Государственная регламентация производства и тор­говли

На первых порах развития ремесла и торговли, осо­бенно в условиях феодального произвола, установление четких правовых рамок для производственной и торговой деятельности способствовало ее упорядочению и даже защите. Однако со временем мелочная регламентация производства и торговые монополии стали тормозом на пути развития более передовых капиталистических отношений. Именно поэтому с XVI в. цеховая система во Франции, несмотря на предоставление королевскими актами некоторых дополнительных привилегий отдельным цехам, приходит в упадок, уступая место мануфактурному производству.

Быстрому росту мануфактур во Франции способство­вала проводившаяся при абсолютизме политика мерканти­лизма и протекционизма, предусматривающая активное вмешательство государства в хозяйственную жизнь. Особенно широко политика протекционизма использовалась во которой половине XVII в. при Ж. Кольбере. Пытаясь добиться роста государственных доходов, Кольбер установил ог­раничения на ввоз иностранной продукции, запрещал вы­воз сырья, поощрял экспорт готовых изделий и тем самым создавал более благоприятные условия для развития во Франции частного предпринимательства. Кольбер выдавал организаторам мануфактур льготные королевские патенты с установлением монопольных привилегий, предоставлял им государственные субсидии. Создаваемые королевские ману­фактуры (накануне революции их было 514) нередко ока­зывались убыточными, но они способствовали становлению во Франции капиталистической промышленности.

Некоторые торговые компании, участвующие в меж­дународной коммерции (Ост-Индская, Вест-Индская, Левантийская и др.), также создавались с участием государ­ственного капитала, отчисляли в казну часть прибылей. Абсолютистское правительство использовало и систему государственных займов, выпуская время от времени про­центные государственные облигации. Приобретателем этих ценных бумаг была прежде всего ростовщическая буржуа­зия, которая, кредитуя короля, добивалась для себя важ­ных привилегий.

Чисто феодальные методы правового регулирования торговли и промышленности получили свое выражение и в налоговой политике абсолютизма, выразившейся, в част­ности, в значительном увеличении косвенных налогов (ак­цизов), например на продажу соли, вина. Налоговый гнет тяжелым бременем ложился на крестьянские хозяйства. Он создавал преграды для формирования торгово-промышлен­ного капитала во Франции и в то же время — поле дея­тельности для ростовщических и финансовых кругов бур­жуазии. Специальные компании откупщиков (из ростовщи­ков и банкиров), внося в королевскую казну крупную сум­му денег, получали право на взимание государственных налогов на определенной территории. Эти компании имели свои собственных сборщиков налогов, которые, используя и государственный аппарат принуждения, взимали с насе­ления поборы сверх установленной суммы налогов, хотя та­кая практика формально считалась незаконной. Система откупов была разорительной для крестьянства и обремени­тельной для растущей французской буржуазии в целом. Королевская власть в случаях особо скандальных разобла­чений проводила судебные процессы над зарвавшимися откупщиками ("кровососами"), временами даже сворачи­вала практику откупов (в конце XVI — начале XVII в.), но в целом она процветала вплоть до революции 1789 года.

Государственная регламентация производства и торгов­ли превратилась в очевидный тормоз экономического разви­тия, и, обострив социальные конфликты в обществе, стала одним из факторов, приблизивших буржуазную революцию.

Личные отношения супругов (главенство мужа, безусловное подчинение ему жены, совместное проживание и т.п.) также определялись каноническим правом, но положение детей в семье и имущественные отношения супругов были различными в северной и южной частях страны. В стране обычного права родительская власть рассматрива-лись как своеобразная опека и сохранялась в основном до совершеннолетия детей. Здесь также длительное время действовал режим общности имущества супругов, которым распоряжался муж. На юге под влиянием римского права утвердилась сильная отцовская власть над детьми, но существовал раздельный режим имущества мужа и жены.

В период позднего средневековья под влиянием норм римского права сократилась имущественная правосубъектность жены. На юге все сделки, заключенные ею без согласия мужа, признавались ничтожными. Напротив, на севере режим общности имущества перестал был обязательным, и за супругами закрепилась большая свобода решать свои имущественные взаимоотношения по обоюдному согласию. Повсеместно во Франции к этому времени усили­вается родительская (прежде всего отцовская) власть над детьми, которые, как и в римском праве, не могли совер­шать юридические акты без согласия родителей. Отец по­лучил право просить у королевской администрации заклю­чения в тюрьму непокорных детей.

В наследственном праве Франции наиболее характер­ным институтом был майорат, т. е. передача по наслед­ству земельного имущества умершего старшему сыну. Та­кой порядок позволял избегать дробления феодальных сеньорий и крестьянских хозяйств. На наследника возлага­лась обязанность помогать своим несовершеннолетним бра­тьям, выдавать замуж сестер. На юге Франции под влия­нием римского права широкое распространение получили завещания. В них особенно было заинтересовано духовен­ство, поскольку священники считались исполнителями за­вещательной воли умершего и часть завещанного имуще­ства отказывалась церкви. Под воздействием церкви заве­щание все более начинает проникать и в обычное право, хотя завещательная свобода на севере была существенно ограничена в пользу законных наследников. Последние не могли быть лишены наследства завещательным распоря­жением без особо серьезных к тому оснований.

Однако к XI—XII вв. феодальные черты уголовного права раскрываются достаточно полно. Преступление пе­рестает быть частным делом, а выступает как "нарушение мира", т. е. утвердившегося феодального правопорядка. Получают развитие такие качества уголовного права, как уголовная ответственность без вины, жестокость наказаний, неопределенность составов преступлений. Если еще в среде самих феодалов вопрос о преступлениях и наказаниях рас­сматривался в "суде равных", исходя из правовых обычаев и представлений о феодальной чести, то по отношению к подвластному крестьянскому населению сеньор в уголовных делах был по существу одновременно и законодателем и судьей. Он мог применять уголовную репрессию против кре­стьян за самые различные проявления неповиновения, вплоть до невыполнения сеньориальных повинностей.

С постепенной централизацией государства и усилени­ем королевской власти в XIII—XV вв. ослабляется сеньори­альная юрисдикция и возрастает роль законодательства королей в развитии уголовного права, которое все более приобретает репрессивный характер. Расширяется круг дел, которые рассматриваются как тяжкие преступления и вхо­дят в категорию так называемых "королевских случаев" (фальшивомонетничество, убийство, изнасилование, поджоги и т. д.). Короли своим законодательством начинают активно вмешиваться и в религиозную сферу, дополняя нормы канонического права. Так, еще в 1268 году Людовик IX издал ордонанс, предусматривающий особое наказание за богохульство. Появляется ряд новых составов преступлений, связанных с понятием "оскорбление величества". Окончательному исчезновению представления о преступлении "частном деле" способствовал Великий мартовский ордонанс 1357 года, который предусматривал запрет на замену наказания денежной компенсацией. По требованию сословий король лишался права помилования лиц, совершивших тяжкие преступления.

Вплоть до революции 1789 года уголовная ответственность того или иного лица непосредственно связывалась с сословным положением. К дворянам лишь в исключительных случаях применялись телесные наказания, которые обычно заменялись штрафами и конфискациями имущества, не допускалась смертная казнь через повешение. Особая система уголовной ответственности существовала для духовенства. Вместе с тем полностью отбрасывались всякие представления о законности в случаях подавления городских и крестьянских восстаний, когда окончательно исчезали разграничения между судебной и внесудебной расправой. Так, при подавлении Жакерии только за две недели было казнено 20 тыс. человек.

В средневековом уголовном праве Франции допускалось объективное вменение, т. е. уголовная ответственность без вины. Так, в королевских законах за некоторые политические преступления предусматривалась коллективная ответственность членов городских корпораций, а также членов семьи преступника, в том числе его детей. Законодательство и кутюмы в принципе знали понятие невменяемости, т. е. неспособности человека в силу психического расстройства осознавать значение своих действий. Но по ряду преступлений, в том числе за "оскорбление величества", к уголовной ответственности привлекались умалишенные и малолетние. Уголовному "преследованию" подвергались даже трупы преступников, а также животные и предметы, явившиеся причиной смерти человека.

В период абсолютизма законодательство особо детализирует составы преступлений, направленных против короля, французского государства и католической церкви. В связи с этим значительно расширяется круг действий, ко­торые подпадают под понятие "оскорбление величества". Наиболее тяжкими считались покушения на короля или членов его семьи и заговор против государства. В XVII в. при Ришелье была создана "вторая ступень" преступле­ний, рассматривавшихся как "оскорбление величества". Это заговор против министров короля, командующих королев­скими войсками, губернаторов провинций и других высших королевских чиновников, измена на войне, дезертирство, шпионаж, строительство крепостей без королевского раз­решения и т. п.

Разнообразными были и религиозные преступления: богохульство, кощунство и святотатство, колдовство, ересь и т. д. Понятие "ересь", как и понятия других религиозных преступлений, отличалось особой неопределенностью и ме­нялось на разных этапах развития французского государ­ства. Наиболее массовый характер преследование ерети­ков получило в период Реформации, особенно после эдик­та Генриха II в 1547 году, предписавшего сжигать на кост­рах всех протестантов. Гонения на кальвинистов (гугенотов) в это время вылились в массовые внесудебные расправы (в 1572 году в Варфоломеевскую ночь было убито 2 тыс. чело­век), в кровопролитные религиозные войны XVI—XVII вв.

В связи с процессом первоначального накопления ка­питала и массовым разорением крестьянства королевскими ордонансами были предусмотрены специальные меры уго­ловной репрессии против бродяг, нищих и безработных, ставившие своей целью создание системы наемного труда. Незадолго до революции это законодательство пополни­лось очередным королевским ордонансом (в 1764 году), по которому лица, не имеющие средств к существованию, посылались на тяжелые работы на галерах.

Так же как и преступления, наказания не были четко определены в королевском законодательстве, их примене­ние во многом зависело от усмотрения суда, от сословного положения обвиняемого. Целью наказания стало возмездие и устрашение. Приговоры приводились в исполнение пуб­лично, с тем чтобы страдания осужденного вызывали страх у всех присутствующих. Смертная казнь применялась в раз­нообразных формах: разрывание на части лошадьми, чет­вертование, сожжение и т. д. Многочисленными были членовредительские и телесные наказания: отрезание языка, отсечение конечностей, терзание раскаленными щипцами и т. д. Широко стало применяться и тюремное заключе­ние, которое в более ранний период предусматривалось главным образом церковными судами. В качестве основно­го и дополнительного наказания использовалась и конфис­кация имущества, что было выгодно королевской казне, когда дело касалось больших состояний буржуа.

В уголовном праве Франции четко проявилась и такая специфически средневековая черта, как явное несоответствие тяжести наказания характеру преступления. Она усу­гублялась произволом королевских судей, особенно злоупот­реблявших конфискацией имущества, что вызывало боль­шое недовольство французской буржуазии, передовые идеологи которой подвергли в XVIII в. сокрушительной критике всю систему дореволюционного уголовного права.

При рассмотрении дел крестьян в сеньориальных судах наряду с традиционными доказательствами еще в XI в. стали применяться пытки, и процесс утрачивал свой былой состязательный характер. К этому времени розыскная (инквизиционная) форма процесса, называвшаяся еще римско-католической, утверждается в церковных судах, а с XIII в. постепенно вводится в судах короля и крупных феодалов. Вплоть до XV в. розыскной и обвинительный процессы существовали как бы параллельно, но последний постепенно "начал выходить из употребления в связи с отменой важных традиционных видов доказательств ("божьего суда") — ор­далий и судебного поединка.

Окончательное закрепление розыскного процесса про­исходит с утверждением абсолютизма путем издания серии .королевских актов: ордонанса 1498 года, эдикта 1539 года и Большого уголовного ордонанса 1670 года. Правда, перво­начально этот процесс именовался экстраординарным, но именно он применялся в большинстве важных уголовных дел. Именно в этот период получила распространение практика, когда для тюремного заключения человека требова­лось только вписать его имя в пустой бланк королевского приказа на арест.

Первой стадией розыскного процесса было дознание, т. е. сбор предварительной и тайной информации о преступ­лении и преступнике. Судебное дело возбуждалось на осно­вании обвинения королевского прокурора, а также доносов и жалоб, содержание которых оставалось неизвестным для обвиняемого. Затем судебный следователь собирал письмен­ные доказательства, допрашивал свидетелей и обвиняемо­го, проводил очные ставки. При розыскном процессе подра­зумевалась виновность обвиняемого, поэтому показаний од­ного свидетеля было достаточно для применения пытки. Цель ее состояла в том, чтобы вырвать признание обвиняемого, которое рассматривалось как "царица доказательств".

Само судебное рассмотрение дела проходило в зак­рытом заседании, причем решающее значение придава­лось материалам, собранным в ходе следствия. Полноцен­ным доказательством вины обвиняемого были, кроме соб­ственного признания, показания двух "заслуживающих доверия". свидетелей, письма самого обвиняемого, прото­колы, составленные на месте преступления, и т. д. Хотя ордонанс 1670 года предусмотрел деление доказательств на оправдательные и обвинительные, суд основное внимание уделял именно последним. В случае отсутствия достаточ­ных обвинительных доказательств судья мог распорядить­ся о повторном проведении пытки.

До XIII в. судебные приговоры считались окончатель­ными и не подлежали обжалованию. Лицо, недовольное решением судей, могло вызвать их на судебный поединок и последовательно драться с каждым из них. Обжалование в суд вышестоящего сюзерена было возможно только в случае "ошибки в праве".