Ну-у, пап, ты помнишь ту Безумную идею, которая пришла мне в
голову в Стэнфорде?..
Господа, я представляю компанию «Блю Риббон Спортс оф Портленд,
штат Орегон».
Видите ли, Дот, я люблю Пенни. А Пенни любит меня. И если все и
дальше пойдет в том же духе, то, полагаю, мы сможем строить нашу
дальнейшую жизнь вместе.
«Извините, — сердито сказал громкий голос. — Нам придется
перезвонить вам».
Отбой.
Мы сидели. Никто ничего не говорил. Я делал глубокие вдохи и
выдохи. Лицо клерка медленно плавилось.
Прошло пять минут.
Пятнадцать.
Пот лил ручьем со лба и шеи Хэйеса.
Раздался звонок телефона. Клерк взглянул на нас, чтобы убедиться, что
мы готовы. Мы кивнули. Он нажал на кнопку динамика.
«Господа, — сказал громкий голос. — Считайте, мы договорились. Мы
разместим ваши акции на бирже в пятницу на этой неделе».
Я поехал домой. Помню, мальчишки играли у дома. Пенни стояла на
кухне. «Как прошел день?» — спросила она.
«Хм. О’кей».
«Хорошо».
«Мы получили нашу цену».
Она улыбнулась: «Разумеется».
Я отправился на длинную пробежку.
Затем принял горячий-прегорячий душ.
Затем быстро поужинал.
Затем уложил ребят в постель и рассказал им историю.
Шел 1773 год. Рядовые Мэт и Трэвис сражались под командованием
генерала Вашингтона. Продрогшие, уставшие, голодные, в разодранной в
пух и прах форме, они разбили лагерь, чтобы перезимовать в поселке
Вэлли-Фордж, Пенсильвания. Они спали в бревенчатых домиках, зажатых
между двумя возвышенностями: Маунт-Джой и Маунт-Мизери. С утра
до ночи леденящие ветры прорывались через горы и проникали сквозь щели
в хижины. Еды не хватало; только у трети бойцов была обувь. Куда бы
они ни отправлялись, выходя из дома, они оставляли кровавые следы босых
ног на снегу. Умирали тысячами. Но Мэт и Трэвис держались. Наконец
наступила весна. До армии повстанцев дошли слухи, что британцы
отступили, а французы шли на помощь колонистам. С тех пор рядовые
Мэт и Трэвис знали, что они смогут выжить в любых условиях. Маунт-
Джой, Маунт-Мизери (гора Радости, гора Нищеты. — Прим. пер.).
Вот и все.
«Спокойной ночи, ребята».
«Спокойной ночи, папа».
Я выключил свет, вышел и сел перед телевизором с Пенни. Никто из
нас на самом деле его не смотрел. Она читала книгу, а я занимался
подсчетом в голове.
К этому времени на следующей неделе Бауэрман будет стоить
9 миллионов долларов. Кейл — 6,6 миллиона. Вуделл, Джонсон, Хэйес,
Штрассер — каждый по 6 миллионов долларов. Фантастические цифры.
Цифры, которые ничего не значили. Никогда не знал, что цифры могут
одновременно значить так много и так мало.
«Баиньки?» — спросила Пенни.
Я кивнул.
Я обошел дом, выключая свет, проверяя двери. Затем я присоединился
к ней. Долгое время мы лежали в темноте. Ничего еще не закончилось.
Далеко не закончилось. Мы отыграли первую часть, сказал я себе. Но это
была только первая часть.
Я спросил себя: что ты чувствуешь?
Это не была радость. Это не было облегчение. Если я что-то и
чувствовал, то это было… сожаление? Боже правый, подумал я. Да.
Сожаление.
Потому что я честно хотел бы, чтобы я смог повторить все сначала. Я
заснул и проспал несколько часов. Когда я проснулся, было холодно и
дождливо. Я подошел к окну. С ветвей деревьев струйками стекала вода.
Все вокруг было в тумане. Мир был таким же, как и за день до этого, каким
он был всегда. Ничего не изменилось, и меньше всего изменился я сам. И
тем не менее стоил я 178 миллионов долларов.
Я принял душ, позавтракал, поехал на работу. Я оказался за своим
столом раньше всех.
Закат
Мы любим ходить в кино. Всегда любили. Но сегодня вечером перед
нами возникла дилемма. Мы пересмотрели все жестокие фильмы, которые
Пенни любит больше всего, поэтому мы собираемся с духом, чтобы выйти
за пределы своего домашнего уюта и попробовать что-то другое. Может,
комедию посмотреть. Я листаю газету. «Как насчет того, чтобы посмотреть
« Пока не сыграл в ящик» — в «Сенчури»? С Джеком Николсоном
и Морганом Фрименом?»
Она хмурится: ну, может быть.
На дворе Рождество 2007 года.
« Пока не сыграл в ящик» оказывается чем угодно, но только не
комедией. Это фильм о летальности. Двое мужчин, чьи роли исполняют
Николсон и Фримен, неизлечимо больные раком, решают провести остаток
дней, совершая забавные, сумасшедшие поступки, которые они всегда
хотели совершить, чтобы выжать максимум из того времени, которое
осталось у них, перед тем как сыграть в ящик. Спустя час после того, как
начался фильм, в зале не раздался ни один смешок.
Я нашел много странных, тревожащих параллелей между этим
фильмом и моей жизнью. Во-первых, Николсон всегда заставляет меня
вспоминать другой фильм — « Пролетая над гнездом кукушки», который, в
свою очередь, заставляет меня задуматься о Кене Кизи, а это переносит
меня в то время, когда я учился в Орегонском университете. Во-вторых, в
числе самых первых дел в списке обреченного персонажа Николсона
числится посещение Гималаев, что переносит меня в Непал.
Кроме всего прочего, персонаж Николсона прибегает к услугам
личного помощника — своего рода суррогатного сына, — которого зовут
Мэтью. Он даже немного похож на моего сына. Та же нечесаная козлиная
бородка.
Когда фильм заканчивается, когда в зале вспыхивает освещение, мы
с Пенни с облегчением встаем, чтобы вернуться в яркий свет реальной
жизни. Кинотеатр — новый колосс с шестнадцатью экранами в сердце
города Катидрал-Сити, расположенного рядом с Палм-Спрингс. Теперь мы
проводим здесь бо́льшую часть зимы, укрываясь от холодных орегонских
дождей. Выходя через вестибюль, ожидая, когда глаза привыкнут к яркому
свету, мы замечаем два знакомых лица. Вначале мы никак не можем
определить, кому они принадлежат. Перед нами все еще маячат Николсон
с Фрименом. Но эти лица не менее знакомы — и не менее знамениты.
Теперь до нас доходит. Это Билл и Уоррен. Гейтс и Баффет.
Мы подходим к ним.
Ни одного из них нельзя назвать нашим близким другом, но мы
встречались с ними несколько раз на социальных мероприятиях и
конференциях. У нас общие цели, общие интересы, несколько общих
знакомых. «Кто бы мог подумать, что встречу вас здесь!» — говорю я. И
тут же съеживаюсь. Неужели я действительно только что произнес такое?
Неужели я все еще стесняюсь и неловко себя чувствую в присутствии
знаменитостей?
«Я только что подумал о тебе», — говорит один из них.
Мы пожимаем руки всем вокруг и говорим главным образом о Палм-
Спрингс. Не правда ли, премиленькое местечко? Разве не замечательно
выбраться сюда из холода? Говорим о семьях, бизнесе, спорте. Я слышу,
как за моей спиной шепчут: «Эй, взгляни, Баффет и Гейтс, а этот с ними
кто?»
Я улыбаюсь. Как и должно быть.
Не могу не сделать несколько быстрых арифметических действий в
уме. На данный момент я стою 10 миллиардов долларов, а каждый из этих
людей стоит в пять или шесть раз дороже. Веди меня от нереального к
Достарыңызбен бөлісу: |