Нормандская знать в англии, 1066-1100 гг.: Проблемы идентичности

1.2. Историография

Темы «выбора собственной идентичности и способов ее построения», а также «поиска самоидентификации отдельного человека или группы людей мощно заявили о себе в гуманитарных науках со второй половины XX в.»¹. Однако и в XIX в., и в первой половине XX столетия проблемы, связанные с этно-национальными категориями, этносами, так или иначе, пусть даже косвенно, затрагивались учеными-гуманитариями в трудах общего характера. Сложно найти другую тему в англоязычной (в основном, английской) историографии, которая бы обладала такой же популярностью и плотностью изучения, как Нормандское завоевание. Английские коллеги с завидной регулярностью издают брошюры и целые компендиумы², содержащие большое количество работ, посвященных этой проблеме, проводятся многочисленные конференции и семинары³, а на поле Гастингса в канун 14 октября ежегодно происходит реконструкция знаменитого сражения⁴. Анализ работ по теме исследования мы начнем с рассмотрения вопросов, связанных с Нормандским завоеванием в целом. Изучение этих проблем имеет давние традиции.

Одно из эпохальных событий не только английской, но и всей средневековой истории, по сути, раскололо английскую историческую мысль на два лагеря – его «сторонников» и «противников». Впервые вопрос о характере, значении и последствиях Нормандского завоевания для Англии был поставлен во времена правления Тюдоров¹. В период социально-политических потрясений XVII в. (Английская революция, «Славная революция») обостряется борьба против Стюартов и, в противовес устоявшейся точке зрения правящей политической элиты (о том, что события 1066 г. стали благом для последующего развития страны)², формируется иной взгляд на Нормандское завоевание. Оно стало расцениваться как катастрофа, национальная трагедия, поскольку грубый незаконнорожденный герцог Вильгельм вместе со своими приспешниками посягнул на незыблемые основы древнего англосаксонского права и разрушил прежнее политическое устройство. Возникшая в XVIII в. т.н. теория «нормандского ига» быстро нашла своих сторонников, которые использовали события национальной истории в угоду политической конъюнктуре и были недовольны «порядками в стране и сохранявшимся засильем аристократии в парламенте»³.

В рамках этих настроений создана монументальная шеститомная «История Англии от вторжения Юлия Цезаря до Революции 1688 г.» шотландского философа и историка Давида Юма (1711-1776 гг.)⁴, представляющая собой «первую полную английскую национальную историю»⁵. Вторая и третья главы первого тома посвящены англосаксонскому правлению в Англии, четвертая и пятая – Вильгельму I и Вильгельму II соответственно. Согласно Юму, после «плачевной» битвы при Гастингсе «главная знать и самые храбрые воины» англосаксов были жестоко убиты, большая часть населения лишилась своих свобод, началось кровожадное правление нормандских королей⁶. Особой недалекостью отличался Вильгельм Рыжий, «неистовый и деспотичный государь», «одновременно расточительный и алчный в управлении своей казной», который ни в чем себе не отказывал¹.

Существенный вклад в изучение Нормандского завоевания Англии и его последствий внесли ученые второй половины XIX в. Фокусируя свой исследовательский интерес на проблемах политической и правовой истории, они выработали «специфически британское понятие «конституционной истории»². Представителем вигской школы политического направления английской медиевистики является либерально ориентированный историк Эдвард Фримен (1823-1892 гг.), автор фундаментальной «Истории Нормандского завоевания Англии», а также таких работ, как «Правление Вильгельма Рыжего и начало правления Генриха Первого», «Вильгельм Завоеватель»³. Уводя «истоки английского конституционализма» в англосаксонскую эпоху, Фримен отвергает положительный вклад в историю средневековой Англии Нормандского завоевания, «выступая ярым антинорманнистом»⁴. В центре его внимания – политическая история Англии и ее главные действующие лица – Вильгельм Завоеватель, Вильгельм Рыжий и их окружение. Как отмечает Е.В. Гутнова, Фримен «впервые изучил ход, характер и последствия нормандского завоевания и привлек внимание историков к своеобразиям более замедленного развития англосаксов»⁵, однако гораздо важнее, что он одним из первых обратил внимание на то, как отразилось Завоевание на самих нормандцах.

Антагонистом Фримена был историк, епископ Оксфорда Уильям Стеббс (1825-1901 гг.), «представитель историко-правового направления»⁶. Основная заслуга Стеббса – публикация и критический анализ источников по истории Англии XI-XII вв. Начиная с 1863 г., он в течение девятнадцати лет принимал участие в издании знаменитой Rolls Series, выпустив текст порядка двадцати источников с пространными комментариями. В отношении Нормандского завоевания Стеббс придерживался прямо противоположной Фримену точки зрения: по его мнению, оно способствовало политическому прогрессу Англии, поскольку остановило распад англосаксонского общественного уклада¹.

Старшим современником Фримена и Стеббса был их французский коллега Огюстен Тьерри (1795-1856 гг.), один из немногих неанглийских историков XIX столетия, занимавшийся, в том числе, и проблемами Нормандского завоевания и его последствиями². В своей «Истории завоевания Англии нормандцами» Тьерри представлял историю Англии как борьбу завоевательного (нормандского) и завоеванного (англосаксонского) начал, постепенно трансформирующейся из этнического противостояния в социальное³.

На рубеже XIX-XX вв. проблематика, связанная с Нормандским завоеванием, приобрела новое звучание в контексте дискуссии об английском феодализме. Этот вопрос поставил на повестку дня Д. Раунд, который был убежден в том, что нормандцы привнесли в Англию новую, неизвестную ранее форму землевладения⁴. Предположение Раунда позже было развито Ф. Стентоном, занимавшимся изучением власти феодального лорда и прочими социально-экономическими проблемами средневековой Англии⁵. Вопросы несения повинностей и распределения земельных наделов в Англии среди представителей воинского сословия исследовали Р. Эбелс, Д. Гиллингем, Д. Холт, Р. Мортимер и И. Сандерс¹. Схожие проблемы, только на примере Нормандии, рассматривали в 1980-х гг. Д. Бэйтс и Е. Табуто².

Наиболее плодотворно проблемы, связанные с изучением нормандской знати в Англии, стали рассматриваться британскими и американскими историками второй половины XX – начала XXI вв. Значительным подспорьем для этого стали данные просопографии³.

Вышедшая в Кембридже в 1997 г. фундаментальная монография почетного профессора средневековой истории Эдинбургского университета и Королевского университета Белфаста Джудит Грин «Аристократия нормандской Англии»⁴ стала одной из первых работ, посвященных знати нормандской Англии в период с 1066 по 1166 гг.⁵ Она явилась своего рода «ответом» на многочисленные труды французских, немецких, бельгийских историков, которые анализировали европейскую континентальную аристократию⁶, и до сих пор является одной из лучших монографий, в которых рассматривается средневековая знать. По мнению автора, появление в Англии новой аристократии стало главным следствием Нормандского завоевания. Анализируя многочисленные источниковые данные, Дж. Грин особо подчеркивает, что не следует объединять понятия «идентификация» и «ассимиляция», между разными «уровнями» аристократии должно быть разграничение. В итоге исследовательница приходит к следующим выводам: 1) новая элиты была чрезвычайно могущественной (сочетание земли и власти); 2) это была, прежде всего, военная элита, образованная в результате завоевания; 3) главной политической проблемой являлся вопрос раздачи земель; 4) родство было «нитью», связывающей политическую и социальную «ткань» аристократической жизни; 5) до середины XII в. английская аристократия в значительной степени отличалась от континентальной, что было связано с сильной королевской властью. До появления труда Дж. Грин предпринимались лишь попытки изучения отдельных представителей нормандских фамилий¹.

Одной из таких попыток стала монография «Образ аристократии в Британии, 1000-1300»² (издана в 1992 г.) валлийского историка, профессора средневековой истории Университета Халла Дэвида Крауча, которая дает широкий социокультурный контекст. Рассматривая «национальные» аристократии Уэльса, Шотландии и Англии, и широко используя геральдический материал, автор говорит о сложности процесса эволюции знати в период с 1000 по 1300 гг. Также Д. Крауч подробно исследовал историю Нормандской династии³ и сопоставил аристократии Англии и Франции в период с 900 по 1300 гг.⁴ Новейшей работой историка является фундаментальный труд 2011 г. «Английская аристократия, 1070-1272: социальная трансформация»⁵.

Диссертация британского медиевиста Нила Стреветта, защищенная в Университете Глазго в 2005 г.⁶, проливает свет на социально-политические аспекты в деятельности англо-нормандской аристократии в период с 1087 по 1106 гг. Используя терминологию Д. Ле Патуреля, историк рассматривает отношение т.н. cross-Channel аристократии⁷ к проблемам преемственности, уделяет большое внимание политическому сопротивлению англо-нормандской знати Вильгельму II и Генриху I (восстания 1088, 1095, 1101 гг.), договорам в Руане и Винчестере, а также вопросам брака и наследования. По мнению Стреветта, основополагающим фактором, определившим политические отношения в Англии после смерти Вильгельма Завоевателя в 1087 г., стал фактор лояльности / нелояльности действующему правителю. В конфликтах последней четверти XI в. политические мотивы выходили на первый план, а англо-нормандская аристократия смогла приспособиться к новым условиям (сосуществование Англии и Нормандии как раздельных политических и правовых единиц более крупного единого государственного образования)¹.

Появляется обширная литература, посвященная церкви в нормандский период и представителям духовенства², а также взаимоотношениям церковных учреждений и светской знати³. В последнее время внимание исследователей нормандского периода обратилось и к гендерной проблематике. Имеются работы о женской религиозности, а также об экономическом и социальном положении женщин как жен, вдов, наследниц⁴.

С 1978 г. проводится ставшая уже традиционной ежегодная международная научная конференция The Battle Conference, которую по праву можно считать англо-нормандскими чтениями⁵. Она посвящена английской и нормандской средневековой истории и культуре, в основном, XI и XII вв. С 1979 г. публикуются материалы конференции⁶. Долгое время местом ее проведения являлось знаменитое поле Гастингса, на котором в 1066 г. состоялась решающая битва между войсками нормандцев и англосаксов, но позже география расширилась. В конце июля 2012 г. в г. Байе прошли 35 Англо-нормандские чтения. Участники конференции внесли существенный вклад в изучение англосаксонской и нормандской культуры, археологии, историописания, семейно-брачных отношений, социально-экономического развития Англии и Нормандии. Также проводятся семинары и коллоквиумы, посвященные отдельным представителям англо-нормандской истории¹. Для темы диссертации значительный интерес представляют работы, в которых рассматриваются проблемы нормандской идентичности². Среди них следует выделить статьи Г. Лоуда³ и К. Поттс⁴.

Изучая проблемы исторической памяти нормандского общества (как правило, на материале нарративных источников), Г. Лоуд пришел к выводу о том, что уже в XI в. оно обладало единством самосознания, а выразителями этих настроений стали нормандские хронисты того времени (в качестве образца для обоснования этого единства ими были выбраны античные образцы, а ключевой фигурой следует признать труд Дудо Сен-Кантенского). В 1990-х гг. идеи Лоуда получили развитие в работах К. Поттс, которая «окончательно сформулировала идею о том, что формирование Normannitas было главной задачей, которую ставили перед нормандскими хронистами их заказчики, сначала нормандские герцоги, а затем англо-нормандские короли»⁵.

Здесь мы выходим на одну из основополагающих проблем, которая в современной историографии обозначена как проблема Normannitas, о чем в своей статье говорит К. Поттс. По сути, она сводится к тому, как воспринимали себя нормандцы в новой иноэтнической среде. Еще в 1960-х гг. немецкая исследовательница Л. Бем поставила данный вопрос на повестку дня (по ее мнению, нормандцы обладали этническим самосознанием и были горды своим отечеством, а всем историческим сочинениям, которые их описывают, присущ апологетический характер)¹. Позже концепция Л. Бем была развита и усовершенствована британским историком Дж. Ле Патурелем² и французским исследователем Ф. Неве³. Р. Дэвис не разделял точку зрения своих коллег относительно миссии нормандцев в Европе. В своей работе «Нормандцы и их миф»⁴ он задался вопросом: как стало возможным, что люди, которые во многих отношениях занимали господствующее положение в Европе XI и XII столетий, в XIII в. просто-напросто взяли и исчезли? По мнению историка, к концу XII в. нормандцы, находившиеся в Англии, перестали называть себя нормандцами, и это изменение в самовосприятии было повсеместным. Со временем «англичане стали более англичанами, а французы – более французами, тогда как нормандцы, как они были известны истории, исчезли»⁵. Таким образом, Normannitas был всего лишь историко-политическим мифом, созданным в XII в. хронистом Ордериком Виталием.

Отдельную группу исследований составляют работы, посвященные изучению англо-нормандских грамот, истории их создания и эволюции. Одним из пионеров в этой сфере стал британский историк, преподаватель Лондонской школы экономики, член Королевского исторического общества, специалист по средневековой палеографии, профессор Хуберт Халл, который в 1908 г. выпустил монографию «Исследования английских официальных исторических документов»⁶. Эта работа стала новаторской для своего времени: в ней автор скрупулезно описывает приемы анализа и интерпретации исторических документов. Халл рассматривает три комплекса проблем: эволюция королевских и монастырских архивов, дипломатические и палеографические практики. В первой части исследуются вопросы, связанные с историей, классификацией и изучением архивов. Историк акцентирует особое внимание на сопоставлении сохранившихся документов и тех, которые когда-то существовали, но до нас не дошли (попытка реконструкции). Во второй части рассматривается дипломатика грамот, писем, королевских предписаний, манориальных описей и т.д., начиная с англосаксонской эпохи и заканчивая XVI в. Халл призывает подходить к анализу разных типов официальных источников критически. Заключительная третья часть посвящена палеографии английских документов, при этом особое внимание уделяется разным типам почерков, которые в них встречаются. И, хотя данный труд не претендует на полноту и исчерпывающий анализ английских официальных документов, своей работой Х. Халл обозначил проблемы и наметил контуры для дальнейших исследований. Для темы диссертации наибольший интерес представляет раздел, посвященный англо-нормандским грамотам и предписаниям, где сопоставляются англосаксонские и англо-нормандские дипломатические практики, рассматриваются билингвиальные грамоты, предлагаются методы анализа англо-нормандских документов. Расширенной версией «Исследований английских официальных исторических документов» является двухтомный труд, выпущенный Халлом в 1908-1909 гг. (переиздан в Кембридже в 2010 г.)¹, где анализируются английские официальные документы с VII по XIX вв.

Бельгийский медиевист, бывший профессор Университета Гента Рауль ван Кенегем опубликовал в 1959 г. основательный труд «Королевские приказы в Англии от Завоевания до Глэнвилла»², в котором детально разобрал англо-нормандские королевские грамоты, предписания и приказы с точки зрения дипломатики и их роли в правовой истории Англии второй половины XI – XII вв. Автор заостряет внимание на ряде факторов: во-первых, на сложном взаимодействии английских и нормандских элементов в правовом механизме Английского королевства с 1066 по 1204 гг., во-вторых, он провидит сравнительный анализ общего права (common law) и процесса его модернизации на территориях Нормандии, Фландрии и Анжу, и, в-третьих, сопоставляет правовые механизмы англо-нормандского периода с юридическими практиками поздней Римской Империи. В приложении ван Кенегем представил 198 документов, из которых 31 ранее не были опубликованы, он постарался показать «все типы приказов, которые были выработаны к концу XII в.», а также «привлек приказы, ранее не издававшиеся»¹. Им же был собран богатый материал из судебных практик Английского королевства, начиная с Вильгельма I и заканчивая Ричардом I (всего 665 документов), результатом чего стали изданные в 1990 и 1991 гг. два тома источников под общим названием «Английские судебные тяжбы: от Вильгельма I до Ричарда I»². В сборники вошли разноплановые документы (выдержки из хроник, судебные протоколы, соглашения по итогам споров и т.д.). Для нашего исследования особый интерес представляет первый том, охватывающий период с 1066 по 1154 гг.

Нами уже было упомянуто фундаментальное издание грамот Вильгельма Завоевателя, осуществленное в 1998 г. британским историком Д. Бэйтсом³. Не менее основательным является и обширное предисловие, написанное автором, которое с полной уверенностью можно назвать самостоятельным исследованием. Анализируя английские, нормандские и французские грамоты, а также сопоставляя их между собой, Бэйтс приходит к выводу, что Нормандское завоевание «не привело к большим изменениям в Англии, Нормандии или Мене, в отношении числа создаваемых грамот и форм королевских / герцогских документов», при Вильгельме I не произошло никакой «документальной революции»⁴. Работу историка отличает высокая историографическая культура: в самом начале приводится обширный список трудов, на которые опирался автор (стр. x-xxxii), а также перечень использованных манускриптов (стр. xxxiii-xxxviii). Существенным подспорьем является изучение истории вопроса издания грамот Вильгельма I, а также подробные комментарии к каждому представленному документу¹. Для установления аутентичности грамот автор проанализировал, где и когда находился Вильгельм Завоеватель в период с 1066 по 1087 г., и представил свои наблюдения в виде таблицы. При изучении вопроса, связанного с подлинностью и достоверностью англо-нормандских документов, мы, главным образом, опирались на данные, представленные Д. Бэйтсом, уточняя некоторые из них и выдвигая (на основании более новых данных) свои предположения. Также отметим, что в настоящее время Бэйтс работает над изданием грамот периода правления Вильгельма Рыжего (1087-1100 гг.).

Вопросы, связанные с адресатами англо-нормандских грамот, поднимает в своей статье профессор Р. Шарп². По мнению историка, именно XI в. является ключевым с точки зрения эволюции грамот (writs), при этом всем сохранившимся в Англии до 1066 г. грамотам Шарп дает двойное название ‘writ-charters’, а также предлагает свои варианты расположения отдельных элементов, составлявших начальный протокол формуляра грамот. О выводах, к которым приходит исследователь, мы уже говорили (см. раздел 1.1 «Источники»): это эволюция адресной части грамоты от частного обращения к общему. Также немалый интерес вызывает раздел, написанный Шарпом для коллективной монографии³, в котором рассматриваются проблемы использования языка и различных этнонимов в английских и ирландских грамотах XI и XII вв. Автор рассматривает процесс лингвистической трансформации, который начался в 1070-х гг. с замещения древнеанглийского языка латынью. По его мнению, именно латынь предоставляла больше возможностей для письменной коммуникации. При этом если в конце XI в. в Англии и в XIII в. в Уэльсе и Ирландии еще наблюдался «этнический дуализм», то в XII столетии его уже не было. В этот период следует вести речь об этническом и лингвистическом плюрализме. Анализу дипломатических форм грамот XI в. (преимущественно англосаксонских) посвящена отдельная статья Шарпа¹.

Проблемы обращения с просьбами к королю и королевские титулы в англо-нормандских грамотах рассматриваются в статье профессора Университета Глазго (Шотландия) Стивена Марритта². По мнению автора, несмотря на стандартные, банальные и шаблонные сведения, содержащиеся в формулярах грамот, ими ни в коем случае нельзя пренебрегать, так как зачастую это «все, что у нас есть»³. К тому же в начальном протоколе иногда присутствуют необычные титулы и дипломатические формулы. Полезным инструментом при анализе репрезентации образа короля в англо-нормандских грамотах может стать компаративный подход. Точку зрения С. Марритта разделяет его коллега, профессор средневековой шотландской истории Университета Глазго Д. Браун. В одной из своих работ Браун высказал предположение, что «шаблонные фразы и небольшое разнообразие в установленных формах могут означать определенные идеи, а не повседневные реалии правления»⁴. Таким образом, титулатура в англо-нормандских грамотах является не простым набором стандартных фраз и частью формуляра, а нечто большим.

Ряд исследователей в своих работах рассматривает проблемы, связанные с существованием королевских канцелярий, а также канцелярскими традициями⁵. Французский медиевист Б.-М. Ток занимается исследованием Жюмьежских грамот в сравнении с французскими актами, чему посвящена одна из его статей¹. Многие документы этого знаменитого нормандского аббатства сохранились в оригинале, в них содержатся разнообразные формулы, что позволяет вести речь о дипломатических особенностях Жюмьежских грамот, о собственном стиле их составления. П.Ш. Габдрахманов предлагает оригинальную трактовку важнейшей проблемы сочетания зрительного и слухового восприятия у средневекового человека на примере анализа актового материала (для этого он исследует частоту использования различных форм глаголов videre – audire, scribere – dicere и производных от них слов)², правда, автором рассматриваются грамоты XII-XIII вв., взятых их архива аббатства святого Петра в Генте.

Ряд вопросов, связанных с формами самопрезентации средневековой знати, анализируется в трудах общего характера. Так, монография магистра гуманитарных наук, доктора философии Оксфордского университета Джорджа Гарнетта «Завоеванная Англия. Королевство, преемственность и землевладение, 1066 – 1166 гг.»³ посвящена изучению последствий Нормандского завоевания 1066 г. как в сфере политики, так и в области системы землевладения. Автором исследуется феномен нестабильности нового английского общества, однако наибольший интерес представляет раздел, посвященный трансформации образа Вильгельма Завоевателя как законного наследника Эдуарда Исповедника и «изобретении» конструкта «во времена короля Эдуарда» (tempore regis Eadwardi). Гарнетт приходит к выводу, что одним из результатов Нормандского завоевания, «последствия которого были глубокими и разрушительными», явилось выдвижение на первый план «уникальной роли короля в Англии, что оказалось следствием оправдания Завоевания» и позднее существенно повлияло на формирование т.н. общего права (common law).

Как было отмечено выше, в большинстве работ, посвященных влиянию Нормандского завоевания на различные сферы жизни англо-нормандского общества, речь шла о влиянии последствий событий 1066 г. на становление английской идентичности. В этом плане весьма показательной является монография американского историка, профессора истории Университета Майами Х. Томаса «Англичане и нормандцы: этническая враждебность, ассимиляция и национальная идентичность»¹. В своем труде автор затрагивает вопросы идеологии, языка, культуры, литературы, религиозной жизни. Особый интерес вызывают выводы Томаса, касающиеся гендерных аспектов в формировании английской идентичности (взаимоотношений «английских женщин и нормандских мужчин», составлявших англо-нормандскую аристократию), отношений к местным святым, а также «политизации английской идентичности». По его мнению, противостояние английской и нормандской идентичностей «стало основным в первые годы после Завоевания»², при этом сохранить английскую национальную идентичность удалось только духовенству. Х. Томас продемонстрировал сложность этнических отношений после Нормандского завоевания, предложил теоретические модели изучения этих вопросов на трех уровнях: личном (personal), культурном (cultural) и условном (constructed), а также рассмотрел вопрос, связанный с самопрезентацией нормандцев после 1066 г. (на основе анализа нарративных памятников). Автор пришел к выводу, что за пределами Нормандии нормандская идентичность была достаточно уязвимой на протяжении долгого времени³. Отдельную главу историк посвятил новой английской аристократии.

В ряде работ проблемы формирования новой, англо-нормандской идентичности рассматриваются на материале произведений известнейших английских хронистов начала XII в.⁴ Так, голландская исследовательница Э. ван Хоутс в своих трудах, посвященных социальной памяти о Нормандском завоевании⁵, выдвигает гипотезу о «коллективной психологической травме»⁶, которая «постигла» английских авторов в результате событий 1066 г., как причине отсутствия английских текстов второй половины XI в., описывающих Нормандское завоевание, а также частично анализирует ассимиляционные механизмы, оказавшие влияние на формирование английской и нормандской идентичностей. Также профессор Э. ван Хоутс выступила редактором и издателем сборника исторических текстов, включающего в себя выдержки из сочинений, «созданными нормандцами и людьми, которых они завоевали»⁷. Наибольший интерес для нашего исследования представляют введение к сборнику, где рассказывается о происхождении нормандцев, их военных походах, политической и социальной организации в период с 900 по 1150 гг., а также комментарии к основным источникам по данной теме. Главным образом, Э. ван Хоутс рассматривает нарративные памятники, однако в издании присутствуют и грамоты Карла Простоватого (898 – 922 гг.), где затрагиваются проблемы образования герцогства Нормандия. Особое внимание автор уделяет вопросу контактов нормандских герцогов с правителями Франции, продвижение нормандцев на юг Италии и в регион Средиземного моря. Большим подспорьем являются генеалогические таблицы и карты, приведенные историком в конце своей работы.

Пожалуй, единственной специальной работой, посвященной изучению нормандской идентичности и ее эволюции во временном континууме, является монография историка из Университета Центральной Англии Ника Уэббера «Эволюция нормандской идентичности, 911-1154 гг.»¹. Разделяя идентичность нормандцев на «внешнюю» и «внутреннюю», Уэббер на материале нарративных источников анализирует ситуацию в Нормандском герцогстве и за его пределами (в Англии и на Сицилии). Отмечая равнозначность присутствия в нормандцах скандинавского и франкского элементов, автор сосредотачивается на исследовании эволюции концепта “gens Normannorum” посредствам коллективного самовосприятия и восприятия «Другого», а также отвечает на вопрос: что означало быть нормандцем, как для самих нормандцев, так и для тех этнических общностей, которые с ними контактировали? С точки зрения Уэббера, особенно велика роль нормандских лидеров, олицетворявших собой нормандскую идентичность в целом, языковые аспекты, важность самого факта завоевания и чувства отечества².

Таким образом, анализ зарубежной историографии по теме диссертации показал, что проблемам идентичности средневековой элиты, в частности, нормандской знати, английские, французские, немецкие и американские исследователи в своих работах уделяли внимание, однако реконструкция самовосприятия, как правило, строится на материале нарративных источников. В отличие от Западной Европы, проблемы нормандской идентичности в отечественной историографии практически не рассматривались. Многие труды посвящены вопросам, связанным с Нормандским завоеванием, изучаются его политические и социальные последствия. Едва ли можно говорить о какой-либо традиции, тем не менее, мы считаем нужным упомянуть о вкладе в изучение этой темы представителей дореволюционной отечественной историографии, которые, по сути, впервые в нашей стране заговорили о результатах Нормандского завоевания (соответствующие разделы в лекционных курсах и общих трудах по истории средневековья В.И. Герье¹, Н.И. Кареева², специальные монографии П.Г. Виноградова³, брошюра В.А. Маклакова⁴, а также статьи И.Ф. Морошкина, Н.Д. Белороссова и А.С. Вязигина⁵).

О.А. Добиаш-Рождественская (1874-1939 гг.), анализируя социально-политическое состояние средневекового общества в конце XI в., приходит к выводу, что именно нормандский рыцарь, этот «воинственный и благочестивый сын далеко разбросавшейся по западному миру норманнской семьи»⁶, сыграл важную роль в крестовых походах. Особый акцент историк делает на скандинавском происхождении нормандцев.

Учеником Добиаш-Рождественской был будущий заведующий кафедрой истории средних веков Саратовского государственного университета, выпускник Ленинградского университета А.С. Бартенев (1906-1942 гг.). В октябре 1937 г. в ЛГУ под ее научным руководством Бартенев защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук под названием «Образование Нормандского герцогства»⁷. Используя данные нарративных и документальных источников, Бартенев анализирует титулы, которые содержатся в нормандских грамотах X – первой половины XI вв., и показывает механизм постепенной трансформации нормандской власти: «от викинга к графу, к «маркграфу» ввиду ответственности и специфики задания, затем к герцогу, наконец, к принцепсу и даже princeps и consul»¹.

В советский период проблемы, связанные с нормандской идентичностью, не рассматривались, отечественные медиевисты, как правило, занимались исследованием социально-экономической жизни средневековой Европы (Я.А. Левицкий, М.А. Барг, В.В. Штокмар, А.И. Неусыхин, А.Я. Гуревич, А.А. Кириллова), история Англии изучалась в контексте всемирной истории.

В 1988 г. вышла в свет монография Е.А. Шервуд «От англосаксов к англичанам. К проблеме формирования английского народа»², первая в СССР работа, в которой изучается генезис этнического самосознания у населения англосаксонской Британии V-XI вв. Автор прослеживает связь между возникновением и функционированием этнического самосознания англосаксов и социально-экономическим, политическим и духовным развитием общества, а также анализирует историографию истории англосаксонской Англии. Для темы диссертации представляет интерес разбор Е.А. Шервуд законов короля Вильгельма Завоевателя.

В 1990-х – 2000-х гг. выходят исследования и проводятся конференции³, посвященные изучению исторической памяти средневекового общества, представителей средневекового историописания, формированию национальных исторических традиций, появляются работы, затрагивающие проблемы Нормандского завоевания и англо-нормандского периода. М.М. Горелов фокусирует свой интерес на изучении Датского и Нормандского завоеваний, а также этнополитической идентичности средневековых элит⁴. Реконструируя события XI в., автор исследует этнокультурные последствия завоевания Англии герцогом Вильгельмом с точки зрения распространенной в западной историографии теории элит, «согласно которой носителем этнонимов типа «англичане (англы»), «французы», «нормандцы» в то время была знать»¹. Анализируя этнонимы, содержащиеся в хрониках второй половины XI – XII вв., а также выступления англосаксов против нормандцев после 1066 г., М.М. Горелов приходит к выводу, что «носителем идеалов восставших, этнического менталитета была знать», при этом если, по терминологии исследователя, для «народа» «конфликт с нормандцами» «был в известной мере социальным, а не этническим», то для знати он был «именно этническим, но она [знать] могла консолидироваться лишь на местном уровне по причине «регионализма»². В итоге «нормандцы успешно «надстроились» над завоеванным народом, а потом и слились с ним»³.

З.Ю. Метлицкая рассматривает историческое сознание англосаксонских хронистов (наибольший интерес представляет ее подробный разбор Англосаксонской хроники как произведения средневековой историографии), проблемы исторической памяти англосаксонского общества накануне и после Нормандского завоевания, а также образы Вильгельма Завоевателя и Гарольда в трудах англо-нормандских историков⁴. В центре внимания С.Г. Мереминского – английское историописание второй половины XI – первой половины XII вв., чему посвящена его кандидатская диссертация⁵. Им же был выполнен полный перевод «Истории англов» Генриха Хантингдонского, который в ближайшее время готовится к изданию, а также «Писем об архиепископах Йорка» Симеона Даремского⁶. Т.В. Гимон анализирует рукописи Англосаксонской хроники как продукт деятельности средневекового человека, сопоставляя при этом две традиции летописания: англосаксонскую и древнерусскую, а также рассматривает другие источники по истории Англии XI в.¹ И.Ф. Афанасьев занимается изучением коллективной идентичности и восприятия прошлого в трудах хронистов англо-нормандской эпохи², Е.Е. Савицкий анализирует нормандскую знать начала XI в. с точки зрения ситуативных форм ее восприятия и социальной идентичности³. Существенный вклад в изучение проблем, связанных с историей англосаксонской Англии, внес профессор Воронежского государственного университета А.Г. Глебов. Помимо важнейших работ и публикаций (А.Г. Глебов впервые перевел англосаксонские грамоты VIII – начала X вв. на русский язык)⁴, под его непосредственным руководством были защищены кандидатские диссертации⁵. Ряд исследований посвящен правовому аспекту и судебной системе Англии в нормандский период⁶.

В статье Л.П. Репиной «Феодальные элиты и процесс этнической консолидации в средневековой Англии»⁷ рассматривается т.н. новая англо-нормандская элита, ее интеграция в английский социум, отношения завоевателей и завоеванных на этническом и социальном уровнях. При этом верхушку средневекового общества, которая владела обширными земельными угодьями и занимала властные позиции, Л.П. Репина называет «феодальной элитой», в рамках которой выделяются военно-феодальная, административная, церковная, интеллектуальная и другие элитные группы¹.

Омский медиевист А.В. Якуб в своей монографии «Образ «норманна» в западноевропейском обществе IX–XII вв.: становление и развитие историографической традиции»² изучает генезис нормандской идентичности (для этого он рассматривает историю герцогства Нормандия в исторической ретроспективе) и определяет степень континуитета между скандинавской и нормандской идентичностями. Для темы диссертации наибольший интерес представляет вторая глава его труда («Становление официальной историографии Нормандии как условие самоидентификации «норманна» в политической культуре посткаролингской эпохи»), в которой автор на основании нарративных источников («О нравах и деяниях первых герцогов Нормандии» Дудо Сен-Кантенского, «Деяний нормандских герцогов» Вильгельма Жюмьежского, «Церковной истории» Ордерика Виталия и «Всемирной хроники» Робера де Ториньи) анализирует концепт “Normannitas”. А.В. Якуб приходит к выводам о том, что нормандцы «объединили во второй половине XI века в единое целое две культуры, франкскую континентальную и островную англосаксонскую», историографический образ «норманна», «формировавшийся в иноэтнической среде, в условиях столкновения и взаимодействия разных культур и мировоззрений, оказывается теснейшим образом связанным с некоей территорией, в границах которой этот синтез осуществлялся. Смена территории влекла за собой изменение, а иногда и качественную трансформацию самого образа «норманна»³, который в конечном итоге после 1066 г. «начинает приобретать характер стереотипа» и «окончательно сливается с образом «нормандца»⁴. Якуб особо подчеркивает важность скандинавского компонента в нормандской идентичности.

Схожие проблемы, только на материале более позднего периода рассматриваются медиевистами-специалистами по позднему средневековью и раннему новому времени. Интересные рассуждения о социальной идентичности средневекового человека, в частности, представителей знати, содержатся в трудах П.Ю. Уварова¹. На основе анализа довольно-таки формализованных документов (нотариальных актов), П.Ю. Уваров исследует социальную идентификацию парижан XVI в. Для диссертации представляет интерес разбор историком того, кто и какие почетные эпитеты и титулы присваивал парижским адвокатам XVI столетия.

Таким образом, несмотря на относительно неплохую изученность Нормандского завоевания Англии и его влияния на нормандскую идентичность в Западной Европе и США, в отечественной исторической науке подобные исследования не проводились, либо эти проблемы были рассмотрены весьма фрагментарно, к тому же некоторые аспекты темы по-прежнему остаются вне поля зрения историков. Так, до сих пор не предпринималось попыток проанализировать вопросы идентичности нормандской знати на материале документальных и нормативных источников, что является одной из целей данной работы. Расширение источниковой базы дает возможности для проведения комплексного исследования самовосприятия нормандской знати в Англии после 1066 г. на материале документальных и нормативных источников, в противовес традиционным нарративным памятникам, которые скорее дополняют общую картину. Это не отменяет их информативной ценности и значимости для определения характера нормандской идентичности в целом, тогда как непосредственное самовосприятие находит свое выражение в грамотах, законах и письмах первых нормандских королей, а также документах верхушки нормандского общества.