§87. Человек и судьба. Значение «радости бытия»
С иудео-христианской точки зрения, греческая религия выглядит пессимистической: человек недолговечен,
и его жизнь полна невзгод. Гомер уподобляет людей «листьям в дубравах древесных», которые «ветер... по
земле развевает» («Илиада», 146-47). Метафору подхватывает поэт Мимнерм Колофонский (VII в.),
составивший длинный перечень человеческих несчастий: бедность, болезни, смерть близких, старость и т.д.
«Не отыскать человека, на которого Зевс не наслал многие беды». Для его современника Семонида люди
суть «эфемерные создания», подобно домашней скотине, «не ведающие, какую Бог
25
Наиболее близкий аналог —
zèbah
y евреев (ср. §57).
240
им участь назначит».
26
Гречанка заклинала Аполлона вознаградить ее набожность наивысшим даром,
который бог способен преподнести ее детям. Аполлон внял мольбе матери: дети умерли мгновенно и без
мучений (
Геродот,
I, 31). Феогнит, Пиндар, Софокл утверждают, что лучшее для человека — вовсе не
родиться, а если родился, то умереть как можно скорее.
27
Но и смерть ничего не разрешает, поскольку не приводит к полному и окончательному исчезновению.
Современникам Гомера загробная жизнь виделась тягостным и жалким существованием в подземном
царстве Аида, населенном бледными тенями, бессильными и лишенными памяти. (Тень Ахилла, которую
вызвал Одиссей, сетует, что лучше быть рабом у последнего бедняка, чем царствовать над тенями
усопших.
28
Притом загробное существование не вознаграждает прижизненных заслуг и не карает за
преступления. К вечным мукам были приговорены только Иксион, Тантал и Сизиф, нанесшие Зевсу личные
оскорбления. Менелай взамен Аида обрел Элизий только в качестве мужа Елены, соответственно — зятя
Зевса. По версии Гесиода (ср. §85), того же удостоились и другие герои, но их участь была недоступна иным
смертным.
Греки укрепились в своем пессимизме, осознав неверность человеческого существования. С одной стороны,
не будучи
stricto sensu
[в строгом смысле слова] «божьей тварью» (представление, разделяемое многими
архаическими религиями и тремя монотеистическими), человек не смеет надеяться, что боги снизойдут к его
мольбам. С другой стороны, его участь изначально предопределена судьбой
(moira или aisa),
т.е. с рождения
до смерти человек ведом «роком».
29
Соответственно, и срок существования ему также назначен изначально.
Человеческую жизнь символизировала нить, которую прядет богиня.
30
В то же время, такие выражения, как
«мойра богов» («Одиссея», III, 261)
26
Создается впечатление, что ионийские поэты окончательно запуганы перспективой нищеты, старости,
болезней. Единственное утешение они видят в радостях, доставляемых воинской славой и богатством.
27
Феогнит,
425-28;
Пиндар,
фр. 157;
Софокл.
Эдип в Коллоне, 1219 sq.
28
Одиссея, II, 489-91. Это знаменитое высказывание впоследствии вызвало беспощадную критику Сократа;
см.:
Платон.
Государство, III, 386а-387б; 387д-388б.
29
Значение понятий
moira
и
aisa
со времен Гомера изменилось. Эти могучие, почти демонические силы,
способные ввергнуть человека в безумие, были впоследствии персонифицированы в трех богинях. О трех
Мойрах впервые упоминает Гесиод («Теогония», 900), называя их дочерями Зевса и Фемиды.
30
Первоначально в качестве «прядильщиков» могли выступать не только
мойра
(«Одиссея», 24, 209) или
айса
(«Илиада», 20, 128), но и «боги» («Одиссея», 20, 196 и др.), и демон («Одиссея», 16, 64). Однако со
временем, как и в других индоевропейских (а также и восточных) традициях, обязанность прясть нить
судьбы перешла исключительно к Пряхам (Клотам) или Мойрам.
*
75
Ср.:
Volospa,
p. 20;
Eliade.
Traité, §58.
Нить судьбы способна «связать», иначе говоря, «обездвижить» до неспособности изменить свое положение.
Достарыңызбен бөлісу: |