Лингвостилистическая парадигма в информационном пространстве современного языкознания

Южный федеральный университет

Т.В.Жеребило

ЛИНГВОСТИЛИСТИЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА В ИНФОРМАЦИОННОМ ПРОСТРАНСТВЕ СОВРЕМЕННОГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ

Аттестационная работа

по программе краткосрочного повышения квалификации преподавателей высшей школы

«История и философия науки»

Ростов-на-Дону

2011 г.

ВВЕДЕНИЕ

Общеизвестно, что системное целостное понимание сущности языка возможно при таком подходе, когда учитывается триединство мира, человека и языка.

Теория, постулируемая обозначенным системным подходом, сложилась к началу ХХ века на базе синтезирующих концепций И.Г. Гердера, В. Гумбольдта, А.А. Потебни, И.А. Бодуэна де Куртенэ, вобравших в себя достижения философской и лингвистической мысли за период, который мы привыкли считать достаточно продолжительным, подразделяя его при этом на целые эпохи, – промежуток времени примерно в 2,5 тыс. лет. Синтетизм этой теории подтверждается наличием полярных – аспектирующих концепций А. Шлейхера, Г. Пауля, Ф. де Соссюра.

Признав наличие в истории языкознания и в современной лингвистике синтезирующих и аспектирующих теорий, концепций, принципов, методов, можно было бы поставить точку в разработке эволюции теории языка, сославшись, к примеру, на работы Л.Г. Зубковой как основополагающие по данной проблеме [Зубкова 1989; 1992; 1995; 1999; 2003].

Однако идеи содержательного синтеза по-прежнему остаются актуальными для современного этапа развития лингвистики. Начало XXI века ознаменовалось интенсивным развитием когнитивно-прагматической парадигмы, возвращением уже на новом этапе к проблемам лингвофилософии, герменевтики, развитием лингвоаксиологии, эпистемологии текста, расширением предмета лингвистического изучения, вызванного внутренней логикой развития теории языка, а также «активным вторжением логики, психологии, социологии, этнографии и других дисциплин в традиционные сферы интересов языковедения» [Карасик 2002: 5].

Новизна решения вопросов, поставленных в данном исследовании, заключается в теоретическом обосновании и во введении нами в «синтетическую» теоретико-методологическую парадигму современной лингвистики метода лингвостилистической абстракции и таких единиц лингвистического и лингводидактического описания языка, как функционально-стилистический инвариант языковой системы и его модификации, которые наиболее детально были отрефлектированы в книгах «Лингвостилистическая абстракция как метод исследования» (2003; 2005), «Функционально-стилистический инвариант в учебной лексикографии» (2005).

характер, что накладывает отпечаток на те парадигмы, в которые они вписываются. Считается, что к аспектирующим относятся: 1) модель и теория языка, постулируемые теоретико-множест-венным методом; 2) дистрибутивная парадигма; 3) оппозитивные модели, метатеории, методы; 4) функтивные метод, модель, теория; 5) генеративный метод и адекватные ему модель и теория языка.

Однако здесь остаются не до конца проясненные вопросы: 1) Если теория множеств есть учение о целостных системах и структурах, не является ли в таком случае указанная теория синтезирующей? 2) Если основной принцип дистрибутивного анализа заключается в том, что языковые единицы описываются через совокупность их окружений, то в данном случае объектом какой теории является «совокупность окружений» – аспектирующей или синтезирующей? и т.п.

Вполне очевидно, что как одна из синтезирующих может быть квалифицирована когнитивно-прагматическая парадигма.

Инвариантно-вариативная парадигма модифицируется то как аспектирующая, то как синтезирующая, в зависимости от того, какие единицы описания языка и методы его исследования используются.

Принципиальным в выявлении сущности аспектирующего и синтезирующего подходов является, на наш взгляд, определение языка и его основных единиц.

Язык – сложное явление, изучаемое целым рядом наук, которые в силу своего аспекта изучения обособляют свой предмет изучения, давая разные определения языка. Идентичным образом обособление происходит внутри самого языкознания, где также понятие язык формулируется по-разному. При этом собственно языковедческие определения, как пишет В.А. Гречко, не могут быть исчерпывающими, «поскольку в таком определении невозможно охватить все существенные стороны языка и с точки зрения языкознания» [Гречко 2003: 7].

Так, у В.И. Кодухова язык выступает как важнейшее средство общения, как общественное явление. «Язык является важнейшим средством человеческого общения, нет и не может быть человеческого общества и народа, которые не имели бы языка» [Кодухов 1979: 8].

Ряд ученых обращает внимание на знаковый характер языка. Ж. Вандриес определяет язык как систему знаков: «Под знаком в данном случае надо понимать всякий символ, способный служить для взаимного общения людей» [Вандриес 1937: 21]. Аналогичную формулировку мы находим у Ж. Марузо: «Всякая система знаков, пригодная для того, чтобы служить средством общения между индивидами... Звуковой язык, основанный главным образом на употреблении голоса и называемый также членораздельным языком... составляет предмет изучения языковедения» [Марузо 1960: 350].

Не утратили своего значения ни для лингвистики, ни для лингводидактики высшей школы определения, данные в свое время Г. Габеленцем, Ф. де Соссюром, И.А. Бодуэном де Куртенэ, В.А. Богородицким, Э. Сепиром, В. Дорошевским, Э. Хемпом, Т. Милевски, Ю.С. Масловым, Ф.М. Березиным, Б.Н. Головиным и др., так как их понимание языка отражает различные стороны этого многогранного объекта и создает тем самым целостное представление о языке.

Э. Бенвенист подчеркивает двустороннюю сущность языка -материальную структуру, поддающуюся наблюдению, и нематериальную, замещающую явления окружающего мира. И это, действительно, так. Обычно в литературе по языкознанию отмечается такой подход Э. Бенвениста. Однако, анализируя его работу «Лингвистика на пути преобразований», мы находим более емкое определение языка: «Язык вос-производит действительность. Это следует понимать вполне буквально: действительность производится заново при посредничестве языка. Тот, кто говорит, своей речью воскрешает событие и свой связанный с ним опыт. Тот, кто слушает, воспринимает сначала речь, а через нее и воспроизводимое событие. Таким образом, ситуация, неотъемлемая от использования языка, есть ситуация обмена и диалога, и она придает акту речи двойную функцию: для говорящего акт речи заново представляет действительность, а для слушающего он эту действительность воссоздает. Это и делает язык орудием коммуникации между индивидами». [Бенвенист 2002: 27].

«Лингвист, со своей стороны, считает, что не может существовать мышления без языка и что, следовательно, познание мира обусловлено способом выражения познания». (Там же: 27).

«Именно в языке и через язык индивид и общество взаимно детерминируют друг друга». (Там же: 27).

Этот перечень суждений можно было бы продолжить, но даже эта небольшая выборка говорит о том, что в концепции Бенвениста за точку отсчета берется содержательный синтез, без которого невозможна ни одна из «синтезирующий» теорий.

Действительно, не входя в лагерь ни «структуралистов», ни «традиционалистов», Э. Бенвелист сумел выработать единую концепцию языка, свободную от крайностей как того, так и другого направления.

Возвращаясь же к начальной точке отсчета, к тому моменту, когда, по мнению Л.Г. Зубковой, синтетические концепции наиболее отчетливо о себе заявили, мы не только вынуждены, но и обязаны признать, что содержательный синтез как принцип описания языка, действительно, нашел свое наиболее адекватное воплощение в концепциях Гумбольдта и Потебни, которые сосредоточили свое внимание на деятельности, предложив генетическое определение языка.

Стало уже почти неприличным цитировать одни и те же фразы В. фон Гумбольдта: «...язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык» или «язык есть не продукт деятельности (Ergon), а деятельность (Energeia)» [Гумбольдт 2001: 68, 70]. Однако именно эти фразы представляют собой наиболее завораживающие, наиболее интригующие формулировки основного предмета языкознания, защищающие доступ их автора к недоступному.

И тем не менее концепция Гумбольдта столь детально и всеобъемлюще изложена самим автором, что подтверждение высказанным мыслям мы находим и в других частях его знаменитой работы «О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества». Например: «Язык следует рассматривать не как мертвый продукт (Erzeugtes), но как созидающий процесс (Erzeugung)» [Гумбольдт 2001: 69].

Таким образом, под влиянием Гумбольдта и его последователей в языкознании сформировалась системная теория языка, актуализация которой сегодня не только неизбежна, но и необходима. Сегодня в центре внимания находится соотношение таких понятий, как: язык и человек, язык и общество, язык и природа. Язык – связующее звено между миром и человеком, средство познания человеком мира и самого себя. «Отсюда понятия языкового мировидения, языкового знания, т.е. восприятия и познания мира (материального, индивидуально-психического, общественного) в языковых формах» [Зубкова 2003: 436].

В этом аспекте перспективно рассмотрение языковой картины мира, в том числе, научной, художественной, религиозной, что требует особых процедур анализа и особых единиц описания. В частности, при рассмотрении лингвофилософских проблем зачастую используется инструментарий когнитивно-прагматической парадигмы: фрейм, фигура-фон, сценарий, концептуальная метафора и т.п.

Из философских понятий наиболее частотно понятие концепт, подвергшееся переосмыслению в лингвофилософской литературе. На наш взгляд, наибольшего совершенства в применении лингвофилософского понятийно-категориального аппарата на материале лингвистики и, в частности, на материале истории русского языка удалось достичь В.В. Колесову. Его книги «Язык и ментальность» (2004), «Философия русского слова» (2002), «Слово и дело» (2004) не просто завораживают (а их, действительно, читаешь на одном дыхании), они делают нечто иное – они меняют тип мышления, формируя тебя заново, несмотря на то, что уже до его работ ты прочитал все общеобязательное от Аристотеля до наших дней.

Несмотря на то, что последнее десятилетие ознаменовано поворотом к новому — гуманитарному типу мышления, в программных материалах и в учебной литературе по лингвистическим дисциплинам, в научных трудах язык «препарируется» в основном с помощью традиционных единиц: фоны и фонемы, графы и графемы, морфы и морфемы, лексы и лексемы. Как основные, базовые единицы синтаксиса до сих пор выделяются словосочетание и предложение. Вокруг них и «обращенная к ним» на занятиях и лекциях выстраивается вся практическая и теоретическая работа со студентами. Между тем единицы, соответствующие системному лингвофилософскому подходу к изучению языка, как правило, остаются за пределами анализа.

Конечно, предаваться научному нигилизму и укорять кого бы то ни было в лингвистической некорректности гораздо легче, нежели разработать лингвистические и лингводидактические теории, концепции и технологии, соответствующие новому подходу к изучению языка в научных и учебных целях.

На наш взгляд, лингвостилистическая парадигма наиболее адекватна синтетическому подходу к исследованию языка, так как она включает в сферу своего действия основные составляющие, присущие синтезирующим теориям: человек – мир – язык.

Именно поэтому, взяв за точку отсчета лингвостилистическую парадигму, мы рассмотрели ее во взаимосвязи с: 1) теоретико-множественным методом и производными от него моделью и теорией языка; 2) дистрибутивной парадигмой; 3) оппозитивными методами, моделями, теориями; 4) функтивной моделью и теорией языка; 5) генеративной моделью и теорией; 6) семиотической парадигмой; 7) когнитивной парадигмой в современной лингвистике.

Проекция лингвостилистических идей на инвариантно-вариатив-ную парадигму современной лингвистики дала возможность дальнейшей разработки предложенного нами функционально-стилисти-ческого инварианта языковой системы и постулируемого им метода лингвостилистической абстракции.

Обращение к теоретической и методологической парадигме современной лингвистики позволило описать различные фрагменты ее информационного пространства, в связи с чем возникает вполне закономерный вопрос: «Что же на самом деле происходит в лингвистике как науке: борьба идей или их эволюция, дальнейшее уточнение понятий или отказ от сложившихся на определенный момент понятий и представлений?» Оперируя понятиями философии текста, уместно задуматься о том, отправляет ли каждый новый текст о языке своих предшественников на свалку истории или сосуществует с ними, вступая в некие связи, создающие информационное пространство – некий континуум, к которому мы апеллируем, генерируя лингвистические идеи.