О чем, почему, как и для кого написана эта книга



бет10/42
Дата25.06.2016
өлшемі2.6 Mb.
#157784
түріРеферат
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   42

Попытки <подогнать> гипотезу к экспериментальным условиям

приводят к тому, что социальные психологи все больше склонны ис-

пользовать манипулятивный лабораторный эксперимент не для про-

верки гипотезы, а для подтверждения ее истинности. <Мы склонны

начинать с гипотезы, которая, очевидно, истинна и которую мы не

намерены отвергать независимо от исхода эксперимента> [McGuire,

1973, р. 37]. Беря в качестве примера эксперименты по межличнос-

тной аттракции, Макгайр справедливо отмечает, что проверка гипо-

тезы (типа <чем больше кто-либо воспринимает установки другого че-

ловека как сходные со своими, тем больше он склонен симпатизиро-

вать этому человеку>)^ превращается фактически в ее иллюстрацию.
В конечном итоге, если гипотеза не подтверждается, то, как это ни

странно, виноватым оказывается экспериментатор, как плохой ре-

жиссер, который не смог создать достаточно умелую ситуацию, в ко-

торой заранее очевидная гипотеза могла бы вновь доказать свою ис-

тинность. <Именно поэтому, - говорит Макгайр, - мы фактически

готовим из наших студентов в первую очередь хороших специалистов

по инсценировкам> [Op.Cit, р. 38], а <по меньшей мере 90% времени

наших курсов по методологии посвящены способам проверки гипоте-

зы, в то время как более важному и первоочередному процессу порож-

дения гипотез уделяется слишком мало времени> [Op.Cit, р. 40].


Вполне понятно, что молодой (хотя и не только) исследователь

заботится больше о том, чтобы доказать свою способность поставить

эксперимент не хуже других. Тот факт, что и он и другие ставят <одну

и ту же пьесу>, его не смущает.


Макгайр справедливо замечает, что бесплодность исследований в

лаборатории не может быть уравновешена внесением более социально


Метод. Судьба лабораторного экснсрн.чентицоплних 9.5
релевантных проблем и совершенствованием поиска гипотез, он счита-

ет, что необходимо отказаться от явно неадекватного понимания зави-

симости между переменными как прямой и односторонней, призыва-

ет к более активному развитию полевых исследований^ к созданию

информационных банков для того, чтобы иметь возможность исследо-

вать динамику тех или иных процессов, применению более совершен-

ных математических методов для моделирования социально-психо-

логических явлений и статистической обработки получаемых данных.


Все это совершенно правильно, но опять же больше касается тех-

ники исследования, в то время как необходимо изменение содержания

подхода к социально-психологическому исследованию как исследова-

нию человека, а не физического объекта.


К такому изменению неумолимо ведет сама <человечность>, соци-

альность изучаемого объекта. Она дает о себе знать весьма ощутимо,

хотя и воспринимается пока как некая дополнительная (а не сущно-

стная) специфика. Эта <человечность> проявляется в виде различных

артефактов, беспокоит как этическая проблема вторжения экспери-

ментатора в интимную сферу переживаний, необходимости обманы-

вать испытуемых и т. п.
Американские социальные психологи хорошо понимают сложно-

сти исследования, связанные с тем, что человек является одновремен-

но и объектом и субъектом познания [McDavid J., 1974, р. 20]. Вмес-

те с тем все эти сложности расцениваются как связанные с несовер-

шенством процедуры исследования.
Обычно они рассматриваются с трех сторон: как вызванные свой-

ствами экспериментатора, испытуемого и ситуацией их общения.

Начало исследованию этого вопроса было положено работами Р. Ро-

зенталя. В одном из экспериментов испытуемым было поручено про-

вести опыт над крысами из одной популяции. Крыса должна была

научиться проходить лабиринт. В одном случае <экспериментатору>

было сказано, что крыса - умная, в другом - глупая. Были получены

статистически значимые данные, подтверждающие эту <опережаю-

щую> гипотезу. Оказалось, что с <умной> крысой экспериментатор

обращался более ласково, гладил ее, создавая тем самым неосознан-

но дополнительное положительное подкрепление.
Впоследствии этот эксперимент был повторен в школах, где роль

<экспериментатора> выполняли учителя. В двух экспериментах <спо-

собные ученики> (предположительно по той же причине) добились

большего успеха [Rosenthal, 1968].
Это явление получило название^ <эффекта предубежденности (bias)

экспериментатора> и впоследствии исследовалось довольно детально.

Оно входит в более широкую группу артефактов, именуемых эффекта-
96 Опыт США: парадигма объяснения
ми свойств экспериментатора. В 1966 г. они были суммированы Розен-

талем в следующем перечне наиболее распространенных свойств:


1. Ожидания экспериментатора определяют характер получаемых

им данных.


2. Осознание экспериментатором своей собственной склонности

находить ожидаемые данные может привести к противоположному

эффекту: заставить искать столь же предубежденно иные факты, что-

бы не казаться предубежденным.


3. Экспериментаторы, которые получают <хорошие> данные в са-

мом начале, впоследствии <улучшают> их; те же, кто вначале полу-

чают <плохие>, склонны получать еще хуже.
4. Эффект предубежденности объясняется не фальсификацией,

подтасовкой данных или подсказкой испытуемым; по-видимому, эк-

спериментатор, сам того не осознавая, вербально или иным имплицит-

ным способом подкрепляет определенные виды поведения испытуе-

мых.
5. Предубежденность может передаваться интонацией, а также

визуально, когда экспериментатор и испытуемый видят друг друга во

время эксперимента.
6. Эффект предубежденности сильнее у тех экспериментаторов, для

которых характерны стремление к одобрению, склонность к жестику-

ляции, дружественное и заинтересованное отношение к испытуемым.
7. Эффект экспериментатора выражен сильнее, когда эксперимен-

татор и испытуемый хорошо знакомы.


8. Эффект экспериментатора выражен больше у экспериментато-

ров-женщин по сравнению с экспериментаторами-мужчинами

[Rosenthal, 1966].
Чтобы избежать действия перечисленных свойств, Розенталь пред-

лагает ряд мер, в том числе увеличивать число экспериментаторов,

наблюдать за их поведением, проводить специальную тренировку с

ними, в ряде случаев скрывать от самих экспериментаторов основную

гипотезу, добиваясь тем самым двойной маскировки, сводить к мини-

муму контакты экспериментатора и испытуемого и т. п.


Помимо рекомендаций, направленных на нейтрализацию свойств

экспериментатора как участника процесса межличностного общения,

исследуется и поведение испытуемого с этой же точки зрения. К насто-

ящему времени рядом исследователей разработана подробная типоло-

гия испытуемых по характеру их реакций на ситуацию эксперимента

и способу объяснения целей эксперимента. Так, <услужливые> испы-

туемые стараются угодить экспериментатору, они готовы выполнять

нудную, длительную и бессмысленную работу [Orne, 1962]; <осторож-


Метод. Судьба лабораторного экспериментирования 97
ные> заботятся главным образом о том, чтобы предстать в лучшем свете

[Rosenberg, 1965]; <определенные> выполняют прихоти эксперимента-

тора, чтобы показать свое доверие [Fillenbaum, 1966]; <прозрачные>

сотрудничают, получая удовольствие, выставляя напоказ свои личные

переживания [Hood, et а1, 1971]; <эгоисты> участвуют с тем, чтобы

убедиться в правильности самооценки [Sigall, et а1, 1970]; <подозри-

тельные> пытаются скрыть свои подлинные реакции [Rotter, 1967].
Специально изучались свойства испытуемых, связанные с фактом

их желания добровольно участвовать в экспериментах. Эти <доброволь-

цы>, как правило, - студенты первых курсов, слушатели вводных кур-

сов по психологии. Оказывается, <доброволец> воспринимает участие

в эксперименте как социально одобряемый поступок, склонен подда-

ваться решению других участвовать в эксперименте, обычно курит,

пьет кофе, употребляет другие стимуляторы, ищет одобрения окружа-

ющих, подвержен колебаниям настроения и склонен к самобичеванию,

интроверт, умен, хочет принадлежать к <элите>, нуждается в группе,

стремится к успеху, обычно первый ребенок в семье, обнаруживает сим-

птомы общего невротизма, принадлежит к относительно высокой соци-

ально-экономической категории [Otto, 1965, Jang, 1971, McDavid W.,

1965, Rosenthal, et а1., 1969, Rosnow, et а1., 1970].
Нетрудно заметить, что <доброволец> - это типичный представи-

тель так называемого <среднего класса>, <белых воротничков>.


Специфика исследования, вызванная тем фактом, что социально-

психологический эксперимент есть не что иное, как частный, хотя и

весьма специализированный вид межличностного общения, т. е. об-

щения двух людей, выражается еще в одной исключительно важной

проблеме - этической. Она непосредственно вытекает из подхода к

человеку, который можно было бы определить как <презумпцию лжи-

вости> испытуемого или убежденность в том, что испытуемый не

может, не знает, не способен или не хочет выразить свою подлинную

реакцию. В этом находит свое косвенное выражение признание лице-

мерия (расхождения публично декларируемого и лично разделяемого)

как неотъемлемой черты социального поведения каждого человека.
Кроме того, важно учесть также и то, что подавляющее большин-

ство данных в социальной психологии по существу получены в резуль-

тате вербальных самоотчетов, основывались на невербальных данных,

другие 57 - на вербальных (из них 20 - на письменных) [Cannel, et

а1., 1968, р. 528].
Способность человека как существа, наделенного сознанием, хо-

теть одного, осознавать другое, говорить третье, поступать еще как-то,

представляет для социальной психологии проблему номер один. О

том, что она еще далека от хотя бы приблизительного решения, сви-


98 Опыт CUJA: парадигме! объяснения
детельствуют многочисленные исследования социальной установки,

в которых особенно наглядно видно расхождение между вербальны-

ми декларациями и реальным поведением. В самом деле, существует

огромное количество причин, по которым психологическое состояние

(например, социальная установка) выражается испытуемым неадек-

ватно. Он может не осознавать установку или осознавать недостаточно

ясно, не обладать способностью к ее объективации. Далее, испытуе-

мый может скрыть подлинную, реальную установку и выразить иную,

например, <социально принятую>, стереотипную и т. д. Иными сло-

вами, исследователь никогда не может быть вполне уверен в валидно-

сти метода, если он основан на вербальной реакции.
Надо сказать, что социальные психологи в США проделали колос-

сальную работу по решению этой проблемы. Накоплен большой опыт

по составлению шкал, вопросников, технике проведения интервью,

которые подчинены одной центральной цели: проникнуть <за> явля-

ющееся и видимое [Scott, 1968]. Однако, несмотря на все эти усилия,

уже сейчас можно констатировать, что хотя задача не решена, но

возможности в этом направлении, видимо, в основном исчерпаны. Не

случайно особенно бурно развиваются методы, которые минимально

связаны с вербальным самоотчетом испытуемых.
Во-первых, совершенствуются методы наблюдения, которые рань-

ше <применялись незаслуженно мало> [Weick, 1968, р. 380], разра-

батывается техника наблюдения за невербальным поведением (мими-

ка, обмен взглядами, движения тела, жесты), перемещениями в про-

странстве, паралингвистическим поведением (тональность голоса,

тембр, паузы и т. п.), лингвистическим поведением. Составляются

подробные шкалы, классификации мельчайших выражений внутрен-

него психологического состояния, изобретается новая аппаратура

[Op.Cit, р. 381-401].
Во-вторых, интенсивно изучаются методы психофизиологического

исследования сопиально-психологических феноменов [Shapiro, et al,

1970]. Помимо обычных психофизиологических измерений: кожно-

гальванической реакции, пульса, артериального давления, частоты

дыхания, фиксируются сокращения зрачков. Недавно был создан

ИПС (измеритель психологического стресса) - устройство, которое

может различать эмоциональные модуляции голоса (в том числе и по

телефону) [Lykken, 1974, р. 725]. По мнению Д. Шапиро и Г. Швар-

ца, <эта техника обеспечивает невербальные, объективные, относи-

тельно свободные от влияния предрасположенности показатели реак-

ции человека, которые обладают отчасти теми же преимуществами,

что жесты, кинестетика и другие индикаторы внешне наблюдаемого

поведения> [Shapiro, et al, 1970, р. 88]^.
Метод. Судьба лабораторного экспериментирования 99
Итак, проникновение в психологическую сущность восприятия

испытуемым социальной реальности идет следующими путями: 1)

созданием системы <фильтров>, очищающих <сырую> вербальную

реакцию от возможных помех (это направление исследований, по

мнению многих социальных психологов, исчерпало себя); 2) совер-

шенствования методов, позволяющих обойтись без вербального само-

отчета (наблюдение и психофизиологические методы), на эти методы

сейчас возлагаются большие надежды.


Вот тут и возникает проблема этики социально-психологического

исследования как проблема вроде бы неизбежная и объективно задан-

ная. Выход, казалось бы, прост, если испытуемый ради обеспечения

высокого качества исследования не должен знать об истинной его

цели, то его не только можно, но и надо обмануть, предложив другое

объяснение, скрыть суть эксперимента и т. п. Однако в таком случае

надо отказать человеку в праве быть (в том числе и в социально-пси-

хологическом эксперименте) человеком и низвести его до уровня по-

допытного животного. Только тогда этически возможны обман и <про-

никновение> в истинный смысл вербальных реакций, нарушающее

право человека на охрану личной тайны.
Все эти проблемы обсуждаются исключительно остро на страницах

американской научной печати. Опыты С. Милгрэма, в которых инс-

ценировалось наказание за ошибку в выполнении задания и испыту-

емым предлагалось увеличивать силу электротока, который якобы

применялся к человеку, находящемуся в соседней комнате. В других

опытах испытуемых заставляли заполнять по две тысячи страниц

бессмысленными цифрами, затем рвать их на клочки и начинать всю

работу сначала. Целью эксперимента было объявлено изучение вли-

яния монотонного труда [Crano, et а1,1972, p. 74].
<Пропитывание> общества социально-психологическими знания-

ми создает, таким образом, еще одну проблему, выявленную К. Гер-

геном, также весьма значимую для дальнейшего развития методов

социально-психологического исследования.


В какой степени допустим обман, столь необходимый для соблю-

дения чистоты эксперимента, а если он недопустим, то какие приемы

должны его заменить? Если учесть, что <сколько-нибудь значимые

исследования (как оказывается. - П. Ш.) неотделимы от обмана>

[Mixon, 1974, р. 73], то станет понятна озабоченность не только эти-

ческой стороной дела, но и практической судьбой эмпирического ис-

следования в американской социальной психологии^. Далее, обман

как необходимый прием вряд ли может способствовать авторитету

самой социальной психологии и, кроме того, вполне естественно вы-

зывает негативную реакцию у испытуемых. Осознавая себя объекта-


100
ми исследования, они более настороженно будут следить за всеми ма-

нипуляциями исследователя. Наконец, как это случилось в социоло-

гии^, появятся и рекомендации испытуемым о том, как себя вести в

том или ином социально-психологическом исследовании, а тем более

имеющем практическое значение (тестирование при приеме на рабо-

ту и т. п.). Учитывая, что популярные издания по социальной психо-

логии сейчас исключительно широко распространяются в США, эта

перспектива представляется весьма реальной.

ГЛАВА 6
АМЕРИКАНСКИЙ ВКЛАД В РАЗВИТИЕ

СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ. ОСНОВНЫЕ

ОБЛАСТИ ИССЛЕДОВАНИЯ:

социальная установка и социальный стереотип,

обыденное сознание, внутригрупповые процессы

и межгрупповые отношения


6.1. Исследование конкретного объекта (социальная установка)
Исследования социальной установки (или аттитюда) - миниатюрная

копия американской социальной психологии и поэтому - именно тот

объект, на котором можно проследить и подвергнуть анализу почти

все затронутые выше проблемы, возникающие как на общетеорети-

ческом, так и на теоретико-методологическом уровне.
Понятие социальной установки было введено в 1918 г. У. Томасом

и С. Знанецким. Они определяли ее как психологический процесс,

рассматриваемый в отношениях к социальному миру и взятый прежде

всего в связи с социальными ценностями. <Ценность, - говорили

они, - есть объективная сторона установки. Следовательно, установ-

ка есть индивидуальная (субъективная) сторона социальной цен-

ности> . Томас и Знанецкий неоднократно подчеркивали значение для

понимания социальной установки того факта, что <она по своему су-

ществу остается чьим-то состоянием> [Thomas, Znaniecki, 1918-1920,

р. 21-23]. В этом определении социальная установка представлена как

психологическое переживание индивидом значения или ценности со-

циального объекта. Она функционирует одновременно как элемент

психологической структуры личности и как элемент социальной струк-
Американский вклад в развитие социальной психилигии ... 101
туры, поскольку содержание психологического переживания определя-

ется внешними, локализованными в социуме объектами.


Будучи обращенной одной своей гранью к социологии, а другой -

к психологии, объединяя аффекты, эмоции и их предметное содержа-

ние в единое целое, социальная установка представлялась именно тем

понятием, которое, казалось, могло лечь в основу теоретического

объяснения социально значимого поведения.
В социальной психологии она была принята с особой готовностью,

поскольку представлялась именно той исходной единицей, которая

сможет выполнить роль, подобную роли химического элемента в хи-

мии, атома в физике, клетки в биологии.


Попытки найти и предложить такой элемент в социальной психо-

логии многочисленны. К ним можно отнести концепцию МакДугал-

ла, у которого эту роль выполнял <инстинкт>, а также теории, пост-

роенные на таких единицах, как <привычки>, <чувства> и т. п. Эти

исходные элементы были отвергнуты как слишком умозрительные,

неопределенные и, главное, не поддающиеся эмпирическому исследо-

ванию. Поэтому, когда появился концепт, доступный для операцио-

нального определения и в то же время охватывающий содержание,

ранее определявшееся интуитивно^, то вполне естественно, что он

быстро завоевал всеобщее признание.


К концу 60-х годов социальная установка прочно закрепилась как

основное понятие при объяснении социально-психологических про-

цессов как на индивидуальном, так и на групповом уровне. По объе-

му исследований с ней может конкурировать только малая группа^, но

если исследование установки можно себе представить вне группово-

го процесса, то обратная картина просто немыслима.


Будучи одной из центральных областей исследования, социальная

установка пережила вместе со всей социально-психологической нау-

кой ее подъемы и спады. Первый период (1918-1940 гг.) отмечен

теоретическими дискуссиями о содержании самого понятия, развити-

ем техники измерения установки (начиная со шкалы Терстона, пред-

ложенной в 1928 г.). К концу этого периода был установлен один из

отличительных признаков социальной установки - <интенсивность

положительного или отрицательного аффекта относительно какого-

либо психологического объекта> [Thurstone, 1928]. В 1931 г. Парк

добавил еще два признака: латентность (т. е. недоступность для пря-

мого наблюдения) и происхождение из опыта [Attitudes. Jahoda, (ed.),

1966, p. 19]. В 1935 г. Г. Олпорт, проделав огромную работу по обоб-

щению имевшихся к тому времени определений, предложил свой

вариант, и до нынешнего времени <исполняющий обязанности> обще-

принятого: <Установка есть состояние психонервной готовности, сло-
102_________ ___ Опыт США: парадигма объяснения
жившееся на основе опыта и оказывающее направляющее и (или)

динамическое влияние на реакции индивида относительно всех объек-

тов или ситуаций, с которыми он связан> [Allport, 1935, р. 810]. В

этом определении основные признаки установки - ее предваряющее

и регулятивное действие.
Второй этап (1940-1950 гг.)-период относительного спада в ис-

следованиях социальной установки, который объясняется переклю-

чением интереса на динамику групповых процессов - область, сти-

мулированную идеями К. Левина; сказались и несбывшиеся надеж-

ды на точную квантификацию установки. Вместе с тем именно в этот

период (в 1947 г.) М. Смитом было предложено деление установки на

три компонента: когнитивный, аффективный и поведенческий^ , а

также было установлено, что эта структура обладает определенной ус-

тойчивостью. Акцентируя внимание на этой стороне установки, Д.

Кэмпбелл определяет ее как <синдром устойчивости реакции на соци-

альные объекты> [Campbell, 1950, р. 31].
Третий этап (середина 50-х-60-е годы) - период расцвета иссле-

дований установки. На это время приходятся исследования процесса

ее изменения, выполненные школой К. Ховлэнда и известные как

Иельские исследования. В них изучалась, в основном, связь между

когнитивным и аффективным компонентами установки. С 1957 г. с

появлением теории когнитивного диссонанса Л. Фестингера начались

исследования связей когнитивных компонентов разных установок В

это же время появились функциональные теории (или теории функ-

ций установки в структуре индивидуального поведения) Смита с со-

авторами [Smith, Brunei-, White, 1956], X. Келмэна [Kelman, 1958] и

Д. Каца [Katz, I960], теории изменения установки В. Мак Гайра

[McGuireW., 1968], Ж. CapHOBa[Sarnoff, I960], была усовершенство-

вана техника шкалирования, начали применяться психофизиологи-

ческие методы измерения установки [Coombs, 1964].


70-е годы - период явного застоя. На фоне затраченных усилий

довольно обескураживающе выглядят такие итоги, как обилие проти-

воречивых и несопоставимых фактов, отсутствие даже подобия общей

теоретической основы, пестрая мозаика различных гипотез, обладаю-

щих скорее ретроспективной, нежели перспективной объясняющей си-

лой, разногласия по каждому из пунктов, содержащихся в <сводном>

определении Г. Олпорта, наличие таких существенных пробелов, как

недостаточное исследование взаимосвязи установки и реального пове-

дения. Авторы обзорных работ по установке отмечали их <невысокий

теоретический уровень, неубедительное доказательств теоретических

посылок, неясность связи между теоретическими концептами, слабые



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   42




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет