О. И. Шкаратан, С. А. Инясевский Новый средний класс на Западе. Полвека дискуссий, полвека перемен

Одни из авторов доказывали, что к концу существования Советского Союза сложился массовый средний класс, который обладал материальными, духовными и ценностно-нормативными характеристиками, присущими среднему классу Запада. Имелась в виду та группа образованных людей, которая была занята как интеллектуальными видами труда, а так же высококвалифицированные рабочие, занятые в материальном производстве. Их отличали наличие собственного автомобиля, отдельной квартиры, садово-дачного участка и строения в виде второго пусть и не совершенного жилища. Отмечалось так же, что эти люди активно выступали как потребители и обращали достаточно внимания на состояние своего здоровья и образование детей. По мнению этой группы авторов, на протяжении 1990-х годов реформы разрушили прежние слои среднего класса и не смогли создать экономическую и социальную базу для ожидаемого нового.

Вторая концепция, которую проповедовали люди, пришедшие к руководству экономического блока правительства Б.Н.Ельцина и активно повлиявшие на формирование экономической политики, в частности и особенности на характер приватизации, представляла прямо противоположную позицию. Они утверждали, что в СССР никакого среднего класса не было. Формирование среднего класса, по их мнению, началось в процессе реформирования постсоветской России. И те достаточно зажиточные люди - мелкие и средние предприниматели, работники частных банков, брокерских, дилерских, риэлтерских, рекрутирских и т.п. фирм образовали (впервые после октябрьского переворота 1917 года) средний класс. И вот эти группы все в большей мере проявляют типические черты, присущие среднему классу, в поведении, принятии определенной системы ценностей, в самоидентификации.

Однако обе оппонирующие точки зрения строились на идеологических конструкциях, подкрепленных обычно отдельными примерами и рассуждениями о доле лиц с высшим и средним специальным образованием и о низшей границе доходности на члена семьи как определяющих критериях для оценки принадлежности к среднему классу.

На протяжении долгих лет никаких специальных исследований, а не размышлений вокруг имевшей место быть в прошлом и настоящем ситуации не было. Начиная с 1998 г., из печати вышел ряд научных публикаций по проблемам российского среднего класса. [Заславская, Громова 1998; Горшков, Тихонова, Чепуренко (ред.) 1999; Беляева 2001; Дилигенский 2002; Малева (ред.) 2000, 2003; Горшков, Тихонова (ред.) 2004; Шкаратан 2004, Климова 2005; Попова 2005, Шкаратан, Ильин 2006 и другие работы]

Однако авторы всех этих работ, сопоставляя отечественные реалии с зарубежной практикой, не проводили систематического анализа исследований и концепций зарубежных коллег. Это относится и к нам самим. Данная статья и представляет попытку начать обсуждение многолетнего творческого осмысления проблем нового среднего класса в западной литературе.

Реалистически размышляя о стабильности государства, Арис­тотель отмечал, что там, где нет среднего класса и бедных огромное большинст­во, возникают осложнения, и государство обречено на гибель. Аристотель выступал как против власти бедняков, лишенных собственности, так и против эгоистического правления богатой плу­тократии («олигархии»). Лучшее общество формируется из сред­него класса, и государство, где этот класс многочисленнее и силь­нее, чем оба других, вместе взятых, управляется лучше всего, ибо обеспечено общественное равновесие.

Известно, что теоретическую легитимацию и измерение понятие «средний класс» впервые получил в Западной Европе середины 19-ого века в контексте дискуссий о трансформации буржуазии как среднего класса феодальной эпохи в правящий класс капиталистического общества. На периферии этого ставшего господствующим класса функционировали промежуточные слои и группы, включавшие мелких предпринимателей и чиновников, а также менеджеров предприятий, коммерсантов и работников свободных профессий, которые по существу выступали в качестве интеллектуальной обслуги собственников, непосредственно примыкая к ним. Это традиционный средний класс, с длительной историей, который в ином концептуальном контексте именовался мелкой буржуазией.

Макс Вебер в своей теории среднего класса выделил две категории: а) «нижние средние классы» (крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы); б) категория профессионалов (специалисты, чиновники, интеллектуалы, администраторы). Он не дал обстоятельного описания среднего класса, но выделил ключевые черты этой категории – владение собственностью, и/или профессиональный капитал. Средний класс, согласно Веберу, в будущем должен увеличиваться количественно и качественно за счет категории бюрократии, значимой для функционирования рыночного общества. [Вебер 1990; Вебер 1994, с. 147-156]

Активность исследования проблем среднего класса резко увеличилась в годы, предшествовавшие Великой экономической депрессии. В связи с развитием индустриализма в начале 20-ого века численность традиционного среднего и рабочего классов начала снижаться. Между ними начал появляться новый слой – получающих жалованье служащих, занятых в офисах и на инженерно-технических должностях. В очерке, написанном в 1912 году, немецкий экономист Э.Ледерер назвал эту группу «новым средним классом» [Lederer 1975]. Позднее, в 1937 г., вышла книга Э.Ледерера и Я.Маршака, в которой были опубликованы материалы первого в мире теоретического исследования, направленного на изучение нового среднего класса [Lederer, Marshak 1937]. Она была написана в русле марксистского социально-экономического анализа и посвящена «рабочей аристократии», интересы которой авторы понимали как отличные от интересов буржуазии. Исследователи отмечали, что срединная позиция новых групп работников определялась в большей степени их особым социальным статусом, нежели специфическими экономическими характеристиками [Burris 1986, p. 327].

Переход в 1930-40-е годы к массовому конвейерно-поточному производству, массовизация потребления материальных благ и услуг, включая охрану здоровья и образование, резкое возрастание численности колледжей и университетов, увеличение значения в материальном производстве технического и конструкторского персонала – все это лишь ускорило процесс возникновения массовых групп населения с доминирующим доходом в виде заработной платы и функциями, связанными с умственным трудом. Американский социолог Ч.Р.Миллс, занимавшийся в те годы изучением социальной структуры США, считал новый средний класс, состоявший из так называемых «белых воротничков», определяющим для капиталистического общества. Миллс подчеркивал, что из трех основных общественных слоев только новый средний класс демонстрировал стабильный рост в своей относительной доле. В 1870 г. средний класс насчитывал три четверти миллиона, к 1940 – свыше 12.5 миллиона. За этот период старый средний класс увеличился на 135%, группа рабочих на 255%, новый средний класс – на 1600 % [Mills 1995, p. 189] (данные о динамике численности средних слоев в период с 1870 по 1940 г. смотрите также в [Corey 1967]). Представителей этого класса характеризовали отличные от других слоев социальные черты, такие как высокая озабоченность местом жительства, высокий уровень заботы о здоровье, стремление к получению престижного образования и инвестированию в образование детей, повышенный интерес к средствам массовой информации, особенно к пропаганде стабильности социальной структуры, основанной на ценностях нового среднего класса. [Mills 1951].

Миллс считал, что трансформация среднего класса (переход от старого к новому) во многом определялась переходом в рассмотрении стратификации от собственности к новой оси – роду занятий, профессии. Согласно автору, природу старого среднего класса наиболее полно определяла предпринимательская собственность, в то время как новый средний класс стоило рассматривать в терминах экономики и социологии профессий [Mills 1995, p. 191].

Жизненные шансы нового среднего класса, по Миллсу, определялись в большей степени возможностями продать свои услуги на рынке труда, нежели выгодой от возможной покупки и продажи собственности. В этом, как отмечал автор, главное различие между старым и новым средним классом. Старый средний класс отвергал крупную собственность, в то время как работники нового среднего класса изначально зависели от крупных структур. [Mills 1995, p. 198]

Миллс также отмечал, что некоторые виды деятельности представителей нового среднего класса подразумевали непосредственный контроль над другими работниками – служащими и рабочими, однако большинство «белых воротничков» находились не в таких позициях, а в позициях, близких к ним. Таким образом, эти работники не обладали властью непосредственно – она была им делегирована, однако они ею реально пользовались [Mills 1995, p. 200].

Ортодоксальные марксисты крайне осторожно относились к появлению «белых воротничков», поскольку оно противоречило классической идее основоположников марксизма о поляризации общества за счет «вымывания» промежуточных слоев. Однако даже по их оценкам численность нового среднего класса к середине 20-ого века достигала в США почти половины экономически активного населения. Представители этой группы были благополучны материально, на их модели и внешние формы поведения, стиль жизни ориентировались квалифицированные рабочие, отчего и возникали проблемы «обуржуазивания» широких слоев рабочих, чей уровень жизни также непрерывно рос.

Развитие нового среднего класса явилось определяющей частью формирования и развития в то время государства всеобщего благосостояния (в эпоху первой фазы технологического переворота). В социологической литературе основная масса описаний нового среднего класса относится именно к этому периоду.

В 1950-1980-е годы у интеллектуалов и на Западе, и на Востоке были чрезвычайно сильны технократические иллюзии. Выходили многочисленные кни­ги о проблемах научно-технической революции, вера в возможности науч­ной реорганизации общества, в ликвидацию неквалифицированного физического труда была огромной. И действительно, доля традиционных отрядов рабо­чего класса во всех индустриальных странах резко падала. Столь же быстро росла доля занятых в сфере услуг, служащих и работников умс­твенного труда. В связи с этим на Западе конкурентно развивались две концепции: одна (либеральная) – о резком расширении и постепенном доминировании среднего класса в обществах зрелого индустриализма, другая (предложенная западными марксистами) – о росте численности и значении рабочего класса в связи с появлением в его рядах значительной интеллектуальной составляющей – массовых групп работников умственного труда, формированием передовых высокообразованных слоев, которые также эксплуатируются буржуазией, как и традиционные группы рабочего класса, занятые тяжелым физическим трудом.

Первыми такую интерпретацию происходящих общественных сдвигов предложили американские марксистски ориентированные ученые, инициировавшие дискуссию по проблемам расширительной трактовки границ рабочего класса. Эта дискуссия в начале 1960-х гг. получила отражение на страницах международного марксистского журнала «Проблемы мира и социализма» в начале 1960-х гг, в котором доминировали теоретики еврокоммунизма.

Распространенность их взглядов во многом объяснялась удивительными успехами в те годы Советского Союза, который за одно десятилетие после разрушительной войны занял одно из первых мест в мире по объему промышленного производства, первым вышел в космос, первым создал водородную бомбу и т.д. Это, казалось бы, подтверждало убедительность аргументов коммунистов относительно ведущей роли рабочего класса при прогрессивных изменениях в его составе. Самое удивительное, что после продолжительного игнорирования этой проблемы официозная пропаганда СССР осудила эту позицию как враждебную по отношению к марксистской идеологии. Официальные идеологи «социалистического лагеря» во главе с М.А.Сусловым продолжали твердить о ведущей роли рабочего класса, относили к нему лишь рабочих физического труда, прежде всего, фабрично-заводских рабочих. Однако оставим в стороне эти вненаучные идеологические упражнения мастодонтов реального социализма. Вернемся к концепции еврокоммунистических теоретиков.

Для них стало совершенно очевидно, что классическая марксистская схема классовой поляризации и исчезновения социальных групп, не относимых ни к пролетариату, ни к буржуазии, не работает. Нужно было либо признать резкое сокращение численности и доли рабочего класса, приход ему на смену как ведущей общественной силы некоего нового класса, либо, напротив, признать рабочий класс растущей экономической и общественно-политической силой в связи с появлением в его рядах значительной интеллектуальной составляющей – массовых групп работников умственного труда, передовой высокообразованной части, которая также эксплуатируется буржуазией, как и традиционный рабочий класс, занятый тяжелым физическим трудом.

По их мнению, начиная с 1930-х гг. в США, а позднее и в Западной Европе наемные работники нефизического труда по своему положению сблизились с армией пролетариев физического труда. Растущие отряды «пролета­риев в белых воротничках» были заняты в капиталистических концернах и фирмах функционально расчлененным ум­ственным исполнительским трудом с жесткой регламентацией и отсутствием индивидуализации. Они принадле­жали к лучше оплачиваемым категориям эксплуатируе­мых наемных работников, но в большинстве своем утратили командные функции, не являлись проводни­ками политики владельцев предприятия, а обслуживали технические нужды производства.

Более того, значительная часть новых категорий служащих и интеллигенции, выполняя функции, представляющие собой разновидность массо­вого индустриального труда, по своему материальному и социальному поло­жению, как правило, ненамного отличалась от представителей традиционных отрядов рабочего класса. С другой стороны, современный рабочий по уровню своей общеобразовательной и профессиональной подго­товки постепенно приближался к инженерно-техническим работни­кам и нередко превосходил в этом отношения конторских работни­ков [Проблемы мира и социализма 1969, приложение, c. 4.]

Обобщая результаты дискус­сии о границах рабочего класса и о месте работников нефизического труда в системе классов капиталистического общества, редакция журнала «Проблемы мира и социализма» писала: «В конечном итоге принадлежность к служащим определяется главным образом особенностями формы оплаты и характера туда, а не коренными классовыми признаками» [Структура рабочего класса капиталистических стран. 1962, с. 285]. И да­лее: «Если одна их часть сливается с рабочим классом, то высшие служащие, которые занимают посты управляющих, директоров, членов правления компаний и т. д., принадлежат в действительности к капиталистическому классу. Есть и другие, сравнительно широкие группы служащих, которые занимают промежуточное положение в классовой структуре капиталистического общества» [Структура рабочего класса капиталистических стран. 1962, с. 286-287]. Аналогичным образом была оценена классовая принадлежность основной массы инженерно-технических и научных работников, которые, по мнению ред­коллегии, входят в пролетариат как особый, более при­вилегированный слой.

Участник дискуссии советский экономист Ю. А. Васильчук отмечал, что в условиях первой ступени крупного машинного произ­водства служащие и производственная интеллигенция представляли собой ту часть класса бур­жуазии, которая непосредственно участвовала в произ­водстве. Это было связано и с небольшой долей обосо­бившегося умственного труда в его общей массе, и с тем, что буржуазия имела монополию на образование и на умственный труд. В то же время эти люди входили в со­став совокупного рабочего и продавали свою рабочую силу. Отсюда противоречивость классового положения работников нефизического труда. «Однако решающее значение для классовой характеристики, очевидно, имеет не характер юридических взаимоотношений отдельных лиц данного социального образования с отдельными ка­питалами и не их положение в процессе труда, а их отно­шения по поводу средств производства в целом как еди­ной общественной группы» [Васильчук 1969, с. 20-21].

Анализируя новую ситуацию, вызванную возникнове­нием поточно-конвейерного и автоматизированного про­изводства, Ю. А. Васильчук пришел к выводу, что классовая граница пролетари­ата все дальше сдвигается в глубь слоев интеллигенции и служащих, «превращая эти части «совокупного рабо­чего» во внутриклассовые группы пролетариата. Это свя­зано с требованиями научно-технической революции, ко­торая увеличивает объем обособившегося умственного труда при сокращении удельного веса буржуазии, заня­той в производстве. Поэтому создалась производствен­ная необходимость и возможность для части промыш­ленного пролетариата посвятить себя умственному труду» [Васильчук 1969, с. 21].

Другие участники дискуссии в журнале «Проблемы мира и социализма» подчеркивали, что «...антагонистическое клас­совое противоречие между умственным и физическим трудом ныне выступает в форме классового противоре­чия между трудом по эксплуатации, трудом по капитали­стической организации производства, и трудом исполни­телей-пролетариев, безразлично, занимаются ли они фи­зическим или умственным трудом» [Структура рабочего класса капиталистических стран 1962, с. 44].

Сторонники расширительной трактовки системных границ рабочего класса столкнулись при этом с той проблемой, что сам К.Маркс не уточнил, какие именно группы наемных работников входят в ряды рабочего класса. Но они обратили внимание на то, что Маркс четко определил границы «совокупного рабочего», имея в виду функциональное (техническое) разделение труда в капиталистическом кооперированном производ­стве. К «совокупному рабочему» он причислил наряду с работниками физического труда также инженеров, ме­хаников, т. е. «высший, частью научно образованный, частью ремесленного характера слой рабочих, стоящий вне круга фабричных рабочих, просто присоединенный к нему» [Маркс, Энгельс. Соч., т. 23, с. 431]. Одновременно К.Маркс отмечал, что общность людей, которая в качестве производительной силы выступает в обличий «совокупного рабочего», в сфере социально-экономических отношений выявляет себя как рабочий класс [Маркс, Энгельс. Соч., т. 23, стр. 246; см. также т. 26, ч. 1, с. 421-422]. Иначе говоря, границы «совокупного рабочего» и рабочего класса (в социально-экономическом смысле), по его мнению, в значительных пределах совпадают.

В либеральных кругах в середине 20 века возобладал градуалистский подход к оценке классовых отношений в обществах позднеиндустриального капитализма. Образцом здесь выступали США, на опыт которых ориентировались либеральные социологи. Благодаря реформам Рузвельта, в Америке шаг за шагом шел процесс редуцирования, сведения к меньшинству общества тех, о ком в течение десятилетий говорили, что им нечего терять, кроме своих цепей, т.е. пролетариев. Америка стала страной, в которой у подавляющего числа жителей были собственные дома, условия для обеспечения своего здоровья, воспитания детей и т.д. То есть это уже не был классический капитализм, описанный в трудах Маркса и Энгельса. Первыми его охарактеризовали в градуалистских терминах американские социологи, используя самооценки людей или системы эмпирических индикаторов, выявлявших социально-экономическую градуалистскую дифференциацию (знаменитая шестичленка). Рассматривались не функциональные позиции в обществе, а позиции, определяемые социально-экономическими критериями и самооценками (доход, число комнат в доме и т.д.). При этом оказалось, что большинство населения в этом градуалистски описываемом и анализируемом социологами обществе относит себя к среднему классу.

По-видимому, первым, кто провел масштабное эмпирическое изучение среднего класса в США, был У.Л.Уорнер. Это была серия исследований социальной структуры и функций общности на северо-востоке Соединенных Штатов (серия состояла из таких книг, как: [Warner, Lunt 1941; Warner, Lunt 1942] и др.). Автор, следуя веберовской традиции относительно статусных групп, предпринял попытку разработать стандартный индекс статусных характеристик (Standard Index of Status Characteristics), отталкиваясь от таких показателей как образование, место жительства, доход и происхождение. Все эти факторы, с точки зрения Уорнера, использовались американцами при оценке их социального статуса, при выборе друзей для себя и для своих детей.

Уорнер в большей степени полагался на «субъективные» критерии стратификации, (т.е. на то, как члены той или иной общины (общности) оценивали социальное положение друг друга), чем на такие «объективные» различия как, например, доход. Основная заслуга Уорнера заключается в разделении американского общества на классы, состоящие из индивидов с одинаковым престижным рангом. Именно Уорнер выдвинул идею существования шестиклассовой структуры вместо обычной двух- или трехклассовой. Уорнер определил классы как группы, в существование которых верят члены общества и которые размещаются соответственно на высших или низших уровнях [Уорнер 1997, с. 42-57]

Именно Уорнер и его соавтор П.С.Лант дали, пожалуй, первое целостное описание среднего класса. Они предприняли попытку дать совокупную характеристику его основных черт: 1) значительные уровень дохода и объем имущества, 2) относительная личная автономия, инициативность и высокая экономическая активность, 3) наследуемый культурный капитал, связанный с получением хорошего образования, 4) высокая оценка семьи как ценности. В кругах социологов либеральной ориентации этот подход к оценке признаков среднего класса получил широкое распространение.

Уорнеру и Ланту принадлежит и первое сравнительно отчетливое разграничение между высшим и низшим средними классами. К верхнему среднему классу они отнесли профессионалов, менеджеров, служащих высокого ранга с высоким уровнем дохода, ориентированных на карьерный рост, принимающих активное участие в общественной жизни, имеющих возможность устраивать детей в элитные колледжи и университеты и живущих в престижных городских районах. К нижнему среднему классу ими были отнесены государственные чиновники среднего и низшего звена, квалифицированные служащие, мелкие предприниматели, торговцы, фермеры и другие работники нефизического труда («белые воротнички»), имеющие среднее образование. Доминирующие ценности этого класса таковы: договороспособность, уважение, почет, усиленный труд, экономность и порядочность в отношениях. [Warner 2001, p.240-246; Тилкиджиев 2002, с.222-225]

Градуалистская линия, шедшая от Уорнера, стала мейнстримом американской социологии вплоть до наших дней, проходя через все массовые издания, учебные пособия и т.д. В этом отношении характерна работа авторитетного в 1960-70-е гг. социолога Л.Райсмана, посвященная анализу изменений, которые произошли в самооценках наемных работников за десять лет – с 1958 по 1968 г. В основе его расчетов лежали материалы Исследовательского центра Мичиганского университета. В соответствии с этими материалами, если в 1958 г. 46% наемных работников идентифицировали себя как представители рабочего класса, то в 1968 г. эта цифра снизилась до 34%. При этом среди работников нефизического труда, включая все категории «белых воротничков», доля относивших себя к рабочему классу упала с 27% до 21%. Среди рабочих физического труда, казалось бы, со всей очевидностью являвшихся представителями классического рабочего класса, сопричислили себя к членам такового в 1958 г. 63%, а десять лет спустя – 47%. Л.Райсман, опираясь на подобного типа данные, заявлял, что Америка стала страной, в которой преобладает средний класс. Особое внимание обращал он на включение представителей низших классов (работников физического труда) в культуру американского среднего класса. [Reissman 1973, pp. 43, 51 и др.]

Эти ставшие популярными в 1950-70-х гг. идеи о превращении американского общества, а вслед за ним и других развитых капиталистических обществ, в общества среднего класса обычно взаимоувязывались с концепцией открытого характера американского общества. Стратификационная система США представлялась большинству американских социологов как социальная иерархия, состоящая из множества уровней, не имеющих между собой четких границ. Например, в очень популярной и многократно переиздававшейся книге Вэнса Пэкарда «Претенденты на статус» [Первое издание – Packard 1959] смешиваются понятия класса и статуса и утверждается, что стратификация в американском обществе основана на образовании и потреблении, которые порождают и стимулируют социальную мобильность и достижение определенного статуса. Социологи США упорно доказывают, что американское общество является бесклассовым обществом открытого типа в отличие, скажем, от Англии – классового, чопорного общества.

Итак, первоначально при оценке процессов взаимодействия рабочего и среднего классов евромарксистскому включению в ряды рабочего класса служащих, работников умственного труда и т.д. противостояла либерально-расширительное толкование границ среднего класса, в состав которого, особенно в 1950-60-е гг., американские исследователи включали рабочих квалифицированного физического труда.

Все же такое расширительное определение границ среднего класса, его оправданность, вызвали серьезные сомнения в среде европейских либералов-социологов. Решающую роль в переосмыслении проблемы границ среднего класса, раскрытие подлинных серьезных различий между «синими» и «белыми воротничками» сыграли работы Голдторпа, Россидеса и др.

Результаты фундаментального исследования, проведенного знаменитой кембриджской группой социологов в составе Дж.Голдторпа, Д.Локвуда, Ф.Бечхофера, Дж.Платта в течение 1960-х гг., четко обосновали и подтвердили на надежном эмпирическом материале суть характерологических различий между работниками физического и умственного труда и развеяли сложившийся в конце 1950-х гг. миф о сближении рабочего класса со средними слоями [Goldthorpe et al 1968, 1969].

Распространению этого мифа способствовала ставшая, можно сказать, общепризнанной идея о принятии рабочими образа жизни и системы социальных норм и ценностей, присущих средним слоям, или, как тогда зачастую писали и говорили, тезиса об «обуржуазивании» рабочего класса. Сами эти идеи получили распространение в связи с ростом уровня жизни значительной части рабочих Великобритании, а также в связи с успехами, достигнутыми консервативной партией в рабочих районах во время парламентских выборов. Социологи, выдвигавшие тезис об «обуржуазивании», утверждали, что в современных условиях учение Маркса о непрерывном углублении противоречий в капиталистическом обществе устарело, и что вместо неуклонной поляризации социальных сил происходит их постепенная интеграция. Они считали, что вместо пролетаризации «белых воротничков» (служащих) имела место постепенная ассимиляция средним классом «синих воротничков» (рабочих), так как по мере роста материального благосостояния последних происходили соответствующие изменения в их сознании, стремлениях, ожиданиях, образе жизни.

Голдторп и его коллеги преднамеренно проводили свое исследование в условиях, максимально благоприятствовавших сторонникам тезиса об «обуржуазивании». Объектом изучения были рабочие трех предприятий в Лутоне – городе, который в то время считался центром британского процветания, с самой высокой заработной платой и наилучшими жилищными условиями. Основой их выводов послужили 250 глубинных интервью, взятых у рабочих.

Исследователи выявили, что, несмотря на улучшение благосостояния представителей рабочего класса, стиль их жизни и отношение к работе существенно не изменились. Можно было говорить лишь об адаптации рабочими своих жизненных норм к новым материальным условиям, но никак не об их сущностной трансформации и сближению с нормами средних слоев.

Оказалось, что у представителей рабочего класса отличные от «белых воротничков» трудовые мотивы. Ими движут в основном лишь материальные факторы, а отнюдь не возможности карьерного роста, повышения социального статуса или иные социально-психологические стимулы. Большинство рабочих заявили, что их жизненная цель – заработать как можно больше денег, а затем перейти на более легкую работу или уйти на покой. Чтобы добиться этой цели, они систематически брали сверхурочную работу, и лишь это позволяло им достигать того уровня материального благосостояния, на котором находились «белые воротнички». Исследователи также выяснили, что в целом по сравнению со служащими у представителей рабочего класса ниже шансы на продвижение и повышение уровня дохода в будущем.

Стремление к материальному благополучию не приводило к появлению у рабочих соответствующих социальных амбиций. В отличие от представителей среднего класса, они не были склонны к долгосрочному планированию семейного бюджета, расширению и обогащению социального и культурного капиталов. Исследователи отмечали чрезвычайную узость круга общения «синих воротничков» и практически полное отсутствие у них склонности к его расширению. Многие рабочие стремились дать своим детям хорошее образование, но они руководствовались при этом не желанием повысить их социальный статус и ввести их в «высший круг», а надеждами обеспечить им хороший заработок. Общественно-культурная жизнь «синих воротничков» менее активна и разнообразна, свое внерабочее время они в большей степени склонны проводить дома в семейном кругу.

Рассматривая соотношение нового среднего класса и рабочих, английский социолог Э.Гидденс подтвердил идею Голдторпа и его соавторов относительно существенных различий между обеспеченной квалифицированной частью рабочего класса и новым средним классом. Он выделил при этом два момента. Во-первых, традиционное превосходство белых воротничков в отношении трудовых гарантий, которыми они обладали, по-прежнему оставалось в силе. Во-вторых, две эти категории имели разные модели динамики трудовых доходов в течение трудовой карьеры. Для рабочих была характерна «понижающаяся» кривая доходов, в отличие от белых воротничков, которым зачастую был гарантирован ежегодный прирост доходов. В дополнение к этому, количество рабочих часов в неделю было больше у работников физического труда – в 1966 г. в Британии она составляла 44 часа, в то время как для белых воротничков – 38 часов. В-третьих, значительно большая доля работников умственного труда получала различные дополнительные льготы – пособия по болезни, пенсии; также в большинстве стран эти работники пользовались значительными налоговыми льготами [Giddens 1995].

Согласно Гидденсу, если принять во внимание экономические выгоды, доступные работникам физического и умственного труда, то следует отвергнуть идею о каком бы то ни было «слиянии» этих двух групп. Возможное «наложение» ограничено, с одной стороны, профессиями, характеризующимися высококвалифицированным трудом рабочих, и, с другой стороны, группой клерков и торговых работников. Главной же характеристикой последних двух групп являлось то, что они повсеместно и все в большей степени монополизировались женщинами. По мнению Гидденса, это очень важный факт при определении границы между рабочим и средним классами. [Giddens 1995, p.106-108]

Родовое неравенство между «белыми» и «синими воротничками» возникло с момента появления крупных предприятий. Оно подтверждалось как самим существованием данных терминов, за которыми скрывалось разделение на физический и умственный труд. Опираясь на исследования Д.Локвуда [Lockwood 1958], Гидденс отмечал, что заводской клерк в большей степени разделял условия труда, характерные для более высоких менеджериальных позиций, нежели для цеховых рабочих. Такие служащие находились в «офисе», который был отделен от цеха и зачастую расположен над ним – что буквально позволяло служащим «смотреть сверху вниз на рабочих». В то время как рабочие выполняли физически напряженную, изматывающую работу в цехах, клерки работали в относительно чистых помещениях, выполняя задачи, связанные просто с манипулированием символами. Даже обычные клерки, далекие от менеджеров высшего звена, практически не были связаны непосредственными контактами с рабочими – обычно в качестве основного коммуникационного канала между офисом и цехом выступал начальник последнего. Конечно, многое зависело от размера конкретного предприятия и самого промышленного сектора, однако в целом картина была такова.

Американский социолог Д.Россидес, также как и Голдторп, доказывал несостоятельность тезиса об исчезновении рабочего класса и поглощении его средним классом. В своей достаточно типичной для американского либерального градуализма в оценке социальных позиций монографии «Американская классовая система. Введение в социальную стратификацию» [Rossides 1976] он выделил пять основных «классов» по критерию индивидуальных достижений, особенно в сфере экономики. К высшему классу автором была отнесена сравнительно узкая группа семей, владеющая огромными богатствами и контрольными позициями в национальной экономике. Следующий класс в этой интерпретации – высший средний, который состоит из бизнесменов, менеджеров, управляющих, чиновников и военных высокого ранга. Россидес подчеркивал, что многие представители этого класса владеют значительным богатством, а большинство получает высокие доходы. Но в дополнение к экономической власти эта группа также осуществляет власть в силу своих профессиональных функций. Далее следует низший средний класс, который, по мнению автора, состоит из мелких предпринимателей, фермеров, мелких служащих, полупрофессионалов, торговцев, клерков. Это самый гетерогенный экономический класс. В качестве примера относимых сюда категорий населения Россидес назвал медсестер, пожарников, полицейских, офицеров, учителей. Он отмечал, что многие представители низшего среднего класса являются такими же зависимыми работниками, как и наемные рабочие и обладают таким же уровнем доходов, сходными взглядами и политическими позициями. Автор отнес их к среднему классу в силу характерных для них стабильности семейной жизни и наличия широких возможностей отправлять своих детей на обучение в колледж. Следующим, по его мнению, является рабочий класс, состоящий их квалифицированных и неквалифицированных рабочих. У его представителей значительно ниже уровень образования и престижа. К пятому, самому низкому классу, им отнесены хронически безработные, полубезработные, неработоспособные и т.д.

Дополнительную и нелицеприятную критику апологеты позитивных социальных последствий научно-технического прогресса, в частности, включения в рабочий класс интеллектуальных сил и повышения содержательности труда у совокупного рабочего класса, получили и с неожиданной стороны. Американский марксистски ориентированный ученый Гари Браверман опубликовал в 1974г. книгу под недвусмысленным названием «Труд и капитал. Деградация труда в двадцатом веке». Это исследование до сих пор признается классикой социологии труда. Не случайно уже в 1990-е годы на него счел нужным откликнуться маститый американский социолог Майкл Буровой, позднее избранный Президентом Американской социологической ассоциации [Burovoy 1996]

Изменение пропорций между работниками физического и умственного труда, неквалифицированным и квалифицированным трудом в условиях перехода к массовому производству большинство исследователей всех идеологических направлений характеризовало как преимущественный рост квалифицированного труда, как уменьшение доли занятых физически изнурительным и малооплачиваемым трудом. Обычно отмечали резкий рост численности и удельного веса работников нефизического труда и особенно квалифицированного труда, требующего образования не ниже среднего специального. Браверман же первым отметил тревожную тенденцию возрастания массы мест малоквалифицированного труда, т.е. полярный процесс роста числа занятых либо высококвалифицированным, либо, напротив, примитивным бессодержательным трудом. Браверман, имевший собственный опыт работы в качестве высококвалифицированного рабочего-металлиста, утверждал, что история капитализма характеризуется растущей деградацией труда, в котором управленцы отняли у рабочих функцию контроля посредством все большего разделения труда, особенно разделения умственного и физического труда - что в целом известно как «гипотеза деквалификации». По его вполне обоснованному мнению, накопление капитала ведет к деквалификации, к поляризации умственного и физического труда во всех сферах – как среди «белых воротничков», так и среди «синих». [Braverman 1974]. Здесь, правда, стоило бы напомнить комментарий М.Бурового в его уже упоминавшейся рецензии – воспоминании: «…теория деквалификации Бравермана относится к периоду массового производства, ушедшему в прошлое. “Второй промышленный передел” открывает путь в мир товаров, ориентированных на потребителя, в мир, где спрос вторгается в производство, требуя процесса труда, которому свойственна гибкая специализация, и многопрофильную рабочую силу».