. Зинченко
добавляет биодинамическую ткань действия, в результате которого возникает
чувственная ткань. Биодинамическая ткань действия есть, по В. П. Зинченко,
совокупность динамических, силовых, темпоральных характеристик живого
движения и предметного действия [Тарасов
Процесс восприятия объекта реальной действительности неязыковой при-
роды приводит к формированию в сознании чувственной ткани, осмысляемой,
а затем «означиваемой» при помощи общественно закрепленных знаний. Эти
знания (значения), а следовательно, через них, и образы сознания (чувственная
ткань + личностный смысл) могут функционировать в интерсубъективном про-
странстве, быть доступными для восприятия только в том случае, если оказы-
ваются ассоциативно связаны с другим предметом, играющим роль тела знака
«Значение характеризуется через ту систему процессов, которая требуется данным обоб-
щением. Эта система процессов, взятая как характеристика соответствующего обобщения, и
есть то, что
С. [Выготский] называет строением значения»
[Леонтьев 1994: 36] (о строении
значения Л. С. Выготского — см. [Указ. соч.: 36 и далее]).
«Чувственное содержание (ощущения, чувствования, образы восприятия, представления)
образует основу и условие всякого сознания. Оно является как бы материальной его тканью, тем,
что образует богатство, многокрасочность сознательного отражения мира» [Леонтьев
И
37
(означающего). Чаще всего значение связано с телом языкового знака, поэтому
для А. Н. Леонтьева сознание является преимущественно языковым сознанием
[Тарасов
Нельзя не согласиться с мыслью Е. Ф. Тарасова о том, что
учение А. Н. Леонтьева об образующих сознания позволяет уточнить представ-
ление о знаке, так как «тело знака (означающее) связано в общественном созна-
нии со значением (общественно закрепленном знанием), а в индивидуальном
сознании — с чувственной тканью и смыслом» [Тарасов
(Забегая
немного вперед, скажу, что для нас разграничение «значение
смысл» окажет-
ся особенно актуальным, когда мы будем говорить о прецедентных феноменах,
в частности — о прецедентных высказываниях).
И
Итак, как мы видели, культура оказывается связанной с сознанием, со слож-
ным комплексом небиологических, социально транслируемых знаний и отно-
шений, со стереотипами поведения (в том числе и речевого)
36
, с системой знаков
и значений, т. е. с языком. Существование связи языковых особенностей с миро-
воззрением и настроением людей отмечал еще И. А. Бодуэн де Куртенэ [Бодуэн
де Куртенэ 1963, II: 8]. Ср. также: «... впечатления прошлого сохраняются в пси-
хической жизни масс равным образом в форме мнестических следов. При опре-
деленных благоприятных условиях их можно восстановить и оживить. Впро-
чем, чем более они древние, тем лучше они сохраняются. [...] Язык кажется пре-
восходным средством передачи мнестических следов из поколения в поколение.
Символы, которые он несет, незамедлительно узнаются и понимаются, начиная
с раннего детства. Более того, мы располагаем мифами и религиями, которые
лежат у истоков языка и которые сосредоточивают и сохраняют в течение тыся-
челетий очень древние идеи и ритуалы» [Московичи
354]. Мне очень близка
точка зрения Э. Сепира, который, не признавая настоящей причинной зави-
симости между культурой и языком, вместе с тем считал, что содержание вся-
кой культуры может быть выражено с помощью ее языка и содержание языка
неразрывно связано с культурой, которая в данном случае понимается как «цен-
ностный отбор, осуществляемый обществом», «отобранный инвентарь опыта».
Более того, ученый, по его собственному выражению, был склонен полагать,
что возникновение языка предшествовало даже самому начальному развитию
материальной культуры и что само развитие культуры не могло, строго говоря,
иметь места, пока не оформился язык, инструмент выражения значения. Но, с
другой стороны, язык не существует вне культуры, т. е. вне социально унасле-
дованной совокупности практических навыков и идей, характеризующих наш
образ жизни. И если язык «есть то,
думают», то «культуру можно опре-
Ср.: «Любой стереотип культурного поведения соотносится с некоторым стереотипом»
[Сепир 1993: 596].
|