П. П. Блонский основные предположения генетической теории памяти1

Блонский Павел Петрович (26 мая 1884 — 15 феврали 1941) — советский педагог, психолог и историк философии, один из крупнейших исследователей в области педагогической психологии памяти и мышления, известен своей гене­тической теорией памяти («Память и мышление», 1935).

1. Основные виды памяти. Разногласия между исследователями памяти можно, конечно, объяснить субъективными причинами. Теории различных исследователей с различной степенью совершенства соответственно квалификации исследователей отражают одно и то же явление — память. Но разногласия настолько велики и в то же время настолько велика квалификация многих из этих исследователей, что закрадывается подозрение, в субъективных ли совершенствах исследователей только причина их разногласий.

Наш обзор истории проблемы памяти показывает, что с самого начала научной разработки этой проблемы память рассматривается в теснейшей связи с воображением, а объектом памяти считаются образы. Так рассматривала память античная психология. Такого же взгляда на нее, полностью или частично, придерживается ряд представителей новой психологии. Условимся называть память, имеющую дело с образами, образной памятью. Тогда мы можем сказать, что многие исследователи изучали, исключительно или преимущественно, образную память, и именно с изучения этой памяти началась история проблемы памяти. Но совершенно ясно, что те, которые изучают выучивание движений, изу­чают совершенно другой вид памяти. Если первые исследователи сближали память с воображением, то эти сближают

1 См.: Блонский П. П. Избранные психологические произведения. М., 1964.

380

память с привычкой. Условимся эту память называть, как это нередко делают, моторной памятью (la memoire motorics).

Но именно эту память устраняет из своего исследования Жане, и не ее он считает памятью в подлинном смысле этого слова. Наоборот, то, что Жане понимает под памятью, во многих отношениях прямая противоположность привычке. Если пользоваться общепринятыми терминами, то память у Жане больше, чем на что-либо иное, похожа на то, что обыкновенно называют логической памятью, и является как бы своеобразной разновидностью ее.

Таким образом, когда различные исследователи изучали память, то одни изучали главным образом или даже исклю­чительно образную память, память-воображение, другие — моторную память, память-привычку, а третьи, пожалуй,— логическую память, память-рассказ или память-мышление, как иногда интерпретировали эту память. Неудивительно, что, изучая совершенно различные виды памяти, исследова­тели приходили к различным результатам, думая, однако, при этом, что все они изучают одно и то же. Еще большая неразбериха получалась, когда один и тот же исследователь или компилятор (чаще всего так поступали именно авторы учебников или сводных работ о памяти) в одной и той же работе, при этом не отдавая себе в том отчета, смешивал воедино подобные различные, порой даже противоположные, результаты.

Моторная память, или память-привычка, образная память, память-воображение, логическая память, или память-

381

рассказ (на уточнении терминологии мы пока не останавливаемся),— вот три основных вида памяти, как они устанавливались из анализа истории проблемы памяти. Так, например, Аристотель изучал главным образом образную память, Уотсон — память-привычку, а Жане — память-рассказ. На ряду с этими тремя основными видами памяти некоторыми исследователями называется еще один вид памяти — аффективная память, память чувств. Особенно Рибо настаивал на существовании этой памяти, хотя не было недостатка и в тех исследователях, которые отрицали ее. Откладывая разбор дискуссии по этому вопросу до одной из следующих глав, допустим пока в виде предположения существование и этого — четвертого основного вида памяти.

Но что представляют собой эти виды памяти? Диалектик Гегель, как раз разбирая проблему представления, указывал на то, что способности представления или силы души, о которых учит обычная психология, на самом деле являются рядом ступеней развития представления. Нельзя ли попро­бовать применить эту точку зрения и к видам памяти? Не яв­ляются ли различные виды памяти лишь различными сту­пенями развития памяти?

2. Основные виды памяти как генетически различные «уровни» памяти (предварительная гипотеза). Даже самый беглый обзор онтогенетического развития человека показы­вает, что вышеупомянутые четыре основных вида памяти появляются в онтогенезе далеко не одновременно. Бесспорно, позже всех других видов памяти развивается память в по­нимании Жане, которую, не гонясь пока за точностью тер­минов, условимся называть памятью-рассказом, или логичес­кой памятью. По утверждению Жане, эта память имеется у ребенка начиная только с 3 или 4 лет. Когда заканчивается развитие этой памяти, мы не знаем, но педагогический опыт показывает, что развитие этой памяти продолжается еще в юношеском возрасте.

По данным Штерна, первые зачатки свободных воспоми­наний наблюдаются только на втором году жизни, и, пожа-

382

луй, было бы осторожнее всего именно с этим связывать начало выступания образной памяти. Даже если проявить уступчивость и допустить участие «образов» в «припомина­нии» в виде так называемой связанной памяти, когда ребенок припоминает что-либо ассоциированное с данным наличным стимулом, то, по Штерну, такое припоминание фигурирует только с 6 месяцев. С другой стороны, если считать для человека наиболее характерной образной памятью зрительную память, то, судя по тому, что эйдетические образы после полового созревания сильно ослабевают, правдоподобно пред­положить, что во всяком случае уже в юношеском возрасте образная память не прогрессирует.

«Самый первый сочетательный рефлекс вырабатывается уже на первом месяце жизни ребенка. Он состоит в следую­щем: если ребенка взять на руки в положении кормления, то он проявляет комплекс пищевых реакций без всякого при этом специального воздействия на его пищевую зону... Если взять ребенка в вертикальном положении и поднести его к раскрытой груди матери с выдавленной каплей молока на пей, пищевой реакции нет. Если же ребенка берет в поло­жении кормления сотрудник (мужчина), ребенок начинает делать сосательные движения. Очевидно, что самым ранним и первым сочетательным рефлексом является возникновение пищевых реакций в положении кормления. В течение первого месяца этот рефлекс вырабатывается у всех нормально кор­мящихся грудью детей, так как при грудном кормлении

383

имеются все необходимые для его выработки внешние уело вия». Если считать, вместе с Лебом, условные рефлексы «ассоциативной памятью», притом, конечно, моторной, то можно с достаточной правдоподобностью предположить, что моторная память начинает развиваться раньше всякого иного вида памяти. С другой стороны, педагогический опыт показывает, что младший школьный возраст — возраст, наиболее благоприятный для обучения ручному труду, танцам, ката­нию на коньках и т. п. На основании этого можно предположить, что, начиная с полового созревания, моторная па­мять, во всяком случае, не прогрессирует.

Учение о врожденных идеях, все равно, будет ли это понятие или представление, отвергнуто. Но существование врожденных движений, притом связей движений (инстинк­тивные движения), несомненно. Если стать на точку зрения тех, кто, подобно Земону, расширяет понятие памяти за пределы приобретаемого в жизни индивидуума опыта, то можно говорить о наследственности инстинктивных движений как о той моторной памяти, которой индивидуум обладает уже при рождении;

Так или иначе, в онтогенетическом развитии раньше всего выступает моторная память и, может быть, затем, но вско­ре — аффективная память, несколько позже — образная па­мять и гораздо позже — логическая память.

Но, пожалуй, самое яркое подтверждение того, что эти виды памяти — различные «уровни» ее, можно видеть в той последовательности, с какой расцвет функционирования одной памяти сменяет такой же расцвет другой памяти. Простое наблюдение показывает, что именно ранее детство является возрастом максимально интенсивного приобретения привычек. Оно же обнаруживает гегемонию так называемого «образного мышления», проще и точнее говоря, воображения — воспро­изводящего и продуктивного (фантазия) — в дошкольном воз­расте. Наконец, в школьном возрасте, и чем старше он, тем больше, на первый план выступает логическая память. Этот яркий факт дает основание предполагать, что виды памяти — на самом деле различные уровни, лучше говоря, различные ступени развития памяти.

Приблизительно ту же последовательность в развитии па­мяти дает рассмотрение филогенеза ее. Та память, о которой говорит Жане, конечно, принадлежит только человеку. Пус­каться в предположение о существовании образов у живот­ных, вообще, довольно рискованно, тем более для автора как незоопсихолога. Однако можно предположить, что образы имеются у животных, видящих сны. Торндайк слишком да­леко заходит в своем скептицизме, утверждая, что здесь просто нервное внутреннее возбуждение, для этого поведе­ния.., например, собаки, лающей, ворчащей, махающей хвос­том и т. п. во сне, слишком выразительно. Г. Эрхард расска­зывает: «Как известно, существуют собаки, которые во сне «охотятся». Моя собака при этом лает высокими тонами и двигает или стучит ногами. Это случается всегда тогда, когда ее перед этим водили гулять в лес... Если она несколько дней не была в лесу, то я могу побудить ее «охотиться» во сне тем, что я только вызову запах леса искусственным образом — запахом сосновых игл»³. Таким образом, у высших млекопитающих с некоторой вероятностью можно предполо­жить существование образов, а стало быть, и образной памяти. Но если даже отнестись к этому скептически, то по отношению к самым диким племенам человеческим, когда-либо виден­ным, никто не станет отрицать у них существование развитой образной памяти, пожалуй, даже в большей степени, чем у культурного человека. Образная память, несомненно, в филогенезе появляется раньше логической и не раз поражала путешественников своей силой у так называемых первобыт­ных племен. Возможно, хотя и сомнительно, что она имеется, пусть еще в слабой степени, и у высших млекопитающих.

С гораздо большей уверенностью можно утверждать, что моторная и аффективная память в филогенезе появляются очень рано. Как в этом убеждают опыты Иеркеса, повторенные в более утонченной форме Гекком, эти виды памяти имеются уже у дождевых червей. Опыты состояли в том, что червяку, доползшему до определенного места, нужно было обязательно свернуть или вправо, или влево, так как дальше нельзя было прямо ползти. При этом на одной стороне, если червяк поворачивал туда, он получал электрический удар. В первых опытах червяк одинаково часто сворачивал то вправо, то влево, но затем, примерно после 80—100 опытов, ясно обна-

Что касается моторной памяти, то, если доверяться авторитетным зоопсихологам, ее можно обнаружить даже у про­стейших (protozoa). Описывая соответствующие опыты над paramaecium, Гемпельманн говорит о «выучивании путем упражнения» у этого животного и заключает: «Физиологические изменения, необходимые для выполнения соответствующей совокупности движений, протекают вследствие час­того повторения все быстрее. Должен, конечно, после каждого протекания реакции оставаться, сохраняться, «этнографироваться» след, остаток, благодаря чему облегчается следующее протекание. Мы, стало быть, имеем дело с мнемическим процессом в смысле Земона.

Таким образом, и в филогенезе мы имеем все тот же ряд: моторная память — аффективная память — образная па­мять — логическая память в смысле Жане. Каждый из членов этого ряда следует в определенной последовательности за другим.

Так, на основании онтогенетических и филогенетических данных удалось установить, что основные виды памяти являются как бы членами одного и того же последовательного ряда, и в филогенезе и в онтогенезе они развиваются в определенной последовательности друг за другом.

Чем ближе к началу этого ряда, тем в меньшей степени имеет место сознание, и даже наоборот, активность его мешает

4. 
   Hemphelmann F. Tierpsychologie. Vom Standpunkte des Biologen.
   «Akadverlagsgesellschaft». Leipzig, 1926. S. 165.
   
5. 
   Ibid. S. 77.
   

памяти. Инстинктивные и привычные движения обычно со­вершаются автоматически, без участия сознания, а когда мы на автоматически совершенные привычные движения направ­ляем сознание, то этим производство таких движений скорее затрудняется. Даже очень опытный танцор может сбиться, думая, как ему двигать ногами. Дискуссия о том, существует ли аффективная память, как увидим, возникла в значитель­ной мере потому, что произвольная репродукция чувств труд­на, почти невозможна, тогда как непроизвольно они то и дело репродуцируются.

Как образная, так и логическая память лежат уже в сфере сознания. Но и здесь их положение по отношению к сознанию различно: вряд ли кто станет оспаривать, что в логической памяти сознание принимает гораздо большее участие.

Таким образом, можно предположить, что различные виды памяти, развивающиеся последовательно одно за другим, на­ходятся на различных уровнях сознания, относятся к раз­личным ступеням развития сознания. Это еще раз укрепляет нас в предположении, что виды памяти не что иное, как различные уровни памяти, или, точнее и правильнее, раз­личные стадии развития памяти, различные ступени.

Понятие «уровень», введенное в неврологию английскими невропатологами (Джексон, Хед) и отсюда перенесенное не­которыми исследователями (в том числе и мной) в психоло­гию, нельзя признать вполне удовлетворяющим. Еще менее может удовлетворять как будто более распространенное среди генетических психологов, особенно немецких (Шторх, Вер-мер), понятие «слой». Эти понятия слишком статические, механистические. Они не внушают идеи движения, перехода. Л между тем движение, переход, несомненно, имеют место.

Память-привычка — моторная память. Не случайно услов­ные рефлексы, считаемые некоторыми одним из видов этой памяти, а другими интерпретируемые как вообще ассоциа­тивная (моторная) память, собственно говоря, являются пред­метом физиологии, а не психологии; здесь есть движение, по не сознание. С другой стороны, та память, о которой говорит Жане, очень походит на мышление. Так, установ­ленный выше ряд памяти имеет своим началом движение без участия сознания, а концом — мышление.

История изучения памяти показывает, что это изучение началось со сближения памяти и воображения, да и сейчас в обычных курсах психологии обе эти функции оказываются часто смежными, близко родственными друг другу. И в этом

387

Таким образом, в нашем ряде различных видов или уров­ней» памяти каждый из них обладает своеобразными особен­ностями, отличающими его от других, но в то же время между ними существуют связь и взаимопереходы.

Вопрос об отношении между памятью и привычкой при­влекал к себе большое внимание исследователей, и разбор его проник даже в современные курсы психологии, которые обычно уделяют ему известное место. Совершенно иначе об­стоит дело с вопросом об отношении между памятью и мыш­лением. Если раньше, в предыдущие столетия, этот вопрос привлекал внимание, правда, скорее философов, и преиму­щественно поскольку он был связан с вопросом об отношении между простым опытом и научным познанием, то в совре­менной психологии он не пользуется даже и таким внима­нием. Господствовавшая эмпирическая психология, находя­щаяся под сильнейшим влиянием эмпирической философии, не была склонна, судя по сравнительно небольшому количе­ству работ, да и не могла по своим узким эмпирическим философским установкам заняться как следует проблемой мышления. То философское направление, которое, по словам Энгельса, «чванясь тем, что оно пользуется только опытом, относится к мышлению с глубочайшим презрением»⁶, не давало эмпирической психологии ни желания, ни возмож­ности исследовать мышление. Любые курсы эмпирической психологии более или менее содержательны, пока речь идет об ощущениях, восприятии, внимании и памяти, но чем ближе к мышлению, тем они становятся все более бессодер­жательными. Проблема психологии мышления как бы усту­палась представителям так называемой «философской психо­логии», где она трактовалась в духе старомодной идеалисти­ческой болтовни.

Эмпирическая психология обрывалась на памяти, да и ту изучала далеко не до конца. Для этой психологии характерно, что как раз та память, которая ближе всего стоит к мыш­лению, ею наименее изучалась. Наоборот, самая элементарная с генетической точки зрения память, память-привычка, мо­торная память (включим сюда и вербальную, т. е. моторную память речевых движений), пользуется максимальным вни­манием современных представителей эмпирической психоло­гии. Так, стало быть, даже главу о памяти они дорабатывают не до конца, застревая скорее на первых разделах ее. С такой главой о памяти и с почти совершенно не разработанной главой о мышлении эмпирическая психология, конечно, не могла не только разрешать, но даже правильно поставить вопрос об отношении между памятью и мышлением. Точно так же не могла ни решить, ни правильно поставить этот вопрос идеалистическая, так называемая «философская пси­хология», усилия которой под влиянием ее идеалистических установок были направлены скорее на то, чтобы между па­мятью и мышлением создать непроходимую пропасть.