ТЕМА 5. ТЕМА ВОСТОКА В РУССКОЙ ПУБЛИЦИСТИКЕ

5. 
   Значение русской журналистики в углублении русско-восточных литературных связей.
   

3. Восточная тема в журнале «Вестник Европы».

В период расцвета переводческой и подражательной литературы, в течение 3-х лет с 1825 по 1828 гг. в Петербурге Григорием Спасским (1783-1861) издавался научно-литературный журнал, посвященный специально Востоку - «Азиатский вестник», содержащий в себе «избранные сочинения и переводы по части наук, искусств и словесности стран, восточных равно путешествия по этим странам и разные новейшие сведения».

В «Азиатском вестнике» (1825) выражалось сожаление о том, что только по переводам иностранных писателей знакома в России словесность Персии: «Сколько бы пользы могли сделать русские, когда бы стали упражняться в Азиатских языках? Не только наша Словесность украсилась бы от сего новыми цветами, но и самая наша история, география и естествознание. История много бы приобрела. Может быть, тогда перевели бы на наш язык Фирдоуси – Гомера Персии, Хафиза – Анакреона сей страны, Саади – философа и поэта, и вернее бы передали арабские повести, столь привлекательные в устах Шахерезады.…Для изучения персидского языка, который по всей справедливости может быть назван Итальянским для Азии, мы не имеем ни одного сочинения. Только по переводам иностранных писателей знакома словесность Персии, самая приятная и самая образованная на Востоке»(1).

В «Азиатском вестнике» (1826) была опубликована большая статья «Взгляд на древнее и нынешнее состояние Словесности и Искусства в Персии» русского востоковеда И.Ботьянова. Будучи воспитанником (1823-1826) учебного отделения восточных языков Азиатского департамента Министерства иностранных дел ориенталист демонстрирует возможности обогащения «языка отечественного» за счет новых мыслей, оборотов и выражений восточной словесности. Высоко оценивает Ботьянов восточную поэзию, называя ее «рассадником прекрасных цветов», и сожалеет, что из него одни только ориенталисты «вяжут малые пучки». В последовательном переводе и распространении образцов таджикско-персидской литературы русский востоковед видит плодотворный источник обогащения родной литературы и лексики родного языка. Особое предпочтение автор статьи отдает Фирдоуси и его поэме «Шахнаме». «Поэма «Шахнаме» может, по всей справедливости, считаться редким явлением в области изящных наук; ибо поэзия у Персов достигла посредством сего сочинения высшей степени совершенства так, что произведения последующих веков никак не могли стоять наряду с оными, как пиические сочинения Греков не могли сравниться с Илиадой».

В «Азиатском вестнике» (1825) Ботьянов очень часто публиковал свои переводы Джами, отрывки из произведения «Меджнун и Лейли». Ему принадлежит статья «Мавлани Джами, Поэт Песидский», где мы находим помимо сведений о биографии Джами, характеристику его творчества. Сравнивая Джами и Саади, ориенталист считал, что Джами шел по следам Саади в своем творчестве, «где находятся стихи и проза, рассуждения и повести, как в «Бустане» и «Гулистане» Саади».

Журнал «Вестник Европы», созданный в 1820 году Н.М.Карамзиным (1766-1826), на протяжении всех лет своего существования представлял на своих страницах многообразные восточные материалы. Это были описания путешествий, статьи, обзоры литературы и искусства Востока, переводы с образцов восточной поэзии и прозы - обычно с французского языка, иногда с подлинника. Статья «О языке Персидском и Словесности» (1815) посвящена общей характеристике восточной литературы. Это были обширные извлечения из книги французского ориенталиста А.Журдена «Персия, или картина управления, религии, литературы этой страны» (1814), посвященные классикам восточной литературы, получившим мировую известность: Фирдоуси, Саади, Хафиз, и знакомит со многими ранее неизвестными образцами персидско-таджикской лирики. Книга иллюстрирована образцами их сочинений. В ней высказаны замечания о своеобразных особенностях восточной поэтики с точки зре­ния исследователя-европейца. «Из всех родов Словесности Поэзия есть один, который Персияне обработали с величайшим успехом, и которому их влечет природная склонность. Сия часть Персидской Словесности есть рассадник роз и прекрасных цветов, у которого ориенталисты похищают одни маленькие букеты, хотя многие произведения, будучи выбраны со вкусом, с разборчивостью и критикою, заслуживали бы быть переведенными на языки Европы». В статье приведены три газели Хафиза («Прижимаю розу к груди своей; ру­ка моя держит чашу вина сладкого...», «Юноша! На­полни вином кубок мой!..», «Два нежных друга, две ча­ши вина старого!..») и «Завещание» Саади.

«Вестник Европы» (1825) высоко оценивает творчество Саади. «Одним из самых остроумных и обильных писателей Персии, особенно богатый мыслями, Джами…Пальма гения, бесспорно принадлежит Мудрецу Шираза: Саади, он возвышеннее и более имеет вдохновение; Сади (Саади – А.Д.) остроумнее и глубокомысленнее; даже встречаются в нем такие места, которые принесли бы честь самым проницательным мудрецам и лучшим стихотворцам Европы – возвышает ли он людям их обязанности в прозе сладкогласной, или в священном восторге с гуслями Давида возносится к престолу предвечного, и в величественнейшем песнопении славит его могущество и бесконечную благость. Но Джами есть достойнейший ревнитель знаменитого своего учителя, и сад его Бекаристана («Бахористон» – А.Д.) имеет то редкое достоинство, что многие стихи, заключающие в себе нравоучительные мысли, анекдоты, басни, сделались пословицами»(3).

Н.М.Карамзин – редактор «Вестника Европы» (1802-1803) проявлял явный интерес к литературе Востока. В 1798 году была напечатана книга его переводов «Пантеон иностранной словесности», где наряду с переводами из европейских писателей, мы находим переводы из восточной литературы, в частности, из произведений Саади (прозаический пересказ начала первой главы «Бустона», озаглавленный Карамзиным «Последние слова Козроэса-Парвиса» (Хосров-Парвиз – А.Д.), сказанные им сыну своему»). В этой главе «Бустона» Саади призывает правителей быть мудрыми и справедливыми, и его слова в пересказе Карамзина звучат так: «Счастье твое (правитель) должно состоять единственно в счастии твоих подданных. Первая добродетель для монархов – есть справедливость… Ты (царь) не будешь в изобилии, когда подданные твои в недостатке». Карамзин сам указывает на источник цитаты – «Персидскую книгу – «Бостон», сочиненную поэтом Саади». Во второй книге “Пантеон” Карамзин поместил целый нравоучительный раздел “Мысли восточных мудрецов”, который был сформулирован на основе “Восточной библиотеки” Д´Эрбело. Немало афоризмов в разделе, принадлежащем Саади, несколько отрывков из арабской поэзии, перевод драмы “Шакунтала”, древнеиндийского поэта Калидасы (Карамзин воспользовался немецким переводом Фостера).

Журнал «Сын Отечества» в 1826 году публиковал статью ориенталиста Д.П.Ознобишина-Делибюрадера (1804-1877) «О духе поэзии восточных народов». Выступая, как популяризатор поэзии на языке фарси, автор, сделав общий обзор истории изучения поэзии Востока в Европе и России, говорит о Фирдоуси, Низами и его “Хамсе” (“Пятерице”), о Саади, Хафизе и Джами. Статья была опубликована под псевдонимом “Делибюрадер” (“Сердце брата”), которым подписывал Ознобишин все свои труды по восточным литературам. Ознобишин рассматривает восточную литературу как “попеременно величественную и тихую, ужасную и пленительную, разнообразную и полную красоты веков первобытных. Язык ее есть язык страсти; оттого он силен, обилует фигурами и метафорами, если даже, как иные утверждают, иногда излишествует сравнениями, то, это потому что он есть излитие сердца преисполненного, которому не достает слов для выражения всех своих чувствований”. Говоря, о духе и характере персидско-таджикской поэзии Делибюрадер подчеркивает сущность каждого, взятого в отдельности, поэта: “Каковым является Фирдоуси в исторической эпопее, таков и не менее славный Низами в роде романтическом, Энвери (Анвари – А.Д.) как панагерик, Джалалледин (Руми – А.Д.) как писатель мистический, Саади как нравоучитель, и, наконец, Гафиц (Хафиз –А.Д.) как поэт эротический, коего газели (оды), без всякого пристрастия, назвать можно неоцененными перлами Востока. Джами не может считаться ни в каком отношении первым, но почти во всех родах имеет полное право на второе место, и потому, по всей справедливости, может быть причислен к собранию сих Великих Поэтов” (4).

Ознобишин сравнивает персидско-таджикскую литературу не только с европейской литературой и, как это было принято, с литературами древней Греции и Рима, но и с восточными литературами в целом: еврейской, арабской, китайской, индийской.

Ориенталист выделяет персидско-таджикскую литературу богатством ее древних баснословных повествований и старинных вымыслов, которые, как говорит он, «или мертвые предметы творения преимущественно пред другими наделяли душою и языком, или порождали такие, которые никогда не существовали в природе». По его словам, “Шахнаме” подобно великану является при самом возрождении персидской поэзии. В ней он обнаруживает разительное сходство с “Илиадой” и “Одиссее” Гомера.

Совмещение, своеобразное переплетение прямых творческих воздействий Востока и влияние художественной ориенталистики Запада – таков с самого начала один из важнейших признаков возникновения и развития ориентальной темы в русской периодике.

1. 
   Значение «Азиатского вестника» как специального журнала, посвященного Востоку.
   
2. 
   Статья И.Ботьянова «Взгляд на древнее и нынешнее состояние Словесности и Искусства в Персии», опубликованная в «Азиатском вестнике».
   
3. 
   Статья «О языке Персидском и Словесности» (1815), опубликованная в журнале «Вестник Европы».
   
4. 
   Статья Д.П.Ознобишина-Делибюрадера «О духе поэзии восточных народов», опубликованная в журнале «Сын Отечества».
   

1. 
   Азиатский вестник. – СПб., 1825, кн. 8, С. 82-83.
   
2. 
   Ботьянов И. Взгляд на древнее и нынешнее состояние словесности и искусства в Персии. //Азиатский вестник, 1826, кн.8, С. 45.
   
3. 
   Вестник Европы. – М., 1825, № 19.
   
4. 
   Делибюрадер-Ознобишин Д.П. О духе поэзии восточных народов. //Сын Отечества, 1828, ч.107, № 8, С.365.
   
5. 
   Журден А. О языке Персидской словесности. // Вестник Европы. СПб., № 10/ - C. 92-99; №11. – С.173-179; № 12.- с.257-270.
   
6. 
   Мавлана Джами. Поэт Персидский.//Азиатский вестник, 1825, кн.5, С. 45.
   
7. 
   Уваров С.С. Мысли о заведении в России Академии Азиатской. // Вестник Европы, 1811, ч.55, № 1. – С.32-33.
   

1. 
   Ориентализм как типологическая черта русской романтической поэзии первой трети XIX века.
   
2. 
   Восток в романтической теории и программных статьях:
   

• 
  Василий Андреевича Жуковского
  
• 
  Александр Александровича Бестужева-Марлинского
  
• 
  Вильгельм Карловича Кюхельбекера
  

Романтизм и ориентализм стилистически оказались неразрывно связаны друг с другом, и это их взаимопроникновение и взаимовлияние представляется нам важнейшей типологической чертой всей русской поэзии первой трети XIX века. В этот период в русской поэзии шел как бы двуединый процесс: становление русского романтического стиля в целом, одной из равноправных составляющих которого становилось «восточное».

У системного начала связей русской литературы с другими культурами стоят романтики, обратившиеся к художественному изображению исторической жизни многих народов, к их поэтическому народному и литературному творчеству. В эпоху Просвещения наметилась, быть может, постановка вопроса, переложение с европейской литературы отдельных произведений, но в научном плане вопросы о месте и значении Востока в развитии русской литературы нового времени рассматривались в программных статьях романтиков: О.М.Сомова, В. К. Кюхельбекера, А.А.Бестужева. Они создали свою теоретико-эстетическую программу, где проблема Востока играла особую, чрезвычайно важную роль, оказываясь связанной с целым рядом не только эстетических, но и общественно-политических вопросов. Восток был для романтиков частью идеального «естественного» мира, противопоставленный миру цивилизованному, враждебному человеческой личности. Не случайно Кюхельбекер, размышляя о судьбе А. Грибоедова, записывает в своем дневнике с том, что Грибоедов «В Москве и Петербурге часто тосковал по кочевьях в горах Кавказских и равнинах Ирана, где посреди людей, более близких к природе, чуждых европейского жеманства, чувствовал себя счастливым» (2.118).

Для многих романтиков Восток как сложный комплекс философских, нравственных, художественных воззрений был не просто идеалом искусства свободного от классических канонов, он был тем высоким образцом, которому нужно следовать. Согласно романтической теории, восточное искусство - это своего рода "прародина" европейского романтизма, художественная система, во многом определившая особенности, как содержания, так и формы романтической поэзии.

Даже "антиромантик" Н.Надеждин считал "таинственный рай Востока колыбелью древнего человечества, а неисповедимое богатстве поэзии, рассыпанное в исполинских видениях браминов и в лирическом эпосе "Зенд-Авесты" - проявлением первобытного гения человечества, ознаменованного печатью безмерного, изумительного величия» (8. 245).

Можно выделить два периода в восприятии русской романтической школой XIX в. восточной литературы: первый период 1820-е (1814-1825) гг., а второй - 1830-е (1826-1841). Первый период - эпоха, когда русская литература от условного романтического описания жизни "чужеземных народов" переходит к воспроизведению национальной действительности мира человека и человеческих отношений. О.Сомов, А.Бестужев, П.Вяземский высоко оценивая восточное искусство, призывали обратиться к восточным поверьям, легендам, мифам и эпосу. И если для представителей нового этапа высшим моментом национального развития было освоение национального опыта, а для Жуковского "подражание" и "присвоение", - конечным моментом творчества, то во второй период развития романтизма, в частности, для Кюхельбекера последнее означало лишь первоначальный этап, отправной пункт в движении национальной литературы.

В самом художественном творчестве Жуковского нарастают эпические тенденции, что проявляется, в частности, в обращении к изображению героической личности, принадлежащей определенной эпохе, вступающей в конфликт с внешними, национально-конкретными обстоятельствами, отстаивавшей не только личную честь, но и интересы родины и народа. Отсюда, несомненно, и обращение Жуковского к героическому эпосу к персидско-таджикской литературы – «Шахнаме» Фирдоуси. Как мифо-историческое произведение, собравшее народные сказания и историю в одну поэтическую рамку, придающему целому художественное единство, поэма была близка романтическому миросозерцанию Жуковского. Перевод-переложение отрывка «Рустам и Сухраб» из "Шахнаме" Жуковского, принадлежит к лучшим произведениям русской поэзии рассматриваемого периода. Перевод необыкновенно точен и богат эмоциональной выразительностью, и в стилистическом отношении ничем не отличающийся от оригинальных произведений самого Жуковского, ибо в нем был осуществлен эстетический синтез русской духовной поэтической культуры с культурной традицией восточной литературы.

Крымский и кавказский пейзаж, как известно, — один из наиболее распространенных традиционных «сюжетов» русской ориенталистики. В годы кавказкой жизни (1829-1837) творчество Бестужева получило новый, ещё небывалый размах. Для романтика на передний план в художественном познании истории народа выдвигаются вопросы нравственные, связанные с изучением национальных обычаев, навыков, верований народа, традиций. Это весьма заметно в Кавказских повестях Бестужева, в которых писатель стремился слить добытый им местный колорит с характером героев произведений. Наибольшим достижением в этом отношении явилась последняя повесть Бестужева «Мулла-Нур». Местный колорит, фольклор являются замечательным средством психологизации многих героев (Искандер-бек, Гаджа-Юсуф) Бестужева. Произведение "Мулла-Нур" начинается большим эпиграфом из азербайджанской народной сказки. Много прелестных азербайджанских песен, припевов, поговорок и пословиц вкрапливает рукой Бестужев в свою повесть. Здесь же имеется чудесный перевод одного из стихотворений Хафиза. Он великолепно изображает народные поверья о безбожии, мусульманскую религиозную мистерию. Бестужев останавливается на таких характерных деталях: «Коран запрещает выставлять имена и достоинства на гробовой плите, - замечает в своей повести Бестужев. – «Недостойно правоверного – это тщеславие, - говорит Магомет. – Прохожий в свет Эдема, не пиши своего имени на грязных сиенах караван-сарая, для потехи любопытных. К чему имя теперь? Твоё тело прах, а прах безымянен. Душу кликнет Аллах на суд не по званию, а по делам». Какая высокая философия! И точно, вы не встретите мусульманских гробниц с формулярным списком. Простые, трогательные слова украшают их. Молите за душу раба Омара или Нур-Али; потом стих из Корана и более ничего». Писатель стремится к синтезу эпического, лирического и драматического начал в произведении.

В статье-рецензии на роман Н.Полевого "Клятва при гробе господнем" (1833), Бестужев пишет: " Сколько раз я уносился одной музыкой стихотворений его (Фирдоуси - А. Д). Восточная поэзия - чувственность и греза", "мил гуляка Гафиз (Хафиз - А.Д.), трогателен мудрец Саади, Фирдоуси - о, это водопад Державина"(1).

Россия, по мнение Бестужева занимает как бы срединное положение между двумя культурами! «Двуличный Янус, Русь глядела вдруг на Азию и Европу; быт ее составлял звено между оседлою действительностью Запада и бродячей ленью Востока. От того, какое разнообразие влияний и отношений! Мавры, - писал далее критик, - ворвались в Испанию и принесли с собой Восток, во всей изящности поэзия, архитектуры и наездничества. Роскошь выражений, новость стиля чудно привились к европейскому романтизму. Мавр ввел, в моде узоречья, блестки, благовония, засечку, и скоро их калейдоскопическая пестрота отразилась на всей поэзии Юга и Запада, а крестовые похода сделали ее еще общею"(1.577).

Одним из наиболее ранних провозвестников романтической теории, является Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1798-1546). Интерес к Востоку и его литературе Кюхельбекер проявлял еще в свои лицейские годы, будучи убежденным, в том, что необходимо изучать памятник народного творчества Востока как важный источник, обновления национальной культуры и поэзии. В лицейском "Словаре" - записях философского, морального эстетического характера - среди имен Сенеки, Эпиктета, Эпикура, Плутарха мы встречаем имена Саади и Зороастра. Здесь же был помещен перевод стихотворной вставки из предисловия к «Гулистану» Саади: "Амбра ли ты? - спросил я у куска глины, который я поднял в купальне. - Нет, я не что иное, как простая глина, но обитала несколько времени между розами..." (ГБЛ, ф.449. ед.хр.13).

Ко времени лицея относятся и прозаические переводы Саади и Хафиза, выполненные с французского и немецкого. Его внимание привлекла притча о дождевой капле из "Бустана" Саади. Эта знаменитая притча о капле воды, которая благодаря скромности и смирению превратилась в жемчужину. Моральный смысл, заложенный в ней и облеченный в блестяще парадоксальную форму, совпал с требованиями умеренности и скромности, ставшими актуальными в эпоху Просвещения. Недаром к этой притче обращались и Д. Аддисон, Вольтер, Гердер и Гете. Известно, что в 1820 году, путешествуя по Германии, Кюхельбекер посетил Веймар, где лично познакомился с Гете. Отзвук бесед о восточных классиках слышится в записке Кюхельбекера к Гете "Если я ищу запечатлеть в моем сердце черты моего учителя, того, кому я столь многим обязан в воспитании моей души, то у меня, без сомнения, чистая, благородная цель. Саади говорит, что "горсть глины приобрела благоухание роз оттого, что была соседкой розе" (5).

В рукописном наследии Кюхельбекера сохранились следы его работы над вышедшим в 1819 году сборнике Гете "Западно-восточный диван". В 1825 году Кюхельбекер составил подробный конспект исторических данных об арабской и персидской поэзии на основе статей "Западно-восточного дивана". Конспект содержит характеристики классиков персидско-таджикской литературы: Фирдоуси, Анвари, Руми, Саади, Хафиза, Джами, Низами. Кроме того, в нем есть заметки и статьи для лучшего понимания "Западно-восточного дивана". У немецкого классика Кюхельбекер перенял саму идею западно-восточного синтеза и мировой литературы, вершинами которой для него были Гомер, Фирдоуси, Шекспир. Об удивительной способности Гете художественно перевоплощаться как одном из способов воссоздания инонационального характера, русский критик рассуждал так: "С дивной легкостью Гете переносится из века в век, из одной части света в другую... в "Ифигении он грек; древний тефтон в «Вальпургиевской ночи"; поклонник Брамы в "Мзоде" и "Баядере"; в «Ливане», сколько возможно европейцу, никогда не бывавшему в Азии – персиянин» (2)

В 1820-е годы Кюхельбекер разрабатывает свою концепцию западно-восточного синтеза, которая отразилась в его «Русском Декамероне» (1831). По его убеждению, древняя восточная традиция не умирает, а становится частью современной культуры. История и культура всего человечества представляют единый поток, в котором сосуществую традиции Библии, Гомера, Фирдоуси, Шекспира. Кюхельбекер в равном ряду с европейскими, мастерами слова называет восточных поэтов. "При основательнейших познаниях, и большем, нежели теперь, трудолюбии наших писателей Россия по самому своему географическому положению могла бы присвоите себе все сокровища ума Европы и Азии. Фирдоуси, Хафиз, Саади, Джами ждут русских читателей» (3) - заключает автор.

«Прочел я "Еруслана Лазаревича". В этой сказке, точно есть отголоски из «Шахнаме», ослепление царя Картауса (у Фирдоуси царь называется Кавусом - А.Д.) и его богатырей и бой отца с сыном, очевидно, перешли в русскую сказку из персидской поэмы. Сверх того, издатель, кажется, изволили кое-где переправить слог, а может быть, и самое повествование русского краснобая. Хотелось бы мне послушать Еруслана Лазаревича в живом, устном рассказе простолюдина, в приволжских губерниях; почти уверен, что тут я бы навел еще более следов азиатского происхождения этой сказки» (2) - писал Кюхельбеккер в 1831 году в своем дневнике. Сказка «История о сданном и сильном витязе Еруслане Лазаревиче» пришла на Русь в XVIII веке, в настоящее время считается установленным, что на основе этой сказки лежит тюркская переделка некоторых эпизодов из похождений иранского богатыря Рустама. В частности, бой отца с сыном напоминает эпизод, входящий в эпопею сказания "Рустаме и Сухробе».

В историко-литературной концепции Кюхельбекера теоретически обоснована необходимость широкого освоения мирового опыта и создания на этой основе гражданской самобытной русской литературы. И это было одной из задач, поставленных романтиками в виде крупнейшей проблемы века.

1. 
   Проблема «Восток-Запад-Россия» в русском романтизме
   
2. 
   Значение переводов-переложений В. А. Жуковского в развитии русско-восточных литературных взаимосвязей.
   
3. 
   Проблема «Восток-Запад» в творчестве А. А.Бестужева-Марлинского.
   
4. 
   Восток в творчестве В. К.Кюхельбекера.
   

1. 
   Бестужев-Марлинский А. А. Сочинение в 2 томах, т 2, - С.577.
   
2. 
   Кюхельбекер В. К. Путешествие. Статьи. – Л.: «Наука» - 1979. – С.466.
   
3. 
   Кюхельбекер В. К. О направлении нашей поэзии, особенно лирической,
   
4. 
   в последнее десятилетие// Мнемозина, 1824 год, ч. 2.
   
5. 
   Литературно-критические работы декабристов. М., 1978, - С.100 .
   
6. 
   Литературное наследство. М. 1932, кн. 4, 382 с.
   
7. 
   Лобанов В.В. Библиотека В. Жуковского. Описание: Томск. 1981, - С. 416.
   
8. 
   Московский телеграф. 1828 год, ч. 20, № 5, - С.27.
   
9. 
   Надеждин Н. И. «О современном направлении изящных искусств» //Русские эстетические тракты XIX века. М., 1974 год, т. 11, - С.245.