567
семьи, который, переодев его в рясу, привел к себе; он оставался у него
два дня, надеясь спастись, если в Милане вспыхнет какое-либо восстание. Но
все оставалось спокойно. Тогда опасаясь, что его обнаружат в этом убежище,
он попытался бежать переодетый, но был опознан и отдан в руки правосудия,
которому и сообщил все обстоятельства заговора.
Джироламо было двадцать три года. Умирая, он проявил такое же мужество,
как и при умерщвлении герцога. Уже обнаженный до пояса, перед лицом палача,
готового нанести удар, он произнес следующие слова по-латыни, ибо был юноша
образованный: "Память об этом сохранится надолго: смерть жестока, но слава -
вечна!" Дело это, так тщательно обдуманное несчастными юношами, было
осуществлено с непоколебимым мужеством. Если они погибли, то лишь потому,
что те, на чье содействие и защиту они рассчитывали, не оказали им ни
содействия, ни защиты. И пусть на примере этом единодержавные государи
учатся жить таким образом, чтобы их любили и чтили, и не вынуждали никого
искать спасения в их гибели. Пусть также и те, кто замышляет заговор,
осознают, в свою очередь, как тщетна столь часто тешащая их мысль, будто
народ, даже если он недоволен, последует за ними или поддержит их в
опасности.
Всю Италию повергло в страх это событие, а еще более того другие,
которые немного времени спустя произошли во Флоренции и нарушили мир, в
течение двенадцати лет царивший в Италии. Мы поведаем о них в следующей
книге. И как завершение этих событий принесло лишь траур и слезы, так и
начало было кровавым и ужасным.
КНИГА ВОСЬМАЯ
I
Так как начало этой книги приходится на промежуток времени между двумя
заговорами - первым, миланским, о котором я только что рассказал, вторым
флорентийским, о котором сейчас пойдет речь, мне подобало бы, согласно
правилу, которому я все время следовал, высказать здесь несколько суждений о
природе заговоров и о важных последствиях, к которым они могут приводить. Я
бы сделал это с великим удовольствием, если бы не говорил об этом в другом
своем труде или если бы предмет этот не требовал очень уж обстоятельного
изложения. Но так как он требует длительных рассуждений, уже высказанных
мною в другом месте, мы здесь его касаться не станем. Перейдя к совсем иному
предмету, мы расскажем, как дом Медичи, могуществом своим повергнув всех
врагов, открыто выступавших против него, должен был для того, чтобы стать
единовластным повелителем города и образом жизни своей подняться надо всеми
прочими, также одержать победу и над теми, кто тайно замышлял его падение.
Ибо, пока Медичи боролись за влияние и значение с другими именитыми
семействами, граждане, завидовавшие их могуществу, могли открыто
высказываться против них, не боясь быть уничтоженными своими противниками в
самом начале борьбы: ведь магистратуры были теперь свободными, и любая
партия могла ничего не опасаться, пока не потерпела поражения.
Но после победы 1466 года вся власть перешла к Медичи, и они получили в
делах государственных такое преобладание, что все те, кто смотрели на них с
завистью, вынуждены были терпеливо переносить это положение. Если же они
упорствовали в стремлении изменить его, то
559
им приходилось прибегать к тайным интригам или к заговорам. Но так как
замыслы такого рода удаются с большим трудом, они большей частью кончаются
гибелью заговорщиков и лишь способствуют величию того, против кого
замышлялись. В таких случаях государь, намеченный жертвой, если он не
гибнет, как герцог Миланский, что случается крайне редко, - приобретает еще
большее могущество, но из благостного становится злым. Пример, который
являют ему заговорщики, показывает, что у него есть все основания для
опасений; опасения вызывают предосторожности; те, в свою очередь, порождают
несправедливости, за которыми следуют ненависть и часто гибель государя.
Так, заговорщик сам является первой жертвой своего замысла, а тот,
против кого заговор был направлен, тоже в конце концов испытывает на себе
его пагубные последствия.
II
Как мы уже говорили, Италия разделилась на два союза государств. В
одном находились папа и король Неаполитанский, в другом Флоренция, герцог
Миланский и Венеция. Хотя между двумя этими союзами война еще не вспыхнула,
они ежедневно давали друг другу поводы для ее возникновения; папа в
особенности не упускал ни малейшей возможности повредить флорентийцам.
Мессер Филиппо Медичи, архиепископ Пизанский, скончался; папа, несмотря на
противодействие флорентийской Синьории, назначил на его место Франческо
Сальвиати, заведомого недруга Медичи. Синьория решила воспрепятствовать его
вступлению на кафедру, и осложнения, возникшие по этому поводу между
республикой и папой, лишь обостряли взаимную враждебность. Впрочем, Сикст IV
всячески осыпал в Риме особыми милостями семейство Пацци и искал любого
случая ущемить Медичи.
В то время Пацци были во Флоренции одним из самых благородных и богатых
семейств. Главой дома был мессер Якопо, и во внимание к его происхождению и
богатству народ даровал ему рыцарское звание. У него была одна лишь побочная
дочь, но множество племянников, сыновей его братьев Пьеро и Антонио; из них
наиболее выдающимся являлись Гульельмо, Франческо, Ренато, Джо-
570
ванни, затем следовали Андреа, Никколо и Галеотто. Ко-зимо Медичи,
считаясь с богатством и благородством этого семейства, выдал свою внучку
Бьянку за Гульельмо в надежде, что, породнившись между собой, оба семейства
объединятся и тем самым затихнут ненависть и вражда, порождаемые зачастую
простой подозрительностью. Но случилось иначе - так неверны и обманчивы
человеческие расчеты! Советники Лоренцо все время убеждали его, как опасно и
противно его собственному могуществу допускать, чтобы еще в чьих-то руках
сосредоточились и богатство, и власть. Из-за этого ни Якопо, ни его
племянникам не поручали важных постов, хотя все считали, что они их
достойны. Отсюда начало недовольства Пацци и начало опасений со стороны
Медичи.
Итак, эта взаимная вражда продолжала усиливаться. И во всех случаях,
когда между семейством Пацци и другими гражданами возникали нелады,
магистраты высказывались против Пацци. Когда Франческо Пацци находился в
Риме, совет Восьми под самым пустяковым предлогом заставил его вернуться во
Флоренцию, не оказав ему при этом тех знаков внимания, которые приняты в
отношении именитых граждан. Пацци со своей стороны повсюду высказывали
недовольство в речах оскорбительных, полных презрения. Тем самым они
усиливали подозрения своих соперников и с каждым днем все больше вредили
самим себе. Джованни Пацци женился на дочери Джонанни Борромео, человека
исключительно богатого, к которой после смерти отца должно было перейти все
состояние семьи, так как других детей он не имел. Однако племянник Борромео,
Карло, завладел частью имущества; и когда дело разбиралось в суде, был
специально издан закон, по которому супруга Джованни Пацци лишалась
отцовского имущества, и оно переходило к Карло. Пацци отлично поняли, что в
этом деле повинны были исключительно Медичи. Джульяно неоднократно выражал
по этому поводу негодование своему брату Лоренцо, убеждая его, что можно все
потерять, когда желаешь приобрести слишком много.
Достарыңызбен бөлісу: |