Факторы, препятствующие стабилизации политической ситуации и содействующие росту этнополитической напряжённости в обществе

1.4. Факторы, препятствующие стабилизации политической ситуации и содействующие росту этнополитической напряжённости в обществе

Среди факторов, препятствующих стабилизации этнополитической ситуации можно выделять ряд, так или иначе пересекающийся с названными выше причинами обострения конфликтов и проблемами, вызываемыми этими конфликтами.

- неэффективность центральной власти. С уверенностью можно говорить о том, что сознательно не обращать внимание на этнополитические процессы может только очень однородное, целостное, а то и авторитарное государство. В это же время, государства осознающие разнородность этносов и конфессий на своей территории, изучающие текущее положение дел в каждом отдельно взятом регионе должны понимать насколько от этих процессов, в конечном итоге, зависит общее благополучие во всех сферах. Беспечность и недальновидность государственных элит, закрывающих глаза на очевидные предпосылки конфликтов (языковые, культурные и религиозные противоречия, напряжение отношений в регионе и др.) трудно переоценить.

Большинство федеративных государств, имеющих этнические проблемы, и Российская Федерация в том числе, априори строят свои взаимоотношения с регионами не по принципу конструктивного диалога, а по принципу эпизодических обращений к региональным элитам в ситуации уже сложившейся этнополитической напряженности. Безусловно, позитивным решением здесь могли бы выглядеть регулярные консультации, совместное формирование национальной политики в отдельности с каждым регионом, а также создание целостных концептов этнической политики в стране.

- отсутствие внятно сформулированных приоритетов национально-государственной политики, стратегий развития проблемных регионов. В современной этнополитологии существуют две базовые концепции формирования этнически разнородного государства. Ассимиляторская (интеграционная) модель предполагает формирование внутри страны единой нации, постепенное стирание этнических, языковых и культурных различий и избегание тем самым каких-либо внутристрановых противоречий. Классическим примером такой модели можно считать «плавильный котел» в США или некоторые страны Европы, например, Швецию или Францию.

Другим вариантом является мультикультурная модель, предполагающая самобытность каждого этноса внутри страны. Здесь можно говорить о разнообразии культурных, языковых и религиозных форм, при этом включенных в единую государственную систему. Несмотря на то, что умозрительно эта модель выглядит позитивной, направленной не на сглаживание, а на эффективное использование различий. Однако, большое количество негативных примеров (Канада и франкоязычный Квебек, Россия и Кавказ, Азербайджан и Нагорный Карабах и др.) говорит о сложности формирования такой модели.

В рамках каждой из этих моделей государственная власть должна определить приоритеты и стратегические цели своей национальной политики, четко сформулировать то какие насущные государственные задачи решает этническая политика, какое общество помогает построить и др. Отсутствие стратегических, идеализированных представлений о том, какие процессы и какая общая атмосфера должна господствовать в многонациональном государстве ведут к тем самым несистемным и неконструктивным решениям центра.

- невовлеченность основной массы населения в управление государством и в местное самоуправление. Этот фактор напрямую связан с предыдущим. Неэффективность управленческих моделей в государствах влечет за собой ряд политических последствий: от мелких противоречий между этносами на территориях до крупных конфликтов этнических элит, не имеющих механизмов решения проблем в рамках культурных политических процессов. От неизбежных споров между представителями разных организаций до формирования оппозиции, ориентированной на жесткое отстаивание интересов меньшинства, чаще всего – нелегитимными методами. От периодических вызовов, исходящих от невключенных в принятие решений и осуществление власти малых групп до поддержки «оранжевых революций».

Включение и равномерное представительство этносов на местах является не менее важным, чем формирования диалога центральной и региональной властей. Причем речь здесь не только о включении представителей этноса в управление, но и построении механизмов влияния на властные процессы самых широких слоев населения и формировании «обратной связи».

- центробежные тенденции. «Еще в 19 веке обществоведами выявлены две основные тенденции развития национальной жизни. Первая, возникающая в эпоху восходящего капитализма, называется центростремительной. Она означает процесс консолидации народностей, проживающих на определенной территории, в единую нацию, обретения ею национального суверенитета, образования и укрепления национальных государств (этноцентризм).

Далее в жизни наций, завершивших этот процесс, начинает действовать другая, противоположная тенденция – центробежная. Она означает ломку национальных границ, установление всесторонних связей с другими нациями, становление регионального, а затем и мирового рынка и проявляется во взаимозависимости и всестороннем сотрудничестве народов, интернационализации общественной жизни. Поскольку на планете сосуществуют нации, находящиеся на разных ступенях своего исторического развития, то названные тенденции действуют одновременно, параллельно, образуя единство и многообразие национальной жизни, а также то внутреннее противоречие, которое ею движет»⁴⁹.

То есть теоретически регионы, страдающие от этноконфессиональных противоречий в дальнейшем должны переходить из стадии замкнутости и сосредоточенности на своих проблемах в стадию открытости своим соседям, эффективного взаимодействия и пр. Однако, такие процессы опять-таки вряд ли возможны без серьезной организационной и духовной поддержки центральной власти.

- проблемы вытеснения коренного населения пришлыми мигрантами, создающими очаги этнополитической напряженности. Говоря об этнополитических конфликтах нельзя замыкать внимание на проблемах, сконцентрированных внутри этнически разнообразного региона. Миграция, обусловленная разными причинами (чаще всего – трудовая или вынужденная), влечет за собой появление целых зон обитания этносов этнически однородных регионах. Классическим можно считать пример Москвы и некоторых других регионов России, в которой дагестанцы, чеченцы, ингуши занимают целые «экономические» ниши, причем речь не только о рынках, но и о наркоторговле, криминале и др. Нередко национальная нетерпимость или агрессивное поведение мигрантов приводит к конфликтам, столкновениям и применению насилия. Таким путем формируется этническая нетерпимость вне этнической территории. Другой пример – нетерпимость к арабам во Франции, выливающаяся на мусульманство в целом.

Решением такой проблемы может выглядеть формирование не только этнической политики, направленной на регионы с высоким конфликтным потенциалом, но и систематическая работа с проблемами миграции и положением мигрантов в местах временного проживания. Здесь предполагается решение как бытовых (расселение, поддержание достойного уровня существования и пр.), так и духовных (социализация, образование) проблем мигрантов.

- идеологические проблемы: вакуум и излишняя идеологизированность. Еще одним фактором обострения этничности можно назвать идеологический вакуум – состояние отсутствия консолидирующей и умиротворяющей государственной идеологии, итогом которого становится появление национальной идеологии. Неизбежность таких процессов обусловлена духовной необходимостью людей в скрепляющих и направляющих идейных конструкциях, способных ориентировать население на определенные взгляды и оценки своей родины, структурировать картину мира, создавать конструктивные представления. Отсутствие такого духовного «цемента» чаще всего ведет к появлению его деструктивных форм – национальных и, как продолжение, националистических идеологий, радикальных взглядов на любые соседние группы, проявлений шовинизма и пр.

Типичным примером здесь может служить до и послеперестроечная Россия, где исчезновение коммунистической идеологии (но не только оно) привело к обострению националистических процессов в целом ряде субъектов. Примерно ту же картину можно наблюдать в бывших советских республиках: в Азербайджане и его проблемном регионе – Нагорном Карабахе, в Молдавии и Приднестровье и др.

Полярной по содержанию, но близкой по результату является излишняя идеологизированность населения проблемного региона. Слепая приверженность политической линии национальной группировки, ортодоксальность религиозных взглядов, культивирование исторических обид повышают конфликтный градус до такого уровня, на котором речь идет уже не о решении, а хотя бы о спасении мирного населения и поддержании экономики. Качественным примером здесь можно считать арабо-израильский конфликт, где территориальные и религиозные претензии Израиля и Палестины вошли во все сферы жизни, десятилетиями создавая массу сложностей для жителей обоих государств.

С точки зрения безопасности личности, общества и государства в мире основными факторами, препятствующими стабилизации политической ситуации и содействующие росту этнополитической напряжённости в современном обществе, является политический, религиозный экстремизм и сепаратизм. Безусловно, оба этих фактора не являются исходными причинами этноконфессиональной напряженности и сами являются производной от более глубоких причин и противоречий социального, экономического, ментального характера. Однако, в современных условиях именно рост уровня политического, религиозного экстремизма в обществе обостряет противоречия, лежащие в основе как активно действующих, так и замороженных этнополитических конфликтов; в свою очередь, этнополитический и религиозный сепаратизм придает конфликтам в этнической среде идейный, идеологический, революционный характер, подводя под их течение ту самую идеологическую базу, без которой любой этнополитический конфликт так и останется серией стычек этнических групп за обладание теми или иными частными правами.

Политические реформы в любом государстве, переживающем кризис или переходный период, оказываются столь сложными и противоречивыми, что порождают и в ходе своей эволюции сопровождаются ростом националистических настроений и установок, политической и этнической нетерпимости, расширением поля социальной конфликтности, которая является прямым следствием глубокой дифференциации социальных и этнических групп, поляризации их интересов, маргинализации значительной части населения, - в целом нарастания кризисности во всех сферах жизни общества. И в такой палитре политических реалий не последнюю роль начинает играть идеология экстремизма, востребованная самыми различными слоями населения и политическими силами как действенное средство достижения вполне конкретных целей.

То, что идеология и практика экстремизма получают достаточно широкое развитие в современных политических процессах, является вовсе не случайным, особенно для стран, избирающих самостоятельный путь развития, каковыми и являются государства, сформировавшиеся на постсоветском пространстве. Распространение экстремистских настроений становится вполне закономерным в условиях неразвитости и слабости вновь создаваемых социально-политических институтов, не способных обеспечить эффективное и устойчивое социальное и этническое развитие и реализовать общенациональные и этнонациональные ожидания. Политический экстремизм наиболее ярко обнаруживает свою сложную и противоречивую природу именно в переходные периоды, когда происходят глубинные общественные трансформации. Привычные типы политических, культурных, социальных, этнических взаимодействий, их устойчивость, функциональная согласованность подвергаются сильному воздействию дезинтегрирующих процессов, которые являются следствием центробежности социальных связей и отношений.

Политический экстремизм вырастает, в том числе и на почве парадокса, связанного с процессом становления нации-государства (или автономного образования), имея целью всеобъемлющую защиту этнонациональных интересов, они зачастую оказываются не способными или недостаточно способными ее осуществить в полной мере. Особая опасность таких политических процессов заключается в том, что они элиминируют столь важные для межнациональной коэволюции традиции взаимной открытости и солидарности, принципы интернационализма, коллективизма и патриотизма. Их изъятие из политического контекста сопровождается ростом этнополяризации, индивидуализма, эгоизма, прагматизма, подменой национального религиозным, во многом способствует взращиванию в нем националистического, конфликтогенного, а значит, и экстремистского.

Термин «экстремизм» был введен в научный оборот в начале ХХ века французским юристом М. Лероем, который основным отличительным признаком экстремизма назвал требование от его приверженцев абсолютной веры в исповедываемые политические идеалы. Если М. Вебер считает насилие легитимной монополией государства, то К. Гейнцен обосновывает неизбежность насилия и со стороны политических акторов за достижение политических целей, что исключает моральные ценности из политической жизни.

На Западе широкое распространение получило рассмотрение политического экстремизма в рамках конфликтологии, поэтому многие исследователи изучают его именно с этих позиций. Широкой известностью пользуется школа так называемых «политических реалистов».

В основе концепции представителей «политического реализма» лежит идея борьбы за власть, которую они считают обязательным условием исторической эволюции общества. Исходя из этого один из основоположников «политического реализма» Г. Моргентау именно в борьбе за власть видит сущность социальных конфликтов. Поддерживая данный тезис, другой представитель этого учения Р. Нирбут полагает, что она - в воле к власти, произрастающей из воли к жизни. Поэтому для «политических реалистов» в центре общественного развития находится не экономика, а политика. Более того, важное значение в политической борьбе они придают использованию насильственных приемов и методов, применение которых возможно на территории как своей страны, так и других государств.

В отличие от «политических реалистов», «политические идеалисты» убеждены, что в основе общественного развития должна находиться не борьба, а реализация заложенных в людях с момента их рождения морально-этических идеалов. Нужно отметить, что представители этой школы находятся в значительном меньшинстве и в современной западной научной мысли возобладала точка зрения, согласно которой насилие, авторитаризм есть неизбежный атрибут политического процесса.

В отечественных концепциях политического экстремизма (А.К. Верховский, В. Н. Прибыловский, Г. Ю. Семигин и др.) взгляды на природу политического экстремизма сводятся к следующему: 1) это определенная линия или позиция в политике, отвергающая возможность компромиссов (сотрудничества) с противоборствующей стороной - или отдающая предпочтение такой тактике ведения политической борьбы - и выдвигающая на первый план методы силового воздействия в целях принуждения или уничтожения противоборствующей стороны; 2) это и разновидность существующих политических течений, находящихся на крайних (левых или правых, ультранационалистических, расистских, религиозно-фанатических и т.п.) флангах и ориентирующихся в своей деятельности на достижение таких целей либо на использование таких сил и средств, методов и форм, которые не соответствуют общепризнанным правилам ведения политической борьбы, обязательным или широко распространенным политическим и правовым нормам.

В силу того, что для политического экстремизма определяющим моментом является борьба за власть с использованием насилия, он обладает таким характерным свойством, как агрессивность его субъектов, в чем заключается серьезный потенциал опасности.

Кроме того, основными сущностными характеристиками экстремизма на современном этапе являются: нетерпимость к сторонникам иных взглядов (политических, экономических, конфессиональных и др.); попытки идеологически обосновать применения насилия по отношению как к противникам, так и к тем, кто не разделяет убеждения экстремистов; не только апелляция к известным идеологическим или религиозным учениям, но и претензии на их истинное толкование при фактическом отрицании многих основных положений этих учений; доминирование эмоциональных способов воздействия в процессе пропаганды экстремистских идей; создание харизматического образа лидеров экстремистских движений, стремление представить этих лиц «непогрешимыми», а все их распоряжения не подлежащими обсуждению.

Для политического экстремизма характерно и отсутствие компромиссов, нежелание идти на уступки противной стороне. Нередко ему присущ и фанатизм, слепая вера, именно они и делают адептов политического экстремизма несговорчивыми в отношениях с политическими оппонентами. Поэтому он имеет и сильное деструктивное воздействие.

История развития человеческих отношений убедительно доказала, что экстремизм как выражение крайних взглядов и установок определенных социальных сил обладает способностью проникать во все сферы социума и социальных отношений. В каждой из них экстремизм имеет определенную направленность, формы проявления, степень остроты. Классификация экстремизма в зависимости от того, в какой области социальной жизни он проявляется, дает следующий результат: 1) экономический экстремизм выражается в теневизации легальной экономики; 2) «культурный» экстремизм проповедует неуважение, нигилизм, цинизм к иным культурам, жестокость и насилие к их носителям; 3) этнический экстремизм находит выражение в разжигании этнической вражды и ненависти, в этнических конфликтах, столкновениях, войнах, в актах геноцида, этнических чистках; 4) религиозный экстремизм культивирует нетерпимое отношение к представителям других религиозных конфессий, разжигание религиозно-националистических настроений.

Что касается политического экстремизма, то его следующим отличительным признаков является способность синтезировать экстремистские проявления, происходящие в других областях жизни общества и придавать им политическую направленность. Это его качество вполне объяснимо: во-первых, активная борьба за обладание властью предполагает тотальное воздействие на все социальные сферы; во-вторых, свойственная нашему времени политизация всех форм общественных отношений способствует проникновению политики во все области деятельности государственных и общественных структур. Действие обоих этих факторов значительно усилилось в условиях современной России, что и придало политическому экстремизму системный характер.

Политический экстремизм отличает и организационный и организованный характер его деятельности. Наличие системы политических организаций, находящихся на различной идейно-политической платформе, способствует широкомасштабности и целенаправленности экстремистской деятельности. Такая сплоченность субъектов политического экстремизма придает их действиям массовый, единый характер.

Таким образом, политический экстремизм как способ разрешения политических противоречий, сложившихся в тех или иных областях политической жизни, оказывает деформирующее влияние на государственность, состояние общественных отношений, порождая политическую и социальную нестабильность, усиление криминогенности, рост хаоса, повышенную социальную возбудимость масс.

Политический терроризм является наиболее выраженной формой политического экстремизма. Политический экстремизм и политический терроризм неразрывно связаны и неотделимы друг от друга, это схожие, но не тождественные явления. Понятие политического экстремизма значительно шире. В политической сфере экстремизм выступает против сложившихся государственных, общественных институтов и структур, стремясь подорвать их стабильность, расшатать и низвергнуть ради достижения своих целей, как правило, силовыми, в том числе и террористическими методами. Политический терроризм есть политический экстремизм, который прибегает к систематическому использованию крайнего насилия (или угрозы насилием) для достижения политических целей. Поэтому политический терроризм есть специфические методы достижения экстремистских целей.

Если исходить из того, что политический терроризм есть теория и практика оказания политического поведения, а также целенаправленная деятельность, в которых выражена устойчивая невозможность или нежелание противоборствующих сторон прийти к соглашению на основе взаимных уступок, учета интересов друг друга и которые исходят из ложной перспективы достижения политических целей путем одностороннего насилия или угрозы его применения (в том числе путем осуществления террористических актов, рассчитанных на запугивание населения, шантаж и дискредитацию власти), то видно, что политический экстремизм и политический терроризм очень близки по сути и различаются степенью проявления неуступчивости и насилия (именно крайняя степень их выраженности и есть атрибут терроризма).

Политический терроризм является практическим выражением экстремистского мировоззрения, его крайним выражением, можно сказать, продолжением. Представляется, что политический терроризм отражает собой практический аспект политического экстремизма и его следует понимать как один из методов политической борьбы, имеющий не тотальный, массовый, а наоборот, локальный характер. Основной сутью и целью современного политического терроризма как крайней формы политического экстремизма является создание обстановки страха как средства достижения определенных политических целей, а основным его признаком – публичный характер применения насилия, рассчитанный на широкий общественный резонанс. Политический терроризм, с некоторым допущением, можно представить как составную, хотя и не обязательную, часть политического экстремизма, как одно из его проявлений - наиболее выраженное и действенное.

Как правило, любой этнонациональный конфликт в современных условиях неизбежно обретает этнополитический характер, в нем участвуют различные силы, преследующие свои политические интересы. Сами по себе различия культур, языков, этносов, формирующиеся исторически, не являются причиной конфликтов, но этнокультурные различия могут быть использованы как повод для обозначения конфликтов. Этническую мозаику в той или иной модели взаимоотношения народов определяют политика, политические режимы. Многие этнополитические конфликты имеют собственный исторический генезис, и из-за отсутствия эффективных механизмов их своевременного разрешения они застаревают, формируя вокруг целых народов атмосферу враждебности на долгие годы. Этнополитические конфликты в течение длительного периода могут носить латентный характер. Отсюда и насильственный или ненасильственный характер конфликтов. Этнополитические конфликты могут быть как между этнонациональными общностями, так между ними и властью, между нацией-этносом и нацией-государством.

Среди причин, вызывающих обострение этнополитических конфликтов, чаще всего называют: 1) всплеск этничности, ее политизацию (феномен политизированной этничности); 2) социальную поляризацию и социально-экономическую дифференциацию, нарушение этнического разделения труда, обострение межэтнической и межгрупповой конкуренции в борьбе за власть, ресурсы; 3) страх перед возможной ассимиляцией и потерей национальных идентификаторов; 4) массовые миграционные процессы, размывающие выраженность национальной специфики; 5) вызовы современной глобализации, нивелирующей национальное. Указанные причины являются мощным катализатором для появления этнополитических конфликтов и проявления политического экстремизма.

Этнополитический конфликт приобретает черты политического экстремизма, когда достигают своего апогея идеи и практика национализма, расизма, шовинизма, фашизма. Политический экстремизм как аспект этнополитических конфликтов становится реальностью в условиях переходного общества, переживающего острые социальные кризисы, сопровождающиеся дезинтеграцией, сепаратизмом, - он превращается в механизм использования кризисного состояния этнонациональных отношений для насильственного утверждения исключительности национального «Я». Способствует распространению этнополитического экстремизма и наличие своего рода иерархии народов, различающихся по объему предоставленных прав и степени участия в управлении, что напрямую оказывается в зависимости от положения, которое занимают народы в структуре национально-государственных образований.

Этнополитические процессы в современных условиях проходят в условиях всеобщего противоречия между процессами глобализации и этнизации, противостоящими друг другу, как по содержанию, так и по направленности развития. Поэтому этнополитическая деструктивность и агрессивность могут выступать и как выражение конфликта между глобализацией и этнизацией, который находит выход, в том числе, и в проявлениях этнонационального и политического экстремизма. В эпоху глобализации особую агрессивность обнаруживают этнонациональные меньшинства, которые оказываются слабо защищенными перед угрозами и вызовами глобализации.

Считается, что наиболее разрушительными и деструктивными для общественной безопасности и стабильности (с политической и психологической точек зрения) являются конфликты на этнорелигиозной почве. Конфликтные ситуации в современных этноконфессиональных отношениях вызываются кризисностью целого комплекса взаимодействующих между собой факторов от экономических, политико-правовых до идеологических и социокультурных. Роль политического аспекта при возникновении и развитии экстремизма в межэтнических и межконфессиональных конфликтах очевидна. Тем более в полиэтнических и поликонфессиональных сообществах, где всегда существует более или менее выраженная этноконфессиональная иерархия. Непосредственно для развертывания конфликта необходимо такое изменение взаимодействия этнорелигиозных групп, при котором существующий политический статус одной из них будет восприниматься ее членами как в дальнейшем неприемлемый. Обычно это происходит вследствие изменений в экономической, социальной, культурной стратификации общества. Когда экономический, социальный или культурный статус одной из групп изменяется, при этом изменение может иметь разный вектор - как в сторону повышения статуса, так и снижения. С изменением этнорелигиозного статуса напрямую связана политическая борьба (в том числе и с помощью политического экстремизма) национальных элит за такую долю политической власти, которая, по их мнению, соответствует новому статусу этнической группы.

Проникнув в этническую и (или) конфессиональную сферу, экстремизм порождает новые конфликты, тем самым, усложняя и осложняя уже существующие. Обладая несомненным сходством проявлений, религиозный экстремизм почти всегда обнаруживает политическое содержание, порой ярко выраженное (хотя не исключено, что религиозный экстремизм может нести не столько политическое, сколько религиозное содержание). В свою очередь политический экстремизм часто использует в своих целях лозунг борьбы за веру. Проявления политического экстремизма, выступающего в современных политических конфликтах в религиозном обличии, многочисленны и обусловлены многими факторами, в числе которых особый динамизм этнополитических процессов, важность геополитического положения региона, чрезвычайная сложность этноконфессионального состава населения, особенности этнорегионального развития, территориальные аспекты межэтнических взаимоотношений.

Роль религиозного фактора в этнополитических конфликтах нельзя недооценивать. В одних регионах (например, в Чеченской Республике, Дагестане), где ислам сильно укоренен, религия может играть, и играет значительную роль, и с ней считаются как с реальной силой, в других, где она не столь влиятельна и не столь укоренена, религиозный фактор нередко используется политическими силами в манипулятивных целях. Вспыхнувший с началом перестройки процесс самоидентификации этнических групп в составе России естественным образом привел к религиозному ренессансу, более того, религиозное стало ассоциироваться с этнонациональным. Последнее делает крайне опасным использование религиозного фактора как средства достижения политических целей. Эксплуатация религиозных чувств в этнических конфликтах - весьма распространенное явление: она выполняет мобилизационную функцию, особенно в тех случаях, когда конфессиональный фактор целенаправленно внедряется в пространство этнического конфликта, имеющего, по сути, иную природу.

Как и политический, религиозный экстремизм проявляется в нарушении законов, неповиновении органам власти, в агрессивности, в насаждении и отстаивании своих верований. Однако в большей мере ему свойственны религиозное рвение, стремление к максимальной изоляции других религий, религиозный фанатизм и нетерпимость.

Что касается этнополитического и религиозного сепаратизма, то следует отметить, что причины, ведущие к возникновению сепаратизма, весьма многочисленны⁵⁰. Существует ряд основных предпосылок, выделяемых различными исследователями. В него входят: диспропорции регионального развития, политическая и национальная дискриминация, нетерпимость, демографические изменения, социально-экономические изменения и исторические особенности региона. Основными причинами ученые называют существование государства, разделенного на множество регионов, централизованный характер власти, слабое местное самоуправление, политический кризис, острые социально-экономические проблемы. Высокую вероятность зарождения сепаратизма обусловливают миграции населения и различный национальный состав регионов.

Развитие сепаратизма обусловлено следующими факторами:

• 
  этноконфессиональный: очаги сепаратизма развиваются в основном по этнокультурным границам;
  
• 
  социально-экономический: диспропорции в социальной и экономической политике государства в разных регионах.
  
• 
  природные границы: большинство очагов сепаратизма имеют природные рубежи, которые отделяют регионы с сепаратистскими тенденциями от остальной территории государства.
  
• 
  геополитика: интерес внешних сил к определенной территории и желание вмешаться в конфликт;
  
• 
  общественная мобилизация: активность населения в общественно-политических вопросах; проведение митингов, пикетов, террористических актов;
  
• 
  существование потенциального лидера: наличие политической организации или структур, которые поддерживают сецессию и сепаратистские настроения
  
• 
  исторический опыт: существование в истории отдельных государственных образований на данной территории.
  

• 
  географическая близость
  
• 
  этнокультурная общность
  
• 
  общность культурного базиса
  
• 
  сходная история
  
• 
  актуальная политическая стабильность
  
• 
  наличие конфликтов и уровень их напряженности
  

Прежде всего, феномен сепаратизма связан с понятием суверенитета, которое сформулировал Ж. Боден. В его понимании, суверенитет – это «инструмент для формирования единого политического пространства, единой и неделимой власти»⁵¹. Гоббс отдельно подчеркивал значимость государственного суверенитета. Он указывал на то, что именно суверенитет не дает разразиться войне всех против всех⁵². В его изначальном смысле, суверенитет – это согласие всех, проживающих в данном политическом пространстве, поддерживать единую власть. Таким образом, фактор этнической принадлежности в данной трактовке не играет роли. Напротив, он расценивался как угрожающий суверенитету, поскольку традиции кланов порой мешали установлению и осуществлению единой власти. Исходя из этого, Хобсбаум и Геллнер писали о гражданском национализме, рассматривая нацию сквозь призму политики⁵³. Сам процесс строительства нации, впрочем, позволял сохранять этничности: титульная нация получала максимальные права и возможности в государственном управлении и экономической политике. Однако это вело к обострению этнорегиональных различий и разделению труда между регионами в одном государстве. Только нации, которые могли обеспечить свое существование, получали право образовать свое национальное государство. С целью повышения эффективности управления государством формировалась единая нация, которая основывалась на титульной этничности. Все остальные этнические группы собирались вокруг нее.

С такой позиции нация рассматривается как политико-территориальный организм. Он неоднороден в культурном плане, но состоит из этнических групп, признающих свою общность, лояльность власти и общие интересы в ведении хозяйства и государственном управлении. Это поддерживает стабильность и ясность функционирования государственных структур и экономики.

Примордиалисты отмечают, что важность этнической идентичности не может быть переоценена, поскольку сам факт ее наличия признается изначальным и общим для всех членов этнического сообщества⁵⁴. Благодаря этому этнические особенности в разных регионах удалось сохранить. Этнические группы, как правило, осторожно относятся к своему языку, культуре и религии.

Впрочем, нельзя утверждать, что только изначальная установка на сохранение этнической идентичности позволяет сохранить ее и постоянно к ней обращаться. Конструктивисты и инструменталисты выдвинули гипотезу, что существует еще общественно-политическое восприятие этничности⁵⁵. Современная политическая обстановка и вопросы справедливого перераспределения все чаще рассматриваются в контексте этнической идентичности.

Современная Европа – это множество этнических сообществ, проживающих на исторически-исконных территориях или регионах в границах существующих государственных образований. «Скученность» проживания позволяет этническим группам обращать на себя внимание властей и поддерживать культурные установки. Чем больше влияния уделяет центральный государственный аппарат, тем менее вероятно, что наступит момент радикализации политических взглядов среди этнических групп.

Преодоление сепаратизма заключается в построении и понимании межкультурного диалога. Он является сутью взаимного мирного существования и возможности установления сотрудничества и получения совместной выгоды. А.С.Панарин отмечал, что существует необходимость признания множественности культур и желание строить с ними уникальные отношения, а не по одному строгому западному образцу⁵⁶. Впрочем, история показывает, что центральным аппаратом особенности различных этнических сообществ учитывались редко, ибо противоречили задачам консолидации государства и удержания его стабильности. Фактически, право наций на самоопределение начинает обсуждаться только после Первой мировой войны.

Существуют различные точки зрения на право самоопределения. А. Эйде считал, что это право играет важную роль в регуляции мировых политических процессов и свидетельствует об уровне развития прав человека в целом.⁵⁷ В. Бэйджхот указывает на то, что любая общность обладает правом на образование государства как выразителя его собственных интересов.⁵⁸ Другие ученые, в частности, Л.И. Волова, подчеркивают, что необходимо соблюдать принцип территориальной целостности. В этом случае возможность выделения этнической общности в нацию и ее отделение практически сводится к нулю⁵⁹. Однако подавляющее большинство ученых согласно с мнением, что существование права на самоопределение в мировой юридической практике создает совершенно конкретные основания для возникновения и развития сепаратизма на местах.

Сам феномен сепаратизма может быть изучен посредством множества существующих концепций общественного развития. Одна из них – «теория открытого общества». Опираясь на неё, можно сделать вывод, что в процессе роста и развития социума происходит сокращение этнической специфики, на ее место приходит общее для всех граждан самосознание. Другая теория – «теория групп», предполагает, что коллективный голос влияет на принятие решений. «Теория рационального выбора» позволяет раскрыть статус и роль элиты в построении общества. Каждая из теорий показывает, каким образом осуществляется воздействие на властный аппарат. Акцент этого влияния сделан на настоящем, текущем положений этнических групп.

На самом деле формирование этнической идентичности весьма длительный по времени процесс, в рамках которого происходит объединение людей и рождение коллектива, основой которого являются традиции, характерные для рода или клана. Именно поэтому данные сообщества сумели выжить, пройдя через смену веков, культур и различных государственных образований. Разумеется, сама этничность также подверглась трансформации в течение времени; однако, несмотря на внушительные потери, этническим группам удалось не распасться.

Рост сепаратизма и этнического сознания во второй половине XX века был обусловлен попытками государства унифицировать народы, входящие в его состав и обострением на этом фоне политических и социально-экономических факторов.

Практическое осуществление сепаратизма исследуется на базе структурно-функциональной модели в теории конфликтов. Бихевиористские модели используются при изучении этого феномена в рамках теории фрустрации агрессии. Теории урегулирования конфликтов (о разделении ответственности), коллективного действия (о роли элиты) и «электоральной геополитики» (о политических предпочтениях населения в зависимости от территории) пытаются объяснить сепаратизм на основе эмпирических материалов. Полезной может оказаться теория войн малой и средней интенсивности, однако, ее применение указывает на то, что националистические настроения становятся все более выраженными. При этом все теории указывают на разрушительный потенциал сепаратизма, его дестабилизирующее воздействие на государство и его границы. Т. Гурр разработал теорию трех групп по роду зависимости от требований этнического региона:

• 
  голос: требование культурной автономии;
  
• 
  лояльность: отказ от конфликта в случае, если будет оказано внимание со стороны государства;
  
• 
  выход: решительные требования исполнения права на самоопределение (может быть связано с федерализацией).
  

Сепаратизм логически вытекает из национализма, поэтому восприятие сепаратизма как одной из форм идеологии национализма вполне оправдано. Теории национализма, которые указывают на политические и социально-экономические детерминанты его развития, стали классическими. Э.Геллнер предложил концепцию национализма, который возникает вместе с попытками различных групп добиться соответствия географических, политических и этнических границ, что, по сути, является стремлением радикального сепаратизма⁶².

Концепция политических поколений была разработана А.Хитом и Дж. Келлас. Она отражает собой зависимость политического мировоззрения от конкретного поколения⁶³.

Концепция «национально-политического разлома» позволяет объяснить сразу и теоретический, и практический аспекты: как возникла идеология сепаратизма и каким образом она воплощается на практике.

Сепаратизм – движение, появляющееся на месте соприкосновения центростремительных и центробежных направлений. Он всегда возникает там, где центральный аппарат пытается сохранить власть, а регионы стремятся получить больше автономии. Таким образом, сепаратизм – явление двоякое. С одной стороны это этнический феномен, с другой – он обусловлен политическими и социально-экономическими трудностями. Э.А. Паин предложил рассматривать по большей части политическую составляющую конфликтов, поскольку именно здесь стратегия власти способна в корне изменить ситуацию⁶⁴.

Этнополитический и религиозный сепаратизм в качестве основного элемента национальной идеологии различных этнорегиональных партий может оцениваться населением той или иной территории как положительно, так и отрицательно. Это зависит от того, насколько сильно поддерживаются в обществе радикальные варианты решения проблемы и дальнейшие перспективы развития государства. По итогам проведения анализа данных на этом срезе, можно достаточно точно выявить настроение региона. Здесь сепаратизм выступает не как абстрактная теория, а как повседневная практика, влияющая на этнорегиональное развитие.

Особым вопросом для рассмотрения остается проблема противодействия финансированию экстремистских организаций из-за рубежа. В этом плане характерным примером является Кавказ, причем как его российская часть, так и страны Закавказья. Деятельность по дестабилизации политической ситуации на Кавказе активно поддерживается иностранными государствами из числа государств исламского мира, которые видят в Северном Кавказе широкое поле деятельности для исламизации региона и естественное направление развития своей внешнеполитической экспансии. К числу таких государств принадлежат исламские государства Персидского залива – Королевство Саудовская Аравия, Катар, а также их геополитический соперник – Турция, являющаяся светским государством, но также стремительно исламизирующаяся. Благодаря различным схемам, финансовые потоки от этих стран идут в регион для поддержки деятельности исламистских организаций, бандитского подполья, культурной экспансии. Так, только одна Турецкая республика, по некоторым оценкам, потратила на «исламское просвещение» Дагестана, Ингушетии и других республик Северного Кавказа 392 млн. долларов, из которых на 2010-2011 гг. пришлось почти 170 млн., а на истекший период 2012 года – уже 190,5 млн. долл. В отличие от Турции, КСА потратила в 2012 году на усиление своего влияния на Северном Кавказе несколько меньшую сумму – 80-85 млн. долл., в которую не вошли вливания в республики Закавказья, составившие в 2010-2012 гг. сумму, даже превышающую объемы их вливаний в Северный Кавказ за аналогичный период, и поддержка зарубежных центров, служащих буферной зоной для проникновения исламистских организаций в северокавказский регион.

Важным перевалочным пунктом в связи с финансированием экстремистской деятельности в СКФО является Азербайджанская Республика. По многочисленным проверенным данным некоторые каналы и источники финансирования были из Азербайджана. Руководство Чеченской Республики также располагает сведениями о нахождении участников организованных преступных формирований в Азербайджане.

Зафиксированы поступления потоков финансовых средств на Северный Кавказ из мусульманских стран. В частности, только в период с 2008 по 2012 год арабские шейхи из стран Персидского залива (КСА, Катар и др.) направили главарям бандформирований около 480 млн. долл., и еще какая-то часть собирается в настоящее время через возможности неправительственных гуманитарных организаций. Основными каналами переправки финансов в СКФО являются Грузия и Азербайджан. По имеющимся сведениям, в Азербайджане находится около 40 млн. долл. США, в Грузии - 24,5 млн. долл., предназначенных для бандподполья Дагестана. Во многом именно благодаря непрекращающимся финансовым вливаниям из-за рубежа главарям бандформирований удается поддерживать "тлеющий конфликт" в Дагестане и Ингушетии. В Азербайджане продолжается оказание всесторонней поддержки исламистским боевикам с Северного Кавказа. Отмечены случаи, когда заботу о боевиках брали на себя арабы, проживающие в Азербайджанской Республике.

Территория Азербайджанской Республики используется экстремистами в качестве транзитной для переброски на Северный Кавказ боевиков, оружия, боеприпасов, финансовых средств, других грузов. В Баку были эмиссары из стран арабского мира: гражданин Судана Аль-Хайра Мухди Аль-Хаир Судани и араб Абу Якуб (бывший финансист Хаттаба). Последний доставил около 200 тыс. дол­л. США, выделенных "исламским фондом развития" для организации вооруженного сопротивления федеральным силам в СКФО.

Руководство бандформирований пыталось «прибрать к рукам» часть дохода от нефтяного бизнеса в Баку. Для получения финансовой помощи, вербовки новых наемников представители бандформирований налаживали и закрепляли контакты с представителями стран, поддерживающих экстремистов в северокавказских республиках. В Баку находились представители руководства террористического бандподполья, где они вели работу по установлению и закреплению связей и контактов с заинтересованными кругами из стран исламского мира (Саудовская Аравия, Тунис, Пакистан, Турция). Основной задачей этих представителей являлось ведение переговоров о предоставлении финансовой и материальной помощи для поддержки сетевой террористической войны против России.

Основными внешними источниками поступления финансовых средств для бандформирований остаются международные экстремистские исламские организации, а также помощь чеченских диаспор, находящихся в России и за рубежом. Например, чеченским бизнесменом Х-А. Нухаевым переправлено для боевиков бандподполья Дагестана около 30 тыс. долл. США.

Основной сложностью при выявлении каналов и источников финансирования является сложная многоступенчатая и глубоко законспирированная система как самих организованных преступных формирований на Северном Кавказе, так и международных террористических организаций. В систему финансирования посвящена лишь узкая группа особо доверенных лиц, которые, как правило, живыми не сдаются и правоохранительными органами не задерживаются. В каждом случае уничтожения руководителей банд или эмиссаров международных террористических организаций, через которых проходило финансирование, схемы, суммы и системы дальнейшего финансирования, изменяются. Поэтому так мало возбуждается и расследуется уголовных дел по факту финансирования террористической и экстремистской деятельности. Таким образом, выявление и перекрытие каналов и источников финансирования, по-прежнему, остается главнейшей задачей и проблемой правоохранительных органов и спецслужб России.