Мардашова Рамзия Суфияновна, старший

Принятие государственных мер «для систематической организации общественного призрения» относится к периоду правления Екатерины II. В изданном ею в 1775 г. «Учреждении для управления губерний» в законодательном порядке устанавливалась государственная система общественного призрения «для всех гражданских сословий». Согласно Указу, в каждой губернии предусматривалось создание особых Приказов общественного призрения, которым поручалось «… попечение и надзирание о установлении и прочном основании: 1. народных школ, 2. установление и надзирание сиротских домов для призрения и воспитания сирот мужского и женского пола, оставшихся после родителей без пропитания; 3. установление и надзирание госпиталей или больниц для излечения больных; 4. установление и надзирание богаделен для мужского и женского пола убогих, увечных и престарелых, кои пропитания не имеют …» и других общественных заведений [1: 271–276].

Приказы являлись государственными организациями. Для организации и содержания этих учреждений каждому Приказу из государственной казны в качестве первоначального капитала было выделено по 15 тыс. рублей. Однако, заботясь о жизненности системы государственного призрения, правительство Екатерины внесло в неё общественный элемент, в связи с чем было разрешено умножать первоначальный капитал выдачей его в займы под проценты и принятием подаяний от граждан. Последнее обеспечивало широкое привлечение к делу призрения частных лиц и развитие благотворительности.

В Казани Указ «Учреждения для управления губерний» был введён в 1782 г. [17: 4]. Деятельность же самого Приказа общественного призрения, получает всестороннее развитие с 1815 г. [7: л. 3]. До этого времени о его деятельности упоминается лишь в отдельных документах, связанных с передачей денег Приказа под проценты в Государственное казначейство.

На государственные и частные средства Приказом открывались богадельни для больных и престарелых лиц, некоторые из которых имели сиротские отделения. Из таких заведений стоит назвать женскую богадельню для неимущих вдов и сирот духовного звания потомственного почётного гражданина И.С. Кривоносова, Мариинскую богадельню с сиротским отделением русского мещанского общества г. Казани.

Так, в сиротское отделение Мариинской богадельни принимались преимущественно круглые сироты обоего пола не моложе 4 лет и находились на попечении отделения до 17-летнего возраста. Мальчики и девочки в этом заведении жили отдельно, на разных половинах. Основу воспитания призреваемых сирот составляло «развитие в детях духовно-нравственных начал и любви к Богу и ближнему». Начиная с 7-летнего возраста, дети посещали ближайшее к заведению приходское училище, а в свободное от учения время дети обучались под руководством мастеров и мастериц ремёслам и рукоделию, которые признавались попечительным советом наиболее полезными. По окончании курса приходского училища, воспитанники сиротского отделения отдавались по контракту в ремесленные заведения. Наиболее же способных попечительный совет определял, принимая во внимание природные наклонности детей, в учебные заведения для дальнейшего их образования [6: л. 22–24].

Однако ранее всего Приказом общественного призрения в Казани был открыт сиротский дом. Первые упоминания о его работе относятся к 1815 г., когда решались организационные вопросы, касающиеся обеспечения открывающегося учреждения необходимыми предметами быта, мебелью, пошива одежды и обуви для детей [9: л. 4; 11; 10; 12].

Поначалу сиротский дом располагался в наёмной квартире. Когда Приказы были упразднены (1869), сиротский дом с другими богоугодными заведениями был передан Казанской губернской земской управе. В 1871 г. для сиротского дома был приобретён каменный трёхэтажный дом с флигелями стоимостью 18563 рубля. Вскоре, в виду того, что приём грудных детей в сиротский дом был неограничен, а по этой причине в последующие годы происходило ежегодное увеличение численности призреваемых, земству пришлось снова нанимать частные квартиры для размещения в них грудных младенцев [5: л. 4, 91–95].

Работу Казанского сиротского дома отличало от других общественных детских заведений то, что это учреждение призревало не только детей дошкольного и более старшего возраста, но и детей раннего возраста, детей-подкидышей. Последних в г. Казань привозили из Симбирской, Уфимской, Вятской и Костромской губерний. При детях, как правило, находилась записка, где сообщались возраст, имя ребёнка, крещён или нет, иногда имя крёстного отца. Примечателен тот факт, что из всех найденных нами документов-уведомлений Казанской городской полиции о случаях оставления детей не числится ни одного ребёнка-татарина [8: л. 57–95, 201–269].

Всех детей в сиротском доме долгое время делили на два отделения: «отделение младенцев до 6-летнего возраста» и отделение детей старшего возраста. Мальчики и девочки содержались в доме порознь. В 1878 г. при сиротском доме было образовано три отделения: «…отделение люлечных в возрасте до 1 ½ года; отделение подростков от 1 ½ года до 6 летнего возраста и отделение воспитанников и воспитанниц от 6 лет» [5: л. 92-93].

Материалы докладов, сделанных на эту тему, содержат данные, которые позволяют признать, что призрение брошенных детей в Казанской губернии имело свои особенности. Остановимся на этом подробнее.

На Руси более или менее систематическая регламентация деятельности по призрению брошенных детей начинается с Петра I. В ноябре 1715 г. царь Пётр Указом «О гошпиталях» придаёт делу призрения государственный статус. В Указе говорится: «Всепресветлейший, Державнейший Пётр Великий император и самодержец Всероссийский указал в Москве и в других городах при церквах сделать гошпитали, так же как о таких делах Новгородский митрополит Иов учинил в Новгороде, и избрать искусных жён для сохранения зазорных младенцев, которых жёны и девки рожают беззаконно и стыда ради отмётывают по разным местам, от чего оныя младенцы безгодно помирают, и для того объявить указом, чтобы таких младенцев принимали в вышеозначенные гошпитали. И те гошпитали построить и кормить из неокладных прибыльных доходов» [18: 44].

Однако наибольшее проявление деятельности по призрению брошенных детей получило в царствование Екатерины II, в годы правления которой были открыты два воспитательных дома в 1764 г. – в Москве и в 1770 г. – его филиал в Санкт-Петербурге, позже ставший самостоятельным учреждением. Приём брошенных детей в эти дома осуществлялся тайно, в соответствии с Генеральным планом Императорского Воспитательного дома: «1. Как родительницы сами или их поверенные в том, так и посторонние люди мужского и женского рода, поднимая младенцев, могут их приносить в Воспитательный дом, где оных и принимать немедленно должно, не спрашивая притом у приносящего, кто он таков и чьего младенца принёс, – но только спросить, не знает ли он, крещён ли тот младенец и как ему имя, разве приносящие сами похотят объявить что-нибудь обстоятельное, и, оное у них выслушав, в записку внесёт» [3: 74].

Генеральный план имел характер инструкции о порядке приёма детей в учреждение и организации их жизни и воспитания. Автором этого документа являлся И.И. Бедской. Активное участие в составлении плана принимал профессор Московского университета А.А. Барсов.

Согласно плану воспитанники дома делились по возрастам: от 2 до 7, от 7 до 11 и от 11 до 14 лет. До 2 лет дети находились на руках кормилиц, после чего переводились в «общие покои», где воспитывались в играх и трудовых занятиях: «…5. Младенцев кормилицам или нянькам кормить до двух лет, а после переводить их в большие покои и воспитывать обще с прочими. По прошествии же третьего и до окончания шестого или седьмого года могут оба пола вместе жить, а между тем за всякую лёгкую работу приниматься» [3: 14]. Обучение труду продолжалось в течение всего пребывания ребёнка в Воспитательном доме. Мальчиков учили огородным, садовым и дворовым работам, девочек – вязать, ткать, плести кружево, стряпать и пр. В возрасте с 7 до 11 лет все дети посещали школу, обучаясь грамоте и счёту. От 11 до 14 лет в школе дети изучали катехизис, арифметику, географию, учились рисовать. Внутри каждой возрастной группы воспитанники делились на три подгруппы. К первой относили тех, которые обнаруживали большие способности к учению. Их полагалось обучать большому количеству учебных предметов, а по достижении 14 лет отправлять для продолжения учения в Московский университет или Академию художеств. Во вторую подгруппу попадали дети, проявившие себя в ремесленных занятиях; из них готовили искусных мастеров. В третью подгруппу включали детей, способных только к физическому труду, которых по окончании срока определяли прислугой к купцам или помещикам.

Все призреваемые дети Воспитательного дома пользовались льготой – при выходе из учреждения они не становились крепостными, а были вольными и попадали в так называемое «третье сословие».

Из законодательных актов XIX столетия, касающихся незаконнорождённых и подкидышей, следует отметить закон 1828 г., по которому свободный приём детей-подкидышей допускался лишь в столичные воспитательные дома [16: 106]. В воспитательные же дома в провинции приём был ограничен случаями крайней необходимости. Разрешалось, например, принимать детей, «подобранных на улице», когда невозможно было найти для них воспитателей. Что касалось новых воспитательных домов в провинции, то открывать их было запрещено. Обстоятельством, вызвавшим этот закон, послужила огромная смертность в провинциальных воспитательных домах. Все эти запреты были отменены в 1898 г., хотя некоторые земства и учреждения открывали воспитательные дома и раньше, но под другим лишь названием.

Поначалу до 1865 г., когда Казанский сиротский дом ещё находился в ведении Приказа общественного призрения, в нём призревалось небольшое количество детей – 62 человека [14: 15]. В последующие годы число воспитанников стало увеличиваться и к 1900 г. достигло 1500 человек [19: 22].

Весь период работы Казанского сиротского дома можно разделить на два периода: до 1900 г. – период централизации призрения и с 1900 г. – период усиленной децентрализации. Первый из этих периодов характеризуется тем, что грудные младенцы вскармливались обыкновенно в стенах самого приюта, в деревни дети отдавались лишь иногда и с большой осторожностью. Смертность детей грудного возраста в первый период по сравнению с другими приютами была ниже. Так, по подсчётам доктора Засецкого, за период с 1881 по 1901 гг. она колебалась между 38% и 58,2% [3: 2]. Второй период характеризуется массовой передачей детей грудного и более старшего возраста на воспитание в деревни, в связи с чем, это имело весьма неприятные последствия.

В 1901 г. вопрос о призрении брошенных детей явился предметом достаточно энергичных дебатов в Казанском губернском земстве. Поводом к этому послужили: во-первых, значительное распространение трахомы среди питомцев сиротского дома, а во-вторых, начавшаяся со второй половины 1900 г. по распоряжению земской Управы усиленная раздача детей из приюта в деревни. В результате этого в повестку дня были вынесены вопросы об учреждении медико-санитарного надзора за «деревенским питомничеством» и о реорганизации Казанского сиротского дома.

Полученные данные производимых проверок питомнических деревень были изложены в докладах доктора В.А. Николаева «К вопросу о гигиенических условиях жизни и воспитания земских питомцев в деревнях Казанской губернии» [13] и старшего врача земской больницы Н.А. Засецкого «О призрении незаконнорожденных детей и подкидышей вообще и, в частности, о русских земских воспитательных домах и о принципах, которые должны быть положены в основу их реорганизации» [14], изданных в г. Казани в 1902 г. После обсуждения этих докладов был избран целый ряд комиссий и подкомиссий по реорганизации сиротского дома с участием профессоров-специалистов, врачей, земских гласных и Управы. В процессе обсуждения было решено, что реформа сиротского дома является делом неотложным, а именно: «…что настоящее помещение приюта во всех отношениях неудовлетворительно; что новое здание Сиротского дома должно быть построено за чертой города, в здоровой местности; что система тайного приёма подкидышей, как отжившая своё время, должна быть оставлена и заменена системой явного приёма незаконнорожденных детей и с привлечением матерей для вскармливания их собственных детей; что в стенах приюта должна быть в широких размерах проведена система искусственного вскармливания, а раздача же грудных детей по деревням должна быть сокращена до минимума или даже совсем уничтожена» [14: 18].

Вопрос этот, как казалось, был близок к разрешению, и уже было найдено подходящее место для нового сиротского дома в так называемой местности столицы – Казани – Немецкой Швейцарии, но всё в конечном итоге ограничилось мелкими административными мероприятиями. Например, решено было покупать крестьянским кормилицам для их питомцев лубочные татарские повозки, на которых они должны были увозить с собой в поле грудных детей во время полевых работ, как это делают татарки. Подобные мероприятия, разумеется, успеха не имели, и проверяющие из Казани лица отмечали: «Над кормилицами, которые завели татарские тележки, крестьяне смеялись и подтрунивали, благодаря чему некоторые кормилицы прямо заявили мне, что они лучше согласны умереть, чем подвергаться такому сраму» [14: 19].

Таким образом, вопрос о реорганизации призрения так и оставался открытым. Сначала он отлагался от одного земского собрания до другого, а затем и вовсе сошёл на нет, чему в большей мере способствовали социально-политические перемены в жизни общества и, прежде всего, начавшаяся война с Японией, на что Казанское губернское земство делало значительные отчисления.

Сиротский дом, деятельность которого с этого времени никакими нормами не регулировалась, был предоставлен сам себе. В таких условиях раздача детей в деревни стала производиться, что называется, по первому спросу и без особой осторожности. И если в 1902 г. отдавались в деревни подкидыши в возрасте 2 недель, то позже их уже раздавали в возрасте 3–4 дней, с неотпавшей пуповиной. К тому же отпускаемые в деревни дети далеко не всегда оказывались здоровыми. Из наиболее часто встречающихся болезней были кишечные инфекции, сифилис, трахома, туберкулёз.

Данные позволяют говорить о появлении и распространении в губернии одной из форм социальной защиты детей – патронировании. Поначалу патронирование имело место лишь в единичных селениях Казанской губернии, а к 1910 г. оно получило распространение в 103 деревнях Казанского и Лаишевского уездов и стало достаточно популярным делом среди крестьянского населения. В имеющихся документах по призрению детей тех лет даже появляется выражение – «питомнический промысел». «Не подлежит никакому сомнению, что деревенское питомничество есть промысел и промысел при том играющий довольно существенную роль в крестьянском хозяйстве. Иногда приходилось слышать, например, такие замечания: «Живётся, Ваше почтение, тяжеловато, говорит мужик, земли мало, урожаи неважные. Перед Рождеством продал последний хлеб, хотел было лошадь продать, да баба выручила: съездила в город и получила 15 рублей за ребёнка» [14: 40].

Что касалось усыновления «казённых детей», то практиковалось оно крайне редко, несмотря на то, что передача их из сиротского дома частным лицам допускалась при соблюдении обязательства воспитания приёмных детей до достижения ими совершеннолетия и вписания их в свои семейства. Главными же усыновителями являлись чуваши Цивильского и Чебоксарского уездов, т.к. для них это служило доходной статьёй для получения дополнительного земельного надела.

Таким образом, заинтересованные в получении платы (в 1912 г. за ребёнка до 8 месяцев кормилица получала 4 руб. в месяц, до 2 лет – 3 руб. 50 коп., после 2 лет – 3 руб.; на одежду для ребёнка до 2 лет выдавалось 3 руб. 60 коп. в год, после 2 лет – 3 руб.) крестьяне увозили детей в деревни. Но предоставить надлежащие условия для вскармливания и воспитания детей приёмные родители в большинстве случаев не могли. И прежде всего мать, которая кормила своё собственное дитя и приёмного ребёнка не могла обеспечить полноценного питания. А поэтому очень часто в деревнях дети вскармливались искусственно, а попросту сказать, суррогатами, выработанными деревенской практикой: жёваным чёрным хлебом, варёной картошкой, грязной соской. Особенно плохо обстояло дело в летнее время. Вот какую характеристику ухода за ребёнком даёт врач, в чьи обязанности входило посещение семей: «Мне неоднократно при посещении питомнических семейств, в особенности во время летней страды, приходилось наблюдать такую картину. Кормилицы и никого взрослых дома нет; дети оставлены на попечение 5-летнего мальчика, грудной ребёнок, иногда больной, валяется на полу или в зыбке, завёрнутый в старое тряпьё и с ног до головы запачканный испражнениями; около ребёнка рожок, на стенках которого разложившиеся и вонючие остатки молока. В полуоткрытый ротик ребёнка свободно залетают мухи и заползают тараканы» [14: 31].

Естественно, подобный уход за детьми оборачивался высокой детской смертностью. Ежегодные отчёты по санитарному надзору за проживающими в деревнях детьми содержат цифры, позволяющие реально оценить широко практикующую в те годы систему патронирования. Каждый год половина, а то и больше из общего количества переданных в семьи детей на воспитание, умирали.

Такое положение вещей не позволяло ответственным за это дело лицам – врачам, инспекторам – соглашаться с существующей системой раздачи детей по деревням, а потому они прилагали всевозможные усилия, чтобы практикующая система децентрализации призрения была признана недопустимой. На областных врачебных съездах и в ходе работы некоторых земских комиссий был выработан целый ряд условий, при которых допускалось использование системы раздачи детей в деревни. Это: 1) нахождение детей в приюте до определённого срока (1–3 месяца); 2) отдача детей лишь в такие местности, которые были бы доступны медицинскому контролю; 3) регулярный медицинский контроль за состоянием здоровья кормилиц и их семей; 4) отдача детей лишь таким кормилицам, у которых свои дети умерли или достаточно выкормлены, или же у которых имеется избыток молока; 5) устройство яслей в питомнических местностях.

Однако в отношении детей более старшего возраста, от 1,5 до 6 лет, вопрос решался несколько иначе. С сохранением за последними обязательного медицинского контроля, признавалось, что этот способ призрения желателен, т.к., во-первых, призрение более старших детей обходится государству значительно дешевле, во-вторых, более старших детей (дошкольного возраста) крестьяне берут с большей охотой и, в-третьих, дети, воспитываясь в деревне, становятся равноправными членами крестьянских семейств, которые относятся к ним хорошо и считают такое отношение делом богоугодным. Все питомцы, как девочки, так и мальчики, оставались на воспитании в деревне до 13–15 лет, до окончания школы, после чего их возвращали в сиротский дом и распределяли согласно способностям: в мастерские, Земскую Учительскую семинарию, в Юматовскую школу или отдавали для работы в частные дома.

Что касается деятельности самого сиротского дома, то она в более поздние годы не прогрессировала. Если в 1899–1900 гг. из общего числа призреваемых (665 чел.) в стенах учреждения воспитывалось 515 детей, что составляло 77,4%, то в 1909 г. из общего числа всех призреваемых (1357 чел.), в стенах приюта находилось только 133 ребёнка – 9,8%. Как и прежде, в данное заведение принимались, прежде всего, дети-подкидыши и дети на время болезни матери.

Сами же дети, находящиеся в сиротском доме, по своему физическому состоянию были очень слабыми. «Это почти исключительно больной и нежизнеспособный элемент: недоноски, весящие 3–5 фунтов, с общей врождённой атрофией, с явными признаками врождённого сифилиса, чахотки, дети при самом поступлении страдающие резким расстройством желудка и кишек и т.п.» [14: 26]. Разумеется, что при таких условиях смертность и в стенах самого сиротского дома была очень высокой.

Таким образом, рассмотрев деятельность Казанского сиротского дома по призрению детей как отрасль государственную, можно сделать вывод, что земства, на которые была возложена основная забота о брошенных детях, не могли справиться со своими задачами. Жизнь указывала на необходимость широкого привлечения к делу призрения других источников и, прежде всего, более значительной помощи и личного участия со стороны частных лиц.

1. 
   Законы и постановления Российской империи. Собрание 1. – Т. XX. – Спб., 1830. – 1034 с.
   
2. 
   Заседский, Н. А. О призрении незаконнорожденных детей и подкидышей вообще и, в частности, о русских земских воспитательных домах и о принципах, которые должны быть положены в основу их реализации / Н. А. Заседский. – Казань: Б.И., 1902 – 3 с.
   
3. 
   История дошкольной педагогики в России: хрестоматия / Сост. С. В. Лыков, Л. М. Волобуева / Под ред. С. Ф. Егорова. – М.: Изд. центр «Академия», 1999. – 520 с.
   
4. 
   Лебеденко, А. А. Очерки по истории дошкольного воспитания в дореволюционной России: Дисс. … канд. пед. наук / А. А. Лебеденко. – Казань, 1942. – 187 с.
   
5. 
   НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 8701. 1892. Обзор Казанской губернской земской управы казанскому губернатору П. А. Полторацкому о развитии заведений общественного призрения г. Казани.
   
6. 
   НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 9107. 1888. Устав Мариинской богадельни с сиротским отделением русского мещанского общества в г. Казани.
   
7. 
   НА РТ. Ф. 115. Оп. 1. Д. 10. 1816. Приказы общественного казначея.
   
8. 
   НА РТ. Ф. 115. Оп. 1. Д. 230. 1833. Сведения о поступивших в сиротский дом и выбывших из него.
   
9. 
   НА РТ. Ф. 115. Оп. 1. Д. 4. 1815. Приказы общественного призрения Капитану Казначейства.
   
10. 
    НА РТ. Ф. 3959. Оп. 1. Д. 407. 1937. Титульные списки переходящего строительства Татнаркомздрава на 1937–1938 гг. и материалы к ним.
    
11. 
    НА РТ. Ф. 669. Оп. 1. Д. 7. 1889–1890. Отчёты по земскому сиротскому дому.
    
12. 
    НА РТ. Ф.3959. Оп. 1. Д. 408. 1937. Утверждённый проект генерального плана и техническая смета на строительство яслей на 80 коек в г. Чистополе.
    
13. 
    Николаев, В. А. К вопросу о гигиенических условиях жизни и воспитания земских питомцев в деревнях Казанской губернии. – Казань: Тип. губернского правления, 1902. – 11 с.
    
14. 
    Николаев, В. А. Призрение брошенных детей и вопрос о призрении подкидышей в Казанской губернии. – Казань: Лито-тип. И. Н. Харитонова, 1911. – 49 с.
    
15. 
    Отчёт за 1 янв. 1911–1янв. 1912 гг. по санитарному надзору за проживающими в деревнях детьми из Казанского губернского сиротского дома / Сост. В. А. Николаев. – Казань: Тип. губернского правления, 1912. – 20 с.
    
16. 
    Отчёт по деревенскому патронажу для подкидышей Казанского губернского Земского Сиротского Дома с 1 янв. 1913 г. по 1 янв. 1914 г. / Сост. П. Д. Левитский. – Казань: Тип. губернского правления, 1914. – 21с.
    
17. 
    У милосердия древние корни (Благотворительность и милосердие в Казани XVIII – начала XX вв.) : сборник документов и материалов / Сост. А. М. Димитриева, Р. Р. Исмагилов, Н. А. Шарангина; отв. ред. Л. В. Горохова; науч. ред. Д. Р. Шарафутдинов. – Казань: Изд-во «Гасыр», 2002. – 208 с.
    
18. 
    Указы блаженныя и вечнодостойныя памяти Государя Императора Петра Великого, самодержца всероссийского, состоявшиеся с 1714 по кончину его императорского величества, генваря по 28 число 1725 г. – Спб.: Тип. при Императорской Академии наук, 1739.
    
19. 
    НА РТ. Ф. 669. Оп. 1. Д. 13. 1900. Список детей, подростков и нянек за 1900 г.