Сборник статей Научный редактор А. Э. Еремеев Ответственный редактор В. А. Евдокимов Омск ноу впо омга 2012
жүктеу/скачать 0.77 Mb.
|
Библиографический список
© Гриднева Н. Н., 2012 УДК 811.111
Усиливается обмен знаниями, достижениями науки, искусства и производства. Необходимым условием современного общественного прогресса является использование достижений, освещенных на различных языках. А чтобы осуществлять это, нужно знать чужие языки. Язык является неотъемлемым признаком нации, становится первейшим средством общения стран и народов. Такова необходимость нашего времени. Знать иностранный язык в современных условиях должен каждый специалист, больше того, каждый человек, считающий себя культурным. Сказанное в полной мере относится и к юристам. Каждый микроязык отличается определенной спецификой, обусловленной особенностями соответствующей отрасли знаний. Спецификой обладает и юридическая лексика. Знакомясь с оригинальными текстами, студенты получают сведения, которые позволят им глубоко анализировать юридические нормы и институты современных государств. На современных текстах вводится страноведческий материал и сформировываются навыки работы с литературой по специальности. Цель методического указания – научить студентов читать юридические тексты, вести беседу и делать краткие сообщения по темам. Все тексты могут быть подразделены на три группы: 1. Группа текстов, в которых раскрывается вопрос о государстве, его сущности и функциях, о происхождении и развитии права. 2. Тексты о деятельности полиции в сфере охраны правопорядка. 3. Большинство текстов относится к сфере борьбы с правонарушениями и с наиболее опасными из них – преступлениями. Эти тексты расположены в определенной системе. Все тексты дают возможность студентам закреплять познания в английском языке и получать сведения по своей профессии в том виде, в каком ими пользуются специалисты. Студент должен уметь: 1) определять главную цель и выделять главную проблему текста по заглавию при чтении или аудировании; 2) узнавать в тексте знакомые лексические единицы и грамматические структуры, выделять ключевые слова и выражения и с их помощью определять основное содержание текста или извлекать полезную информацию; 3) догадываться о значении знакомых слов, не заглядывая в словарь (по контексту, ассоциации, аналогии, интернациональным словам); 4) формулировать вопросы по содержанию текста и в связи с ним по ходу чтения; 5) разбивать текст на логические части, определять главную мысль каждой, выражать ее одним предложением; 6) составлять план своего сообщения (устного или письменного) и на его основе строить логически законченный рассказ. Предлагаемый лексический минимум в юридической терминологии включает в себя термины, часто встречающиеся в специальной литературе по таким отраслям права, как уголовное право, криминология, семейное право, административное право, уголовный и гражданский процесс. Для работы с текстом используйте сборник юридических и бизнес-терминов, англо-русский полный юридический словарь А. С. Мамуляна и С. Ю. Кашкина , лексический минимум по английскому языку для юридических институтов И. Салтыковой и другие юридические словари. Рекомендуется следующая последовательность работы над текстом. Ознакомьтесь с новыми терминами и списком выражений и следующими за ними пояснениями после текста. Внимательно прочитайте и переведите текст. Прочитав текст еще раз, перейдите к работе над заданиями к тексту: - ответьте на вопросы по тексту; - вставьте необходимые по смыслу слова; - составьте диалоги, основанные на данных вопросах; - обсудите проблему русской мафии в США. Выразите в нескольких предложениях основную идею текста. Russian Mafia in the USA Since the early 1980s, as more and more Russian immigrants have entered the U.S. law enforcement officials have tracked a rise in crimes committed by the immigrants. Indeed, FBI and other agents say the Russians have organized criminal activities along the lines of La Cosa Nostra, with a network spanning the country. The brutal Brighton Beach N.Y. – based gang of Soviet – born thieves, thugs and killers infiltrated the same criminal enterprise and La Cosa Nostra decided the situation had to be resolved. A meeting was held, and a deal was worked out. That deal, according to law enforcement authorities, signaled the birth Russian organized crime syndicate, which today operates from New York to Los Angeles police estimate that hundreds of the Soviet immigrants, including those in the Brighton Beach area, are involved in a broad gangs of crimes from simple street swindles to multimillion- dollar credit card and tax schemes. Other ventures include extortion, loan-sharking, counterfeiting, arson, insurance brand. Some law enforcement authorities also believe Russian gangs have entered the heroin and cocaine markets. 1. List of words: A crime – преступление To commit a crime – совершить преступление A gang – банда Network – сеть Legitimate – законный Swindle – мошенничество Venture – рискованное предприятие Extortion – вымогательство Counterfeiting – подделка документов Arson – поджог Burglary – квартирная кража Gamble – играть в азартные игры Brand – мошенничество Enforce – проводить в жизнь 2. Comprehension questions: 1) “Russian mafia” – what does it mean? 2) Do Soviet criminals commit many grave crimes or not? Can you prove it? 3) What are the most wide-spread crimes of Russian criminals in the USA? 4) Why are criminals so dangerous for the economy of the society in our country? 5) What punishment is provided for the drug crimes in the USA and in our country? 6) The “Russian mafia” – is it still a serious threat for America? 3. Choose the necessary word: 1) Everything has already been ___ in Russia. A broad range of 2) The Soviet immigrants are involved in ___ from crimes simple street swindles to multimillion- dollar credit Corrupted card and tax schemes. The value of the 3) Criminal firms control ___ and the dollar exchange rate. national currency 4. Discuss the problem of “Russian mafia” in the USA. Приложения в конце текстов, с одной стороны, являются справочником, а с другой – могут быть использованы как материал, подлежащий проработке полностью или частично в процессе изучения английского языка.
© Бейсенова М. К., 2012 УДК 811.161.1 Г. А. Мусатова Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище (военный институт) им. В. Ф. Маргелова г. Рязань УСТУПИТЕЛЬНЫЕ КОНСТРУКЦИИ С СУБЪЕКТНО-ОБЪЕКТНЫМ ЗНАЧЕНИЕМ Субъектно-объектные уступительные предложения имеют следующее значение: придаточное содержит причину или препятствующее условие (реальное или предполагаемое), а главное – следствие, противоположное ожидаемому. Средствами связи частей данных конструкций являются союзные слова кто (бы) ни, что (бы) ни. Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете – редко, но бывают (Н. В. Гоголь, «Нос»). Ему [Андрею Болконскому] было совершенно все равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорили о нем (Л. Н. Толстой, «Война и мир»). Я счастлив, и счастье мое не может быть ни больше, ни меньше, что бы вы ни делали (Л. Н. Толстой, «Анна Каренина»). Предложениям данного типа свойственна обобщенность значения, которая выражается относительными местоимениями кто, что и усиливается частицей ни (кто ни = «всякий, любой, каждый», что ни = «все»). В предложениях с сочетанием кто (бы) ни обобщенно-уступительное значение выражается в отношении действующего лица главной части. В конструкциях со словами что (бы) ни обобщенно-уступительное значение распространяется на объект действия главного предложения. …но кто бы ты ни был, ты шутишь опасную шутку (А. С. Пушкин «Капитанская дочка»). Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его – во всю жизнь. Кто бы ни стал во главе события, теория всегда может сказать, что такое лицо стало во главе события, потому что совокупность воль была перенесена на него (Л. Н. Толстой, «Война и мир»). События и факты, о которых говорится в придаточной части, могут быть конкретизированы. Для подтверждения высказанной мысли называется одно из событий, явлений, но зато самое значительное из того, что должно было породить следствие, противоположное ожидаемому. В это время, что бы вы на себя ни надели, хотя бы даже вместо шляпы картуз был у вас на голове, хотя бы воротнички слишком далеко высунулись из вашего галстука, – никто этого не заметит (Н. В. Гоголь, «Невский проспект»). Еще одно свойство субъектно-объектных уступительных предложений заключается в том, что местоимения кто, что в придаточной части могут стоять в различных падежах, не меняя при этом обобщенно-уступительного значения всей конструкции. Но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг (Л. Н. Толстой, «Война и мир»). О ком бы ни шла речь, а я настою на полнейшем к вам уважении, кто бы ни перешел через наш порог (Ф. М. Достоевский). …о чем бы ни говорили, она нет-нет и возвращалась мыслью к своему кудрявому Сереже (Л. Н. Толстой, «Анна Каренина»). Уступительные предложения с субъектно-объектным значением оформляются следующим образом: 1) глаголы-сказуемые главной и придаточной частей имеют форму изъявительного наклонения настоящего или прошедшего времени: Кто к ульям ни просился, / С отказом отпустили всех, И, как на смех, / Тут Мишка очутился (И. А. Крылов, «Медведь у пчел»). Что ни говорил Упадышевский, я не слыхал и молчал (С. Т. Аксаков). Чем он [Пьер] ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности (Л. Н. Толстой, «Война и мир»); 2) глагол-сказуемое придаточной части употребляется в форме изъявительного наклонения будущего времени: Заговорил Оракул вздор: / Стал отвечать нескладно и нелепо, И кто к нему зачем ни подойдет, Оракул наш что молвит, то соврет… (И. А. Крылов, «Оракул»). Она, должно быть, на редкость чистая душой, что ни подумает – сразу выдает движением (В. Дудинцев, «Белые одежды»). И подлинно, кто ни придет к воротам, Они не заперты никак (И. А. Крылов, «Мирон»); 3) в придаточном предложении – глагол сослагательного наклонения; в главном – глагол изъявительного наклонения совершенного или несовершенного вида в форме настоящего, прошедшего или будущего времени: …с Кити никогда не будет ссор; с гостем, кто бы он ни был, буду ласков и добр…
4) в главном – изъявительное наклонение настоящего, прошедшего или будущего времени; в придаточном – императив: …что ни говори, а против слова-то божия не устоишь (Н. В. Гоголь, «Мертвые души»).
– Вот вы хоть похвалите, – сказала Агафья Михайловна, – а Константин Дмитриевич, что ему ни подай, хоть хлеба корку, – поел и пошел (Л. Н. Толстой, «Анна Каренина»). Что ни говори, а любовь без надежд и требований трогает сердце женское вернее всех расчетов обольщения (А. С. Пушкин). Следует отметить еще одну характерную черту уступительных конструкций с субъектно-объектным значением: предложения данного типа могут включать в свой состав противительные союзы (а, но, да = но, однако, зато) и частицы со значением возражения (все, все же, все равно, все-таки, тем не менее, так, так ведь). Эти средства связи выявляют и подчеркивают отношения противопоставления, вносят в предложение дополнительные оттенки значения: ограничение, логическое несоответствие, неизбежность того, что происходит в главной части. Что бы ни было, а я хочу еще раз увидеть его, сказать ему хоть одно слово (Н. В. Гоголь, «Тарас Бульба»). – Уступительное значение акцентируется противительным союзом а, придаточное предложение при этом находится в препозиции. Что ни говори, а это дело не чисто (А. Н. Островский, «Волки и овцы»). Анализируя сложноподчиненные предложения, придаточная часть которых включает сочетания что ни, кто ни, мы пришли к выводу, что не все конструкции данного типа имеют уступительное значение. Рассмотрим несколько примеров. …воля его руководствуется только беспредельною любовью к нам, и потому все, что ни случается с ним, все для нашего блага (Л. Н. Толстой, «Война и мир»).
В данных предложениях нет уступительной семантики; придаточная часть определяется как местоименно-соотносительная. Таким образом, были рассмотрены структурные и семантические особенности уступительных конструкций с субъектно-объектным значением, показано влияние противительных союзов и частиц со значением возражения на семантику сложноподчиненного предложения с уступительной придаточной частью.
УДК 81
Н. С. Бажалкина Московский государственный областной университет г. Подольск ДИСКУРС: ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОНЯТИЯ В традиционной лингвистике основой для исследований в течение многих лет была пара «язык – речь». При этом речь рассматривалась как язык в действии, когда единицы знаковой системы вступают в различные комбинации. По классическому определению Ф. де Соссюра, речь отличается от языка способностью к изменениям, что, в свою очередь, ведет к изменению языка. В «Курсе общей лингвистики» Ф. де Соссюр четко разграничивает понятия «язык» и «речь»: «язык – только определенная часть – правда, важнейшая часть – речевой деятельности. Он является социальным продуктом, совокупностью необходимых условностей, принятых коллективом, чтобы обеспечить реализацию, функционирование способности к речевой деятельности, существующей у каждого носителя языка. Взятая в целом, речевая деятельность многообразна и разнородна; протекая одновременно в ряде областей, будучи одновременно физической, физиологической и психической, она, помимо того, относится и к сфере индивидуального и к сфере социального; ее нельзя отнести определенно ни к одной категории явлений человеческой жизни, так как неизвестно, каким образом всему этому можно сообщить единство» [10, с. 17–18]. Далее лингвист уточняет: «Язык – это клад, практикой речи отлагаемый во всех, кто принадлежит к одному общественному коллективу, это грамматическая система, виртуально существующая у каждого в мозгу, точнее сказать, у целой совокупности индивидов, ибо язык не существует полностью ни в одном из них, он существует в полной мере лишь в коллективе. Разделяя язык и речь, мы тем самым отделяем: 1) социальное от индивидуального; 2) существенное от побочного и более или менее случайного. Язык не деятельность говорящего. Язык – это готовый продукт, пассивно регистрируемый говорящим; он никогда не предполагает преднамеренности и сознательно в нем проводится лишь классифицирующая деятельность […]. Наоборот, речь есть индивидуальный акт воли и разума; в этом акте надлежит различать: 1) комбинации, в которых говорящий использует код языка с целью выражения своей мысли; 2) психофизический механизм, позволяющий ему объективировать эти комбинации» [10, с. 21–22]. Однако развитие семиотики подтолкнуло Ч. Морриса к выделению такого аспекта знака, как прагматика, а интенсивное развитие теории коммуникации привело к пониманию, что классическое понятие «речь» не охватывает всех аспектов значения текста, а тем более, коммуникативного акта в целом. Теория дискурса возникла как одно из основных направлений философии постмодернизма, объединяющих в себе философию языка, семиотику, современную лингвистику (включая структурную и психолингвистику), когнитивную социологию и когнитивную антропологию. В результате термин «дискурс» (фр. discours, англ. discourse) появился и приобрел популярность в ряде гуманитарных наук, предмет которых прямо или опосредованно предполагает изучение функционирования языка. Создание термина на стыке многих наук и послужила причиной наличия у него столь ярко выраженной полисемии. Считается, что одним из первых употреблений термина «дискурс» для лингвистических целей было зафиксировано в 1952 году в статье американского лингвиста Зеллига Харриса «Дискурс-анализ», который таким образом назвал метод анализа связной речи [13, с. 1]. Примерно в это же время французский лингвист Эмиль Бенвенист, разрабатывая теорию высказывания, определяет термин «дискурс» как «речь, присваиваемую говорящим» [2, с. 296]. Однако по-настоящему востребованным в лингвистике этот термин стал только с середины 1970-х годов, когда появились первые основополагающие работы европейских и американских ученых в этой области (Т. ван Дейк, В. Дресслер, Я. Петефи, Дж. Граймс, Р. Лонгейкр, Т. Гивон, У. Чейф и др). Даже лингвистические употребления термина «дискурс» весьма разнообразны, но в целом за ними просматриваются попытки уточнения и развития традиционных понятий языка, речи, текста, диалога и стиля. В совместной работе неоструктуралистов А. Греймаса и Ж. Куртэ «Семиотика. Объяснительный словарь теории языка» рассматриваются одиннадцать употреблений понятия «дискурс». При этом текст противопоставляется дискурсу и выступает как высказывание, актуализированное в дискурсе, как продукт, как материя, с точки зрения языка, тогда как дискурс есть процесс [4, с. 389]. Аналогичным образом трактует понятие текста и Н. С. Валгина, по мнению которой текст – «целостная единица, состоящая из коммуникативно-функциональных элементов, организованных в систему для осуществления коммуникативного намерения автора текста соответственно речевой ситуации... элементы события должны быть соотнесены с отдельными компонентами (или единицами) текста. Поэтому выявление единиц текста и их иерархии в общей структуре текста помогает вскрыть сущностные характеристики текста – содержательные, функциональные, коммуникативные. При этом надо иметь в виду, что единицы текста, представленные, в частности, в виде высказываний, отражают лишь значимые для данного текста элементы ситуации-события; остальные же элементы могут опускаться из-за их ясности, достаточной известности. То есть мы имеем дело с некоторым несоответствием между высказыванием и отраженной в нем ситуацией» [3, с. 29]. Такое понимание природы текста и дискурса, то есть трактовка текста как чего-то «более материального», чем дискурс, вероятно, уходит своими корнями в латынь, где «discursus был именем действия, а textus – именем предмета, результата действия» [6, с. 49]. Той же точки зрения придерживается О. Н. Лагута, которая определяет текст как «последовательность языковых единиц, объединенная смысловой связью и обладающая семантической автономностью (цельностью). Обычно понятие текста связывается с письменной формой его реализации – в отличие от дискурса, связанного с устной формой речи» [8, с. 52–53]. Эта попытка сузить значение термина «дискурс» сегодня не выдерживает критики хотя бы потому, что, благодаря электронным средствам коммуникации, различия между устной и письменной формой текста в значительной степени утрачены. Интересным представляется наблюдение, что, в отличие от «текста», термин «дискурс» «не применяется к древним и другим текстам, связи которых с живой жизнью не восстанавливаются непосредственно» [1, с. 136–137]. В. Е. Чернявская указывает на то, что дискурс представляет собой коммуникативный процесс, приводящий к образованию определенной формальной структуры – текста. Полисемию термина она объясняет его произвольным использованием различными исследователями или даже одним и тем же исследователем в различных ситуациях. «В зависимости от исследовательских задач дискурс в одном случае обозначает отдельное конкретное коммуникативное событие, в другом – подразумевает коммуникативное событие как интегративную совокупность определенных коммуникативных актов, результатом которого является содержательно-тематическая общность многих текстов» [11, с. 78], то есть что, помимо языковых единиц и их взаимоотношений, сюда включается и широкий контекст, и прагматика отношений между адресантом и адресатом, и коммуникативные намерения адресанта и многое другое. В связи с этим М. Стаббс выделяет три основные характеристики дискурса: 1) в формальном отношении это – единица языка, превосходящая по объему предложение; 2) в содержательном плане дискурс связан с использованием языка в социальном контексте; 3) по своей организации дискурс интерактивен, т.е. диалогичен [14, с. 1]. При этом, в отличие от классического понятия «диалог», непосредственный личный контакт собеседников необязателен. На это указывает и В. Е. Чернявская, отмечая, что «согласно англо-американской лингвистической традиции, под дискурсом понимается связная речь (connected speech), при этом дискурс отождествляется с диалогом … он направлен прежде всего на устную коммуникацию, на интерактивное взаимодействие говорящего и слушающего» [11, с. 69]. Одним из наиболее авторитетных ученых в вопросе исследования дискурса является голландский лингвист Т. ван Дейк, который понимает дискурс в нескольких аспектах: дискурс в широком смысле (как комплексное коммуникативное событие), дискурс в узком смысле (как текст или разговор), дискурс как конкретный разговор, дискурс как тип разговора, дискурс как жанр и дискурс как социальная формация [12, с. 194]. Сам лингвист объясняет такую размытость в определении границ дискурса «как условиями формирования и бытования данного термина, так и неопределенностью места дискурса в системе категорий языка» [5, с. 46]. Во вступительной статье к вышедшему на русском языке в 1999 году сборнику работ, посвященных французской школе анализа дискурса, П. Серио выделяет восемь значений термина «дискурс», традиционно выделяемые в рамках этой школы: 1) эквивалент понятия «речь»; 2) единица, по размерам превосходящая фразу; 3) воздействие высказывания на его получателя с учетом ситуации высказывания; 4) беседа как основной тип высказывания; 5) речь с позиций говорящего в противоположность повествованию, которое не учитывает такой позиции; 6) употребление единиц языка, их речевая актуализация; 7) социально или идеологически ограниченный тип высказываний; 8) теоретический конструкт, предназначенный для исследований условий производства текста [9, с. 26–27]. Этот список также не является исчерпывающим. Такое разностороннее понимание дискурса объединено в дефиниции Ю. Н. Караулова и В. В. Петрова, которые трактуют термин «дискурс» как «сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста» [7, с. 8]. Вышеперечисленные дефиниции позволили составить собственное определение дискурса, под которым понимается последовательность коммуникативно-направленных и прагматически обусловленных высказываний устной и письменной речи, образующих связный текст, погруженный в экстралингвистический (социальный) контекст.
2. Бенвенист, Э. Общая лингвистика / Э. Бенвенист. – 3-е изд. – М. : Эдиториал УРСС, 2009. – 448 с. 3. Валгина, Н. С. Теория текста : учеб. пособие / Н. С. Валгина. – М. : Логос, 2003. – 280 с. 4. Греймас, А.-Ж. Семиотика : Объяснительный словарь теории языка / А.-Ж. Греймас, Ж. Курте ; пер. с фр. В. П. Мурат // Семиотика : антология / пер. с англ., фр., нем. яз. ; сост., вступ. ст. и общ. ред. Ю. С. Степанова ; коммент. Ю. С. Степанова и Т. В. Булыгиной. – М. : Радуга, 1983. – 635 с. 5. Дейк, Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация / Т. А. ван Дейк ; пер. с англ. – М. : Прогресс, 1989. – 312 с. 6. Демьянков, В. З. Текст и дискурс как термины и как слова обыденного языка / В. З. Демьянков // Язык. Личность. Текст : сб. ст. к 70-летию Т. М. Николаевой / Ин-т славяноведения РАН ; отв. ред. В. Н. Топоров. – М. : Языки славянских культур, 2005. – С. 34–55. 7. Караулов, Ю. Н. От грамматики текста к когнитивной теории дискурса / Ю. Н. Караулов, В. В. Петров // Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. – Пер. с англ. / сост. В. В. Петрова ; под. ред. В. И. Герасимова. – М. : Прогресс, 1989. – С. 5–11. 8. Лагута, О. Н. Учебный словарь стилистических терминов. Практические задания. Часть 1 : учеб.-методич. пособие / О. Н. Лагута ; отв. ред. Н. А. Лукьянова. – Новосибирск : Новосибирский госун-т, 1999. – 71 с. 9. Серио, П. Как читаются тексты во Франции / П. Серио // Квадратура смысла : Французская школа анализа дискурса. – М. : Прогресс, 1999. – С. 12–53. 10. Соссюр, Ф. де. Курс общей лингвистики / Ф. де Соссюр ; редакция Ш. Балли и А. Сеше ; пер. с франц. А. Сухотина // Де Мауро Т. Биографические и критические заметки о Ф. де Соссюре : Примечания / пер. с франц. С. В. Чистяковой ; под общ. ред. М. Э. Рут. – Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 1999. – 432 с. 11. Чернявская, В. Е. Дискурс власти и власть дискурса: проблемы речевого воздействия : учеб. пособие / В. Е. Чернявская. – М. : Флинта ; Наука, 2006. –136 с. 12. Dijk, T. A. van. Ideology. A multidisciplinary approach / T. A. van. Dijk. – London : Sage, 1998. – 365 p. 13. Harris Zelling S. Discourse analysis / Harris Zelling S. // Language. – Vol. 28. – No. 1. Linguistic Society of America, 1952. – P. 1–30. 14. Stubbs, M. Discourse Analysis: The Sociolinguistic Analysis of Natural Language / M. Stubbs. – Oxford : Blackwell, 1983. – 272 p. © Бажалкина Н. С., 2012 УДК 82-192 М. Н. Крылова Азово-Черноморская государственная агроинженерная академия г. Зерноград Сравнительная конструкция в тексте современной песни В современной лингвистике весьма актуальной является проблема взаимосвязи языка и культуры. Два эти феномена во взаимодействии и взаимовлиянии развиваются, отражая процессы, происходящие в социуме, изменения менталитета, интеллектуальную и эмоциональную динамику языковой личности. Важной частью современной культуры является культура массовая, популярная среди подавляющего большинства членов общества. Л. В. Мордовина выделяет такие характеристики массовой культуры, как «сложность и противоречивость, способность к трансформациям под влиянием социальных, технических, эстетических и прочих факторов, реактивная мобильность и отзывчивость на требования настоящего момента» [1]. Все это вызывает к ней интерес исследователя, в том числе лингвиста, как к феномену, наиболее точно отражающему современное состояние языка, культуры и общества. Нельзя согласиться с М. Б. Глотовым, считающим, что в нашей стране основным потребителем активно внедряемой СМИ со второй половины 80-х годов прошлого века массовой культуры стала молодежь, в то время как «консервативно настроенное взрослое население противилось этому внедрению, отдавая предпочтение ценностям традиционной культуры прошлого» [2]. К сожалению, люди старшего поколения не менее, а, возможно, и более молодежи подвержены влиянию массовой культуры, вследствие большей внушаемости и психологической готовности стать потребителем любого продукта, подаваемого с экрана телевизора. Массовая культура немыслима без такой составляющей, как современная песня, в том числе популярная. Хотим мы того или нет – музыка оказывает на нас значительное влияние. Первые музыкальные произведения появились очень давно и сразу же стали неотъемлемой частью жизни человека, ее своеобразным фоном. В течение истории музыка менялась и развивалась, оформившись в итоге сейчас в великом множестве музыкальных стилей и направлений. Для нас наиболее интересным представляется анализ массовой современной песни, в широком понимании данного явления включающей популярную музыку, рок-музыку, авторскую песню и т.д. Мы попытались проанализировать закономерности использования в текстах современных песен категории сравнения. Исследование проводилось на материале около пятисот сравнительных конструкций, которые отобраны из текстов песен разного стиля, созданных в течение последних 10–20 лет. Мы постарались при анализе максимально, насколько это возможно, абстрагироваться от восприятия песни как единого целого, от мелодии, ритма, элементов аранжировки, а воспринимать только текст как самостоятельное литературное произведение. Действительно, тексты песен представляют собой один из стихотворных жанров современной художественной литературы. Тем не менее, не все песенные тексты имеют одинаковую художественную ценность. Условно можно разделить песни на популярные, так называемую «попсу», и альтернативные, принадлежащие рок-культуре и другим субкультурам. Популярные песни – самое востребованное и активно воспринимаемое большей частью населения России музыкальное направление. Основные черты поп-музыки как жанра – простота, мелодичность, опора на вокал и ритм с меньшим вниманием к инструментальной части. Тексты просты и незамысловаты, в них наблюдается процесс, который можно охарактеризовать как дезиндивидуализацию. Ю. Дружкин объясняет, что раньше «песня обладала индивидуальностью и манифестировала принцип индивидуальности, утверждала индивидуальность как ценность. За ценностью «песенной индивидуальности» стоит ценность человеческой индивидуальности. Потеря интереса к индивидуальному в песне отражает потерю интереса к индивидуальному в человеке и, в конечном итоге, к человеческой индивидуальности, к отдельной человеческой личности» [3]. Дезиндивидуализация затронула и средства художественной выразительности, образный строй песенного текста. Она диктует такое требование к стихотворению, как обыкновенность, серость, следствием чего являются следующие особенности в использовании сравнительных конструкций. Первое, что бросается в глаза – сравнительных конструкций встречается крайне мало, а во многих популярных песнях, даже в большинстве, сравнения отсутствуют вообще. Сравнений настолько мало, что возникает даже сложность в подборе адекватного языкового материала для анализа. Из всех текстов песен группы «Руки вверх» нами, к примеру, отобрано всего около десяти сравнений, причем они являются узуальными, банальными: «Ты, как мотылек, неуловима, / На огонь летишь, а я сгораю от любви». Устойчивость, банальность – это вообще основные отличительные черты сравнений, наблюдаемых нами в языке современных популярных песен. Отмечается максимальное использование устойчивых объектов со стертой образностью. Например: «Как вода бегут минуты» (песня Жасмин); «Она тает как лед…» (песня Н. Подольской). В данном случае устойчивая сравнительная конструкция выступает скорее не как часть народного опыта, воплощенная в неизменной форме национального языка, а как обычное слово. Фразеологические сравнения не воспринимаются слушателями как образные, художественные элементы текста. Банальность сравнений значительно снижает художественность текста, например: «Храни ее [любовь], как золото хранит земля, / Как жемчуга хранят моря» (песня А. Цой и Д. Билана), «Мы как птицы, что-то в небо нас зовет» (песня Ж. Фриске). Банальные сравнения также имеют устойчивый характер, но их отличает от традиционных то, что здесь не полностью стерта образность, наоборот, автор стремится создать образ, но оказывается способен только повторить переходящую из текста в текст, избитую ассоциацию: «Пил разлуку, как вино» (песня А. Чумакова). В то же время для ряда сравнений характерна претенциозность, основанная на неких художественных притязаниях, желании произвести впечатление. Например: «Мы как блуждающие звезды» (песня Д. Маликова). Претенциозность придает сравнению вычурность, диктует выбор манерного, надуманного, подчеркнуто необычного образа, характеризуемого не красотой, как того, возможно, хотел автор, а красивостью. Данные особенности особенно очевидны на фоне смысловой простоты, скорее даже простоватости, примитивности. Вспоминается выражение писателя А. Рубана: «Поп-музыка нужна для того, чтобы нести в народ мысли, слишком глупые даже для телевизионных ток-шоу». Отдельного разговора заслуживают многочисленные примеры семантически неудачных сравнений, в которых неверно подобран образ, не учтены законы языковой сочетаемости, требование точности и под. Рассмотрим пример: «Нужно вписать / В чью-то тетрадь / Кровью, как в метрополитене: / «Выхода нет» (группа «Сплин»). Несомненно, автор текста считал основанием данного сравнения фразу «Выхода нет», однако по законам языка вообще и ритмики данной песни в частности сравнение относится к другому основанию – слову кровью, вот и получается, что в метрополитене что-то написано кровью. Теряется изначальный смысл, неверно трактуется намерение автора, фраза выглядит нелепо и даже смешно. Грамматические ошибки, связанные с конструированием сравнений, также нередки в текстах популярных песен. Например: «Не смирюсь я с этим никогда, / В белом небе черной птицей взмою» (песня Л. Долиной) – ошибка управления, предложный падеж вместо винительного: в белое небо… Неслучайно мы видим у многих современных композиторов, ищущих талантливый текст, желание обратиться при создании песни к классическому стихотворению. Предельное упрощение музыкального и поэтического языка песен создает иллюзию сверх-доступности, позволяет слушателю чувствовать себя причастным к песне, ее созданию и исполнению. Но это же упрощение обедняет слушателя, не дает ему образца, не ведет за собой, уничтожает искусство. Широко известно выражение Станислава Ежи Леца: «Массовым должен быть читатель, а не искусство». Контрастируют с текстами современных популярных песен тексты произведений альтернативной музыкальной культуры. Они, несомненно, более художественны, сравнения в них участвуют в передаче эмоционального напряжения, острого чувства: «Мы стоим посередине, / Мы горим костром на льдине» (Д. Арбенина). Поэт, особенно в рок-культуре, стремится поразить слушателя необычными, контрастными, даже шокирующими образами, например:
Талантливые тексты, образный строй которых включает и яркие сравнения, можно найти в творчестве некоторых групп, представляющих собой переходный тип эстрадного коллектива: «Уматурман», «Братья Грим», «Високосный год», «Сплин», «Би-2», «Агата Кристи», «Звери» и др. Примыкают к ним и некоторые отдельные исполнители: Сергей Трофимов, к примеру. С одной стороны, их нельзя назвать неформальными, альтернативными группами (исполнителями), но и к «попсе» они в полной мере не относятся, так как исполнители являются и авторами текстов, и создателями коллективов. Налицо высокий характер индивидуализма музыки и текста, отсюда и яркие по содержанию и форме сравнения: «Там, на последней станции, / Старость встретит поезд мой / И повиснет на мне бородой / И усами седыми» (группа «Високосный год»); «Под дождем в окне / Ветки прыгали. / Показалось мне: / Руки с фигами» (группа «Уматурман»). Сравнения эмоционально насыщены, часто распространены: «И рыжею девчонкой, теплою ото сна, / В озябший мир придет весна» (песня С. Трофимова). Привлекает внимание большое количество цепочек сравнений, быстро сменяющих друг друга градуированных образов, словно нанизанных на основную эмоциональную нить текста. Пример:
Просто лежу, на море гляжу я и умираю от ран. Словно ушел, куда неизвестно и не вернулся назад, Словно бегу я по краю бездны, руками закрыв глаза (группа «Уматурман»). Анализ грамматической стороны сравнительных конструкций, используемых в языке популярных песен и в языке песен альтернативных музыкальных направлений, также показал отличия. В песнях, принадлежащих поп-музыке, доминируют наиболее распространенные в языке сравнительные формы. Например, полные придаточные предложения: «Как в расцвет прекрасны розы, / Так прекрасна ты» (песня А. Буйнова); неполные придаточные: «А слова ложатся на ноты, будто листья на асфальт» (песня С. Ротару); сравнительные обороты: «32 зуба сверкали, как алмазы» (песня Потапа и Н. Каменских); сравнения в форме сказуемого: «Счастье словно прекрасная льдинка, / Только острые очень края» (песня Н. Кадышевой) и др. В языке рок-песен и песен других альтернативных направлений также нередки (таков закон языка) формы, отмеченные выше, однако наблюдается большее разнообразие грамматических форм сравнения. Поэт, автор песенного текста не только выбирает интересный, точный, яркий образ, но облекает его в формы, реже встречающиеся, не союзные. Нередки, например, сравнения в форме приложения: «Полным вздором / мысли-мухоморы бегут…» (группа «Братья Грим»); в форме сравнительной степени прилагательного или наречия в сочетании с родительным падежом объекта: «Ой-е! / Шире Вселенной горе мое!» (группа «Жуки»); генитивные конструкции: «А ты на этом полотне светил / Мне подаешь таинственные знаки» (группа «ДДТ»); конструкции с отрицанием: «Он вам не старый баркас, а фрегат с парусами» (группа «Уматурман»); лексические формы сравнения: «Я свободен / С диким ветром наравне» (Кипелов). Нередко грамматически по-разному оформленные сравнения намеренно сталкиваются авторами текстов в одном смысловом отрезке, например: Как по разбитым стеклам, Как по раскаленным углям, Я воспоминаниями шел навстречу утру. (группа «Баста»)
Подчас конструирование необычных сравнений становится для авторов отдельной целью, и они готовы бесконечно искать изощренные, странные, особенные формы. Например: Ощущаю город разом И крестом, и унитазом, Злым булгаковским рассказом, Как блаженство, как беду. (группа «ДДТ») Сравнения в языке песен группы «ДДТ» – вообще предмет отдельного разговора, они заслуживают особого детального анализа. Однако и примеры, введенные нами в контекст данной статьи, позволяют ощутить внимание автора текстов, лидера группы Юрия Шевчука к сравнению как языковой категории, его чуткость в подборе образа и грамматической формы для его выражения, умение остро чувствовать тонкие смысловые оттенки при оперировании языковыми формами данного типа. Анализ образного строя и художественных средств песен альтернативной музыкальной культуры позволяет заключить, что это один из важнейших способов существования современной поэзии. Настоящий, талантливый поэт сейчас очень часто становится менестрелем – автором и исполнителем своих песен, так у него гораздо больше шансов быть услышанным. Именно поэтому в 70–80-х годах прошлого века поэты становились бардами, авторами и исполнителями (Б. Окуджава, В. Высоцкий, Ю. Визбор, Ю. Ким и др.). Современная авторская песня, к сожалению, утратила характерный для нее ранее статус. Мы знаем ее как целый этап в развитии русской поэзии XX века, но сейчас авторская песня, это единство хороших стихов, приятной мелодии и душевного исполнения под аккомпанемент гитары, гораздо менее востребована. Как жанр она не умерла, и у ее поклонников есть современные кумиры: Е. Бачурин, А. Суханов, К. Куклин, А. Щербань и другие. Сравнения в их текстах, как и в любой настоящей поэтической форме, конечно, присутствуют, они интересны, хотя и несколько стереотипны по форме, что связано, видимо, с лирическим звучанием, спокойным интонированием. Например: «Под ногами, точно в черном озере, / Светофора вспыхивал рубин» (А. Лемыш); «Но сердце устанет, / Как ворон в большой ураган. / И разум обманет, / Как солнце в дожди и туман» (А. Суханов). Однако аудитория современных бардов настолько мала, что отнести их творчество к явлениям массовой культуры на сегодняшний день, по нашему мнению, нельзя. Авторская песня пытается бороться, даже не за аудиторию, а за жизнь: частично она ушла на эстраду, альбомы все чаще выпускаются с оркестровками; проводится много концертов и фестивалей традиционной авторской песни (самый известный – Грушинский). Тем не менее, функции влияния на умы поколения авторская песня уже не выполняет. А самое неприятное, что сейчас наблюдается ее трансформация в шансон – одно из наиболее губительных для современной культуры явлений. Итак, современная песня, занимающая важное место в массовой культуре, неоднородна по составу, и использование в песенных текстах различных ее направлений сравнительных конструкций зависит от сути данного направления. Для популярной песни неважно авторство, на первый план выступают продюсер и исполнитель. Поэтому говорить о песенном тексте как о произведении художественной литературы, созданном поэтом, часто уже нельзя. Естественно, на сравнительной конструкции, как и на любом другом явлении поэтики, отразились такие основополагающие черты текста популярной песни, как безликость и серость. Сравнений используется крайне мало, образы их чаще всего избиты, банальны, устойчивы, грамматические формы также не отличаются новизной и свежестью. Тексты песен, принадлежащих рок-культуре и смежным с ней культурным направлениям, являются значительно более художественными, сравнения в них эмоциональны, интересны, разнообразны по содержанию и форме. Именно слово, а не тяжелый в разной степени ритм, является главным в современной рок-песне, выступающей как одна из важнейших бытийных форм современной поэзии.
© Крылова М. Н., 2012 УДК 811.161.1
Наиболее очевидные изменения ФСП связаны, во-первых, с частичным изменением значимости его зон и, как следствие, активизацией конструкций, находящихся на периферии ФСП цели, и, во-вторых, с преобладанием небольших по объему синтаксических конструкций (предложно-падежных групп с непроизводными предлогами, псевдосложных предложений). Динамика такова: конструкции, занимающие центральную и ядерную зоны ФСП, теряют свои позиции и перемещаются на периферию, в то время как конструкции, находящиеся в смежной зоне поля или даже на периферии, напротив, начинают занимать его центральные участки. При этом следует учитывать, что актуализация может быть обусловлена факторами прагматического характера – востребованностью компактных и семантически емких целевых конструкций. Находящие в ядерной части ФСП финитива конструкции с подчинительным союзом чтобы несколько потеряли свою актуальность по той причине, что им свойственно выражать целевое значение в самом чистом, обобщенном виде, без каких бы то ни было дополнительных смысловых оттенков (обусловленности, назначения, делибератива). Именно это и делает их менее всего популярными в языке прессы по сравнению, например, с союзными конструкциями, построенным по модели «типизированная лексема +V inf + чтобы». Отметим также, что среди союзных конструкций преобладают псевдосложные предложения: они короче СПП. Потеряли свою актуальность громоздкие конструкции с составными союзами для того чтобы, с тем чтобы, затем чтобы. И если к СПП с союзом для того чтобы еще прибегают носители языка, то примеров функционирования СПП с союзами затем чтобы, с тем чтобы в языке современных СМИ мы не обнаружили. Известно, что определяющим для помещения языкового средства в центральную зону поля является наличие у него типового значения, которое реализуется более или менее регулярно и в создании которого участвуют специализированные операторы подчинительной связи [1]. Именно этот факт позволил нам поместить предложно-падежные конструкции (ППК) с производными предлогами (за исключением с целью, в целях), а также инфинитивные сочетания в центральную зону ФСП цели. Однако анализ языковых средств целевой семантики, функционирующих в языке современных СМИ, показал, что ни ППК с производными предлогами, ни тем более инфинитивные сочетания не могут быть представлены в центре поля, и причина тому – недостаточная частотность их употребления в языке прессы. Кроме того, ППК с производными предлогами стилистически маркированы официально-деловым контекстом и их использование характерно в соответствующих стилистических контекстах: В Новосибирской и Курганской областях избиратели даже объявляли голодовки в знак протеста против действий избиркомов (Собеседник 17–23.03.2010). Из всех производных предлогов в настоящее время наиболее употребителен в целях: То есть точно сформулировал мысли человека о самом себе в целях оказания воздействия на тело и психику (Московский комсомолец 25.08–1.09.2010), в то время как его синоним с целью, функционирующий в связке с инфинитивом, уступает место конструкциям, очень похожим на ППК, оформляемые предлогом с целью, по семантическим и синтагматическим свойствам – с предложением, с требованием, с просьбой: Сотрудницы музея заявили, что неоднократно получали записки с требованием освободить территорию… (Мир новостей 17.08.2009); …Сотрудники центрального бюро Интерпола обратились к пользователям Глобальной сети с просьбой о помощи… (Московский комсомолец 25.08–1.09.2010). Процессы, происходящие в смежной зоне ФСП и на его периферии, прямо противоположны процессам, протекающим в ядерной и центральной зонах, и связаны с активизаций тех конструкций, которые в языке классической прозы занимают окраинные части ФСП. На уровне предложений следует выделить ряд любопытных тенденций. 1 Актуализация синтаксических конструкций, в семантической структуре которых обязательно присутствие лексемы со значением долженствования. Это конструкции семантики: 1) необходимого основания действия: Чтобы совмещение было законным, управлению культуры и губернатору необходимо было разработать документ, где бы прописывалось, сколько должностей совмещает сотрудник и как это оплачивается (Приложение «Комсомольская правда в Рязани» 8–14.10.2008); 2) вынужденного основания: Теперь Юрию приходится изыскивать дополнительные источники дохода, чтобы покрывать выросшие взносы по кредиту (Московский комсомолец 3–10.12.2008); 3) преднамеренного основания: Чтобы более или менее точно оценить качество жизни в той или иной стране, ООН специально разработала «индекс развития человеческого потенциала» (Российская газета 8.10.2009); 4) достаточного / недостаточного / избыточного основания действия: Миллион долларов – огромные деньги. Вполне достаточная сумма, чтобы люди начали грызть друг друга (Комсомольская правда 8–14.10.2008). При анализе языка классической прозы мы относили их к периферии ФСП цели. 2. Активизируются деепричастные и причастные обороты для выражения смысла «цель»: …У меня была такая желтая книга, и я с большой тщательностью рассматривал картинки, пытаясь тоже применить метод дедукции (Комсомольская правда. 2008. № 147-т/40); Каждый час почки 15 раз пропускают через себя всю кровь организма, очищая ее от токсических веществ (Комсомольская правда 18–25.03.2010). Причастные обороты сообщают о функциональном назначении определяемого им предмета: Такое невероятное предположение приходит в голову на острое Гоцо, где видишь перед собой ограду, окружающую самый древний храм на земле… (Комсомольская правда 18–25.03.2010); «Пропротен-100» – это препарат, дающий шанс от алкогольной зависимости (Комсомольская правда 18–25.03.2010). 3. Тяготение к языковой экономии, с одной стороны, и использование невербальных средств общения, особенности интонации, паузировки – с другой, делает возможным и даже активным употребление разнообразных типов бессоюзных конструкций, целевая семантика которых хотя и размыта, но все-таки присутствует в той или иной степени: Мы сейчас пошумим, проверим зверька на вменяемость (Комсомольская правда 8–14.10.2008); – Стояла страшная жара, и супруг предложил: «Сходи в магазин, купи пива» (Московский комсомолец 25.08–1.09.2010). Та же тенденция приблизить устную речь к письменной делает возможным существование в языке конструкций (простых предложений), использующих средства пунктуации для создания эмоционально-оценочного фона высказывания: Алексей ушел на фронт – писал репортажи с места боевых действий (Комсомольская правда 8–14.10.2008); Финансовый кризис, избавивший от постоянной работы значительную часть трудоспособного населения, выгонит безработных на дорогу – зарабатывать извозом (Московский комсомолец 3–10.12.2008). 4. Весьма неоднозначны факты употребления для выражения семантики финитива СПП с операторами, в принципе неспособными оформлять целевые отношения. Например, союзное слово который в норме не может не только присоединять целевое придаточное, но и придаточное с хоть каким-либо обстоятельственным значением. Тем не менее, в языке современной прессы такие конструкции не просто наличествуют – их присутствие стало очевидной тенденцией: – Мощная федеральная полиции, которая предупреждает и раскрывает преступления, просто необходима современному обществу. (Российская газета 26.11.2009). Не стоит отрицать тот факт, что отнесение таких конструкций к классу целевых не совсем убедительно. И характер оператора, и атрибутивные отношения, устанавливаемые между частями в таких СПП, – некоторые из аргументов, подтверждающих данное утверждение. Однако финитивная нагруженность подобных построений в аспекте назначения предмета также налицо: номинирован предмет – всегда некая социальная общность людей, структурно организованная, посредством оператора который вводится указание на его непосредственные функции. Предположительно причины появления и распространения подобных конструкций связаны с активизацией социально-политической жизни общества и, как следствие, появление огромного количества разнообразных органов управления жизнью и деятельностью людей, о функциях которых и сообщают такие СПП. Не настолько употребительными оказываются СПП с другими подчинительными операторами, оформляющими финитивные отношения в аспекте назначения предмета. Самые активные из них СПП с союзным словом куда: Уже сегодня по всей России открываются сотни консультационных пунктов, куда будущие солдаты и их матери смогут обратиться со своими проблемами (Российская газета 1.10.2009). Для них характерна дополнительная семантическая нагрузка: в данном случае пространственная. Описанные выше функциональные перемещения языковых средств по уровням ФСП финитива предполагают появление ряда тенденций семантического порядка. 1. Активизация микрополя «назначение»: 1) в аспекте действия: – Но они [американцы] считают, что государство должно принять иные меры для того, чтобы обеспечить защиту от преступников (Российская газета 26.11.2009); Мы будем использовать и другие возможности для того, чтобы решить транспортную проблему (Комсомольская правда 8–10.09.2010); 2) в аспекте предмета: Листов для записей не было (Собеседник 17–23.03.2010.); Такое впечатление, что Мальта – полигон для экспериментов (Комсомольская правда 18–25.03.2010); – А сама Дума… превратится в машинку по подниманию рук… (Комсомольская правда 18–25.03.2010). Широкое распространение языковых средств, выражающих идею «овеществленной» цели, – одна из ярчайших тенденций выражения смысла «цель» на сегодняшний день: зал под фотографию, комитет по делам молодежи, заявление на выплаты и под. При этом в конструкции сообщается о функциональности как конкретных имен существительных (особенно в языке рекламных текстов): Вот почему крем «Софья» занимает первое место среди средств для предупреждения варикозной болезни ног (Комсомольская правда 18–25.03.2010), так и отвлеченных (преимущественно в языке аналитических СМИ): Значит, есть еще одна жүктеу/скачать 0.77 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|