§ 3. Языковая деятельность как целостный объект функционального лингвистического исследования: к онтологии соотношения языка, речевой деятельности и речевых произведений

В связи с этим естественно встает вопрос онтологии структуры этого целостного объекта и функциональных отношений между его составными. Исходя из специфики функциональной методологии, языковую деятельность [langage] можно определить как осуществляемую человеком в процессе предметной и нейрофизиологической жизнедеятельности совокупность мыслительно-коммуникативных (вербализация, девербализация, запоминание, воспоминание и хранение в памяти) и предметно-коммуникативных действий (говорение, фиксация в изобразительных знаках, слушание и чтение) [1], взятую вместе с их фактуальными смысловыми продуктами (текстами, высказываниями и другими речевыми произведениями) [2] и системой информативных знаков (инвариантных смыслов) и правил (механизмов) языковой коммуникации [3]. В терминах де Соссюра первое и второе можно иначе именовать речью [parole] (речевой деятельностью и речью-результатом), третье - языком [langue]. Далеко не все лингвисты сумели по достоинству оценить то величайшее открытие в лингвистике ХХ века, которое сделал Фердинанд де Соссюр. Это было разграничение понятий языка и речи и представление их составными единой языковой деятельности.

вомерность перевода соссюровского термина "langage" как "речевая деятельность" и необходимость использования в качестве перевода термина "языковая деятельность". Неадекватность этих понятий очевидна. Языковая деятельность включает в себя и язык как совокупность знаний о том, как и при помощи каких средств можно общаться с другими людьми, и речевую деятельность как совокупность действий (поступков, операций), направленных на общение при помощи языка, и сами продукты такой деятельности (речь-результат, текст, языковой материал - в терминологии Л.Щербы)]

ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ

Во второй части "Fundamentals Of Language" Роман Якобсон выделил два типа нейропсихологических реакций, лежащих в основе речемыслительных процессов: субститутивные и предикативные (Якобсон, Халле, 1971). Первые лежат в основе ассоциативных процессов сходства, вторые - в основе ассоциаций смежности. Иными словами, предикативные реакции - это соположение в психике индивида всех элементов знания о мире, установление связей смежности, рема-тематических отношений, в результате которых возникает некоторый речемыслительный континуум или континуальная картина мира. Субститутивные же реакции лежат в основе процессов выделения определенного участка речемыслительного континуума, установления его границ (дискретизации), иерархического структурирования дискретизированной информации в ходе актов сравнения и противопоставления и фиксации ее в памяти. Очень условно можно было бы предположить, что в механизмах речевой деятельности и мышления превалируют предикативные реакции, а в механизмах организации языка и памяти - реакции субститутивные. Но это вовсе не значит, что когнитивные (связанные с хранением информации) или когитативные (связанные с оперированием информацией) процессы разобщены и могут протекать независимо друг от друга. Они взаимно предполагают друг друга. Это две стороны функционирования человеческой психики-сознания. Неразумно даже ставить вопрос о первичности (онто- или филогенетической) какой-либо из указанных сторон психической деятельности. Нельзя выстроить речемыслительный континуум при отсутствии дискретизированных информативных блоков. Точно так же невозможно образовать подобный блок при отсутствии образованного ранее целостного представления о каком-либо участке действительности. Ни одно из существующих когнитивных понятий не представляет собой автономный, самодостаточный феномен. Все они являются только потому таковыми, как они есть, что связаны многочисленными отношениями сходства и смежности с огромным множеством других понятий. Понятие создается своим окружением. Проблема соотношения языка и речи может быть более или менее адекватно разрешена лишь при экстраполировании ее на проблему соотношения психики-сознания или сознания-памяти (в смысле инвариантной совокупности рациональных знаний, чувственных переживаний и воспоминаний о сенсорных, волевых и эмотивных ощущениях) и психики-мышления (в широком операциональном смысле - как процесса создания информации в ходе оперирования элементами психики-сознания).

Естественно, в таком плане мышление представляет собой не столько упорядоченный линейный процесс (или как его иногда называют "поток сознания"), сколько собственно процессуальное состояние появления в психике-сознании множества рема-тематических связей и отношений, скорее всего, в виде "клубка" ассоциаций, который может в результате предикативных речемыслительных операций трансформироваться в некоторые более или менее упорядоченные линейные структуры. Линейность нами понимается как протяженность в пространстве и последовательность во времени. По нашему глубокому убеждению мало выделять в структуре психических процессов только мыслительную деятельность. Наряду с ней нужно говорить и о более глубоком оперативном слое психики - мыслительном состоянии. В то время как первая так или иначе может эксплицироваться в речевых и других семиотических структурах (в том числе и в линейном по своей сущности предметном поведении индивида), второе принципиально неподвластно волевым процессам и присутствует в человеческой психике на протяжении всей его жизни во всех ее состояниях.

104 ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ

Бесспорно, встречаются случаи, когда психический инвариант личности не образуется или разрушается. Тогда память как таковая (если она и присутствует), представляет из себя постоянно изменяющуюся хаотическую совокупность впечатлений и отдельных, не связанных между собой воспоминаний. Отсутствие инвариантного смысла и инвариантной системы смыслов в целом означает только одно - отсутствие личности или ее распад, встречающийся при ряде психических заболеваний. Однако, даже при сильных нарушениях в области психики-памяти (и ýже - сознания-памяти), как правило, в большей или меньшей степени сохраняется способность осуществлять те или иные психические действия, так или иначе реагировать на влияния внешней среды. И.Кант писал, что “невозможна ... такая психологическая темнота, которую нельзя было бы рассматривать как сознание” (Кант,1993:87). Кстати, когда говорят о так называемом "рациональном" ("разумном") или "цивилизованном" ("культурном") поведении, чаще всего имеют в виду его предсказуемость и стабильность. В терминах функциональной методологии это значит наличие стройной функциональной системы инвариантных социально детерминированных смыслов, к которым может регулярно апеллировать как сам их носитель, так и вступающий с ним в предметно-коммуникативное взаимодействие субъект. Мы полагаем, что сущность личности состоит не в динамических операциональных структурах (психомыслительных состояниях, мыслительной деятельности, речевой деятельности), а именно в инвариантных информационных системах (ее психике-сознании, семиозисе и языке).

Только после субститутивной обработки информация, содержащаяся в операциональных структурах, может быть преобразована в инвариантную форму и может приобретать вид категориальной иерархической структуры, элементы которой соотносятся между собой как в виде гипо-гиперонимической и парадигматической понятийной структуры (организованной по субститутивному принципу "класс - единица"),

так и в виде полевой структуры (организованной по предикативному принципу "ядро - периферия").

Именно в таком двояком состоянии информативные единицы сознания - когнитивные понятия - закрепляются в памяти (сознании). Понять эту мысль нетрудно. Речь идет о том, что каждое когнитивное (обыденное) понятие в нашем сознании содержится одновременно в двух структурах, т.е. связано с другими понятиями двумя типами связей - предикативными (смежностными, соположительными) и субститутивными (сходственными). Именно эти связи и отношения структурируют когнитивное понятие и позволяют при необходимости изъять его из системы для оперирования в ходе мыслительной деятельности.

За счет наличия этих двух типов отношений между когнитивными понятиями (отношений парадигматического сходства и синтагматической смежности) структурируются как сами понятия (инвариантные смыслы), так и вся система таких смыслов - сознание-память (подробно нами этот вопрос рассматривался в диссертационной работе, см. Лещак,1991). В данной работе мы ниже лишь вкратце затронем проблему структуры понятийного смысла и структуры когнитивной системы сознания исключительно в методологическом аспекте.

Ф.де Соссюр совершенно правомочно развел на онтологическом уровне смысловой и операциональный аспект языковой деятельности. Однако далеко не все критерии размежевания языка и речи, представленные в "Курсе общей лингвистики" (вне зависимости от того, принадлежат ли они по праву авторства самому Соссюру, или же это плод позднейших интерпретаций его редакторов), могут полностью удовлетворить функциональную методологию.

106 ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ
Так, как нам кажется, совершенно неверно интерпретировано положение о социальности (и обобщенности) языка и психологизме (индивидуальности и единичности) речи. Исходя из вышеизложенного взгляда на локальную онтологию смысла, всякий смысл - и инвариантный, и фактуальный - является психологическим (об этом же, кстати, писал и сам Соссюр, рассматривая вопрос о психологизме языкового знака). Вместе с тем, с точки зрения темпоральной онтологической характеристики всякий смысл - и языковой, и речевой - является социальным. Всякая речь социальна по функции, даже если это внутренняя речь. Речь - как речевая деятельность - это всегда общение или подготовка к нему. Она не нужна ни для чего иного, кроме как для общения. Речь - как речевое произведение - построена по общепринятым правилам языка и изначально предназначена для реципиента, для того, чтобы быть кем-то услышанной, прочитанной и понятой, хотя бы самим ее субъектом, понимаемым в функциональной методологии как микросоциум. Язык же, понимаемый как социокультурное образование в любой из форм - как человеческий язык, как национальный язык или диалект - является ни чем иным, как структурной функцией конкретного индивидуального языка, т.е. психологического по своей онтологической сути явления. Всякие попытки представления индивидуального языка производной (элементом класса) реально существующего социального языка (национального, литературного, диалектного), встречающееся у многих прогегелевски и марксистски настроенных лингвистов, мистифицируют понятие социального и отрывают его от его психологической основы. Нам представляется совершенно противоположное соотношение понятий индивидуального и социального языка. Поскольку всякий индивидуальный язык социален по функции, а всякий социальный - индивидуален по онтической сущности, все возможные социальные формы существования языка (национальная, литературная, диалектная) могут и должны интерпретироваться как структурные функции индивидуальной языковой деятельности и составные индивидуального языка, т.е. аспекты его системы. Такое же понимание онтологии индивидуального языка находим и у ряда функционально ориентированных философов (Д.Дубровского, А.Сабощука, Я.Рудняньского, А.У.Мура и др.): “... язык имеет не только общественную, но и индивидуальную форму реализации. так как существует исключительно в речевой (языковой - О.Л.) деятельности живущих людей” (Сабощук,1990:92) [выделение наше - О.Л.]. Ошибкой (или недоработкой) Соссюра было невведение в свою теоретическую систему однозначного понимания индивидуального языка как единственной онтологически реальной сущности, что, кстати, последовательно делал Бодуэн де Куртенэ.

Проблема соотношения социального и психологического иногда совершенно неправомерно подменяется проблемой соотношения общего и единичного или, того хуже, проблемой соотношения объективного и субъективного. Социальное далеко не всегда означает общее, и уж тем более никогда - объективное. Равно как психологическое - не всегда единичное и не всегда только субъективное. В принципе, гораздо более правомочно говорить о соотношении социально-психологического и индивидуально-психологического, так как нет и быть не может ничего социального, т.е. общественно-человеческого, что не было бы онтологически привязанным к психике человека, что существовало бы в качестве социального безотносительно к множеству конкретных личностей, входящих в определенный социум. И то, и другое (т.е. социально-психологическое и индивидуально- психологическое) в равной степени субъективно, так как является порождением психической и предметной деятельности человека. Человек же, или, точнее, человеческая личность, представляет из себя сложную функцию, соотношение индивидуального и социального. Не найдется человека, в котором социальное (т.е. совместное с другими людьми) знание не было бы преломлено через его индивидуальное видение мира, через его индивидуальную систему ценностей и через его индивидуальный опыт психической и предметной деятельности. Точно так же, в психике какого-либо конкретного человека не найдется чего-то настолько единичного в своем роде, чему не могло бы быть аналога в психике другого конкретного человека. Социальное всегда индивидуализировано. Индивидуальное всегда социализируемо. Польский праксеолог Ярослав Рудняньски в работе “Эффективность мышления” писал: “... человек в состоянии бодрствования (т.е. не в состоянии сна) практически беспрерывно должен изымать информацию из окружающей его действительности. “Должен” - это значит, что в случае, если он ее не изымает на протяжении определенного времени (от 4 часов до 6 дней; в зависимости от степени минимализации возбудителей), что становится возможным в основном в лабораторных условиях, происходят нарушения в функционировании организма ...” (Рудняньски,1969: 122). Аддисон Мур однозначно утверждал, что “не только в своем происхождении, но и в своем непрерывном развитии и действии [сознание] должно быть всегда функцией всей той целостной социальной ситуации, которая его породила” (Цит. по Хилл,1965:321).

Проблема же соотношения общего и единичного или целого и элемента применительно к языковой деятельности выглядит еще сложнее. Если проецировать эту проблему на понятие смысла, следует различать несколько уровней соотношения общих и единичных смыслов, как минимум, следующие:

- универсальный смысл (объективная истина, божественный или абсолютный Дух) : общечеловеческий смысл (гуманистическая относительная истина) - на этом уровне проблему смысла так или иначе решали Платон, Г.В.Ф.Гегель и К.Маркс;

- общечеловеческий смысл : этнокультурный смысл (культурно-национальный, национально-языковой) - здесь наиболее показательны теории В. фон Гумбольдта, М.Хайдеггера, Х.-Г.Гадамера (как разновидность подобной оппозиции можно представить противопоставление национально-языкового - территориально- или социально-диалектному);

- этнокультурный смысл (национальный или диалектный) : индивидуально-личностный смысл - впервые проблему поставили Гумбольдт и младограмматики, теоретически обосновал Я.Н.Бодуэн де Куртенэ.

108 ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ
Наконец, эта проблема может быть поставлена и в ключе "индивидуальный обобщенный смысл // индивидуальный ситуативный смысл", если противопоставлять инвариантные и фактуальные смыслы в пределах одной конкретной человеческой психики. Так впервые стали смотреть на языковые смыслы позитивисты XIX века (младограмматики), а серьезное обоснование эта оппозиция получила в "Логико-Философском трактате" Л.Витгенштейна и в некоторых генеративистских версиях рационалистской методологии. Впрочем, в этом ракурсе мы уже рассматривали проблему смысла выше. Здесь же еще раз подчеркнем неправомочность смешения проблемы общего // единичного (целого // части), касающегося размежевания структурных форм бытия инвариантного смысла (в виде индивидуально-личностного, группового, диалектного, национального, общечеловеческого и универсального) и

проблемы общего // частного (инвариантного // фактуального), касающегося функциональных модусов бытия смысла как такового. Поэтому Ф.де Соссюр, рассматривая язык как социальное явление, брал его как нечто единое, социально-психологическое во всех своих формах бытия, противопоставленное как общее-инвариантное речевому смыслу (смыслу речевых произведений) как единичному-фактуальному, соотносимому только с наиболее конкретной и базовой структурной формой языкового смысла - индивидуально-языковым смыслом. Отсюда - все терминологические, а, подчас, и теоретические проблемы восприятия взглядов Соссюра. Речь, понимаемая как речевые произведения, действительно может быть противопоставлена языку (притом, именно индивидуальному языку) по критерию "общее // частное", чего нельзя сделать в случае противопоставления языку речи, понимаемой как речевой деятельности. По нашему глубокому убеждению главной ошибкой Соссюра в его размежевании языка (langue) и речи было именно сведение речи как процесса (речевой деятельности) и речи как текста (речевого произведения) в единое понятие "речь" (parole). Позже это привело как к неверному восприятию его понятия языковой деятельности (langage), которое в русском переводе подано как "речевая деятельность", так и к неверной интерпретации всей теории Соссюра в вопросе соотношения языка и речи (в частности, к фальсификации самой онтологической разницы между ними представлением речи линейной формой языка или языком в действии).

Наиболее существенным критерием размежевания языка и речи как речевого произведения, из выдвинутых Соссюром, является критерий "системность // линейность", что в итоге означает просто структурную сторону проблемы "общее // частное". Действительно, только инвариантный смысл может и должен обладать структурным свойством одновременного присутствия равноценных (признанных равноценными) сходных и смежных элементов или компонентов. Конкретная предметно-коммуникативная ситуация никак не предполагает наличия понимания того или иного явления как класса или как представителя класса. Ни по чему не видно, что данный куст, данное облако, данный жест данного человека, данный звук или данная совокупность созерцаемых или мыслимых сейчас и здесь предметов и явлений, их отношений и свойств, определяемая как событие или ситуация, являются лишь представителем некоторого класса кустов, облаков, жестов, людей, звуков, событий или ситуаций. Всего этого нет и быть не может в сиюминутном фактуальном смысле, структурированном в линейном отношении.

Действительно, любая единица речи - от слога до текста - представляет собой рема-тематическое соположение двух компонентов: базы (темы, старого) и модальной характеристики этой базы (ремы, нового).

Любая речевая единица всегда является последовательностью соположенных во времени и пространстве составляющих. В этом моменте мы полностью соглашаемся с Соссюром, что основное отличие языка и речи состоит в их различных структурных характеристиках: язык - система парадигматически и синтагматически связанных единиц, а речь - линейная синтагма. Только смешение понятий языка и речи может заставить лингвистов искать парадигматические отношения в речи. Нетрудно убедиться в том, что мы осознаем формы одного слова в речи как таковые не потому, что что-то в тексте сигнализирует об их парадигматических отношениях, но потому, что в своем сознании (языке) обладаем необходимой парадигматической информацией касательно данного слова. То же касается таких понятий как синонимия или антонимия, словообразовательный тип или категория, понятий части речи или грамматической категории, типа предложения или типа текста. Всей этой информации нет и не должно быть в тексте. Но, несмотря ни на что, мы можем без особого труда не только подобрать нужную или отсутствующую в тексте форму или единицу, но и обнаружить ошибку. Обнаружение ошибки, наличествующей в тексте, как ничто другое подтверждает факт отсутствия парадигматики в речи и присутствия ее в языке. Еще лучше подтверждает этот же тезис факт необнаружения ошибки человеком, слабо ориентирующимся в правилах языка. Это означает, что, если в языковой парадигме данного индивида нет необходимой информации, он никогда не сможет обнаружить ее в тексте. Это касается и неизвестных слов и выражений, и незнакомых форм и конструкций.

Элементарный анализ любой синтагмы как единицы речи может проиллюстрировать отсутствие парадигматики в речи. Рассмотрим синтагму "деревянный стол". В ней отсутствует а) парадигма числа и падежа опорного слова; и б) парадигма рода, числа и падежа у прилагательного. Аналогично и в случае с высказыванием. В высказывании "Книга лежит на столе" нет информации о возможных типах сказуемого, о возможных типах грамматических центров, о типах высказываний по цели и структуре.

110 ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ

Единицы языка и речевые произведения так же, как инвариантные и фактуальные смыслы не только не являются разновидностями одного и того же феномена, но и не могут быть сравнимы, в силу своей принципиальной смежности в сознании. "Использование языковых единиц в речи" - процесс далеко не механический. Эта фраза - скорее метафора обыденного сознания, чем научное положение. Языковые единицы (инвариант-ные смыслы) не используются в качестве речевых произведений, но служат моделями образования речевых произведений. Их "использование" в речи - процесс полного переустройства их структуры, а следовательно, - изменения их сущности.

Существенным свойством любой системы, а тем более такой консервативной, как язык, является ее иерархическое устройство, обеспечивающее ее устойчивость. Этими свойствами не обладает ни речевая деятельность как скоротечный (во времени и пространстве) коммуникативный акт, ни речь как линейная предикативная (смежностная) структура соположенных во времени и пространстве речевых произведений. Устойчивость системы предполагает, как минимум, чтобы ее составные отличались воспроизводимостью, т.е. цельностью и дискретностью, включенностью в многочисленные отношения, что позволит в любой момент использовать их в коммуникативном акте в качестве эталона. Обыденное использование языка предполагает не просто воспроизводимость языковых единиц, но очень высокую степень такой воспроизводимости, что позволяет использовать их почти автоматически.

Из сказанного мы делаем следующий вывод: язык и речь по своей структурной организации неидентичны и неизоморфны и это проявляется во всех их единицах, т.е. единицы языка структурированы системно, единицы речи - линейно. Исходя из признания тезиса о воспроизводимости языковых единиц и производимости речевых (прекрасно это положение изложено И..Торопцевым в книге "Язык и речь" (Торопцев,1985), мы отмечаем еще один аспект неидентичности языка и речи. Это касается неидентичности самого набора единиц. Так, если между структурными и информационными единицами языка и речи, наблюдается хоть какой-то параллелизм (фонема - фон, морфема - морф, слово - форма слова), то на более сложном уровне организации речи такого параллелизма уже нет: соответствием высказыванию является модель построения высказывания, словосочетанию - модель построения словосочетания, текстовому блоку - модель построения текстового блока, тексту - модель построения текста. Однако такое понимание "параллелизма" (изоморфизма) единиц языка и речевых произведений ошибочно. Словоформа, морф и фон - такие же речевые единицы, как текст, текстовый блок, высказывание или словосочетание. Однако, если морфема и фонема могут быть введены в ряд модельных единиц языка, поскольку являются операциональными, а не собственно смысловыми единицами, то слово как единица смысловая должно быть выведено из этого ряда. По-

этому в языковой системе словоформе следует противопоставлять не слово, а операциональную единицу - модель образования словоформы. Подробнее на этом вопросе мы остановимся ниже.

1 12 ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ

Открытым осталcя вопрос о соотношении речевой деятельности и речи (в терминологии И.Торопцева - речи-процесса и речи-результата). Мы уже отмечали выше, что одним из существеннейших просчетов теоретического построения Ф.де Соссюра было неразмежевание речевых процессов и линейного смыслового образования, возникающего в их результате. Более последовательно это делал Я.Н.Бодуэн де Куртенэ, постоянно подчеркивавший различие между речевыми процессами (в частности, мозговыми и физиологическими), с одной стороны, и их про-

дуктами, с другой. Наиболее последовательно эту идею подытожил ученик Бодуэна де Куртенэ - Л.Щерба, воплотив ее в своей трихотомической схеме языка: языковая система - речевая деятельность - языковой материал. Если отбросить как нерелевантную для данного вопроса несколько позитивистскую трактовку Щербой языковой системы как грамматического конструкта (словарь + грамматика), и согласовать его терминологию с соссюровской (язык = языковая деятельность или langage, языковая система = язык или langue, речевая деятельность + языковой материал = речь или parole) с этой схемой вполне можно согласиться. Впрочем, термин "языковой материал" нас не вполне удовлетворяет по той причине, что собственно материалом для языка в щербовском понимании (т.е. языковой деятельности) является, прежде всего, собственно языковая система (язык), а тексты и другие речевые произведения, которые Щерба именует языковым материалом, являются не материалом, а продуктом, результатом языковой деятельности. Правда, можно трактовать щербовский "языковой материал" и как "речевой материал", т.е. материал речевой деятельности, однако и при такой трактовке термин "материал" не совсем точен, поскольку предполагает априорное наличие готовых речевых произведений до и вне речевой деятельности, для того, чтобы в ходе этой последней быть использованным в качестве ее материала. Мы же полагаем, что речевые произведения как таковые образуются только в процессе речевой деятельности по моделям языка на основе его (языка) знаковой информации.

Речевая деятельность понимается нами довольно широко. Сюда включаются и процессы кодировки мыслительной интенции в языковых знаках (внутреннее речепроизводство), и образование внешнеречевых линейных структур (речевых знаков), а также процессы опознавания посторонних речевых произведений и декодировки их на основе языка в когнитивные смыслы. При этом процедуры речевой деятельности не ограничиваются репродуктивной деятельностью относительно языка (таковой является только речевая деятельность, направленная на речепроизводство), но включают также и творческие процессы, которые частью подчинены продуктивной деятельности психики-мышления, а частью управляются со стороны соответствующих языковых механизмов (например, моделей словопроизводства). Понятно, что воспринимаемая так речевая деятельность не смешивается ни с языком, ни с речью.

Таким образом, впредь мы будем придерживаться терминологической триады "язык - речевая деятельность - речь":

Проблематичным остается вопрос об иерархии компонентов в триаде. Как видно из предыдущих разделов, мы отстаиваем позицию,

115 ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ МЕТОДОЛОГИИ