Глава I. КОНТЕКСТ ИССЛЕДОВАНИЙ ПАМЯТИ

§ 1. История концепта

Для рационализма проблема памяти выступала как второстепенная. Декарт рассматривал память как результат изменений в порах мозга, через которые проходят "жизненные духи". Под влиянием рационализма интерес к проблеме памяти в последующей истории философии сводится лишь к вопросу о предпосылках искажений и ограниченности индивидуального опыта.

Как реакцию на сведение сложных психических процессов к совокупности простых следует рассматривать концепции памяти в ряде различных метафизических направлений, которые отрицали материальные основы памяти, стремясь объяснить ее полностью как проявление духа, в согласии с концепциями Платона и Августина.

Платон является первым ученым, заговорившим о памяти как о самостоятельном психическом процессе. Он дает ей определение – “ это дар матери Муз, Мнемосины, и, подкладывая его под наши ощущения и мысли, мы делаем в нем оттиск того, что хотим запомнить из виденного, слышанного или самими нами придуманного, как бы оставляя на нем отпечатки перстней. И то, что застывает в этом воске, мы помним и знаем, пока сохраняется изображение этого, когда же оно стирается или нет уже места для новых отпечатков, тогда мы забываем и больше уже не знаем”¹ («Теэтет») и считает ее одним из важнейших этапов в процессе познания окружающего.

Важная роль памяти связана и с тем, что сам процесс познания Платон представлял в виде припоминания, таким образом, память являлась хранилищем всех знаний, как осознаваемых, так и не осознанных в данный момент. Однако, несмотря на такое внимание к этому процессу, Платон считал память, как и ощущения, пассивным процессом и противопоставлял их мышлению, подчеркивая его активный характер.

Аристотель также посвящает памяти специальный трактат «О памяти». По его определению, память есть “обладание образом, как подобием того, чего он образ”. Это определение тесно сближает память с воображением, ведь память, даже на мысли, не бывает без образа — по Аристотелю думать невозможно без образа. Внешние тела, действуя на органы чувств, вызывают психические изменения, которые могут не исчезнуть, даже когда уже нет налицо вызвавших эти изменения тел. Остается «как бы отпечаток», как бы картина. Но нарисованное животное может быть рассматриваемо и как животное, и как изображение, подобие, копия. Так и образы в нас могут быть рассматриваемы и безотносительно, сами по себе (тогда они — предмет непосредственного созерцания или воображения), и по отношению к другому как подобие его, и тогда они — объекты памяти. Вот почему память не простое обладание образом, но такое, когда этот образ сознается как подобие, копия того, что воспринималось раньше.

Память всегда относится к бывшему, но именно поэтому всякая память связана с временем. Из этого следует, что только те животные обладают памятью, которые воспринимают время (об этом подробно говориться в трактате «О душе»), причем орган памяти тот же, что и орган восприятия времени.

Помнить — значит обладать образом и сознавать, что этот образ — копия воспринятого раньше предмета. Этот образ не всегда имеется налицо. Иногда его приходится искать. По Аристотелю, воспоминание есть такое искание образов. Возможность воспоминания основывается на том, что одно определенное движение происходит после другого определенного движения: когда мы вспоминаем, мы вызываем у себя какое-нибудь из прежних движений до тех пор, пока не возбудим то, после которого оно обычно бывает. Поэтому мы исселдуем в определенной последовательности, начиная думать с того, что есть налицо сейчас. Вследствие этого происходит воспоминание: ведь движения в одном случае те же самые, в другом — совпадающие, в третьем — частично имеющие общее. Легкость воспоминания зависит от частоты повторений: «Ведь привычка есть уже как бы природа».

Нас в данном случае интересует не столько память сама по себе, сколько статус памяти в соотношении со статусом истории. В Греции существовали две интерпретации памяти: первая – та, которая сохраняет первозданные события (космогония, теогония, генеалогия); вторая сохраняет предшествующие существования, то есть события исторические и произошедшие в жизни отдельной личности. Лета, «Забвение» противопоставлены в равной мере этим двум формам памяти. Но Лета не властна над всеми: 1) ей неподвластны те, кто вдохновлен музами, или те, кому благодаря «пророческому дару, направленному в прошлое», удается восстановить память о событиях, происшедших в начале мира; 2) а также те, кто, подобно Пифагору и Эмпедоклу, достигли способности помнить свои предыдущие существования. Эти две категории исключительных личностей побеждают забвение, а значит, в каком-то смысле и смерть. Одни подходят к познанию «истоков» (происхождение Космоса, богов, народов и династий). Другие способны вспомнить свою «историю», свои перевоплощения. Для первых важно, что произошло во время первоначальных событий, в которых они лично не участвовали. Но эти события – космогония, теогония, генеалогия – их в какой-то мере создали: эти люди есть то, что они есть, потому что эти события имели место. Такая позиция напоминает мироощущение человека архаического общества, который воспринимает себя сформированным в результате ряда первоначальных событий, подробно раскрытых в мифах. Те же, кому удается вспомнить свои прошлые существования, заняты в первую очередь познанием своей собственной «истории», состоящей из их бесчисленных перевоплощений. Они пытаются объединить эти изолированные фрагменты, интегрировать их в единой ткани бытия, чтобы раскрыть смысл своей судьбы. Ведь происходящее через anamnesis объединение исторических фрагментов без всякой связи между ними однозначно «воссоединению начала и конца». Другими словами, важно было понять, каким образом первое земное существование явилось толчком дальнейшего процесса трансмиграции. Платон знал и использовал обе эти традиции, касающиеся забвения и памяти. Но он их трансформировал и заново интерпретировал, чтобы включить в свою философскую систему. По Платону, познание в конечном счете оказывается припоминанием. Между двумя земными существованиями душа созерцает идеи: она делится познанием чистым и совершенным. Но после очередного перевоплощения душа пьет из Леты и забывает знание, достигнутое непосредственным созерцанием идей. Однако это знание продолжает существовать в скрытом состоянии в душе воплотившегося человека, и благодаря философскому размышлению оно способно актуализироваться. Физические объекты помогают душе сосредоточиться на себе самой и через «возвращение к истокам» вновь овладеть первоначальным знанием, которым она обладала в условиях внеземного существования. Следовательно, смерть есть возвращение к первоначальному и совершенному состоянию, которое душа периодически теряет благодаря своим перевоплощениям.

В средневековой традиции память обозначалась латинским термином «memoria». «Меmoria» историки обозначают понятие «память» во всех проявлениях этого многослойного феномена. Средневековая memoria – понятие многосоставное: в религиозном смысле это поминовение мертвых живыми, в социальном – способ утверждения сообщества живых и мертвых. Главная идея memoria – это идея о нерасторжимом сообществе живых и мертвых. Меmoria – это память, которая формирует общность. «Меmoria как способность удержать знание о пережитом, о людях, умерших или отсутствующих, есть свойство человеческого сознания (mneme). Но это еще и само воспоминание, точнее, вспоминание (anamnesis) – воспроизведение в сознании (в мыслях, в рассказе) событий и образов прошлого, а также те социальные действия, в которых это воспоминание манифестируется». Формы выражения memoria были самыми разнообразными: писали биографии, заказывали портреты и скульптуры умерших, возводили надгробия. Постепенно историки наряду с литургической стали выделять и другие формы memoria: историографическую, изобразительную, монументальную. Таким образом, memoria можно рассматривать как характерную для определенной эпохи форму мышления и действий, конституирующих отношения живых и мертвых.

Наконец, memoria находится в центре христианской антропологии Августина, считавшего человеческий разум состоящим из intelligentia (понимания), amor (любви) и memoria. К этой множественности смыслов понятия memoria также возможно подступиться с трех сторон. Социальная память может быть рассмотрена в качестве процесса, посредством которого общество актуализирует и переформулирует свое восприятие прошлого как неотъемлемой составляющей своей идентичности. Понятая таким образом социальная память включает литургическую практику memoria, историографию, генеалогию, устную традицию и другие формы культурного производства и воспроизводства, в рамках которых индивиды и группы соприкасаются с прошлым. Кроме того, история памяти – это практики тренировки памяти, то есть мнемонические техники, помогающие интеллектуалам запоминать и вспоминать информацию. Наконец, существенный аспект истории памяти – теории памяти, в особенности теории Платона и затем Аристотеля, давшие ключевые элементы средневековой антропологии, гносеологии и теологии. Средневековая memoria – это и есть связь с историей и сама история.

Изменяются отношения живых и мертвых, и изменяется «общественный статус» мертвых. Функция истории в жанре memoria уходит в прошлое.

В знаменитой десятой книге "Исповеди" Августин анализирует свойства памяти. Он считает память тем вместилищем или сокровищницей, где скрыты бесчисленные образы, получаемые нами от внешних чувств. По мысли Августина, в памяти содержатся не только образы вещей, отпечатавшихся в духе (объектов, воспринятых органами чувств, воспоминаний о себе самом, составных и расчлененных образов и т.д.), но и сами вещи, которые не могут свестись к образам: научное знание и эмоциональные состояния. Самосознание существует благодаря памяти, которая соединяет прошлое с настоящим и позволяет предвидеть будущее. Память превращает в настоящее опыт прошлого и надежду па будущее, “ не самые эти явления впускает к себе память, а только с изумительной быстротой овладевает их образами, раскладывает по удивительным кладовкам, а воспоминание удивительным образом их вынимает”². Постоянное присутствие памяти, которое подтверждается даже забывчивостью, - необходимое условие любого человеческого действия. Специфическая функция памяти проявляется в приобретении интеллектуального знания. В нем Августин различает чувственный элемент, например хранящиеся в памяти образы звуков, и объект знания как таковой, который не воспринимается чувствами и, следовательно, не может прийти извне. Понятия вначале содержатся в сердце и в отдаленной области памяти, в разрозненном и беспорядочном состоянии. С помощью рефлексии память их отыскивает, упорядочивает и ими распоряжается. Это и называется знанием.

В одиннадцатой книге "Исповеди" Августин обращается к проблеме времени. Августин утверждает, что невозможно представить себе время, существовавшее до создания мира, потому что Бог создал их вместе. Что же такое время? “Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время: если бы я захотел объяснить спрашивающему - нет, не знаю. Настаиваю, однако, на том, что твердо знаю: если бы ничто не проходило, не было бы прошлого времени; если бы ничто не приходило, не было бы будущего времени; если бы ничего не было, не было бы и настоящего времени”³. По Августину, измеримо лишь настоящее. Прошлое и будущее существуют только в нашем представлении. “Есть три времени: настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего”⁴. Эти три вида времени нигде не существуют, кроме нашей души. “Настоящее прошедшего - это память; настоящее настоящего - его непосредственное созерцание; настоящее будущего - его ожидание”⁵.

По Локку, память есть “сила оживлять в душе идеи, которые после своего запечатления исчезли или как бы улеглись в стороне, скрывшись из виду”. “Память, так сказать, арсенал наших идей”. “Но так как наши идеи суть актуальные восприятия души, которые перестают быть чем бы то ни было, когда перестают быть предметом восприятия, то это нахождение наших идей в складе памяти означает только то, что душа во многих случаях обладает способностью оживлять раз бывшие в ней восприятия, с присоединением к ним добавочного восприятия, что она их раньше имела. В этом смысле говорят, что идеи находятся в памяти, между тем как на деле они нигде не находятся...”⁶.

Противниками ассоциационистской концепции памяти выступили также В. Вундт, о котором подробней будет сказано в Главе II, и представители вюрцбургской школы психологии мышления. Вундт подчинял законы ассоциаций более общим законам апперцепции – волевым актам, ставящим ассоциации в определенном отношения друг к другу. Точно так же для вюрцбуржцев над воспоминаниями (как и над мышлением) господствуют детерминирующие тенденции, определяющие направленность процессов памяти, устойчивость их результатов, легкость их появления.

Против психологической теории, механистически сводящей все сложные психические процессы к ассоциации простейших элементов, направлена, как уже упомяналось, и концепция памяти в интуитивизме Бергсона, согласно которой существует два различных, не сводимых друг к другу вида памяти – двигательная ("память-привычка"), общая по своей природе с другими, в основе своей физиологическими, функциями организма, и "истинная", или "образная" память, для которой мозг есть лишь орудие проявления, само по себе неспособное ни породить образов воспоминаний, ни изменить их природу. Концепция Бергсона легла в основу некоторых современны теорий памяти, в том числе в феноменологии и экзистенциализме.

В конце XIX века проблемы памяти начали рассматриваться в связи с теорией личности. Исторически это осуществилось на пути критики интеллектуализма и элементаризма вундтовской психологии во фрейдизме и реакции на ограниченность ассоциационизма Эббингауза.

Для психоанализа память – это та часть психической жизни, которая выталкивается на поверхность сознания, результат игры подсознательного. По Фрейду, материал, которым располагает память, под влиянием личностных факторов подвергается двоякого рода воздействию – сгущению и искажению. Фрейдизм акцентирует внимание на эмоциональных аспектах памяти, призванных доставить нам удовольствие или неудовольствие⁷.

Однако субъективизм психоанализа, односторонний отбор им фактов и произвольная их трактовка привели к резкому падению влияния его теории памяти на рубеже XIX–XX веков.

Наиболее явно трактовка памяти, как предмета теории личности выступает в работах английского психолога Ф. Бартлетта, который считал, что память не есть частная способность, объяснение которой следует искать лишь внутри ее самой. Наоборот, это – результат бесконечной борьбы по овладению окружающим миром и его познания. Экспериментальным путем Бартлетт показал, что при запоминании удерживается некоторая основа воспринятого и связанный с ней эмоциональные тон. Остальное подвергается переработке в сторону упрощения, схематизации. Каждое воспоминание включается в более общую схему, благодаря чему оно обязательно содержит элемент обобщения, основанного на прошлом опыте, т.е. в конечном счете обусловлено личностью. Таким образом, воспоминание, по Бартлетту, есть не репродукция, а реконструкция элементов прошлого опыта; психологическая же сущность процессов памяти оказывается ближе всего к творческому воображению.

В течение двух последних десятилетий в гуманитарных науках, в том числе в литературоведении, исследования по проблематике памяти выделились в особую отрасль. Теоретическое осмысление памяти начиналось с наблюдения за индивидуальной памятью, затем распространилось на память коллективную, а позже коснулось и памяти культурной. На рубеже XIX–XX вв., когда в сознании человека Запада убыстрение темпов экономической и социальной жизни отражалось как ускользание самих ее основ, распад целостности (пространственно-временного континуума, системы общественных ценностей, фрагментация психологии личности), возникают теории памяти, впервые выстроенные на полноценных психологических исследованиях функций и механизмов памяти. В них процесс воспоминания представлялся как сугубо индивидуальный акт.