ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ РЕГИОНА

Интерес представляет изучение социально-политического пространства периода перестройки в отдельных регионах страны. В данном случае, имеется ввиду, и подразумевается под словом «регион», территория Южного Урала. Этот интерес объясняется тем, что с одной стороны, основной массив научных работ по вопросам социально-политической истории периода перестройки рассматривает главным образом события, происходившие в то время в Москве и Центре страны, упуская при этом региональный аспект, либо затрагивая его весьма поверхностно. С другой стороны – интересно изучение социально-политического пространства именно Южного Урала, поскольку этот многонациональный регион располагается на стыке Европы и Азии, в точке плотного соприкосновения культур и крупнейших религий – христианства и ислама. Рост национально самосознания и процесс религиозного возрождения, наряду с общей активизацией социально-политической активности общества в конце 1980 – начале 1990-х гг. проявились здесь с особой силой. Таким образом, сильна специфика Южного Урала, территориально представленного двумя областями – Челябинской и Оренбургской, а также Башкирской АССР.

Для того чтобы наиболее полно рассмотреть изменения происходившие в общественно-политической жизни региона в период перестройки выделим некоторые сегменты социально-политического пространства Южного Урала. Это, прежде всего, политическая сфера, процесс появления политических партий; деятельность общественных, неформальных, экологических, национальных и других объединений; профсоюзы и рабочее движение, забастовочное движение; религиозная сфера, религиозные организации; деятельность СМИ. Этих сегментов было бы достаточно, чтобы продемонстрировать развитие перестроечных процессов в социально-политической жизни Южного Урала. Однако, в рамках данной статьи, мы имеем возможность остановиться лишь на первом из них – непосредственно политической сфере.

Вторая половина 1980-х гг. характеризуется активизацией в общественно-политической жизни в Челябинской области. Летом 1986 г. произошла смена партийного руководства региона. Первый секретарь Челябинского обкома КПСС Г.Г. Ведерников получил назначение в Москву на пост заместителя Председателя Совета Министров СССР, и вместо него в обком был назначен Н.Д. Швырев. Одновременно сменились первые секретари ряда городских комитетов партии, в том числе и Челябинска, где горком возглавил В.П. Соловьев¹. На прошедшей в 1988 г. XIX партконференции был принят ряд серьёзных решений: провозглашалась гласность, звучали требования правовой реформы, система Советов подвергалась коренным изменениям - отныне выборы в Советы всех уровней должны были проходить на альтернативной основе, учреждался новый политический институт – Съезд народных депутатов СССР.

Первые демократические выборы на Съезде народных депутатов усилили политическую борьбу на Южном Урале. Развернули свою деятельность неформальные организации демократического толка. Уже с 1987 г. начали формироваться самодеятельные политизированные общественные объединения (“Родина”, Федеративно-демократический клуб, Демократический Союз и др.), большинство которых консолидировалось в рамках Челябинского Народного фронта. Произошла дифференциация и организационное оформление различных идейных течений, как среди самодеятельных объединений, так и внутри самой КПСС. После изменения редакции 6-й статьи Конституции СССР в марте 1990 г., когда была ликвидирована политическая монополия компартии, возникли альтернативные КПСС политические организации. Весной – летом 1990 г. в Челябинске были организованы отделения Демократической партии России (ДПР), Социал-демократической партии России (СДПР) и др. Осенью 1990 г. с их участием была создана 1-я демократическая коалиция – движение “Демократическая Россия”¹. Численность неформальных, неподконтрольных партии организаций росла, вместе с ней возрастали и оппозиционные настроения в обществе, нарастал кризис КПСС.

В январе 1991 г. Председателем Совета и главой облисполкома стал П.И. Сумин, который до 1987 г. возглавлял Челябинский горисполком и был признанным лидером челябинской политической элиты. В оппозиции областному совету оказались несколько городских и районных советов, в том числе Челябинский горисполком, возглавляемый бывшим секретарем Челябинского горкома КПСС В.П. Соловьевым. Областное партийное руководство в лице первого секретаря обкома А.П. Литовченко было почти полностью отстраненно от рычагов управления регионом. А осенью 1991 г. в соответствии с указом президента РСФСР Б.Н. Ельцина была создана новая структура исполнительной власти – Администрация Челябинской области, главой которой был назначен Соловьёв. Политическая система, таким образом, претерпела за время перестройки серьёзную трансформацию, вплоть до полной смены политической модели к моменту распада СССР.

В Оренбургской области в конце 1980-х гг. также складывалось две силы. С одной стороны, партийно-советский аппарат, значительно потерявший влияние на социально-хозяйственную сферу, но ещё удерживающий рычаги власти, а с другой, демократическая оппозиция, таких рычагов не имевшая, но пользующаяся поддержкой в своей критике действий местных органов и желающая получить власть².

Большая часть населения Оренбуржья оставалась весьма равнодушной, не готовой к каким-либо активным политическим действиям. Это показали выборы народных депутатов СССР и РСФСР. Избиратели Оренбуржья проголосовали не за представителей демократов, среди которых были и неординарные личности, а против кандидатов, имевших поддержку в среде партийно-советского аппарата.

События августа 1991 г. в Москве стали тому ещё одним свидетельством. Столкновения в Москве, оборона Белого дома и противостояние сил ГКЧП и Верховного Совета РСФСР не имели продолжения в области, если не считать малочисленного, хотя и страстного по своему накалу митинга у Дома Советов в областном центре. В то же время кредит политического доверия партийно-государственному руководству страны и области также был исчерпан³. Последующий за августовскими событиями Указ Президента России о запрещении деятельности коммунистической партии был весьма послушно выполнен партийными функционерами. Главой администрации Оренбургской области был назначен В. Елагин¹.

События в Башкирской АССР в годы перестройки были отмечены большей политической активностью населения, нежели в соседнем Оренбуржье. К середине 1980-х гг. в республике становятся очевидными кризисные явления в сфере социально-экономического и национально-культурного развития региона. С началом демократизации общественной жизни СССР идёт процесс смещения «старой» партийной элиты БАССР и внутрипартийной борьбы, который завершается снятием первого секретаря Башобкома М.З. Шакирова в 1987 г. Но в отличие от других регионов Советского Союза и РСФСР, в которых уже к концу 1980-х гг. формируется и набирает силу антикоммунистическое движение, в БАССР вплоть до начала 1990-х гг. позиции областного комитета партии оставались довольно устойчивыми. Лишь в процессе нараставшего кризиса КПСС, сопровождавшегося организационным ослаблением партийных структур внутри республики, статус обкома и его руководителей значительно снижается. Одновременно начинается процесс формирования независимых общественных организаций республики. Возникают экологические, национальные и религиозные организации. Возникнув как неформальные, национальные движения очень скоро набираются опыта, их деятельность всё более приобретает политизированный характер. Выражением этого процесса становится организация и деятельность национальных центров. К концу 1980-х начинает формироваться широкое общественное движение за статус союзной, а затем и суверенной республики. Основным выразителем данной идеи становится башкирское национальное движение в лице БНЦ «Урал». В тоже время возникает лагерь противников суверенитета и будущей оппозиции, который формируется вокруг депутатов Уфимского горсовета и Татарского общественного центра. Общественная ситуация в БАССР резко усложняется. По мере снижения роли партийных органов КПСС, а также реформ политического руководства СССР возрастает роль Верховного Совета БАССР как новой политической силы. Передача части функций исполнительной власти Советам резко увеличило роль последних, серьезно уменьшив и без того слабевшее влияние партийного аппарата. В марте 1990г. председателем нового парламента избирается М.Г. Рахимов².

11 октября 1990 г. Верховным Советом республики была принята Декларация о государственном суверенитете БССР. Провозглашение суверенитета способствовало резкому увеличению полномочий Верховного Совета и его председателя. Парламент республики стал представлять собой альтернативный структурам КПСС, союзной, а затем федеральной власти институт. В Башкортостане к осени 1991 г. прекратили свою деятельность организации КПСС. Члены Рескома партии во главе с И. Горбуновым были вынуждены оставить свой пост.

Таким образом, на территории Южного Урала в годы перестройки произошёл переход от централизованной командно-административной системы управления советского типа к новой, тогда ещё чётко не оформившейся, системе управления. Это изменение в социально-политическом пространстве сопровождалось новым общественным климатом и возрастанием активности населения. Однако, как указывалось выше, политико-событийный компонент является лишь одним из нескольких элементов, необходимых для более или менее полного понимания общественно-политической жизни регионов в годы перестройки. А значит, необходимо дальнейшее комплексное изучение данной тематики, и региональный аспект отечественной истории конца 1980-х – 1990-х гг. не теряет своей актуальности.

Все более заметная часть российского педагогического и научного сообщества начинает осознавать, что традиции российского исторического образования столь глубоки и самоценны в культурном отношении, что без их учета, без знания предыдущего опыта преподавания истории нельзя успешно, творчески участвовать в решении коренных проблем исторического образования на современном этапе. В этой связи наибольшую значимость приобретают вопросы соотношения традиций, преемственности – с одной стороны и новаций – с другой, в формировании концепции исторического образования, а также актуализация позитивного ретроспективного опыта.

Историческое образование рассматривается как целостная система, исследование которой предполагает выявление ее качественной специфики, состава входящих в нее компонентов – школьного и вузовского исторического образования, взаимосвязей, существующих между ними.

В ходе реформирования исторического образования в 90-е гг. XX в. были недостаточно учтены интегрирующие связи между компонентами системы: обновление школьного и вузовского исторического образования происходило автономно. Поэтому необходимо было решить вопрос о соотношении содержания образования изучаемого на разных ступенях – в школе и вузе¹. Условием устойчивости системы, сохранения ее качественной определенности является постоянное развитие и обновление составляющих ее компонентов.

Система, характер и содержание образования, в том числе и исторического как их идейной, мировоззренческой составляющей, во многом определялись государственными запросами и интересами. Учитывая то, что государство в XX в. успело за короткий (по историческим меркам) срок пережить несколько метаморфоз, нетрудно понять, что в рамках традиционного обучения неизбежно должны были происходить различные пересмотры, переоценки, перекраивание прошлого, а изучение истории рассматривалось «как средство решения государственных задач» и предполагалось, что ученики и студенты «усвоят такое понимание истории, какое кажется наиболее уместным власти»².

Магистральные линии развития исторического образования в XX в. определялись постановлениями партии и правительства. Политическая и идеологическая детерминированность преобразований среднего и высшего исторического образования подчиняла их сиюминутным интересам, превращая социокультурный феномен в один из объектов правительственных манипуляций.

Исследователи, учитывая специфику российского государства, его сложную и драматическую историю, которые влияли на особенности реформ и модернизаций определили ряд повторяющихся, а следовательно, достаточно устойчивых закономерностей в развитии образования. Прежде всего, это «парный характер преобразований, когда после реформы, ставящей целью существенную трансформацию всей системы просвещения – изменение направленности (философии) образования, основных типов учебных заведений, содержания образования, – неизменно осуществлялась стабилизирующая контрреформа, преследующая цель возвращения к прежним (традиционным) ориентирам, хотя и несколько осовремененным в соответствии со спецификой социально-политической ситуации»³.

Среднее и высшее историческое образование развивалось в двух вариантах его преобразований: реформах и контрреформах. По сути, «реформы были направлены на формирование саморазвивающейся системы высшего образования, придания ему самостоятельного и независимого, автономного характера. Контрреформы способствовали авторитарному подчинению высшей школы решению сугубо правительственных задач»⁴.

Взаимозависимость образовательных подсистем – высшего и среднего образования – приводила к тому, что одна не могла развиваться без другой. Реформы и контрреформы высшей и средней школы осуществлялись параллельно или опережали друг друга, но были в равной степени политически детерминированными. Поэтому коренное улучшение преподавания истории в средней школе требовало значительного улучшения подготовки учителей в высшей.

Совершенствование исторического образования в вузах подтверждало общую тенденцию развития высшей школы о том, что «каждая реформа образования сменялась контрреформой, новшества уничтожались с тем, чтобы по прошествии времени в связи с изменением правительственного курса к ним опять возвратиться»¹. Поэтому в развитии школьного и высшего исторического образования можно выделить ряд существенных реформ и контрреформ, совпадающих в целом с общим реформированием российского образования.

Исходя из концепции «парных реформ – контрреформ» периодизацию школьного и высшего исторического образования в стране можно представить следующим образом:

I период: 1920-е гг. – 1930-1940-е гг.

После октября 1917 г. начались революционные преобразования исторического образования, которые привели к тому, что в 20-е гг. история перестала быть самостоятельным предметом и заменяется обществоведческим курсом. В рамках обществоведения имелись лишь отдельные элементы курса истории с идеологическим отбором фактов и их марксистским освещением. Полемика о месте истории в образовании, о ее роли в воспитании молодежи, о связи истории с актуальными задачами современности приобрела в тот период наиболее острый характер. В стране сложилось несколько направлений, между которыми шла борьба вокруг вопросов о задачах и содержании обществоведения как нового учебного предмета, о содержании курса истории и методах ее преподавания². М. Н. Покровский говорил: «Мы попали в такую полосу, когда вопрос о преподавании истории в школе дебатируется почти так же, как вопросы револю­ции дебатировались в начале 1905 и в конце 1904 гг.». Длительный спор о взаимоотношениях между историей и современностью был разрешен в пользу первой лишь в 30-е гг.

Существенно изменилось в 20-е годы высшее историческое образование.

В 1919 г. Народным комиссариатом по просвещению были утверждены Постановление и Положение о факультете общественных наук, по которым на базе ликвидированных исторических факультетов создавались факультеты общественных наук (ФОНы) с тремя отделениями: экономики, политико-юридическим и историческим. 4 марта 1921 г. В.И. Ленин подписал декрет СНК РСФСР «О плане организации факультетов общественных наук российских университетов», согласно которому с 1 мая 1921 г. упразднялись историко-филологические факультеты и исторические отделения ФОНов. Вместо исторических отделений ФОНов были созданы общественно-педагогические отделения, состоявшие из двух циклов – школьного и внешкольного. Таким образом, поиски новых организационных форм образования в 20-е гг. приводят к структурной перестройке факультетов, вместо которых были созданы различные отделения.

В 20-е гг. в результате малооправданных реформ были упразднены и такие структурные единицы как кафедры и деканаты. В 1921 г. согласно первому советскому уставу высшей школы основные структурные единицы факультетов – кафедры были фактически заменены предметными комиссиями. Предметные комиссии, представлявшие собой крупные объединения преподавателей и выборных представителей студенчества, занимались вопросами учебной, научной и методической работы. На общественно-педагогическом отделении (ОПО) факультета общественных наук Московского государственного университета были созданы три предметные комиссии – по истории XIX – XX вв., археологии и искусствознанию, истории европейских и внеевропейских обществ; на ОПО факультета общественных наук Ленинградского государственного университета действовали четыре комиссии: педагогики, экономики, историко-социологическая, новейшей истории России и Запада.

Стабилизационная контрреформа исторического образования 30-х гг., поворотным моментом которой стал 1934 г. – принятие постановления «О преподавании гражданской истории в школах СССР» – вернула историческое образование к классической модели. История восстанавливалась как самостоятельный предмет; вводился систематический исторический курс в школах и вузах, чтобы вооружить учащихся и студентов прочными знаниями основ наук; утверждается линейный принцип исторического образования; создаются стабильные учебники истории и т.д. Принципы преподавания истории в школе были важны также и для вузов, где открываются исторические факультеты, начинается исследовательская работа, которая стала ориентировать ученых на изучение истории во всей ее полноте с анализом конкретных исторических событий.

Первым шагом на пути реорганизации высшего исторического образования в стране стало восстановление исторических факультетов.

Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О преподавании гражданской истории в школах СССР», принятое 15 мая 1934 г. и положившее начало коренной перестройке всей системы исторического образования в стране, восстановило исторические факультеты в структуре университетов, а затем и педагогических институтах. Согласно постановлению с 1 сентября 1934 г. исторические факультеты стали действовать в Московском и Ленинградском университетах, а к концу 30-х годов были открыты в 13 университетах страны¹.

Принятое в 1933 г. постановление Наркомпроса РСФСР отменило комиссии, секторы, циклы, уклоны как надуманные единицы и восстановило кафедральную структуру². По «Типовому уставу высших учебных заведений», утвержденному СНК СССР в 1938 г., кафедра была признана «основной учебной организацией вуза, непосредственно осуществляющей учебно-методическую и научно-исследовательскую работу по одной или нескольким тесно связанным между собой дисциплинам».

Кафедральная структура восстановленных истфаков во многом была связана со старыми традициями историко-филологических факультетов. Основные курсы, читавшиеся на историческом отделении до революции (история Древнего Востока, история Древней Греции и Рима, история Западной Европы в средние века и новое время, русская история, история славян), были разделены между кафедрами всеобщей и русской истории. Тот же принцип деления по историческим эпохам и регионам был положен в основу организации кафедр на восстановленных истфаках.

Основными формами учебного процесса становятся лекции и семинары. Процесс подготовки программ и учебников по истории дал возможность выдвинуть ряд проблем, еще не достаточно изученных в исторической науке, ранее не подвергавшихся монографическому исследованию. По этим вопросам протекали оживленные дискуссии, шла напряженная работа.

Перед учеными-историками открылось широкое поле деятельности и в области методики преподавания, создания учебных пособий. К разработке проблем исторического образование в 30-е гг. были привлечены интеллектуальные силы лучших историков: Н.В. Базилевича, С.В. Бахрушина, Н.М. Дружинина, В.И. Лебедева, Н.М. Лукина, М.В Нечкиной, A.M. Панкратовой, Г.С. Фридлянда и др. Тем самым постановление содействовало дальнейшему развитию исторической науки. Но вместе с этим в 30-е гг. историческая наука стала государственной, обслуживавшей интересы тоталитарного режима, именно эти годы явились окончательной фазой её унификации и догматизации. Ситуация, сложившаяся в ученых кругах непосредственным образом влияла на высшее образование, поскольку подавляющее большинство ученых в то время занималось как научным, так и преподавательским трудом.

Установление в стране единой системы исторического образования создавало более благоприятные условия для осуществления образовательной политики на уровнях всех типов учреждений образования.

В 1940-е гг. – военные и послевоенные – происходит дальнейшее развитие исторического образования, основанное на концепции 30-х гг., надолго поставившей среднюю и высшую школу в жесткие рамки обязательного изучения одного содержания по всей стране. Историческое образование стало строго регламентированным и идеологически выверенным, односторонним и монолитным, а обществоведческое – вытесненным, поскольку вопросы современности таили немало опасных для властей поворотов.

Возрождаемое историческое образование подверглось суровым испытаниям в годы Великой Отечественной войны. Военная обстановка повлекла пересмотр учебных программ и содержания изучаемых исторических дисциплин, сделавших акцент на военно-исторической тематике: характеристике войн, роли и творчестве полководцев, военно-стратегическом новаторстве в прошлых войнах русского народа. Особенно были выделены темы о борьбе народов России против иноземных захватчиков¹.

Историческое образование в годы Великой Отечественной войны сформировало тот духовный потенциал, без которого победа над фашизмом была бы невозможна. Воспитание гражданственности на основе исторического знания имело целью сплотить людей разных поколений в едином стремлении к победе. Поэтому не случайно в этот период заново происходит обращение к героическим периодам русской истории и национальной культуре.

Противоречивость периода 40-х годов в развитии исторического образования проявилось в том, что, в одной стороны оно подверглось жесткой идеологизации, с другой – стало наиболее востребованным, приобретающим популярность среди молодежи (с 1946 г. во многих вузах прием на исторические факультеты был увеличен почти в два раза)².

Последующее совершенствование исторического образования вновь продемонстрировало, что реформы неизбежно сменяются контрреформами.

II период: 1950-е гг. – 1960-1980-е гг.

Хрущевская реформа образования 1950-х гг. в определенных чертах повторила преобразования 20-х гг. Реформа исторического образования конца 50-х гг. обратила внимание на связь истории с жизнью (современностью) и с этой целью в 1957/58 учебном году было введено преподавание новейшей истории; определила вместо линейной – частично-концентрическую структуру школьного изучения истории. При рассмотрении принципов и структуры исторического образования в советской школе 50-х гг. следует обращать внимание именно на выделение частичных концентров в обучении истории. В этих концентрах имеется принципиальная разница с концентрами в обучении истории в русских гимназиях. Концентры в прежней школе преследовали цель глубокого, осознанного познания истории, применяясь на трех этапах обучения. Концентры же в советской школе носили вынужденный характер, связанный с идеологизацией образования.

Крупным событием школьной жизни явилось введение с 1962/63 учебного года нового предмета «обществоведение», который выходил за рамки исторического образования, но был тесно с ним связан и способствовал более глубокому теоретическому обобщению исторических знаний. В вузах стали организовываться многопрофильные факультеты (историко-филологические, историко-педагогические, историко-географические и др.)

На смену этим преобразованиям пришла контрреформа середины 60-70-х гг., которая осуществила стабилизацию системы исторического образования: создавались усовершенствованные учебники и программы; появилась новые явления в обучении истории, такие как спецкурсы и спецклассы, профильные школы и факультативы. Из организационно-педагогических и программно-методических мероприятий следует назвать восстановление линейного или восходящего, принципа изучения истории в школе (ликвидирован элемен­тарный курс истории СССР, а ее систематический курс стал преподаваться с VII класса). В этот период резко осуждается практика подготовки специалиста «широкого профиля» и высказываются предложения в пользу восстановления самостоятельных исторических факультетов в вузах. Эти преобразования стабилизационно-модернистского характера были завершены в 80-е гг.

III период: начало 1990-х гг. – конец 1990-х гг.

Цикличность развития системы исторического образования проявилась и в реформе конца 80-х – начала 90-х гг., которая также сменилась периодом относительной стабилизации системы образования в конце 90-х гг. Реформы начала 90-х гг. трансформировали историческое образование: стал происходить распад прежней, существовавшей в СССР, централизованной системы исторического образования и осуществляться поиски подходов к построению новой системы в Российской Федерации¹. Получили развитие концентрическое изучение истории, вариативные учебники и программы, учителям предоставилась «свобода выбора». Историческое образование постепенно становится личностно-ориентированным, плюралистическим и многообразным. «Методический кризис» сменился «методическим бумом» – множество концептуальных позиций, книг, пособий и т.д. Поэтому в конце 90-х гг. стали появляться стабилизационные (контрреформаторские) идеи: о необходимости федеральной программы исторического образования, единого базового учебника истории и т.д. Вместе с тем сегодня назрела необходимость в активизации процесса обновления системы исторического образования.

Представленная периодизация позволяет осознать специфику, взаимодополняемость реформ и контрреформ исторического образования, а также значимость и устойчивость традиций в этой сфере общественной жизни. Взаимосвязь процесса модернизации общества с реформами системы образования приобретает особую актуаль­ность и остроту в переломные моменты общественного развития, в период становления новых общественных отношений. Система образования, формируя ментальность общества, в значительной степени определяет эффективность процесса модернизации.