П. Л. Приглашение в социологию: гуманистическая перспектива. М., 1996. 168 с. Содержание: Интерпретативная социология Питера Бергера 1 Социология как форма сознания 42 Отступление: переключение и биография

Интерпретативная социология Питера Бергера

конструктов и переменных, позволяющих объяснить состояние и дина

мику общественных отношений. Это и определенного рода оптика -

интеллектуальная и этическая позиция, избранная социологом, профес

сиональная обязанность которого во всех случаях состоит в том, чтобы

разъяснять людям смысл происходящего.

Одна из распространенных точек зрения, коренящаяся в просвети

тельском рационализме, возносит социолога над суетой повседневности

и позволяет ему взирать на общество как бы сверху и мыслить <объек

тивными> категориями, диктующими людям траектории судеб.

Внимание к тому, что происходит <здесь и теперь>, задает иную

оптику. Это взгляд на общество со стороны индивида, который всег

да воспринимает социальную реальность в контексте субъективных

значений и, собственно говоря, становится членом общества - со

циализируется, - понимая происходящее и самостоятельно выбирая

свою судьбу. Отсюда трактовка общества как части мира, творимого чело

веком.

Бесконечен ряд свидетельств, что история - не торжественное ше

человека за последствия своих решений не устраняется из социологиче

ского знания, даже если оно стремится стать свободным от ценностей.

Иррациональные сочетания мелочной прагматики и высокой героики,

наивности и пророческого визионерства, благих намерений и негодных

средств часто определяют изменения в институциональной организации

общества. Именно <человеческая> перспектива в социологии дает воз

можность поставить в центр внимания непреднамеренные последствия

кажущихся рациональными действий.

В одном из своих эссе Питер Бергер использует понятие интеллекту

ального озарения (serendipity) для интерпретации неожиданно открыва

ющихся взаимозависимостей между различными измерениями общест

ва. Некто собирается в Индию, но открывает Америку, другой приходит

на деловую встречу и внезапно влюбляется, третий начинает заниматься

социологией и заканчивает философией*. Ирония, парадокс и игра прису

щи самой реальности, с которой имеет дело социолог. Но и социолог

должен обладать специфическим феноменологическим зрением - спо

собностью к иронии, парадоксу и игре для того, чтобы диалектически

преодолевать видимости в поиске сущности вещей и событий и воспри

нимать их аутентично - не как окончательно утраченные отчужденным

сознанием, а как результаты человеческой деятельности. <Социология

позволяет осознать силу последствий, в том числе силу (вероятных) не

преднамеренных последствий, - пишет Бергер в монографии <Реинтер-

претированная социология>. - И наоборот, тот, кто возводит в абсолют

мораль, не замечает или по меньшей мере не придает серьезного значе

ния последствиям... С восхитительным постоянством морализаторы вос

производят последствия, диаметрально противоположные их собствен

ным намерениям. Пацифист дает начало войне, бунтовщик - тирании,

пуританин - распущенности>*. Именно интеллектуальное озарение,

помогающее увидеть необычное за обычным, составляет ту черту твор

ческого стиля Бергера, которая сделала его работы известными во всем

мире.

разование в Новой школе социальных исследований в Нью-Йорке, в

которой еще в ЗО-е годы сложилось блестящее сообщество интеллектуа

лов - эмигрантов из нацистской Германии и других европейских стран.

Хорошо зная классические труды К.Маркса, М.Вебера, ЭЛюрктейма,

Бергер воспринял методологическую установку феноменологической

философии и этнометодологии Альфреда Шютца на изучение <жизнен

ного мира> и влияния повседневности на формирование социальных

структур. Книга <Приглашение в социологию>, впервые вышедшая в свет

в 1963 г., стала одним из самых популярных в мире учебников социоло

гии. В ней с удивительной простотой объясняются основные понятия

социологической теории, но главное открытие <Приглашения> - гума

нистическая перспектива. С тех пор книга постоянно переиздается.

Как совместить свободу человека с властью институциональных

социальных порядков? Этот вопрос, сформулированный в <Приглаше

нии>, стал центральным для <интерпретативной социологии> Бергера. В

1966 г. вместе со своим коллегой и другом Томасом Лукманом он напи

сал книгу <Социальное конструирование реальности: трактат по социо

логии знания>, которая тоже стала настольной книгой нескольких поко

лений социологов***. <Священный занавес> (1967) - монография по

социологии религии, создала Бергеру репутацию одного из самых влия

тельных религиеведов. Фундаментальные труды Бергера по истории со

циологии, социологии религии, социологии знания, проблемам поли-

* Berger Р. The serendipity of liberties I I The structure of freedom: correlations,

causes, and causions I Ed. by R.Neuhous. Grand Rapids, Michigan: William B.Eerdmans

Publishing Company, 1991. P.16.

''* Berger P., Kellner H. Sociology reinterpreted. New York, 1981. P.75.

*** Имеется русский перевод: Бергер П. Социальное конструирование реаль

ности 1 Пер, с англ. Е.Д.Руткевич. М.: Медиум, 1995.

тики, антропологии, культуры, морали, семьи, многочисленные статьи и

выступления могут составить солидную коллекцию, достаточную для того,

чтобы имя их автора заняло место рядом с выдающимися социальными

мыслителями XX столетия. Это книги <Бездомное сознание> (совместно

с Бриджит Бергер и Хансфридом Кельнером), <Лицом к современности>,

логов на социальные фикции и христианскую веру>, <Слухи об ангелах>,

ческий подход> (совместно с Б-Бергер), <Реинтерпретированная социо-

логия>(совместно с Х-Кельнером), <В мечтах о свободе: комментарий к

энциклике Иоанна Павла 11 <Социальные задачи церкви>, <Власть наро

ду: роль промежуточных структур в социальной политике>, <В поиске

восточно-азиатской модели развития>, <Капиталистическая революция:

пятьдесят суждений о преуспевании, равенстве и свободе> и другие ра

боты.

недавно. Причина в том, что его отношение к теории и практике соци

ализма совершенно недвусмысленно. Мечта о всеобщей справедливости

может очаровать лишь тех, кто не догадывается о стоящей за ней реаль

ности - тирании. А самая прозаическая из всех политик - демократи

ческий капитализм - оказывается гарантом глубочайших человеческих

устремлений и надежд. <Мы можем называть это внезапным озарением,

парадоксом, иронией, - пишет Бергер. - Sub specie aeterninatis* мы

можем также говорить о благодати>*.

<Приглашение в социологию> скорее открывает перспективу социо

логического размышления, чем формулирует устоявшиеся истины. Рав

ным образом и другие бергеровские труды, которые, несомненно, будут

переведены на русский язык, приглашают прилежного читателя размыш

лять над причинами и возможными последствиями событий.

Г-С. Батыгин,

профессор

* Sub specie aeteminims (лат.) - с точки зрения вечности.

" Berger Р. The serendipity of liberties. P.17.

Предисловие

Книга эта написана для чтения, а не для изучения. Она - не

учебник, не попытка построить теоретическую систему, а при

глашение в особый мир захватывающих и, как мне представляет

ся, очень важных размышлений. Делая подобные приглашения,

нужно сразу очертить границы мира, в который ведешь за собой

читателя. Однако если читатель примет приглашение всерьез, то

ему нельзя будет ограничиться только данной книгой.

Иными словами, эта книга адресуется тем, кто заинтересо

вался или хочет кое-что прояснить для себя в социологии. Пола

гаю, что в их число могут входить студенты, которым вдруг взду

малось серьезнее разобраться в предмете, а также люди посолид

нее, принадлежащие к мифическому сообществу, называемому

мание и социологов, хотя в ней они едва ли найдут что-то новое

для себя. Всем нам свойственно испытывать нарциссическое удо

вольствие от любования фотографией, где есть и наше изображе

ние. Поскольку книга писалась для широкой публики, я старался

по возможности избегать профессионального жаргона, которым

социологи завоевали себе сомнительную известность. В то же

время не хотелось чересчур занижать планку прежде всего пото

му, что считаю подобное занятие недостойным, а также потому,

что у меня не было особого желания приглашать к разговору лю

дей, в том числе из среды студентов, с которыми можно говорить

только на простые темы. Честно признаюсь: из всех доступных в

настоящее время ученых забав считаю социологию своего рода

<королевской игрой> - ведь никто не будет приглашать на шах

матный турнир того, кто и в домино толком играть не умеет.

Подобное предприятие неизбежно обнаружит пристрастность

автора к своей специальности. И это нужно признать откровенно

с самого начала. Книга обязательно вызовет у некоторых социо

логов, особенно в Америке, раздражение своей направленнос

тью, кто-то не согласится с выбором той или иной темы для об

суждения, кому-то покажется, что в ней опущены очень важные

моменты. В ответ я могу только заверить, что старался следовать

центральной традиции, восходящей к классическим работам в

данной области знания. Кроме того, я твердо придерживаюсь

убеждения, что эта традиция сохраняет свою научную значимость

и по сей день.

Сферой моих научных интересов была и остается социология

религии. Это, по всей видимости, будет ясно из тех примеров,

которые я приводил просто потому, что они сразу приходили мне

на ум. Однако я старался не ограничиваться рамками своей спе

циальности, поскольку хотел показать читателю большую <стра

ну>, а не одну <деревушку>, в которой мне довелось <жить>.

Во время работы над книгой я стоял перед выбором: снабдить

ее тысячами сносок или совсем обойтись без них, и выбрал вто

рое, полагая, что книга едва ли много выиграет, если примет бо

лее ученый вид. Имена авторов приводятся в тексте лишь в тех

случаях, когда высказанные ими мысли выделялись на фоне об

щего идейного климата. Некоторые имена указаны в коммента

риях в конце книги, где читатель найдет для себя и некоторые

советы относительно дополнительного чтения.

Всем размышлениям, изложенным в этой книге, я обязан

моему учителю Карлу Майеру'. Подозреваю, что если бы он ее

прочел, некоторые места вызвали бы у него удивление. И все же

он, надеюсь, не счел бы представленную здесь концепцию соци

ологии как слишком большое искажение того, что он завещал

своим студентам. В одной из глав книги я высказываю мнение,

что всякий взгляд на мир есть результат par excellence' молчали

вого сговора. То же можно сказать и о взглядах на учебную дис

циплину.

Бриджит Бергер*, Хансфрида Кельнерам и Томаса Лукмана''. Ре

зультаты этих обсуждений они не раз встретят на страницах кни

ги.

Хартфорд, Коннектикут

* Par excellence (лат.) - по преимуществу. (Ред.)

Социология

как способ времяпрепровождения

О социологах ходит крайне мало анекдотов, что их очень рас

страивает, особенно когда они сравнивают себя со своими более

удачливыми собратьями - психологами, преуспевшими в захвате

того сектора американского юмора, который традиционно зани

мали люди духовного звания. Психолог, представленный на ве

черинке, сразу оказывается предметом повышенного внимания и

веселья, способных вызвать даже некоторую неловкость. К соци

ологу в такой ситуации проявят не больше интереса, чем к стра

ховому агенту. Для того чтобы привлечь внимание, ему придется

потрудиться не меньше, чем любому другому. Это досадно и не

справедливо, но в какой-то степени поучительно. Дефицит шу

ток о социологах определенно свидетельствует о том, что в со

знании широкой публики люди данной профессии занимают бо

лее скромное место по сравнению с психологами. Однако это,

вероятно, можно считать и показателем неоднозначности бытую

щих в обществе представлений. Вот почему, начиная наш экс

курс в социологию, мы прежде всего поближе познакомимся с

некоторыми из них.

Когда студентам-выпускникам задаешь вопрос, почему они

своим основным предметом выбрали социологию, они чаще все

го отвечают: <... потому что мне нравится работать с людьми>.

Если продолжить расспросы о том, как им видится будущая про

фессиональная деятельность, то вам могут сказать о желании за

ниматься социальной работой. Ответы могут быть и менее опре

деленными, но они все равно покажут, что студент, которому вы

задали вопрос, хотел бы иметь дело скорее с людьми, чем с нежи

выми предметами. К числу такого рода профессий относятся ра

бота с персоналом, коррекция человеческих отношений на про-

10

изводстве*, связь с общественностью, реклама, местное планиро

ных ответах подразумевается, что приобретение какой-либо из

указанных профессий позволит <работать с людьми>, <помогать

людям>, <выполнять работу, полезную для всего общества>. Сто

ящий за этим образ социолога можно описать как секуляризо

ванный вариант либерального протестантского пастыря, а фигу

ра секретаря местного отделения ЯМКА*, пожалуй, заполнит

брешь между освященным и мирским благодеянием. Социология

в данном случае представляется современной версией классичес

кой для Америки темы <улучшения общественного устройства>, а

деятельность социолога - профессиональным наставничеством

на благо отдельных индивидов и общества в целом.

Настанет день, когда появится великий американский роман

о жестоком разочаровании в своих побуждениях, которое сужде

но испытать представителям большинства перечисленных про

фессий. Энтузиазм движет и филантропами, которые идут рабо

тать с персоналом и впервые в жизни близко сталкиваются с жес

токой реальностью забастовки, где им заранее уготовано место

по одну сторону баррикад, и теми, кто идет, горя желанием раз

решать все конфликты, налаживать <связи с общественностью>,

но обнаруживает <изнанку> того, что эксперты называют <кон

струированием согласия>, и теми, кому в местных органах управ

ления быстро приходится постигать азы грязной политики спеку

ляции недвижимостью. Но нас сейчас интересует не <утрата не

винности>, а прежде всего один из образов социолога - ошибоч

ный и неверный.

Конечно же, некоторые наивные мальчики и девочки в самом

деле становятся социологами. Верно и то, что забота о людях

смогла положить начало истории социологических исследований.

Однако очень важно иметь в виду, что такую же службу могли

сослужить злоба и ненависть к людям. Социологическое знание

необходимо любому, кто действует в обществе. Но эти действия

не всегда исключительно гуманны. Сегодня одни американские

социологи разрабатывают в правительственных учреждениях планы

по обеспечению большей жизнеспособности составляющих на

цию общностей. Другие в тех же учреждениях работают над тем,

как разрушить единство враждебных государств, чтобы, если воз

никнет такая необходимость, стереть их с политической карты

мира. Какими бы моральными соображениями ни руководство

вались те и другие, ничто не мешает всем им проводить интерес

ные с научной точки зрения исследования. Сходным образом

криминология как раздел социологии собирает ценную ннфор-

манию о преступности в современном обществе. Эта информа

ция представляет ценность как для тех, кто борется с преступ

ностью, так и для тех, кто заинтересован в ее распространении.

Тот факт, что большая часть криминологов работает на полицию,

а не на мафию, можно отнести на счет этических пристрастий

самих криминологов, взаимодействием полиции с широкой об

щественностью и, возможно, недостаточным интересом преступ

ников к научной премудрости. К характеру информации это не

имеет никакого отношения. Словом, <работая с людьми>, можно

стремиться вывести их из нищеты или привести на скамью под-

судимбк, рекламировать книги духовного содержания или про

сто залезать к людям в карман (легально или нелегально), застав

лять их делать более качественные автомобили или взрывать бом

бы. Однако в таком представлении образа социолога остается что-

то недосказанное, хотя оно верно описывает по крайней мере

начальный импульс, приведший некоторых людей к изучению со

циологии.

Теперь вспомним другое, тесно связанное с предыдущим пред

ставление о социологе как теоретике социальной работы. Этот

образ хорошо согласуется с общей линией развития социологии в

Америке. По крайней мере одним из ее истоков послужила оза

боченность социальных работников, которые еще на заре про

мышленной революции столкнулись с такими явлениями, как рост

городов, а вместе с ним и рост городских трущоб, массовые дви

жения, разрушение традиционных жизненных укладов и, как след

ствие, размывание социальных ориентиров. В свое время подоб

ные проблемы стимулировали значительную часть социологичес

ких исследований, но и до сих пор они нередко побуждают буду

щих работников социальной сферы избирать своей специальнос

тью социологию.

На самом же деле гораздо большее влияние на социальную

работу в Америке, на развитие ее <теории> оказала психология, а

не социология. Очень может быть, что это как-то связано с раз

ницей статусов психолога и социолога в массовом сознании, о

чем мы говорили в самом начале. В течение долгого времени

социальным работникам приходится вести нелегкую борьбу и за

признание своей <профессии>, и за ее престиж, и (не в послед

нюю очередь) за оплату своего труда как следствие искомого при

знания. В поисках <профессиональной модели> для подражания

они посчитали наиболее естественным выбрать профессию пси

хиатра. Вот почему современные социальные работники ищут

своих <клиентов> в офисах, проводят с ними пятидесятиминут-

ные <клинические интервью>, размножают тексты бесед и об-

12

суждают их результаты с <руководством>. Приняв внешние атри

циальной работы по большей части представляет собой специфи

чески препарированную версию психоаналитической психологии

- своего рода фрейдизм для бедных, к которому прибегают с

целью оправдания важнейшего требования социальной работы -

помогать людям, опираясь на <науку>. Мы не станем здесь иссле

довать вопрос о том, насколько научно обоснована эта синтети

ческая доктрина. Мы считаем, что она не только имеет мало об

щего с социологией, но и слишком односторонне подходит к со

циальной реальности. Отождествление социологии с социальной

работой в сознании многих людей является в определенной сте

пени следствием <культурного отставания>, образовавшегося в те

времена, когда социальный работник, еще не будучи <професси

оналом>, имел дело скорее с нищетой, чем с либидозными фру-

страциями, и вполне обходился без помощи диктофона.

Но даже если бы социальная работа в Америке под влиянием

массового сознания не испытала крена в сторону психологизма,

то и тогда образ социолога как руководителя социальной работой

был бы неверным. Социальная работа независимо от ее теорети

ческого обоснования - это особый вид общественной практики.

Социология - не практика, а попытка понять. Разумеется, пони

мание может оказаться полезным в практической деятельности.

Именно поэтому мы считаем, что дальнейшее развитие социоло

гии принесет большую пользу социальной работе и избавит нас

от необходимости погружаться в мифические глубины <бессозна

тельного> для объяснения тех явлений, которые, как правило,

вполне осознаваемы, более просты и социальны по своей приро

де. Но в социологическом познании, цель которого заключается

в попытке понять общество, нет ничего, что делало бы занятие

самого социолога той или иной практической деятельностью не

обходимым. Социологическое знание (понимание) можно реко

мендовать социальным работникам, а кроме того продавцам, си

делкам, проповедникам и политикам, т.е. фактически каждому,

кто связан с манипулированием людьми независимо от конкрет

ных целей и моральных оправданий.

Именно такое понимание социологического познания подра

зумевается в классическом утверждении Макса Вебера* (одной из

наиболее важных фигур в истории развития социологической

мысли) о том, что социология <свободна от ценностей>'. К дан

ному утверждению нам еще не раз придется возвращаться, поэ

тому кое-что хотелось бы уточнить прямо сейчас. Разумеется, это

13

утверждение we означает, что социолог не может и не должен

ваясь человеком, не может обойтись без них. В жизни социолог

как гражданин своей страны, как частное лицо, член религиоз

ной общины или еще какой-нибудь ассоциации людей, разделяет

великое множество ценностей. Но в рамках профессиональной

деятельности основная ценность одна - строгая научность. Од

нако это не исключает того, что социолог как человек вынужден

будет постоянно сталкиваться с собственными убеждениями, эмо

циями и предрассудками. Необходим особый интеллектуальный

тренинг, чтобы он выработал в себе стремление понимать и кон

тролировать их косвенное влияние на его работу, которое, на

сколько возможно, должно быть исключено. Надо ли говорить,

что сделать это не всегда легко, однако здесь нет ничего невоз

можного. Социолог стремится видеть то, что есть. Он может же

лать или страшиться своих открытий. Но он будет стараться ви

деть реальность, невзирая на свои надежды и опасения. Поэтому

идеал, к которому стремится социология, - это акт чистой пер

цепции (восприятия), настолько чистой, насколько позволяют и

человеческие возможности.

Данное утверждение можно пояснить с помощью следующей

аналогии. В любом политическом или военном конфликте боль

шую пользу приносит перехват той информации, которой распо

лагают разведывательные службы противника. Перехват полезен

только потому, что хорошая разведка собирает достоверную ин

формацию. Если разведчик составляет донесения с оглядкой на

идеологию и амбиции своего начальства, то его работа бесполез

на не только для чужих (в случае перехвата), но и для своих. Уже

неоднократно отмечалась одна из слабостей разведывательного

аппарата тоталитарных государств: агентура сообщает не то, что

обнаруживает, а то, что угодно слышать начальству. Совершенно

очевидно, что такая разведка никуда не годится. Хороший раз

ведчик докладывает то, что есть, а что делать с этой информа

цией, решают другие. Социолог во многом похож на разведчика.

Его работа заключается в том, чтобы с предельной достовернос

тью описывать некоторый театр социальных действий. Другие

люди или он сам, но уже не в роли социолога, должны решать,

какие передвижения следует сделать на том или ином участке.

Особо подчеркнем, что сказанное не освобождает социолога от

необходимости задавать себе вопросы о целях, которые пресле

дуют его работодатели, и о том, как будут использованы резуль

таты его работы. Но это - несоциологические вопросы. Такие

вопросы должен задавать себе всякий человек, предпринимаю-

14

щий какие-либо действия в обществе. Ведь, скажем, биологичес

ства, следовательно, биолог не свободен от ответственности за

то, чему он служит. Но ставя перед собой вопросы о личной от

ветственности, он задает вопросы небиологического свойства.

Существует еще один образ социолога, связанный с упомяну

тыми выше, - образ социального реформатора. Он также имеет

исторические корни не только в Америке, но и в Европе. Споет

Копт*, французский философ XIX в., придумавший название со

циологии, рассматривал эту дисциплину как учение о прогрессе,

как секуляризованную наследницу теологии и королеву всех наук.

В его концепции социолог в любой отрасли знания выступает как

третейский судья, пекущийся о благе людей. Такая трактовка,

очищенная, впрочем, от наиболее фантастических претензий,

дольше всего сохраняла свое влияние во Франции, но ее отголос

ки были слышны и в Америке, в частности на заре американской

социологии, когда несколько заокеанских последователей Канта

всерьез обратились с меморандумом к президенту университета

Брауна о переподчинении всех факультетов факультету социоло

гии. Сегодня немного найдется социологов (а в Америке, пожа

луй, не найдется вовсе) с подобными претензиями. Эта концеп

ция дает о себе знать тогда, когда ожидают, что социологи доста

нут из своих портфелей образцы реформ, направленных на ре

шение тех или иных социальных проблем.

Социологи (в том числе автор) получают, конечно же, неко

торое моральное удовлетворение от того, что их социологические

прозрения не раз помогали облегчить участь целых категорий

людей, ибо вскрывали вопиющие, с точки зрения общественной

морали, условия жизни, развенчивали массовые иллюзии и пред

лагали более гуманные средства для достижения социально жела

емых целей. В качестве примера можно привести использование

социологического знания в судебной и пенитенциарной'" прак

тике западных стран. Можно сослаться на использование ре

зультатов социологических исследований при решении Вер

ховным Судом США вопроса о расовой сегрегации в государ

ственных школах в 1954 г. Социологические исследования про

водятся и с целью помочь в социальном планировании разви

тия городов. Ясно, что чувствительный к моральным и полити

ческим проблемам социолог с удовлетворением вспоминает по

добные примеры.

И опять-таки нужно иметь в виду, что здесь мы имеем дело не

с социологическим знанием, а с его применением. Нетрудно пред

ставить себе, как одни и те же знания можно использовать с

15

противоположными намерениями. Социологическое объяснение

вать и для разжигании межрасовой вражды, и на распростране

ние терпимости; интерпретацию внутренних механизмов челове

ческой солидарности можно использовать как в тоталитарных,

так и в демократических режимах. Нужно четко представлять себе,

что процессами, приводящими к согласию, могут управлять и вос

питатели в летних лагерях, и промыватели мозгов в лагерях ком

мунистического Китая. Не исключено, что к социологу могут об

ратиться за советом и в том случае, если наметятся такие соци

альные изменения, которые общество посчитает нежелательны

ми. Однако представление о социологе как о социальном рефор

маторе страдает теми же недостатками, что и представление о

нем как о социальном работнике.

Мы рассмотрели взгляды на профессию социолога, которые

зародились по меньшей мере несколько десятилетий назад. Те

перь обратимся к некоторым представлениям, сложившимся срав

нительно недавно в новейших социологических направлениях.

Согласно одному из них социолог - это собиратель статистичес

ких данных о человеческом поведении, который по существу яв

ляется подручным ЭВМ. Он выходит <в поле> с опросником, оп

рашивает людей в соответствии с выборкой, потом возвращается

назад и загоняет данные в машину. Само собой разумеется, для

таких занятий ему нужен приличный штат сотрудников и очень

солидное финансирование. Причем подразумевается, что резуль

таты громадных усилий смехотворны: скрупулезно, по крупицам

выясняется то, что и так уже известно другим.

Подобное представление о социологе поддерживается в об

щественном сознании деятельностью многих организаций, кото

рые с полным правом можно было бы назвать парасоциологичес-

кими, занимающимися главным образом общественным мнени

ем и маркетингом. Фигура поллстера" получила широкую из

вестность в американской жизни благодаря назойливым расспро

сам по различным темам, начиная от внешней политики и кон

чая потреблением туалетной бумаги. Методы опросного бизнеса

очень сходны с методами социологических исследований, поэто

му отождествление социолога с поллстером вполне понятно. Ис

следования Кинси" сексуального поведения американцев, пожа

луй, в значительной степени укрепили это представление'*. Идет

ли речь об онанизме, о голосах, отданных республиканцам, или о

случаях поножовщины между бандитскими шайками, основные

вопросы такой социологии всегда сводятся к следующим двум:

<как часто?> и <сколько раз?>. Как ни странно, но среди анекло-

16

тов о социологах очень мало таких, которые связаны именно с

К сожалению, данное представление о социологической про

фессии - не просто плод фантазии. После первой мировой вой

ны американские социологи решительно отвернулись от теории

и активно занялись чисто описательными эмпирическими иссле

дованиями, в результате чего были существенно улучшены их ме

тодики. Большое внимание уделялось, естественно, статистичес

ким методам. Примерно в середине 40-х годов наметился рост

интереса к социологической теории, и есть отчетливые признаки

того, что отход от узкого эмпиризма продолжает набирать силу.

Тем не менее значительную часть социологических проектов в

США составляют локальные исследования скрытых от посторон

них глаз фрагментов социальной жизни, не имеющие никакого

выхода на более широкие теоретические обобщения. Достаточно

просмотреть заголовки статей ведущих социологических журна

лов или списки докладов на социологических конгрессах, чтобы

убедиться в правильности нашего утверждения.

Этому способствует политическая и экономическая структура

высшего образования США, причем не только в области социо

логии. Колледжи и университеты возглавляют, как правило, очень

занятые люди, не имеющие ни времени, ни желания вникать в

эзотерические'* изыскания своих подчиненных. А ведь именно

администраторы призваны решать вопросы о приеме на работу и

увольнении, о повышении и понижении преподавателей в долж

ности. Какими критериями они пользуются при принятии реше

ний? Требовать, чтобы они читали научные труды своих препо

давателей, нельзя, потому что у них на это нет времени. Нет у

них и соответствующей подготовки для квалифицированной оцен

ки материала, особенно в специальных дисциплинах. Мнения не

посредственных коллег о конкретном преподавателе сомнитель

ны а priori, потому что, как правило, учебное заведение подобно

джунглям, в которых факультетские фракции ведут между собой

войну и никто не может рассчитывать на объективную оценку ни

со стороны <своих>, ни со стороны <чужих>. Поиски опоры в

мнениях студентов - еще более сомнительная процедура. И ад

министратору приходится выбирать из трех зол меньшее. Он мо

жет исходить из того, что учебное заведение - это единая счас

тливая семья, где каждый, независимо от заслуг, должен посте

пенно продвигаться по служебной лестнице. Попытки точно при

держиваться данного принципа предпринимаются довольно час

то, однако дело постоянно осложняется обостряющейся конку

ренцией за признание у широкой публики и за выделяемое спе-

2-337

циальными фондами финансирование. Другой путь - полностью

див их более или менее рациональными соображениями. Но в

таком случае администратор рискует потерять рычаги управле

ния, поскольку любой подобный клан ревностно отстаивает свою

независимость. Третий, наиболее распространенный в настоящее

время путь - руководствоваться критерием продуктивности, как

это делается в бизнесе. Но оценить продуктивность в той облас

ти, о которой имеешь весьма поверхностные представления, край

не трудно, и тогда приходится каким-то образом измерять при

знание, которым пользуется тот или иной исследователь среди

незаинтересованных коллег. Обычно полагают, что признание яв

ляется функцией от числа книг и статей, принятых издателями и

редакторами профессиональных изданий. Это заставляет препо

давателей сосредоточивать усилия на исследованиях, результаты

которых можно быстро и без особых затрат оформить в виде не

больших, но респектабельных статей. Причем имеются в виду

такие статьи, которые с наибольшей вероятностью будут приня

ты в каком-нибудь профессиональном журнале. Для социологов

это, как правило, небольшое эмпирическое исследование в узко

ограниченной области с использованием статистических мето

дов, - ведь в большинстве социологических журналов со все боль

шим подозрением относятся к статьям, в которых нет хоть какого-

нибудь статистического материала. Не удивительно, что молодые

энергичные социологи, прозябая на мелкотравье захолустных кол

леджей и тоскуя по заливным лугам престижных университетов,

заваливают редакции статейками, содержащими статистические

данные о привычках обучаемых ими студентов, о распределении

мнений относительно политики или описания классовой структу

ры окрестных поселков и деревень. Можно, правда, добавить, что

данная система не столь ужасна, как может показаться неофиту,

поскольку ритуальные требования хорошо известны тем, кого они

касаются. Человек бывалый читает в социологическом журнале

главным образом обзоры вышедших книг и некрологи, а на со

циологических конференциях появляется только в том случае,

если ищет работу или имеет какие-то особые интересы.

Приоритетность статистических методов в современной аме

риканской социологии выполняет, таким образом, определенные

ритуальные функции, которые легко понять, имея в виду ту сис

тему силовых полей, внутри которой приходится делать карьеру

большинству социологов. Фактически многие социологи имеют

весьма поверхностные знания в статистике и относятся к ней с

тем смешанным чувством страха и благоговения, с каким бедный

18

приходской священник относится к мощной гармонии латыни,

понять это, как станет ясна несуразность подобного подхода к

социологии. Тогда мы начинаем смотреть на социологию с поис

тине социологической проницательностью и можем постичь ее

внутреннее изящество, скрытое за внешними обозначениями.

Сами по себе статистические данные социологии не делают.

Они становятся социологией только тогда, когда получают соци

ологическую интерпретацию и соотносятся со специальной сис

темой координат социологической теории. Голые процентовки и

даже коэффициенты корреляций не составляют социологии. Это

не значит, что цифры, полученные в опросах, неистинны или

бесполезны для социологического познания. Они могут служить

исходным материалом для социологической интерпретации. Мы

хотим подчеркнуть, что социолог не ограничивается составлени

ем корреляционных таблиц между онанизмом до брака и педе

растией вне брака. Цифры для него имеют смысл только в рамках

более широких теоретических обобщений и служат пониманию

того, какие ценности разделяет общество и каково положение

социальных институтов. Для достижения такого понимания со

циолог часто прибегает к статистическим методам, особенно если

он изучает массовые явления в современном обществе. Но соци

ология столь же сводима к статистике, сколь филология сводима

к спряжению неправильных глаголов или химия - к производст

ву в колбе дурных запахов.

В настоящее время получило распространение еще одно пред

ставление, имеющее, по-видимому, тесную связь с образом ста

тистика. Согласно этому представлению социолог - человек, за

нятый главным образом разработкой методологии, в рамки кото

рой он потом втиснет все проявления человеческой природы.

Такого представления часто придерживаются люди с гуманитар

ным сознанием: оно необходимо им как доказательство того, что

социология является одной из форм интеллектуального варвар

ства. Нередко в своей критике эти <литераторы> отпускают язви

тельные замечания по поводу диковинного жаргона, на котором

изложена значительная часть социологических трудов. Естествен

но, что критик в данном случае выступает в качестве защитника

классических традиций гуманитарных исследований.

На подобную критику можно было бы ответить аргументом

ad hominenl*'. Похоже, что интеллектуальное варварство свойст

венно сейчас в равной мере всем основным учебным дисципли

нам, которые имеют дело с феноменом <человек>. И тем не ме

нее прибегать к аргументу ad hominem** было бы недостойно. А

19

посему мы с готовностью признаем: многое из того, что сегодня

варварства, если под этим словом подразумевать невежество в

истории и философии, узость взгляда, озабоченность только уров

нем технических навыков и полное безразличие к качеству изло

жения своих мыслей. Конечно же, указанные явления сами мо

гут стать предметом социологического анализа как набор харак

теристик современной академической жизни. Соревнование за

престиж и рабочие места в быстро усложняющихся отраслях по

рождает специализацию, которая часто ведет к дроблению и обо

соблению, что снижает общий уровень дисциплины. Однако было

бы не совсем точно отождествлять социологию с указанной об

щей интеллектуальной тенденцией.

Социология изначально трактовала себя как науку. Много

копий было сломано в спорах относительно точного смысла это

го самоопределения. Например, германские социологи'* подчер

кивали различия между социальными и естественными науками

с большей настойчивостью, чем их французские и американские

коллеги. Но приверженность социологов сциентистскому этосу в

любом случае означала желание связать себя определенными про

цедурными канонами науки. Верный призванию социолог делает

утверждения на основе наблюдений в соответствии с определен

ными критериями очевидности так, чтобы дать возможность кол

легам проверить, повторить и продолжить дальше его изыскания.

Социология - дисциплина, часто побуждающая прочесть какой-

нибудь научный труд вместо, скажем, романа на ту же тему, ко

торый может быть написан гораздо более живым и удобовари

мым языком. Пытаясь разработать в своей науке критерии оче

видности, социологи вынуждены обращаться к методологичес

ким проблемам. Вот почему методология является необходимой

и существенной частью социологического познания.

Однако верно и то, что некоторые социологи, особенно в

Америке, настолько увлеклись методологическими проблемами,

что утратили всякий интерес к обществу. В результате ни в одном

аспекте социальной жизни они не могут найти ничего сущест

венного, поскольку в науке, как в любви, концентрация на тех

нике ведет к импотенции. Фиксацию на методологии в значи

тельной степени можно объяснить необходимостью сравнитель

но новой дисциплины получить признание на академической

сцене. Поскольку простые американцы, а тем более американ

ские ученые рассматривают науку едва ли не как святыню, по

стольку желание строго следовать процедурам старейших естест

венных наук очень сильно среди новичков на рынке эрудиции. В

20

этом немало преуспели, например, экспериментальные психоло

делают человеческие существа, и с тем, что они есть. Ирония

заключается в том, что сами представители естественных наук

постепенно отказываются от жестких позитивистских догматов,

которые все еще стараются адаптировать иные гуманитарии. Од

нако данной проблематики мы сейчас касаться не будем, заме

тим только, что социологам (по сравнению с другими родствен

ными дисциплинами) пока удавалось избегать наиболее нелепых

требований этого <методизма>. По мере того как они будут при

обретать более прочный академический статус, можно ожидать,

что влияние комплекса методологической неполноценности бу

дет снижаться и далее.

Упрек в том, что многие социологи пишут свои труды на вар

варском наречии, также можно принять с некоторыми оговорка

ми. Всякая научная дисциплина должна разрабатывать свою тер

минологию. Это право безоговорочно признается за такой нау

кой, как, например, ядерная физика, занимающаяся вещами,

которые совершенно не известны широкой публике и для обо

значения которых в обыденной речи просто нет слов. Между тем

особая терминология для социальных наук, быть может, даже более

важна, поскольку их предмет знаком всем и слова для его описа

ния уже существуют. Именно потому что мы хорошо знаем со

циальные институты, которые нас окружают, наши представле

ния о них в обыденном сознании весьма нечетки и часто оши

бочны, подобно тому, как большинству из нас очень трудно дать

точное описание собственных родителей, жен и мужей, детей и

близких друзей. Кроме того, при обозначении реалий социаль

ной действительности наш язык часто (и, может быть, слава Богу)

оказывается расплывчатым и невразумительным. Взять, к приме

ру, хотя бы понятие <класс>, одно из центральных понятий в

социологии. В обыденном употреблении оно имеет, наверное,

десятки значений, выделяя категории людей с разными уровня

ми дохода, расы, этнические группы, политические группировки,

по рейтингу IQ и многим другим критериям. Ясно, что социолог,

если он в своей работе стремится к какой-то научной строгости,

должен иметь четкое недвусмысленное определение понятия.

Учитывая эти обстоятельства, становится понятной склонность

некоторых социологов, во избежание семантических ловушек обы

денного употребления, к изобретению невиданных доселе неоло

гизмов. Поэтому, по крайней мере некоторые из них, мы считаем

абсолютно необходимыми. Вместе с тем мы полагаем, что, при

ложив некоторые усилия, большинство социологических сюже-

21

Toe можно изложить доступным языком и современный <социо

вать как сознательную мистификацию. Но опять-таки сходное

явление мы обнаруживаем и в других дисциплинах. Объяснение

этого, возможно, кроется в сильном влиянии германских акаде

мических традиций, которое испытали на себе американские уни

верситеты в период их становления в качестве научных центров,

когда глубина научного анализа достигалась с помощью тяжело

весного языка науки. Если научная проза оказывалась непонят

ной никому, кроме узкого круга посвященных, то это было дока

зательством ее интеллектуальной респектабельности ipso facts**.

Многие американские научные труды и сейчас еще производят

впечатление переводов с немецкого. Конечно, о подобном мож

но только сожалеть, однако к легитимности социологического

познания как такового это не имеет отношения.

И, наконец, мы рассмотрим образ социолога, связанный не

столько с выполнением его профессиональной роли, сколько с

представлением о нем как об особом типе личности. Согласно

такому представлению, социолог - отстраненный, беспристраст

ный наблюдатель, хладнокровно манипулирующий людьми. Если

в отношении кого-то данное представление превалирует, то его

можно считать ироническим триумфом собственной борьбы со

циолога за свое признание в качестве истинного ученого. Социо

лог здесь оказывается самозванным сверхчеловеком, отгородив

шимся от теплой витальности обыденного существования и ищу

щим удовлетворение не в том, чтобы проживать свою жизнь, а в

том, чтобы судить о жизни других людей, тщательно раскладывая

их по полочкам, из-за чего он упускает из виду реальную значи

мость того, что наблюдает. Более того, существует мнение, что

даже если социолог вовлекается в социальные процессы, то он

делает это как беспристрастный инженер, отдающий свои мани-

пулятивные навыки в распоряжение властей.

Пожалуй, последнее из рассмотренных представлений не по

лучило столь широкого распространения. Его придерживаются

главным образом те, кто по политическим мотивам опасается

фактического или возможного злоупотребления социологией в

современных обществах. Не стоит тратить много слов ради опро

вержения этого представления. Как обобщенный портрет совре

менного социолога оно имеет слишком явные искажения и по

дойдет очень малому числу индивидов, которых можно встретить

сегодня в Америке. Тем не менее проблема роли ученого-обще

ствоведа - действительно очень серьезная проблема. Например,

привлечение социологов в некоторые отрасли промышленности

22

и государственного управления вызывает вопросы морального по

тексте, чем это делалось до сих пор. Впрочем, вопросы морали

касаются всех, кто занимает ответственный пост в современном

обществе. Нет нужды подробно останавливаться здесь на имидже

социолога как беспристрастного наблюдателя и бессовестного ма

нипулятора человеческими судьбами, - история порождает не

так много людей, подобных Талейрану. Большинству современ

ных социологов не хватает эмоциональной сдержанности, чтобы

претендовать на такую роль, даже если в горячечных фантазиях

они и обнаруживают аналогичные стремления.

Как же нам постичь социолога? Обсуждая различные пред

ставления, с которыми ассоциируется образ социолога в массо

вом сознании, мы уже выделили целый ряд элементов, которые

должны войти в нашу концепцию, и теперь мы можем собрать их

воедино. Мы будем конструировать то, что сами социологи назы

вают <идеальным типом>. Это означает, что полученный в ре

зультате образ нельзя будет обнаружить в реальности <в чистом

виде>. Напротив, обнаружить можно будет только примеры раз

личной степени приближения к нему или отклонения от него.

<Идеальный тип> не следует понимать как некое эмпирическое

среднее. Мы не будем претендовать даже на то, чтобы все, кто

называют себя социологами, полностью согласились с нашей кон

цепцией, и не собираемся оспаривать права тех, кто откажется

после этого причислять себя к таковым. Исключение из профес

сиональной гильдии - не наше дело. Однако мы полагаем, что

наш <идеальный тип> соответствует Я-концепции большинства

представителей основного направления социологии как прежде

(по крайней мере, в нынешнем веке), так и теперь.

Согласно <идеальному типу>, социологом является тот, кто в

своей деятельности связан с осмыслением общества, и это ос

мысление (понимание) научно по своей природе, что означает:

познание и передача знаний об изучаемых социологом социаль

ных явлениях происходит в рамках строго ограниченной системы

координат. Одной из главных характеристик научной системы

координат служит то, что все операции производятся по опреде

ленным правилам доказательства. Как ученый, социолог стре

мится быть объективным, держать в узде собственные предпо

чтения и предрассудки, воспринимать то, что есть, и воздержи

ваться от нормативных суждений. Разумеется, эти рамки не охва

тывают всей тотальности его человеческого существования, а ог

раничивают его действия лишь в качестве социолога. Социолог

не претендует на то, что рассмотрение общества возможно толь-

23

ко в его системе координат. Поэтому немного найдется ученых в

смотреть лишь с научной точки зрения. У разглядывающего нар

цисс ботаника нет оснований оспаривать право поэта смотреть

на тот же самый цветок <иными глазами>. В человеческом мире

существует много разных игр. Вопрос не в том, чтобы отказывать

людям в праве играть в другие игры, а в том, чтобы человек четко

осознал правила собственной игры. Таким образом, социолог в

своей <игре> должен придерживаться правил науки и ясно пони

мать смысл этих правил. Иначе говоря, он должен уяснить себе

некоторые методологические вопросы. Методология не является

его конечной целью. Цель, напомним еще раз, заключается в

попытке понять общество. Методология помогает достижению

этой цели.

Для того чтобы понять общество или отдельно взятый сег

мент его, социолог пользуется целым набором различных средств,

и среди них - статистические методы. Статистика может ока

заться очень полезной при ответе на некоторые социологические

вопросы. Но статистикой социология не исчерпывается. Будучи

ученым, социолог обязан оперировать терминами, которые обла

дают точным значением, т.е. он должен быть очень аккуратным с

терминологией. Но это означает не необходимость изобретать соб

ственный язык, а недопустимость наивно обращаться с обще-

употребимыми словами. Наконец, интерес социолога есть преж

де всего теоретический интерес: его интересует понимание ради

понимания. Он может отдавать себе отчет и даже специально

задумываться о практической применимости и возможных пос

ледствиях своих изысканий, но здесь он уже выходит за пределы

социологической системы координат как таковой в царство цен

ностей, убеждений, идей, которые свойственны и другим людям,

не являющимся социологами.

Рискнем утверждать, что эта концепция найдет самую широ

кую поддержку в социологии. Но теперь мы хотели бы пойти

немного дальше и поставить более личностный (и, без сомнения,

более каверзный) вопрос. Мы хотели бы обратить внимание не

только на то, чем занимается социолог, но и на то, что побуждает

его к этим занятиям. Говоря словами Макса Вебера, сказанными

им в сходном контексте, мы намерены коснуться природы соци

ологического демона'*. Здесь мы обратимся скорее не к идеаль

но-типическому представлению в указанном выше смысле, а ско

рее к той вере, которую исповедует профессиональный социолог.

Опять-таки, мы никого не собираемся отлучать от социологичес

кого братства - социологическая игра проходит на огромном иг-

24

ровом поле, - а лишь пытаемся точнее описать тех, кого нам

Мы определили бы социолога (т.е. того, кого мы хотели бы

пригласить всерьез поиграть с нами) как человека, который ис

пытывает постоянный, неизбывный, не знающий моральных пре

град интерес к человеческим поступкам. Его естественный ареал

обитания - всевозможные места скопления людей, где бы они

ни собирались вместе. Социолога может интересовать и масса

других вещей. Но основной его интерес лежит в мире людей, их

институтов, истории и страстей. А раз так, то все, что делают

люди, должно привлекать его внимание. Его интерес к событи

ям, в которых задействованы самые глубинные убеждения лю

дей, к моментам трагических переживаний, величия и высшего

наслаждения вполне естествен. Но его в равной мере привлекут

и обыденность, повседневность. Разумеется, ему не будет чуждо

благоговение перед великими событиями, но это благоговение не

избавит его от желания смотреть и понимать. Иногда он может

испытывать отвращение и сострадание. Однако и это не умалит

его желания найти ответы на свои вопросы. В стремлении позна

вать социолог проходит сквозь человеческий мир без всякого ува

жения к <демаркационным линиям>, прочерченным в обыден

ном сознании. Благородство и низость, власть и безвестность,

разумность и глупость в равной мере интересуют его, какой бы

ни была разница между ними с точки зрения его личных ценнос

тей и вкусов. Собственные интересы могут привести его на лю

бой уровень общества (уважаемый или презираемый), в любую

населенную точку на карте. И если он хороший социолог, то вез

де проявит себя, ибо его мучают бесконечные вопросы, и ему

ничего не остается, кроме как искать на них ответы.

Эту мысль можно было бы выразить и более прозаически.

Социолог просто в силу своей профессиональной принадлежнос

ти есть человек, который должен, независимо от своей воли, под

слушивать всякого рода сплетни, подсматривать в замочные сква

жины, читать адресованные другим письма, проникать в чужие

кабинеты. Пока какой-нибудь досужий психолог не сконструи

ровал тест диагностики социологических способностей как раз

новидности вуайеризма, подчеркнем, что мы всего лишь прово

дим аналогию. Возможно, что несколько мальчиков, с любопыт

ством следивших в детстве за своими незамужними тетушками в

ванной, и выросли в настоящих социологов. Нас это совершенно

не интересует. Нас интересует то любопытство, которое одолева

ет любого социолога, стоящего перед закрытой дверью, из-за

которой раздаются человеческие голоса. Настоящий социолог

25

обязательно захочет открыть дверь и разобраться, о чем там

грани человеческой жизни, которые еще не открыты и не показа

ны.

Социолог всегда занят проблемами, которые другим кажутся

исследования. Он найдет, о чем поговорить и со священником, и

с проституткой, но будет делать это не из личных предпочтений,

а ради поиска ответов на вопросы, которые интересуют его в

данный момент. Он занимается и тем, что другие находят слиш

ком скучным. Его будут интересовать не только человеческие вза

имосвязи во время боевых действий или в моменты интеллекту

альных озарений, но и взаимоотношения внутри обслуживающе

го персонала в ресторане или между играющими в куклы девоч

ками. Основное внимание он сосредоточивает не на предельной

ценности того, что люди делают, а на самом конкретном дейст

вии как очередном примере громадного разнообразия человечес

кого поведения и столь же громадного разнообразия трактовок

этого действия партнеров по игре.

В своем путешествии по миру людей социологу неизбежно

встретятся <почемучки> других профессий. Иногда они будут не

годовать на его присутствие, чувствуя, что он вторгается в их

заповедную зону. Где-то социологу встретится экономист, где-то

политолог, где-то психолог или этнограф, и, вероятнее всего, в

одном и том же месте они будут искать ответы на разные вопро

сы. Социолога по существу всегда интересуют одни и те же во

просы: что здесь делают люди, общаясь между собой? каковы их

взаимоотношения? как эти отношения организуются в институ

ты? каковы коллективные идеи, которые движут людьми и их

институтами? Пытаясь ответить на подобные вопросы в каждом

конкретном случае, социолог обязательно затронет и экономи

ческие и политические проблемы, но сделает это совершенно

иначе, нежели экономист или политолог.

Социолог смотрит на ту же сцену человеческого действия, что

и другие ученые, но угол его зрения отличен. Только тогда, когда

начинаешь осознавать это, становится понятной бессмысленность

затеи отгородить социологу кусок территории, где он с полным

правом мог бы заниматься своим делом. Подобно Дж. УэслиT

социолог вынужден будет признать своим приходом весь мир,

но, в отличие от некоторых его современных последователей, он

с радостью разделит этот приход со всеми другими. Есть, однако,

один путешественник, с которым социолог чаще, чем с другими,

будет встречаться на своем пути. Этот путешественник - исто-

26

РНК. В самом деле, стоит только социологу обратиться от настоя

отличить от предмета интересов историка. Но оставим рассмот

рение их взаимоотношений на потом, а пока ограничимся лишь

одним замечанием: путешествие социолога было бы значительно

обеднено впечатлениями, если бы он не встретился с другими,

преследующими свои интересы, путешественниками.

В любой области познания, стоя на пороге какого-то откры

тия, можно ощутить возбуждение. В некоторых областях знания

оно связано с открытием неведомых и немыслимых ранее миров.

Подобное возбуждение переживает астроном или физик-ядерщик,

заглянувший в антимир, располагающийся за границами той ре

альности, которую человек в состоянии воспринимать. Его мо

жет испытывать также бактериолог и геолог. Несколько иное вол

нение переживает лингвист, открывающий новые пласты челове

ческого самовыражения, или антрополог, исследующий обычаи

народов далеких стран. Во время таких открытий, если их прини

маешь близко к сердцу, расширяется сфера осознаваемого, а иног

да происходит и существенная трансформация самого сознания.

Мир оказывается еще более удивительным, чем это можно было

вообразить в мечтах. Совсем по-другому переживает такой мо

мент социолог. Иногда, правда, и он проникает в совершенно не

известные ему дотоле миры, будь то преступный мир, мир экзо

тической религиозной секты или особый мир профессиональной

группы - врачей, военных командиров, творцов рекламы. Но

все же большую часть своего времени социолог проводит на та

ких участках жизни, которые хорошо знакомы и ему, и большин

ству окружающих его людей. Он исследует сообщества, институ

ты и их деятельность, т.е. то, о чем можно каждый день читать в

газетах. В его исследованиях привлекает не возбуждение от встречи

с чем-то неизвестным, а скорее то, что привычное приобретает

совершенно новый смысл. Очарование социологии заключается

в том, что, приняв ее перспективу, мы начинаем видеть мир, в

котором прожили всю свою жизнь, в ином свете. Она производит

определенную трансформацию сознания. Более того, эта транс

формация экзистенциально оказывается более значимой по срав

нению с той, которая производится другими дисциплинами, по

тому что ее воздействие труднее ограничить какой-нибудь одной

сферой сознания. Астроном не живет в отдаленных галактиках, а

ядерный физик, выйдя из лаборатории, может кушать, смеяться,

жениться, не думая о внутреннем строении атома. Геолог занят

камнями только определенное время, лингвист бездумно пользу

ется речью в разговоре с женой, а социолог живет в обществе и

27

на работе, и вне ее. Его собственная жизнь неизбежно становит

вут, социологам же приходится строго отграничивать профессио

нальную позицию от своих повседневных забот. Честно выпол

нять это требование - дело нелегкое.

Социолог исследует обыденный мир людей - мир, который

большинство из них назвали бы реальным. Используемые им в

анализе категории являются лишь некоторым уточнением поня

тий, которыми живут люди, - <власть>, <класс>, <статус>, <раса>,

стоты и очевидности результатов некоторых социологических ис

следований. Читая о них, можно в знак согласия кивать головой;

столкнувшись с описанием хорошо знакомого явления, утверж

дать, что где-то об этом уже слышал, и вопрошать, неужели лю

дям больше нечего делать, как тратить время на трюизмы*'. Но

так бывает до тех пор, пока не произойдет что-нибудь такое, что

радикально поставит под сомнение все наши представления об

окружающем мире. С этого момента человек начинает чувство

вать вкус к социологии.

Приведем конкретный пример. Представьте себе занятие по

социологии в каком-нибудь колледже южного штата, где почти

все студенты - белые южане. Представьте себе преподавателя,

который читает лекцию о расовой системе Юга. Он рассказывает

о том, о чем каждый студент знает с детства, и сама система

может быть им знакома со всеми подробностями лучше, чем лек

тору, - им это совершенно неинтересно. Как им кажется, он

просто использует более умные слова для описания того, что они

сами прекрасно знают. Так, он может употребить слово <каста>,

которое в настоящее время очень широко используется амери

канскими социологами при описании расовой системы Юга. Но,

объясняя термин, лектор обратится к традиционному индийско

му обществу, чтобы студентам было более понятно. Затем он

перейдет к анализу магических верований, свойственных касто

вым запретам; динамики социальных градаций и брачных отно

шений, скрытых внутри системы экономических интересов; свя

зей между религиозными представлениями и кастовыми запрета

ми; влияния кастовой системы на индустриальное развитие об

щества - и все это об Индии. В конце концов. Индия станет

совсем не такой далекой, как прежде, а лекция вернется к исход

ной проблематике Юга. Знакомое с детства уже не кажется тако

вым. Возникают совершенно неведомые ранее сомнения, они

могут раздражать, но все равно возникают. Наконец, если не все,

то некоторые студенты начинают понимать, что расовым взаи-

28

моотношениям свойственны и такие функции, о которых они ни

лей не слышали, вероятно, потому (или, по крайней мере, отчас

ти потому), что ни журналисты, ни родители просто ничего не

знали о них.

Можно сказать, первая заповедь социолога заключается в сле

дующем: вещи суть не то, чем они кажутся. Простота этого ут

верждения обманчива и быстро исчезает. Оказывается, что соци

альная реальность таит в себе множество смысловых пластов.

Каждое открытие нового пласта меняет представление о целом.

Антропологи пользуются термином <культурошок>, когда опи

сывают воздействие на новичка совершенно незнакомой ему куль

туры. Крайним примером подобного шока могут служить пере

живания западного исследователя, узнающего в разгар трапезы,

что он обедает мясом той самой старушки, с которой они нака

нуне мило беседовали, - шока, последствия которого, если не

моральные, то физиологические, вполне предсказуемы. Ныне

исследователи в своих путешествиях больше не встречаются с

каннибализмом. Тем не менее первое столкновение с полигамией

или с обрядом инициации, даже с тем, как в некоторых странах

водят машину, может повергнуть в шок визитера из Америки.

Следствием шока может быть не только осуждение или разочаро

вание, но и своего рода возбуждение от того, что вещи на самом

деле могут быть не тем, чем они являются дома. Это волнение в

чем-то сродни первой поездке за границу. Переживание социо

лога-исследователя можно описать как <культурошок> без гео

графических перемещений. Иными словами, социолог путешест

вует по дому, и результаты приводят его в шок. Конечно, вряд ли

ему доведется обнаружить, что за обедом он съел старую леди.

Однако если он выяснит, к примеру, что его церковь вложила

солидные суммы в производство ракет, или что в нескольких квар

талах от его дома живут люди, регулярно участвующие в культо

вых оргиях, то он испытает не меньшее эмоциональное потрясе

ние. Но мы не хотим сказать, что социологическое открытие всегда

или как правило оскорбляет моральные чувства. Совсем нет. Сход

ство с исследованием дальних стран заканчивается неожидан

ным обнаружением новых, неизвестных ранее граней человечес

кого существования в обществе. В этом заключается притягатель

ность и, как мы попытаемся показать далее, гуманистическое

оправдание социологии.

Всем, кто предпочитает избегать шокирующих открытий и

верит, что общество в точности является тем, чему его учили в

воскресной школе, кто любит незыблемость правил и этических

29

максим того, что Альфред Шютц назвал <миром, принимаемым

кто не испытывает искушений перед закрытой дверью, кому не

свойственно любопытство к человеческим существам, кто доволь

ствуется лишь общим видом и совершенно не интересуется, что

за люди живут в тех домах за рекой, также, видимо, следует дер

жаться подальше от социологии. Они найдут ее малоприятным

или, во всяком случае, неблагодарным занятием. Тех, кому чело

веческие существа интересны лишь постольку, поскольку их можно

изменять, обращать в свою веру или переделывать, спешим пре

дупредить, что они найдут социологию не столь полезной для

подобных целей, как им хотелось бы. А тем, кого интересуют

главным образом свои собственные концептуальные построения,

лучше заняться опытами над маленькими белыми крысами. Со

циология может приносить постоянное удовлетворение лишь тем,

кого ничто так не привлекает, как смотреть на людей и пони

мать, что они делают.

Теперь ясно, что в названии этой главы мы заявили, впрочем,

вполне умышленно, более узкую проблему. Уточним: социоло

гию можно рассматривать как индивидуальный способ времяпре

провождения в том смысле, что она может интересовать одних и

совершенно не интересовать других. Одним нравится наблюдать

за людьми, другим - экспериментировать с крысами. Мир до

статочно велик, чтобы познать его во всех проявлениях, и логи

чески нельзя отдать приоритет одному интересу перед другим.

Но слово <времяпрепровождение> не передает полностью того,

что мы имеем в виду. Социология больше похожа на страсть.

Социологическое зрение, подобно демону, завладевает челове

ком и заставляет его задавать самому себе все новые и новые

вопросы. Поэтому всякое введение в социологию - это пригла

шение испытать особую страсть. Никакая страсть не бывает пол

ностью безопасной. Социологу, который продает продукты свое

го труда, следует убедиться в том, что он четко произносит caveat

emptor* до вступления в сделку.