Этносоциальные именования графов, шерифов и баронов

2.6. Этносоциальные именования графов, шерифов и баронов

В политической жизни Англии после 1066 г. значительную роль играли представители нормандской аристократии: бароны, графы¹ и шерифы. Если первые два титула являлись, скорее, наградой за верную службу королю, то шерифы обладали административно-судебными функциями в пределах вверенных им административно-территориальных образований.

В данном разделе на материале грамот анализируются этносоциальные именования нормандской знати, не относящейся к королевской фамилии.

Одним из самых известных и крупных светских магнатов Англии последней трети XI в. был первый граф Честера (1071-1101 гг.), сподвижник Вильгельма Завоевателя Гуго д’Авранш. В Нормандии (ее западной части) Гуго имел обширные земельные владения, унаследованные им от своего отца, а в начале 1060-х гг. его заметил герцог Вильгельм, в результате чего он стал одним из самых приближенных к будущему английскому королю рыцарей. Считается, что именно Гуго предоставил Вильгельму порядка шестидесяти кораблей для переправы его войска в Англию, но в битве при Гастингсе он участия не принимал, так как ему было поручено управлять Нормандией в отсутствие герцога². Во время восстания баронов 1088 г.³ Гуго выступил на стороне Вильгельма Рыжего.

Гуго д’Авранш оставил, по меньшей мере, пять грамот и одно послание. Во всех документах он именуется «графом Честера» (Cestrensis comes), либо просто графом (comes)¹, а в одной грамоте мы узнаем имя его отца: «Гуго, сын Нормана» (Hugo filius Normanni)². В тексте т.н. грамоты-основания аббатства Сент-Вербург 1093 г. (Sanctorum prisca) встречаются разные сочетания титулов Гуго, на основании которых можно вести речь о самовосприятии Гуго. Так, в начале он называет себя «Гуго, граф Честера» (Hugone Cestrensi comite, Hugo comes Cestrensi), а по ходу документа просто «графом», причем неоднократно (Hugo comes). В конце грамоты на первом месте стоит подпись и печать Гуго (Signum Hugonis comitis), после чего следует перечисление свидетелей: родственников Гуго и других должностных лиц. Помимо всего прочего, в документе упомянут король Вильгельм Рыжий, причем без этнонимических указаний (rege Willelmo, regis Willelmi), а также его ближайшие родственники – «благороднейший» отец Вильгельм Завоеватель (Willelmi patris eius nobilissimi regis), мать Матильда (et matris eius Mathildis regine), братья, сестры (fratrumque et soroum eius) и король Эдуард (regis Edwardi). Для обозначения территории Англии используется выражение «английская земля» (Anglica terra)³.

Ряд вопросов возникает при рассмотрении грамоты-пожалования земли Атерстоун (графство Уорикшир) аббатству Бек, в которой Гуго выступает дарителем⁴. Во-первых, учитывая довольно близкие отношения Гуго и Ансельма (был аббатом Бека и сыграл активную роль в основании Честерского аббатства), не совсем понятно, почему в нашем распоряжении имеется всего одно свидетельство о пожаловании земельного надела в Англии такому знаменитому нормандскому аббатству, как Бек. С другой стороны, часть архивов Бека, содержащая данные о прочих пожалованиях аббатству, могла быть утеряна во время Французской революции конца XVIII в. Также неизвестна точная дата появления на свет этого документа, однако, принимая во внимания тот факт, что территория Атерстоун фигурирует в «Книге Страшного суда», получается, грамота была составлена не раньше 1086 г.

В одной из грамот Вильгельма Завоевателя Гуго также фигурирует как даритель ряда земель нормандскому аббатству Сент-Эвруль в Уорикшире и Бакингемшире. При этом встречается все та же формула: «Гуго, граф Честера» (Hugo Cestrensis comes, Hugone Cestrensi comite)¹.

Семантический анализ не только королевских грамот, но и документов других представителей нормандской аристократии в Англии, в том числе и Гуго, показывает, что на их страницах отчетливо прослеживается этнонимическое «превосходство» нормандцев (французов) над англичанами. Практически во всех документальных и юридических источниках этнонимы Francis, Francigenis при перечислении в одном ряду других народностей (Anglis, Scottis) стоят перед ними, на первом месте². Рассмотрим одну из грамот Гуго, в которой он извещает архиепископа Йорка Томаса, Вильгельма де Перси и шерифа Йорка о своем подтверждении передачи настоятелю Реинфриду и его монастырю церкви Сент-Питер в Уитби, и пожаловании церкви Флэмборо с выплатой десятин как французами (Francigenis), так и англичанами (Anglicis)³. В тексте этого документа, составленного между 1086 и 1100 гг., Гуго традиционно именуется «графом Честера» (Hugo Cestrensis comes) и не менее традиционно приветствует «моих управляющих, помощников и всех верноподданных» (prepositis et ministris meis et omnibus fidelibus)¹. В очередной раз перед нами пространная формула «всех французов и англичан» (cum omnibus… Francigenis et Anglicis), из которой следует, что именно французы (нормандцы) были «первичными» акторами в официальных документах своих соотечественников.

Из приведенных выше примеров видно, что в английских грамотах Гуго именовал себя исключительно как хозяин английских земель, граф Честера (Cestrensis comes). Но означает ли это, что и другие представители нормандской знати называли себя подобным образом? И можно ли в таком случае вести речь о т.н. территориальной идентичности?

В преамбуле одной из нормандских грамот епископ Байе Одо, согласно которой он выкупил у Герберта д’Ане Карневилль для собора Байе с согласия сеньора Герберта Ральфа де Конша, называет своего единоутробного брата Вильгельма герцогом нормандцев, и лишь потом королем англичан (Ego igitur Odo Dei gratia Baiocensis episcopus, frater Guillelmi Normannorum ducis, Anglorum regis), хотя далее в тексте документа Вильгельм назван только королем англичан (Guillelmo… rege Anglorum) (в сравнении с Филиппом, королем французов (Philippo rege Francorum))². Тогда как в другой грамоте (запись о том, что Вильгельм пожаловал собору в Байе землю Ле Плесси со всеми привесками, свободную от уплаты всех пошлин) Вильгельм сначала именуется королем англичан (Guillelmus rex Anglorum), и правителем (не герцогом) нормандцев (Normannorum dominus)³. В английских грамотах Одо не отходит от общей формулы и «приветствует… всех верноподданных короля французов и англичан» (O(do) gratia Dei Baiocensis episcopus… ceteris fidelibus regis francigenis et anglis salutem), хотя называет Вильгельма «моим господином» (domini mei Willelmi) и исключительно «королем англичан» (Willelmi (Guilelmi) regis Anglorum)¹. Любопытно и то, как Одо называет себя. Как правило, в преамбулах документов встречаются лишь указания на его церковную принадлежность (епископ Байе), тогда как светская титулатура (граф Кента) обычно не упоминается. В этом плане показательны две Кентерберийские грамоты Одо, в которых он с первых строк заявляет о себе как о епископе Байе и графе Кента (O(do) gratia Dei Baiocensis episcopus et Cantie comes… Odo episcopus et Cantie comes)². Несмотря на то, что документ дан в Англии, на территории Кента, духовный сан «превалирует» над секулярным. Для сравнения – в грамоте аббатства святой Марии и святого Экгвина Вустерского в Ившеме Одо назван лишь епископом Байе (O(do) Baiocensis episcopus)³. Расставленные в тексте источников приоритеты его «действующего лица» очевидны.

В упомянутых выше событиях 1088 г., когда против Вильгельма Рыжего выступила значительная часть баронов, далеко не последнюю роль сыграл Роджер Монтгомери⁴, нормандский аристократ, сподвижник Вильгельма Завоевателя и, как и Гуго д’Авранш, один из крупнейших землевладельцев Англии последней трети XI в. Согласно Вильгельму Жюмьежскому, он был одним из пяти сыновей (Гуго, Роберт, Роджер, Вильгельм и Гилберт) нормандского рыцаря Роджера де Монтгомери, после ссылки которого он вместе с братьями остался в Нормандии⁵. Имя его отца подтверждено грамотой конца 1070-х – начала 1080-х гг., где «Роджер, нормандец, рожденный нормандцами, сын Роджера» дарует аббатству святого Мартина в Троарне имущество во славу души «его жены Мабилии, недавно скончавшейся»¹. В другом документе 1055 г. герцога Нормандии Вильгельма (дарение имущества аббатству Мармутье) он фигурирует как виконт Лемуа² (vicomte de l'Hiémois)³. Также Роджер упоминается как один из трех свидетелей (наряду с Вильгельмом Фиц-Осберном и Ричардом, шерифом Авранша) в конце грамоты 1055 г. (или 1056 г.) Вильгельма II при передаче «села Константино и поместья Флотоман» северофранцузскому аббатству Сен-Флорен в Сомюре⁴. В кампании 1066 г. он участия не принимал, и лишь в декабре 1067 г. отправился в Англию, где получил от новоиспеченного короля обширные земельные владения во многих графствах, «в первую очередь замок Арундел и город Чичестер» в Западном Суссексе⁵, а также был удостоен титула первого графа Шрусбери. В грамоте 1066 г. он дарует помилование аббатству Сен-Трините в Руане за клевету⁶, а в документе 1070-х гг. – собственность аббатству Нотр-Дам в Беллеме: «Граф Роберт… и его супруга Мабилиа, а также их сын Роберт» (Rogerius comes…et sua uxor Mabilia, atque suus filius Rotbertus)⁷.

На основании сравнительно небольшого числа сохранившихся грамот Роджера Монтгомери, однозначный вывод о его самовосприятии сделать довольно сложно. Тем не менее, нельзя отрицать, по меньшей мере, двух фактов. Во-первых, в нормандских документах присутствуют указания на континентальные владения и нормандскую этно-национальную принадлежность Роджера. Во-вторых, неизвестно, насколько высоко он ценил свой английский титул графа Шрусбери, поскольку в тексте английских грамот он фигурирует либо просто как Роджер, либо как граф Роджер (Rogerius comes).

К примеру, во вступительной части грамоты, предположительно данной виконтом Готье Пайеном (1077 г.), перечисляются год, правители Франции и Нормандии, но (!) отсутствует имя самого Готье (по-видимому, оно находится в конце грамоты в списке свидетелей: «Готье, его сын» (Galterius, filius ejus), хотя приписка filius ejus была сделана позже)². И этот случай далеко не единственный. В то же время имя и титул Филиппа, короля Франции, стоят перед регалиями герцога Вильгельма, при этом используются не совсем характерные для источников этого периода предлог (apud) и прилагательное, описывающее этническую принадлежность правителя Франции (Francos): «в правление Филиппа, у франков, но и Вильгельма, герцога нормандцев, у англичан» (regnante Philippo apud Francos, Willelmo autem, Normannorum duce, apud Anglos)³.

Более традиционны грамоты Гуго, сына Готье де Тессанкура, которая расположена следом за предыдущим документом и начинается с обычного вступления: «В тот же год Гуго, сын Готье де Тессанкура» (Eodem anno, Hugo, filius Galterii de Taxonis Curia)⁴, а также Вальтера Брока и его брата Гуго: «В год 1079 от воплощения Господа, и тринадцатый от правления Вильгельма, короля англичан, даем мы, Вальтер Брок, и Гуго, брат его» (Anno. M.LXX.VIIII. ab incarnatione Domini, .XIII. anno imperii Guillelmi Anglorum regis, concessit Walterus Broh et Hugo frater ejus)¹.

Одним из важных вопросов является то, как нормандские подданные воспринимали своего правителя – герцога Вильгельма, какими характеристиками его наделяли. В грамотах нормандской знати имя Вильгельма Завоевателя упомянуто нечасто. Как отмечает Б.-М. Ток, чаще герцоги Нормандии встречаются в списках свидетелей и, в основном, это частные акты². Если имя Вильгельма и присутствует, то фигурирует в первую очередь его герцогский титул (dux Normannorum), либо одновременно герцогский и королевский (rex Anglorum). Эта тенденция, в целом, характерна для континентальных документов последней трети XI в.: для своих подданных в Нормандии Вильгельм оставался, прежде всего, правителем их герцогства. Однако были и исключения.

Так, в одном из немногочисленных документов, грамоте некоего Радульфа, подтверждается пожалование Фульком де Милонисвиллем аббатству Жюмьеж шести акров земли и всех налогов. В ее тексте встречается формула: «В год от воплощения Господа тысяча семьдесят девятый, в правление великого короля англичан Вильгельма» (anno ab incarnatione Domini. M.LXX. nono, regnante magno rege Anglorum Willelmo)³, при этом нет никаких намеков на герцогский титул Вильгельма. Любопытна и грамота констебля Гуго де Монфора, одного из сподвижника Вильгельма. Она заканчивается следующими словами: «да здравствует король, который завоевал Англию» (vivente rege qui Angliam conquisivit)⁴. Понятно, что в данном случае идет речь о Вильгельме, однако в тексте документа он не упомянут. В грамоте некоего Балдрика, напротив, имя короля Англии встречается, хотя сопровождается пояснением: «во времена короля Вильгельма, который с боем присоединил [добавил] Англию» (tempore Willelmi regis, qui Angliam bello adquisivit)¹. Очевидно, автор хотел сказать, что Вильгельм присоединил (добавил) Англию к Нормандии, которая в сознании жителей герцогства оставалась главной политической единицей объединенного Англо-нормандского королевства. Таким образом, перед нами завуалированная попытка показать примат Нормандии над Англией, что встречается в тексте грамот не так часто.

Одной из особенностей нормандских, в частности, Жюмьежских, грамот является наличие в тексте их преамбул указаний на «год от воплощения Господа» (anno ab incarnatione Domini), в который та или иная грамота была дана. В приведенных выше примерах можно увидеть присутствие этой формулы. Эта традиция продолжилась и после смерти Вильгельма Завоевателя в 1087 г., когда герцогом Нормандии стал его старший сын Роберт. Однако в нашем распоряжении всего один документ аббатства Жюмьеж, где зафиксирована подобная «особенность». Это грамота Гилберта, сына архидиакона Эвре Роберта, который в память о своем сыне Гуго пожаловал монахам аббатства Жюмьеж здание храма святого Мартина со всеми налогами. В ее преамбуле отмечается: «В год тысяча девяносто девятый от воплощения Господа я, Гилберт, сын архидиакона Эвре Роберта…» (Millesimo .XC. IX. anno incarnationis dominicę, Ego Gislebertus, filius Rotberti archidiaconi Ebroicensis)², а в списках свидетелей значатся пятнадцать уполномоченных лиц: шесть «со стороны архиепископа» (ex parte archiepiscopi) и девять «со стороны аббата» (ex parte abbatis)¹. Грамота дана «в присутствии архиепископа города (курсив мой – С.Х.) Руана Вильгельма» (sub presentia domni Guillelmi, archiepiscopi Rotomaginę civitatis)².

В грамотах Жюмьежского аббатства прослеживается линия наследования Робертом Нормандского герцогства. В этом плане показательна грамота графа Эвре Вильгельма (1065-1118 гг.), сына архиепископа Руана Роберта и внука Ричарда, герцога Нормандии, составленная через несколько месяцев после кончины Вильгельма Завоевателя (начало декабря 1087 г.). Это подтверждение графом Вильгельмом пожалования (право сбора третьей части налогов в Турвиль-ла-Ривьере), которое было сделано аббатству Жюмьеж одним из его должностных лиц Вильгельмом де Сакенвиллем. Преамбула начинается со следующих слов: «в том же году, когда Вильгельм, могущественный король англичан, простился с этой горестной жизнью, ему наследовал его сын Роберт, герцог в Нормандии, во вторые ноны декабря» (ipso anno quo Guilelmus rex Anglorum potentissimus istam erumnosam vitam finivit, succedente filio ejus Rotberto in Nortmannia comite, .II. nonas decembris), после чего Вильгельм называет себя «герцогом и графом города Эвре» (Ego Guilelmus, dux et comes Ebroacensis civitas)³. Эта формула весьма примечательна: во-первых, перед нами одновременное присутствие двух титулов (dux и comes), которые, по существу, дублируют друг друга, во-вторых, за исключением Жюмьежских грамот, ни в одной другой нормандской грамоте мы не находим упоминания рядом с каким-либо географическим объектом поясняющего слова, тем более распространенного в древнеримской традиции civitas (Ebroacensis civitas)⁴.

Упоминания о Роберте содержатся и в других Жюмьежских документах. Например, в двух грамотах Рауля (Радульфа) д’Ансереда, составленных после 1087 г. Первая грамота датируется концом марта 1088 г., вторая – периодом с 1092 по 1096 гг. (по-видимому, дана в Лизье). Упоминание о Вильгельме Завоевателе сопровождается эпитетами, которые выражены прилагательными в превосходной степени: «самый славный и самый почтенный, любимый Богом Вильгельм, король англичан и герцог Нормандии» (gloriosissimus atque reverentissimus Deoque amabilis Guilelmus, rex Anglorum comesque Normannię)¹. В данном случае перед нами нехарактерная замена в использовании конструкции «герцог нормандцев» (здесь – «герцог Нормандии»). Как и во многих нормандских грамотах, герцогский титул Вильгельма представлен словом comes, в отличие от dux, более характерного для английских документов. Сам Радульф называет себя «Радульфом, сыном Ансереда» (Ego Radulfus, filius Anseredi)², при этом в тексте источника фигурирует его супруга (uxor mea), а в месте расположения печати – герцог Нормандии Роберт (Signum Rotberti, comitis Normannię) и будущий король Англии Генрих (Signum Henrici comitis fratris ejus)³. Список свидетелей включает в себя обширный перечень лиц, поделенных на три условных группы, при этом печати Роберта и Генриха относятся к категории номер два и стоят после имени самого Радульфа. Со «стороны Радульфа» (ex parte Rodulfi, filii Anseredi) свидетельствуют четыре должностных лица, со «стороны монаха» – десять, и «многие другие» (et alii multi). В самом конце расположены имена слуги, воинов, одного священника и трех архидьяконов.

В тексте второй грамоты Радульфа д’Ансереда называется имя его супруги (Гирберга), а также «Роберта, герцога нормандцев» (Rotbertus dux Northmannorum), который «в присутствии своих баронов, в Лизье» эту грамоту подтвердил (inpresentiarum baronum suorum, Luxovii confirmavit)⁴. Примечательно расхождение в титулатуре герцога Роберта: если в тексте документа (а также приписке к грамоте на другой стороне пергамента, которую составитель сборника Вернье выделил в самостоятельную источниковую единицу¹) встречается dux, то в пространном списке свидетелей, который начинает Роберт, мы находим более привычный для нормандских источников comes (Signum Roberti comitis). Как было отмечено выше, титул comes после смерти Вильгельма Завоевателя стал употребляться его сыновьями.

Одна из Жюмьежских грамот, имеющая точную датировку – документ 1097 г. рыцаря по имени д’Одар, который по возвращении из Иерусалима, «перед посвящением себя в религию», в присутствии и с согласия своего брата Ричарда, пожаловал аббатству Жюмьеж двенадцать моргов² земли и три без четверти арпана³ виноградников, один из которых был дан Готфридом, и все они целиком расположены в Лонгвиле⁴. Содержательную часть предваряет обширная преамбула, включающая размышления о предках и их «лучших словах». Крайне скромен сам рыцарь, называющий себя в третьем лице «неким воином, по имени Одар» (quidam miles, nomine Odardus)⁵. Список свидетелей «этого события» (hujus rei testes) включает семь лиц «со стороны Ричарда» и девять, а также «многих других» (et multi alii) – «со стороны праведных монахов» (ex parte vero monachorum)⁶.

Наконец, в нашем распоряжении имеются шесть Жюмьежских грамот, которые относятся к концу XI в. и не содержат точных датировок⁷. Одна из них – сообщение о пожаловании Вильгельма, «короля англичан», Жюмьежскому аббатству церквей Вюмтебюрнесток (Vumteburnestok) и Цинтюн (Cintune) со всеми относящимися к ним правами¹. Документ примечателен, пожалуй, лишь стандартной формулой «и всех своих французов и англичан в королевстве» (et omnibus regnis suis francis et anglis), упоминанием супруги Вильгельма Матильды (meeque conjugis Mathildis) и «предшественника короля Эдуарда» (predecessor ejus in diebus regis Edwardi)², а также отсутствием указания на его герцогский титул.

Оставшиеся четыре грамоты представляют собой пожалования аббатству Жюмьеж различных земельных наделов, тогда как в пятой, напротив, аббат Роберт вместе с монахами передает в пожизненное пользование известному светскому магнату Гуго де Монфору землю в Лиллетоте, арендованную у некоего Адемара и его вассалов³. В ней отсутствует список свидетелей, но вместо этого стоит приписка: «Расписка свидетелей этой записи» (Cirographum testimonii istius scripturae)⁴.

В грамоте графа Вексена Дро (Дрого)⁵ с монахами Жюмьежа согласовываются условия свободного продвижения судов Дрого в Понтуазе и Манте без оплаты дополнительных пошлин⁶. Вслед за длинной преамбулой Дрого именуется графом «провидением Царя Небесного» (superni regis nutu comes)⁷. Характерно, что эта уступка со стороны монахов Жюмьежа была сделана еще во времена Роберта II (996-1031 гг.), короля Франции, и Ричарда II (996-1026 гг.), герцога Нормандии, и позже подтверждена Филиппом I (1060-1108 гг.): «Это дарение было сделано во времена Роберта, короля французов, герцога Ричарда, единолично правящего нормандцами» (Constat hec facta donacio tempore Roberti, regis Francorum, Rikardo comite viriliter regnum gubernante Normannorum)¹. Перед списком свидетелей располагается подтверждение, данное Филиппом I: «Я, Филипп, король французов, милостью Божьей, подтверждаю» (Ego Philippus, rex Francorum gratia Dei, confirmo)².

В грамоте Вильгельма Консора сообщается о пожаловании третьей части Вернея монахам Жюмьежа, а также ряда земельных наделов³. Документ сохранился не в полном объеме, в результате чего носит обрывочный характер. Неполон и список свидетелей: известны лишь имена пяти из шести уполномоченных лиц, одна из которых супруга Вильгельма Гелвуиза (S[ignum] Gelvuise uxoris ejus)⁴.

В одной из грамот содержатся сведения о том, что Роджер Леруа вместе со своим племянником Герво возвращают аббатству Жюмьеж часть имущества, расположенного в Сен-Мартене⁵. Как и многие другие документы подобного рода, она заканчивается пространным списком свидетелей, где имя Герво стоит перед именем самого Роджера⁶.

Подведем итоги. Анализ документальных и нормативных источников показал, что при составлении грамот существенная роль отводилась этническим и социальным маркерам, при этом для нормандцев крайне важным было показать первичность своего неанглийского происхождения, подчеркнуть свою обособленность, исключительность. В одних документах это проявляется в большей степени, в других – в меньшей. Этносоциальные именования нормандцев в английских грамотах разнятся в зависимости от того, кем и где составлен документ. Нормандские грамоты дают более или менее единую картину, однако из этого «правила» выбиваются документы Жюмьежского аббатства. Так все же, какие именно факторы повлияли на самовосприятие нормандской знати? Почему, к примеру, в источниках, изданных на территории Англии, они себя называли по-разному?

Во-первых, одним из ключевых факторов, повлиявших на самовосприятие нормандцев, стало осознание своего превосходства над жителями Англии, что нашло отражение в обращениях, в первую очередь, к своим соотечественникам, и только потом – к англичанам и всем остальным жителям Британии. Некоторые представители знати особо акцентировали на этом внимание (Роджер Монтгомери). Перед нами классический случай противостояния победителей и побежденных. Во-вторых, мы еще раз убедились в том, что в каждом отдельном случае наблюдается привязка к определенной территории: разнообразные титулы соотносятся с территориальными наименованиями, что было в целом характерно для документов средневековой Европы. Тем не менее, следует помнить об индивидуальных особенностях каждого представителя нормандского социума: к примеру, если Гуго д’Авранш считал необходимым подчеркнуть важность своего английского титула графа Честера, то Роджер Монтгомери решил не называть себя графом Шрусбери, предпочитая упомянуть только графский титул. Наконец, стоит учитывать и личные отношения с королем Англии и герцогом Нормандии: вполне вероятно, то или иное этносоциальное именование использовалось в зависимости от разной степени приближенности к главной политической фигуре страны / герцогства. Несмотря на то, что документы, как правило, составлялись в канцеляриях и только подписывались лицами, от имени которых они были даны, мы считаем, что за формальными, на первый взгляд, титулами, именованиями стоят не просто клишированные и стандартные фразы, но гораздо большее. Грамоты отражали изменения, происходившие в социально-политической жизни Англо-нормандского королевства, фиксировали новые реалии, что, в частности, отразилось в титуловании. При этом важнейшим элементом при изучении данных источников является дипломатический анализ документов.

Таким образом, анализ этносоциальных именований нормандской знати в последней трети XI в. продуктивен с точки зрения изучения ее самовосприятия, а, следовательно, помогает глубже понять ментальность средневекового человека. Мы постарались показать на материале документальных и нормативных памятников, как называли себя представители аристократических фамилий нормандской Англии, то есть светская знать, после 1066 г. Однако для того, чтобы сделать более конкретные выводы о нормандской идентичности в целом, следует проанализировать документы духовенства, чему посвящена следующая глава данного исследования.