Ассоциативная классификация концептов

1. Пропорциональные концепты, т. е. концепты, у которых продолжают обогащаться как интразона, так и экстразона. Эти концепты составляют основу лингвокультуры. Их референты одновременно вызывают к себе познавательный интерес социума, что выражается в насыщенности интразоны концепта, и обеспечивают функционирование лингвокреативной деятельности сознания, о чем свидетельствует богатство экстразоны концепта.

Доминанта данного ряда, являющаяся именем концепта, образована от существительного сила методом суффиксации. Силач – ‘человек большой физической силы’ (БТС). Налицо прямая связь между понятийной основой концепта и значением данной лексемы. Прочие единицы связаны с прототипными для данной культуры носителями признака силы:

• 
  Слово богатырь связано с прецедентными текстами русского фольклора. Богатырь – ‘герой русских былин и сказок; воин, отличающийся необычайной силой, мужеством, смекалкой’.
  
• 
  Геркулес и геракл – греческий и римский варианты имени одного и того же мифологического персонажа – также вошли в языковое сознание из прецедентного текста.
  
• 
  Лексема атлет несет исторические ассоциации. Атлет – ‘участник состязаний в силе и ловкости, проводившихся в Древней Греции’.
  
• 
  Арнольд, шварценеггер и шварц (личное имя, фамилия и отфамильное прозвище американского киноактера Арнольда Шварценеггера) связаны с визуализацией культуры. Источник – прецедентные для молодежной субкультуры кинотексты.
  

• 
  Обязательные внешние признаки силы: если силачом человек может оказаться неожиданно для окружающих, то богатырем, геркулесом, атлетом или арнольдом – нет.
  
• 
  Сочетание силы с одобряемыми чертами характера: богатырь, как правило, отважен, добр и справедлив.
  
• 
  Сила как результат целенаправленного формирования: атлетом и арнольдом становятся путем тренировок.
  
• 
  Умственные качества: арнольд развивает силу в ущерб интеллекту.
  

Экстразону концепта формируют следующие ассоциации:

• 
  Сила → здоровье: богатырь – ‘крупный здоровый ребенок’, богатырское здоровье;
  
• 
  Сила → тело: богатырское / атлетическое телосложение, богатырская / атлетическая фигура, атлетический торс;
  
• 
  Сила → крепость: богатырский сон;
  
• 
  Сила человека → сила машины: горный богатырь – ‘экскаватор (в угольных разрезах’, ледовый богатырь – ‘атомный ледокол’, стальной богатырь – ‘трактор или самосвал’, степной богатырь – ‘трактор’, винтокрылый геркулес – ‘транспортный вертолет’ [СПРЯ];
  
• 
  Сила → особое питание: геркулес – ‘овсяные хлопья и каша из них’.
  

3. Формирующиеся концепты, т. е. концепты, которые еще не обладают экстразоной, но уже имеют развитую интразону. Примером этого класса концептов являются многочисленные жаргонные наименования, связанные с компьютерным миром. Ср., например:

• 
  ‘дисковод’: дисковерт, дискокрут, драйв, карман, кольт, крутило, флоппарь, флоппешник, флопповерт, флопповод, флоппогрох;
  
• 
  ‘мышь (компьютерный манипулятор)’: грызун, зверь, катало, крыса, муся, мыша, мышатина, хвостатая;
  
• 
  ‘виндоус (операционная система MS WINDOWS)’: винды, виндюк, мелкомягкие, окна, окноуз, окошки, ставни, стекла, стекляшки, форточки [ТСМС; БСЖ].
  

4. Предельные концепты, т. е. концепты, интразона которых постоянно расширяется, а экстразона отсутствует по причине высокой степени абстрактности концептуализируемых понятий. К этой группе принадлежат такие концепты как «счастье», «любовь», «героизм» и т. п. Существуя в сознании человека с древнейших времен, эти концепты постоянно наращивают номинативную плотность, но крайне редко становятся источником метафорических переносов. Они образуют своего рода верхний предел концептуализации.

4. Рудиментарные концепты, т. е. концепты, почти или полностью утратившие интразону и сохранившиеся лишь в составе отдельных единиц своей экстразоны. Примером подобного концепта является некогда актуальный для русской культуры концепт «баклушечного промысла» – ремесла, состоящего в раскалывании осиновых чурочек для изготовления мелких деревянных предметов. Ранее номинативная плотность этого концепта для русскоязычного социума была достаточно велика. Теперь он функционирует лишь в составе немотивированного для среднего носителя языка фразеологизма бить баклуши – ‘заниматься пустяками, бездельничать’. Подобные концептуальные рудименты стремятся к ассоциированию с новыми концептами, обогащая их интра- или экстразону. Приведем два примера:

– В выражении гол как соко΄л, означающем крайнюю степень нищеты, «соко΄л» – это ‘старинное стенобитное орудие, таран из чугуна или железа в форме длинного и толстого бревна, которое навешивали на железных цепях и раскачивали, чтобы прошибить крепостные ворота или стены’. Поверхность соко΄ла была абсолютно гладкой, т. е. «голой» [ФРР]. Прогресс в области вооружений сделал данный концепт неактуальным для носителей культуры. В языковом сознании осталось лишь слово таран, характеризующееся более генерализованным значением. Рассматриваемое выражение стало ассоциироваться с омографичной единицей ΄сокол, обозначающей хищную птицу.

– Фразеологизм вешать (всех) собак на кого-либо имеет сходную судьбу. Слово собака в его составе имело значение ‘репей’. Согласно суевериям, повесив заговоренный репей на человека, можно было наслать на него порчу [ФРР]. После ослабления концепта «репей» выражение стало частью экстразоны современного концепта «собака».

Подобные рудименты иногда надолго переживают свои концепты-источники и не всегда могут быть однозначно этимологизированы. Однако феномен народных этимологий служит свидетельством того, что носитель языка испытывает потребность в мотивированности языковой единицы, в обнаружении ее связи с тем или иным концептом. В качестве примера приведем множественные попытки этимологизации выражения the Real McCoy, означающего ‘нечто настоящее, неподдельное’:

• 
  McCoy is derived from Mackay, referring to Messrs. Mackay, Edinburgh, who made a brand of fine whisky from 1856 onwards and which that they promoted as «the real Mackay» from 1870. (McCoy происходит от Mackay, восходящего к фамилии месье Макэя из Эдинбурга, который, начиная с 1856 г., являлся производителем превосходного сорта виски. С 1870 г. это виски рекламировалось как «настоящий Макэй»).
  
• 
  After Kid McCoy (Norman Selby, 1873-1940), American welterweight boxing champion. The story goes, and there are various versions of it, that a drunk challenged Selby to prove that he was McCoy and not one of the many lesser boxers trading under the same name. After being knocked to the floor the drunk rose to admit that «Yes, that's the real McCoy». (По имени Кида Маккоя (Нормана Селби, 1873-1940), американского боксера, чемпиона во втором полусреднем весе. Согласно преданию, существующему в нескольких версиях, некий пьянчуга вызвал Селби на поединок, требуя доказать, что тот действительно был Маккоем, а не одним из многочисленных второстепенных боксеров, выступающих под тем же именем. Поверженный на пол пьянчуга признал: «Да, это настоящий Маккой»).
  
• 
  The Canadian inventor Elijah McCoy made a successful machine for lubricating engines which spawned many copies all inferior to the original. He patented the design in 1872. (Канадский изобретатель Элайджа Маккой создал удачный аппарат для смазки моторов, который спровоцировал появление множества подражаний, уступавших оригиналу. Изобретение было запатентовано в 1872 г.)
  
• 
  The phrase originates with a dispute between two branches of the Scots Mackay clan over who was their rightful leader. The head of one branch was Lord Reay, who came to be known as the Reay Mackay, which migrated to «the real McCoy». (Фраза возникла в ходе тяжбы между двумя ветвями шотландского клана Макей по поводу того, кто является законным вождем клана. Главой одной из ветвей был лорд Риэй, известный как Reay Mackay. Со временем это имя превратилось в the real McCoy).
  
• 
  Joseph McCoy (1837-1915), became mayor of Abilene, Kansas as it developed into a sizeable town. He called himself «the real McCoy». (Джозеф Маккой был мэром Абилина, штат Канзас, когда тот превратился в крупный город. Называл себя «настоящим Маккоем»).
  
• 
  Bill McCoy was a US rumrunner during the prohibition years and his 'real' rum, imported from Canada, was compared favourably with poor quality local brews. (Билл Маккой был нелегальным импортером спиртных напитков во времена сухого закона. Его спиртное, ввозимое из Канады, выгодно отличалось по качеству от изделий местных производителей).
  
• 
  McCoy was a Pennsylvanian who supplied commercial nitro-glycerine to safecrackers who favoured it over their own home-made efforts. (Маккой был жителем Пенсильвании, поставлявшим промышленный нитроглицерин взломщикам сейфов, которые предпочитали его самодельному).
  
• 
  McCoy is a corruption of Macao which was the source of a pure and sought after class of heroin (Маккой возникло как искажение названия Макао – источника чистого и пользующегося спросом сорта героина) [MOPSCQ].
  

В генезисе картины мира фикциональное начало играет не меньшую роль, чем фактуальное. Будучи объектами постоянной рефлексии со стороны членов социума, феномены, являющиеся основаниями для образования лингвокультурных концептов, непременно подвергаются регулярному художественному осмыслению. Некоторые из результатов этого осмысления (текстов в широком понимании, включая изобразительные, кинематографические, музыкальные и т.д.) становятся общеизвестными (прецедентными) и, в свою очередь, обогащают концепт новыми элементами. Объем накопленного человечеством текстового достояния, важная роль, которую потребление различных типов текстов играет в культуре, делают неизбежным присутствие фрагментов воображаемых миров в любом лингвокультурном концепте. Все это дает возможность говорить о наличии фикциональной составляющей как о непременной характеристике лингвокультурного концепта. По сути, фикциональная наполненность концепта есть частное проявление его ценностной природы: чем актуальнее ценность для социума, тем интенсивнее ее воплощение в художественных образах.

Фикциональность ни в коем случае не следует смешивать с фиктивностью. «Термин «фиктивный», производный от лат. fingere («образовывать», «изображать», «представлять себе», «вымышлять», «создавать видимость»), обозначает объекты, которые, будучи вымышленными, выдаются за действительные, притязают на реальность. Понятие фиктивности содержит, таким образом, момент обмана, симуляции, который слышится и в обыденном словоупотреблении. […] Литературный вымысел (fictio), однако, – это симуляция без отрицательного характера, выдумка, в которой отсутствует момент ложности и обмана» [Шмид 2003: 22-23]. При анализе лингвокультурных концептов все, что претендует на реальность (т.е. воспринимается сознанием как факт) вне зависимости от того, является ли оно реальным или нет, должно быть отнесено к области фактуального. Например, ассоциация черная кошка – несчастье, при всей ее фиктивности, в сознании суеверного человека относится к сфере фактуального, а не фикционального.

Концептуализируемый феномен может менять свой статус, превращаясь из фактуального в фикциональный и наоборот. Так, в рамках древнегреческой культуры боги Олимпа воспринимались как личности, существующие в действительности. Им приносили жертвы, к ним обращались с просьбами, от них вели родословные, т.е. их концепты относились к области фактуального. Однако для носителя современной культуры имена Зевс, Гермес, Афродита ассоциируются лишь со сферой художественного – памятниками древнегреческой литературы, популярными изложениями мифов, кинофильмами и мультфильмами. Их концепты перешли в сферу фикционального. Пример обратной трансформации дает нам концепт «робот», первоначально возникший как фикциональный (пьеса К. Чапека «R.U.R.», 1920 г.), а затем – в результате технического прогресса – переосмысленный как фактуальный.

Элемент лингвокультурного концепта, основанный на ассоциативной связи между концептуализируемым феноменом и фрагментом авторского или фольклорного воображаемого мира, мы будем называть фикционалемой (термин образован по аналогии с идеологемой, мифологемой и т.п.). Рассмотрим несколько примеров фикционалем в составе концептов.

Концепт «ревность» значим для человечества с древнейших времен. В реальном мире человек неизбежно сталкивается с ним на собственном опыте или наблюдая окружающих. Этот концепт неоднократно находил реализацию в воображаемых мирах мифологии и искусства (например, многочисленные сюжеты о ревности Геры по отношению к Зевсу в греческой мифологии или Парвати по отношению к Шиве в мифологии индийской, чудище Ревность с тысячью очей, тысячью ушей и змеиной пастью в «Неистовом Роланде», Ревность как наиболее опасный из стражей замка в «Романе о Розе»). Однако наиболее востребованным литературным текстом, посвященным концепту «ревность», стала для современной культуры трагедия Шекспира «Отелло». Именно элементы шекспировского воображаемого мира вошли в структуру данного концепта, сформировав фикционалему. Центральный персонаж произведения стал прототипом ревнивца:

Рассмотрим еще один пример. При образовании концептов диких животных в сознании современного человека контакты с реальным объектом, как прямые (наблюдение животного в естественных условиях или в зоопарках), так и опосредованные (просмотр документальных фильмов, чтение литературы о дикой природе), уступают по значению информации, получаемой от воображаемых миров фольклорных и авторских сказок. Так, заяц в русских сказках и баснях предстает как слабый и трусливый персонаж, постоянно преследуемый более сильными зверями. В концепте «заяц» ведущими ассоциациями также стали трусость, слабость и роль постоянной жертвы: ср. трусливый как заяц, дрожать как заяц, удирать как заяц и т.п. Фольклорный образ зайца сформировался из непосредственных наблюдений представителей аграрного общества за этим животным. Сказке нужно было олицетворение трусости, заяц же лучше, чем какое-либо иное известное русскому крестьянину животное, подходил на эту роль. Носитель современной урбанистической культуры с реальным зайцем не сталкивается, лингвокультурный концепт складывается в его сознании как осмысление предшествующего (закрепленного в сказке) осмысления. В данный концепт прочно вошло не только общее представление о зайце, предлагаемое фольклором, но целые сюжеты из воображаемого мира сказок. Одним из таких сюжетов является, например, сюжет о лубяной избушке. Цитатное выражение была у зайца избушка лубяная вошло в интразону концепта «несправедливость»:

Фикциональный элемент может входить не только в интразону, но и в квазиинтразону концепта, т.е. основываться не на смысловой ассоциации с воображаемым миром, а на формальном (звуковом) сходстве элемента художественного текста и названия концептуализируемого объекта. Чаще всего квазикультурному ассоциированию подвергаются имена персонажей:

- Анискин (фамилия деревенского милиционера – главного героя цикла повестей и рассказов В. Липатова и их телеэкранизаций) – ‘водка анисовая’ [БСЖ],

- Фантомас (преступник – персонаж цикла французских детективных фильмов) – ‘слабохарактерный футбольный фанат, не участвующий в потасовках’ (от созвучия с фанат) [ТСМС],

- King Leer (герой одноименной пьесы В. Шекспира) – ‘гомосексуалист’ (от созвучия со сленговым обозначением гомосексуалиста queer) [СТЛиЭ],

- Adam and Eve – ‘верить’ (рифма с глаголом believe, пример употребления: I don't Adam and Eve it, it's not true!) [BSD].

Фикционалемами, входящими в квазиинтразону концепта, могут стать также цитаты из текстов. Так, Т.В. Ярцева и М.П. Клочковский [1998] отмечают существование в немецком языке специфической группы библейских фразеологизмов, основанных на созвучии:

- Mose(s) und Propheten haben (букв. иметь Моисея и пророков – цитата из Евангелия от Луки, где говорится Sie haben Mose und die Propheten; die sollen sie hoeren) – ‘иметь деньги’ (от созвучия имени Mose и существительного Moos – ‘деньги’),

- nach Bethlehem gehen (идти в Вифлеем) – ‘идти в постель, ложиться спать’ (от созвучия с zu Bett gehen) и т.п.

В некоторых случаях подобному переосмыслению подвергаются названия текстов:

- библия – ‘библиотека’ [ТСМС].