Никколо Макиавелли. Государь: сочинения ocr: Ихтик

XXXII

Папа Евгений, изгнанный из Рима народом, находился тогда во Флоренции.

Услышав о возникших беспорядках и считая своим долгом содействовать

умиротворению, он поручил патриарху, мессеру Джованни Вителлески,

закадычному другу мессера Ринальдо, отправиться к нему и пригласить его к

папе, ибо папа уверен, что Синьория к нему прислушается и он сможет силой

своей власти и доверия, которым он пользуется, добиться для мессера Ринальдо

и его партии полной безопасности и удовлетворения без кровопролития и ущерба

для граждан. Уступив настояниям друга, Ринальдо со всеми своими вооруженными

сторонниками отправился в Санта Мария Новелла, где проживал папа. Евгений

заявил ему, что Синьория в знак полного своего доверия к папе поручила ему

уладить все это дело, каковое и решится к полному удовлетворению мессера

Ринальдо, как только он сложит оружие. Мессер Ринальдо, видя холодность

мессера Палла, легкомыслие Ридольфо Перуцци, подумал, что иного выхода нет,

и бросился в объятия папы, надеясь все же, что уважение к главе церкви

избавит его от всякой опасности. Тогда папа велел объявить Никколо Барбадоро

и другим,

407

ожидавшим во дворе, чтобы они возвратились по домам и разоружились, а

мессер Ринальдо останется у него для ведения переговоров с Синьорией.

XXXIII

Синьория, видя, что враг обезоружен, начала при посредничестве папы

вести переговоры, но в то же время тайно послала в горы в окрестностях

Пистойи за своей пехотой, которую вместе с другими вооруженными отрядами

ночью ввела во Флоренцию. После этого, заняв войсками все укрепленные места,

она собрала народное собрание и учредила новую балию, а та, едва собравшись,

постановила вернуть Козимо и всех изгнанных вместе с ним. Из враждебной

партии она приговорила к изгнанию мессера Ринальдо Альбицци, Ридольфо

Перуцци, Никколо Барбадоро, мессера Падла Строцци и еще стольких других

граждан, что мало было городов в Италии, где не обосновались бы

флорентийские изгнанники, да и за ее пределами многие города полны были

флорентийцев. Так что из-за этих решений Флоренция лишилась не только

множества достойных граждан, но и части своих богатств и ремесленных

предприятий.

оружие лишь по его просьбе, выразил крайнее свое неудовольствие, горько

жаловался в беседе с мессером Ринальдо на оскорбление, нанесенное ему теми,

кто нарушил данное ему слово, и призвал его к терпению и к надежде на

переменчивость фортуны. Мессер Ринальдо ответил так: "Недостаток доверия ко

мне со стороны тех, кому следовало мне верить, и мое чрезмерное доверие к

силе вашего слова погубили меня и мою партию. Но больше всех я должен

обвинять самого себя за то, что подумал, будто вы, изгнанный из своего

отечества, можете удержать меня в моем. Я достаточно испытал, что такое игра

судьбы, и, так как никогда не доверял счастью, могу не так уж глубоко

страдать от недоли. Я знаю, что когда судьбе будет угодно, она еще может мне

улыбнуться, но даже если этого никогда не случится, я всегда буду считать не

столь уж большим преимуществом жить в государстве, где законы не так сильны,

как люди, ибо желанна лишь такая родина, где можно безопасно пользоваться

своим имуществом и обществом друзей, а не такая,

408

где ты в любой миг можешь лишиться своего достояния и где друзья твои

из страха за свое благополучие предают тебя, когда ты в них больше всего

нуждаешься. Людям мудрым и достойным всегда легче слышать о бедствиях

отечества, чем видеть их собственными глазами, и больше чести быть изгнанным

за благородный мятеж, чем оставаться гражданином в узах неволи".

сердце своем собственные свои решения и нерешительность друзей. Что касается

Козимо, то, узнав о постановлении, возвращавшем его на родину, он поспешил

во Флоренцию. И редко бывает, чтобы гражданина, вступающего в город с

триумфом после победы, встречало в отечестве такое стечение народа и такое

проявление любви, с какими приняли возвращение этого изгнанника. И каждый по

собственному своему побуждению громко приветствовал его как благодетеля

народа и отца отечества.

КНИГА ПЯТАЯ

I

Переживая беспрерывные превращения, все государства обычно из состояния

упорядоченности переходят к беспорядку, а затем от беспорядка к новому

порядку. Поскольку уж от самой природы вещам этого мира не дано

останавливаться, они, достигнув некоего совершенства и будучи уже не

способны к дальнейшему подъему, неизбежно должны приходить в упадок, и

наоборот, находясь в состоянии полного упадка, до предела подорванные

беспорядками, они не в состоянии пасть еще ниже и по необходимости должны

идти на подъем. Так вот всегда все от добра снижается ко злу и от зла

поднимается к благу. Ибо добродетель порождает мир, мир порождает

бездеятельность, бездеятельность - беспорядок, а беспорядок - погибель и -

соответственно - новый порядок порождается беспорядком, порядок рождает

доблесть, а от нее проистекают слава и благоденствие. Мудрецы заметили

также, что ученость никогда не занимает первого места, оно отведено военному

делу, и в государстве появляются сперва военачальники, а затем уж философы.

Когда хорошо подготовленное и организованное войско принесло победу, а

победа - мир, могут ли сила и воинственность подточиться бездеятельностью

более благородного свойства, чем ученая созерцательность, и может ли

бездеятельность проникнуть в хорошо устроенное государство, вооружившись

каким-либо менее возвышенным и опасным соблазном? Это прекрасно осознал

Катон, когда в Рим прибыли из Афин в качестве послов к сенату философы

Диоген и Карнеад. Увидев, что римская молодежь начала восхищенно увлекаться

ими, и поняв, какой опасностью для отечества чревата благородная

бездеятельность любомудрия, он постарался принять меры, тобы в дальнейшем ни

один философ не мог найти в Риме приюта.

жүктеу/скачать 3.37 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: