Никто ее не любил, ни в группе, ни в классе

Мы познакомились в детском садике. Соньку к нам втиснули сверх всяких норм. Ее мать работала продавщицей в универмаге. Наиблатнейшая должность по совковым меркам. Так что она в легкую договорилась с заведующей. И лишний ребенок очутился в старшей группе. Я хорошо помню этот день. Тощая очкастая уродина, в розовом байковом платьице, с огромным накладным карманом на пузе. Оттуда выглядывал кружевной платочек. Им новенькая, время от времени, протирала свои запасные глаза.

Евдокия Павловна, не долго думая, подвела это чучело ко мне и объявила: «Ты у нас, Аллочка, девочка общительная, вы подружитесь. Соня, посмотри, это ваш шкафчик. Крайний, с арбузом». Очень мне это «понравилось», само собой. Как будто отхватили без спроса, половину полосатого сладкого красавца, и спасибо не сказали. Новенькая бродила за мной по пятам хуже собачки. Молча. Приткнется рядом и таращит свои огромные глупые глазищи. Ну и ресницы у нее были! Такие только у коровы, какой и увидишь, или жирафы.

Само собой кто-то из пацанов ее вздул. Не больно, для острастки. А она в рев и ко мне

жмется, дура. Ну, пришлось дать мальчишкам как следует, чтоб знали. Так и повелось. Где я

там и это чучело, вылупится на меня, даже не моргает почти, и слушает, открыв рот. Абзац

полный. И ведь не идиотка. Выяснилось случайно, что она читать умеет. Евдокия Павловна стала ее заставлять перед всей группой вслух программные произведения декламировать, а сама вяжет за столом. Обожала Сонька книжки всякие. Дома у нее их было – море! Не комната, а библиотека. И в основном без картинок. Ничего интересного, короче. Папа, помешанный на чтении, очкастый худой инженер, пристрастил дочку. Яблоко от яблони, далеко не упало.

Никто ее не любил, ни в группе, ни в классе.

В школе мы делили парту и все свободное время. Сонька по-прежнему таскалась за мной, повсюду. Горе луковое. Не пила, не курила, не играла в карты. Пристроится в уголке и читает чушь какую-нибудь. Пацаны просто в осадок выпадали от такого. Но в десятом классе, как-то внезапно, мой хвостик фантастически похорошел. Все привыкли, я мою компанию имею ввиду, не особо и засматривались, ну Сонька и Сонька. А раз сидели у Вадика, пиво дегустировали, в дверь и позвонили, настойчиво так, уверенно. Метнулся наш гостеприимный хозяин в прихожую, возвращается сам не свой.

-Матвей…

Ну, нормальные ребята вроде. Присели, роются в тумбочке. Переспрашивают вежливо, что о чем. А у меня, натурально, в зобу дыханье сперло. Потому, что один из этой троицы, настолько необыкновенный, так и веет силой. Я не про обхват бицепсов речь веду, хотя и с этим делом у парня полный порядок, я о других материях. Одним словом, герой моего романа. Шея бычья, взгляд – тяжелый, внимательный. Аж, мурашки по коже.

-Кто такие?

Интересуется у Вадика, это он про меня, значит? Про меня?

-Да одноклассницы Серегины. Аллочка и Сонька.

-И, ху из ху?

Я вежливо так встреваю в разговор.

-Алла.

-Про меня говорите?

-Да.

Отвечает герой уже как бы и не моего романа.

И тут тихоня отмочила номер. Встала, книжку к груди прижимает, точно, кто отнять собрался, и заявляет.

-София.

Серега как заржет, в голос. А Матвей, не оборачиваясь, буркнул.

Парочка шестерок цап нашего одноклассника под белые ручки и вон из квартиры, даже обуться не дали, так и выставили на площадку, в носках. Не, чистый Голливуд. Сижу, смотрю, что дальше будет. Сожрет, думаю мою подружку, и не подавится. Он к ней подошел и спрашивает ласково.

-А с кем ходишь, куколка?

-Ни с кем.

-Быть не может.

И скалит клыки как у волка: острые, белоснежные. Цирк!

-А раньше с кем ходила?

-Ни с кем.

-Никогда?

-Никогда.

Садится он на кресло, из которого эта идиотка вскочила, берет Соньку за талию, она вырывается!!! Матвей ее отпускает и хлопает себя по ноге. Приземляйся, мол, сама, силой не тащу. Какое там.

-Алла, мы уходим.

Это она с перепугу мной командовать принялась. Встаю, спасать пора припадочную.

-Такие славные мальчики! Дико жаль. Но нам, правда, пора. Пропустите, ребята.

А они на командира пялятся, приказа ждут. Наконец, Сам соизволил вынести приговор.

-Пусть идут.

На меня и не взглянул, а Соне сказал.

-Иди пока, МОЯ куколка.

И так он это слово произнес, с нажимом, что мне не по себе стало. Толкаю дуру впереди себя, только бы ноги унести. А она еще поворачивается, смотрит на него через плечо, через левое.
***
Обхаживал Соколов по-королевски, ничего не скажешь. Присылал ребят с букетами, прямо на уроки. Встречал и провожал. София моя, отмалчивалась и подарков не брала, ни на дискотеки, ни в кафе не ходила, постоит возле подъезда и шмыг в дверь: "До свидания". Сначала Матвей веселился, потом беситься начал, потом присмирел.

-Слышь, Алла. Я ведь и жениться не против. Что она любит, расскажи.

Ну, хоть кол на голове теши парню. Втрескался, так втрескался.

-Книжки.

-Умные.

И притаскивает ей альбом Валеджо, не приподъемный просто, килограмм на пять.

-Держи, София. Это тебе на мой день рождения.

Смотрю – угодил. Покраснела моя девочка и головой качает.

-Это очень дорого.

-Пустяки. Не обижай именинника.

-А у тебя, правда, день рождения?

-Да. Завтра. Приглашаю.

-Я без Аллы не пойду.

Оскалился Соколов - мне, как стоматологу все клыки предъявил.

-Само собой. Хоть десять Алл. Завтра в шесть заеду.

Без пяти минут выглядываю в окно, из-за занавески: оп па, стоит голубчик, облокотился на капот и курит. В черной короткой куртке, в модном свитере, широченных брюках – шикарный словно сказка. Часы и цепь золотые. Ну, просто принц на белом коне, с поправкой на время. Да, думаю. Дела. Тут мой хвостик и высовывается, наконец, из ванной.

-Как я выгляжу?

-Неплохо.

Напялила черное мамочкино платье, длинное, почти до пола. Нацепила ожерелье из чешского стекла, заплела две косы, подкрасила губы. Я чуть не скончалась от зависти. Эта кукла с палехской шкатулки, а не моя привычная Сонька, похлопала ресницами.

-Правда?

-Спасибо.

-Не за что.

Порезвились в кафе, поели, потанцевали, выпили – без этого разве веселье? Матвей Соньку за ручку держит, на ухо ласковую чушь шепчет. Охмуряет. Глаза б мои не видели! Слиняла я потихоньку домой, и давай в подушку реветь, до утра. Опоздала на первый урок. Словила выговор от математички. А Сонька, моя тихоня, не пришла совсем.

Перехватила я ее вечером, не усидела, пришла проведать, что и как. Сидит хмурая.

-Ну?

-Я его не люблю.

Подо мной, натурально, пол накренился. Плюхнулась на диванчик, уши растопырила.

-Говорит, убьет того, с кем встречаться стану.

Я чуть не плачу, мне бы, мне бы от него такое услышать!!!

-Замуж звал.

Ну, полный абзац.

-Я ему отказала.

-Дура.

Не сдержалась я и пошла обратно, с подушкой обниматься и рыдать.

Жду продолжения. Раз вижу кавалера с громадным бланшем под голубым глазом. Интересуюсь.

-Что случилось?

Он молчит. А Сонька бледная и злая отвечает.

-Матвей вчера к нему домой приходил. Негодяй!

То ли еще будет! Злорадствую, но про себя. А вслух говорю.

-Осторожнее, Андрюша. Синяк то пройдет…

Смотрю, испугался. Задумался. Вот и славно. Только я ошиблась. Соловьев решил характер демонстрировать. Начал каждый день у Соньки появляться. Идиот.

Несу я поздно вечером переписанные билеты по истории. Захожу во двор и нос к носу сталкиваюсь с пацанами. Сам Матвей и трое шестерок. Сидят на лавочке ждут влюбленную парочку. Я поздоровалась и в подъезд. Поднимаюсь, звоню. Открывают дверь мои пташки. Оба хмурые. Ясен перец, знают что почем. Я билеты протягиваю. Сонька на них даже не смотрит.

-Оставайся у меня, Андрюша. Родители на даче.

Он головой качает.

-Нет. Мне пора. Я пошел.

Галстучек поправил, поцеловал заплаканную подружку и вышел. Ой, думаю. Что-то будет. И на кухню, к окошку. Благо оно во двор выходит. Слышу, дверь балконная хлопнула. Значит, Сонька тоже наблюдательный пост заняла. Выходит наш студент из подъезда, шестерки его хвать, за белые ручки. А Матвей по морде пару раз, для затравки. Оп. Оп. Вдруг слышу звонкое и веселое.

-Эй, подонки!

Поднимают они головы, глаза вытаращивают, а Матвей даже рот открыл.

-Оставь его, Соколов. Ты меня знаешь. Я – прыгну! Ну!

Опрометью несусь в зал. Вижу эту дуру. Сидит ноги свесила, руками не держится. Этаж, между прочим, седьмой.

-Оставь его.

Голос сильный. И переливается в нем непонятная мне радость.

-Слезь, дура!

Это Матвей орет снизу.

-Слезь, кому говорю!

Она смеется. И руками демонстративно взмахивает.

-Слезь. Кому твой придурок нужен?!

И такой испуг я слышу в его крике, что разворачиваюсь и ухожу на кухню.
Это вместо того, чтобы любимой подруге помочь обратно забраться! Смотрю, ребята отпустили слегка потрепанного юриста. У Матвея лицо белей бумаги. Он чуть не плачет.

-Не упади только! Возьмись руками! Руками возьмись!

-Хорошо. А вы валите отсюда.

-Мы уже уходим. Держись! Держись, дура.

-Держусь.

Матвей коротко что-то говорит, и его парни послушно отступают. Вот это, думаю, номер. А сил пойти ей помочь нет. Ну, абсолютно. Все на что меня хватило - дверь открыть Андрею. Он ворвался, галстук набок, глаза горят, чуть меня не сшиб и на балкон. И тоже шепчет, как Матвей.

-Дура. Дура. Дура.

А я села возле батареи и плачу взахлеб. Еще одна ненормальная. Сонька подходит, обнимает меня.

-Все в порядке, Аллочка. Перестань.

Думает, я за нее испугалась!