ВАРИАТИВНОСТЬ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ В РОМАНЕ С. МОЭМА «ЛУНА И ГРОШ»

ВАРИАТИВНОСТЬ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ
В РОМАНЕ С. МОЭМА «ЛУНА И ГРОШ»

Около пяти десятков лет тому назад появились первые научные труды, посвященные вопросам фразеологической вариантности. Но проблема эта все еще далека от своего решения и с каждым годом привлекает внимание все большего и большего числа исследователей языка [Федуленкова 2006: 44].

Воззрения лингвистов на проблему вариантности подразделяются на две группы. Одни исследователи рассматривают варианты как избыточную категорию в языке, как недостаток естественного языка, как анормальное явление [Горбачевич 1975: 55]. Другие (Болгова, Кодухов, Воронов) пишут о вариативности как о фундаментальном свойстве языка, присущем всем его единицам и уровням, подчеркивая, что способность к варьированию является неотъемлемым свойством функционирующего языка, без которого его изменение и развитие немыслимы [Болгова 1974: 20].

Вариантность в области фразеологии – это результат проявления общих языковых закономерностей, актуальных для всех уровней языка, а именно: адаптация к определенным языковым нормам, подчеркивание аналогии, передача колорита времени, создание эффекта новизны единицы, а также стремление усилить эмоционально-экспрессивные тенденции.

А.В. Кунин предлагается следующее определение вариантов: "Фразеологические варианты – это разновидности фразеологической единицы, тождественные по качеству и количеству значений, стилистическим и синтаксическим функциям, по сочетаемости с другими словами и имеющие общий лексический инвариант при частично различном лексическом составе или различающиеся словоформами или порядком слов" [Кунин 1964: 442].

Автор выделяет следующие типы фразеологических вариантов: 1) лексические варианты 2) морфологические варианты 3) синтаксические варианты 4) позиционные варианты 5) квантитативные варианты [Кунин 1964: 445-491].

Вслед за Куниным мы распределили ФЕ, взятые нами из романа С.Моэма «Луна и Грош» (выборка составляет 400 единиц) по соответствующим группам. Приведем несколько примеров:

1. Лексические варианты ФЕ (разновидности фразеологической единицы, тождественные по качеству и количеству значений, стилистическим и синтаксическим функциям, по сочетаемости с другими словами и имеющие общий лексический инвариант при частично различном лексическом составе).

(а) лексические варианты ФЕ с взаимозаменяемыми глагольными компонентами: alter (change) one’s mind; catch (get a) sight of smb./smth.; cast (put) a spell on (over) smb.; fly (get) into a temper (lose one’s temper).

(б) лексические варианты ФЕ с взаимозаменяемыми субстантивными компонентами: bore (smb.) to death/to distraction; eat dirt /humble pie; go to hell!/ to the devil!; goodness/heaven/ God knows!.

(в) лексические варианты ФЕ с взаимозаменяемыми адъективными компонентами: a great (good) deal (of); larger (bigger)than life; give smb. enough rope/ plenty of rope (to hang oneself).

(г) лексические варианты ФЕ с взаимозаменяемыми препозитивными компонентами: you cannot get blood from/ out of a stone (turnip); cast (put) a spell on/over smb.; at/in heart.

2. Грамматические варианты ФЕ (разновидности фразеологической единицы тождественные по качеству и количеству значений, стилистическим и синтаксическим функциям и имеющие общий лексический инвариант, но отличающиеся в морфологическом, синтаксическом или морфолого-синтаксическом отношении).

(а) морфологические варианты ФЕ: take one’s(a) chance (take chances)

(б) морфолого-синтаксические варианты ФЕ: on account of smth. (on account; on smb’s account); in smb’s eye (in the eyes of smb.); break smb’s heart (the heart of smb.).

3. Квантитативные варианты ФЕ (разновидности фразеологической единиц, тождественные по качеству и количеству значений, стилистическим и синтаксическим функциям, по сочетаемости с другими словами и имеющие общий лексический инвариант при различном количестве компонентов в результате усечения компонентного состава ФЕ): above all (things); in fact (in point of fact); do (a power of/ a world of) good; without (saying) a word.

4. Функциональные варианты ФЕ (разновидности фразеологической единицы, тождественные по качеству и количеству значений, стилистическим и синтаксическим функциям, по сочетаемости с другими словами и имеющие общий функциональный инвариант при частично различном лексическом составе, заключающемся в варьировании разноаспектных компонентов, и при сохранении тождества синтаксической функции варьируемого компонента в прототипе ФЕ: out of (the) common; throw (cast, turn, shed) light (a light) on (upon); if (the) worst comes (came) to (the) worst.

5. Комплексные варианты ФЕ (глагольно-препозитивные варианты ФЕ, глагольно-структурные варианты ФЕ, глагольно-квантитативные варианты ФЕ, лексико-грамматические варианты ФЕ, структурно-грамматико-квантитативные варианты ФЕ, лексико-морфолого-синтаксические варианты ФЕ и др.): make (win) one’s way (in the world); mind one’s (own) business (affairs); if (the) worst comes (came) to (the) worst

Проведя анализ ФЕ, использованных в романе «Луна и грош» С. Моэмом, можно сделать вывод, что в произведении обнаруживаются все типы фразеологических вариантов классификации А.В. Кунина с преобладанием следующих: 1) лексические варианты с взаимозаменяемыми глагольными и субстантивными компонентами 2) квантитативные варианты 3) комплексные варианты.

Концепция фразеологической вариантности ощутила на себе также влияние дискуссии о возможности стилистической и экспрессивной дифференциации вариантов в результате формально-структурных изменений. Значительная часть исследователей фразеологии допускает возможность таких расхождений, включая их в определения фразеологической вариантности [Федуленкова 2006: 48].

Изучение ФЕ в контексте дает представления о многообразии связей, в которые они вступают в контексте, об ассоциациях, которые они могут вызвать в том или ином окружении [Кунин 1996: 198].

Рассматривая фразеологические варианты в контексте романа С. Моэма, мы обнаруживаем, с одной стороны, их стилистическую и экспрессивную дифференциацию, а с другой – схожесть в выполняемых прагма-стилистических функциях:

1) Один из вариантов может обладать большей экспрессивностью, чем другой. К примеру, из вариантов to have no idea of smth. и to have not the slightest idea of smth. второй более экспрессивен за счет компонента «slightest».

2) Варианты могут также отличаться своей эмотивностью. Эмотивность – это эмоциональность в языковом преломлении, т. е. чувственная оценка объекта, выражение языковыми или речевыми средствами чувств, настроений, переживаний человека. Эмоции делятся на два класса – положительные и отрицательные. Гамма чувств может быть самой разнообразной: негодование, раздражение, уважение, восхищение [Кунин 1996: 178]. Например, вариант not to care tinker’s curse/ tinker’s damn выражает большее негодование, пренебрежение героя, чем not to care a bit/ twopence.

3) Фразеологические варианты могут различаться по силе воздействия языкового знака на адресата, но в обнаруженных нами примерах варианты в равной степени усиливают прагматическую направленность текста, с их помощью герои управляют, направляют, воздействуют друг на друга. В качестве примеров можно назвать варианты you cannot get blood from (out of) a stone (turnip); mind one’s (own) business (affairs); as you make your bed, so you must lie on it (one has made one’s bed and one must lie in или on it)

4) Также различные варианты ФЕ помогают в лаконизации речи. Эта функция образуется путем усечения некоторых компонентов. Примером могут служить данные ФЕ: cross one’s t’s и cross one’s t’s and dot one’s i’s; do good и do a power of/ a world of good; to make (win) one’s way и make (win) one’s way in the world.

Подводя итог, следует отметить, что С. Моэм использует разные типы фразеологических вариантов. В контексте реализуются стилистические возможности ФЕ. Автор выбирает тот или иной вариант ФЕ в зависимости от его большей или меньшей экспрессивности, эмотивности, силе воздействия языкового знака на адресата и т.д. Таким образом, фразеологические варианты в контексте выполняют различные прагма-стилистические функции.

Список литературы

1. 
   Болгова, Л.А. Фразеологическая вариантность и механизмы фразеобразования (на материале периферийных слоев фразеологического фонда современного немецкого языка) [Текст] : дис… канд. филол. наук / Л.А. Болгова. – Москва, 1974. – 168 с.
   
2. 
   Горбачевич, К.С. Вариантность слова как лексико-грамматический феномен [Текст] / К.С. Горбачевич. – ВЯ. – 1975.– № 1. – С. 55-64.
   
3. 
   Федуленкова, Т. Н. Одномерные и двумерные модели в английской, немецкой и шведской фразеологии. Монография [Текст] / Т. Н. Федуленкова. - Архангельск: Поморский университет, 2006. – 208 с.
   
4. 
   Кунин, А.В. Основные понятия английской фразеологии как лингвистической дисциплины и создание англо-русского фразеологического словаря [Текст] : дис. … д-ра филол наук / А.В. Кунин. – М., 1964. – 1229 с.
   

Л.Р. Омарова

Махачкала, Россия

Православное слово в контексте социальной прагматики
Основой ментальности российского государства издавна являлось православие. Православная религия как форма общественного сознания официально интегрировалась в исторический процесс России на протяжении более десяти веков и имела неоспоримое влияние на развитие всех сфер деятельности, начиная от языка и заканчивая общественно-политическими метаморфозами.

Вместе с тем, ввиду сложившихся на протяжении XX века общественно-политических условий, стиль церковного языка до сих пор не выделялся как особый функциональный стиль, хотя еще в середине XX века на необходимость выделения шестого функционального стиля – религиозного – указывала М.Н.Кожина [Кожина 1966].

В конце XX – начале XXI веков в лингвистике, наконец, появились работы, в которых обосновывается необходимость выделения функционального религиозного стиля. Ученые еще не пришли к общему обозначению данного стилистического направления; номинации предлагаются различные: это религиозно-проповеднический стиль [Гостеева 1997], религиозный стиль [Лейчик 2000], церковно-религиозный стиль [Крылова 2001] и др. На наш взгляд, обозначение стиля как церковно-религиозного более соответствует общему функциональному направлению, а включение слова «проповеднический» в обозначение стиля не вполне правомерно. Проповедь, безусловно, является первичным жанром богослужения, но сфера предъявления данного стиля не ограничивается жанром проповеди, вследствие чего номинатив «проповеднический» искусственно сужает жанровое богатство стиля. В настоящее время наряду с традиционными жанрами церковно-религиозный стиля (проповедь, молитва, псалом и т.д.) появились новые жанры (интервью, обращение, доклад). Священнослужители выступают на съездах и встречах, участвуют в торжественных мероприятиях на высоком государственном уровне.

В каком социальном контексте звучит сегодня православное слово? Какую целевую установку несет? Для иллюстрации мы обращаемся к тексту выступления митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла на Съезде православной молодежи в мае 2001 года.

Во вступительной части митрополит Кирилл сразу определил конкретную цель выступления: «…кем мы являемся в современном мире, для чего мы собрались в этом зале именно теперь и что нам надлежит делать впредь» [Кирилл 2001: 1]. Развернутое выступление представляет собой размышление-диалог, в котором православное слово максимально приближено к современной аудитории. Речь митрополита насыщена общественно-политической лексикой – молодежное движение, активисты, агитация, современность, баррикады, молодежный бунт, ключевая роль, потенциал, идеологи, либеральная идея и т.д. Данный языковой ряд ставит молодых священников и новообращенных верующих на передний край борьбы за нравственность. И это соответствует специфике момента. Православная церковь в настоящее время, действительно, переживает период возрождения православных традиций, период борьбы за сердца и умы тех, кто за долгие годы безверия утратил нравственные ориентиры.

Выступление митрополита – это вместе с тем и лекция на общественно-педагогическую тему, поэтому оратор широко использует научную терминологию: сленг, жаргон, мифологемы, цитаты, схоластика, риторика, аудитория, доклад, богословие, цивилизация и т.д.:

Светский гуманизм претендует на то, чтобы подменить собой религию в современном секулярном обществе, адаптировав ее нравственные императивы к эгоистическим потребностям падшего человека [Кирилл 2001: 5].

Данный языковой пласт свидетельствует о достаточно высоком уровне аудитории, перед которой выступает гомилет и о тех широких задачах, которые определил для себя выступающий. Лексемы секулярный, адаптировав, императивы взаимодействуют с лексемой падший (человек), что придает всей диктеме особое религиозное звучание, возвращает к языковым «истокам».

В речи пастыря употребительны слова и словосочетания, обозначающие отвлеченные нравственные понятия: духовная сила, духовная зрелость, благорасположенность, духовная одаренность, духовная жизнь, нравственное состояние, религиозный талант. Как показывает материал, подавляющее большинство положительных явлений ассоциируются с понятием «духовный». Это глубоко закономерно, так как дух – вечен, а материя – тленна, соответственно, сила духа должна преобладать в человеке. Вся предыдущая лексика – лексика бытия – подчиняется лексике духовной, и именно в этом заключается сила православия. Православная этика становится основой всего мировосприятия и реализации человека в социуме.

Наряду с использованием различных семантических лексических групп, в текстах современных проповедников наблюдается изменения некоторых понятий, всегда имевших место в православной риторике. Например, для обозначения понятия «грех» митрополит Кирилл использует современные лексические средства: растление, порнография, гомосексуализм. При этом данная лексика не вытесняет прежнюю, более свойственную православию: соблазны и искушения, а взаимодействует с ней, создавая особый рисунок, максимально приближая проблему к слушателю:

Православные спрашивают: почему позволяется растлевать людей? Почему по телевидению свободно распространяется порнография? Им в ответ на это предлагают не смотреть тот или иной телеканал…Но как быть с тем, что телевидение доставляет человеку соблазны и искушения прямо в его дом? А никак, - отвечают нам. Действия владельца телеканала не ограничивают свободу телезрителя. В итоге общество привыкает жить в условиях отсутствия понятия греха… Мир, живущий по закону греха, не имеет будущего [Кирилл 2001: 4].

Митрополити Кирилл не позволяет аудитории отходить от проблемы возрождения православия и снова обращается к общественно-политической риторике:

«Я поддерживаю межрелигиозные и межхристианские контакты как одну из возможностей свидетельствовать инославному миру об истине Православия.

С другой стороны, современная глобализация, порожденная техническим прогрессом, не имеет альтернативы» [Кирилл 2001: 5].

Интеграция православной риторики в современную жизнь осуществляется активно. Безусловно, упор на воспитание молодежи правомерен, так как старшее поколение, воспитанное на идее строительства коммунизма, не представляет значения для формирования новой государственной идеи. Отбор структурно-функциональных языковых средств подчинен задаче активизации восприятия аудиторией православной ментальности, возвращая тем самым российскую государственность к духовным истокам.

Список литературы

1. 
   Гостеева, С.А. Религиозно-проповеднический стиль в современных СМИ [Текст] / С.А. Гостеева // Журналистика и культура русской речи: Вып. 2 – М.: МГУ, 1997. – С.87-93.
   
2. 
   Кожина, М.Н. К основаниям функциональной стилистики [Текст] / М.Н. Кожина. – Пермь: Из-во ПТУ, 1966. - 275 с.
   
3. 
   Крылова, О.А. Можно ли считать церковно-религиозный стиль современного русского языка разновидность газетно-публицистического? [Текст] / О.А. Крылова // Стереотипность и творчество в тексте. - Пермь, 2001. - C. 259-269.
   
4. 
   Лейчик, В.М. Обновление религиозного стиля: взгляд лексиколога [Текст] / В.М. Лейчик // К культуре мира через диалог религий, диалог цивилизаций. - Омск, 2000. Т.1.- С. 165-171.
   
5. 
   Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл. Быть религиозным человеком в молодые годы есть свидетельство духовной одаренности / Выступление на Съезде православной молодежи (май 2001 г.) [Электронный ресурс] / Режим доступа: http://www.zavet.ru/publ/kiril001.htm, свободный.
   

Н.А. Переверзева

Воронеж, Россия

БЕССОЮЗНЫЕ СЛОЖНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ
С ИЗЪЯСНИТЕЛЬНО-ОБЪЕКТНЫМИ ОТНОШЕНИЯМИ
МЕЖДУ ПРЕДИКАТИВНЫМИ ЧАСТЯМИ В ИСПАНСКОМ ЯЗЫКЕ
Главным образом, в отечественной испанистике сочинение и подчинение рассматриваются как некая оппозиция в синтаксическом плане, в то время как бессоюзие не составляет оппозиции ни к сочинению, ни к подчинению. В этом типе связи решающую роль играют не синтаксические элементы, а чисто смысловые [Васильева-Шведе, Степанов 1981: 219-221].

Признаки «завершенность формальная» и/или «семантическая незавершенность» одной из частей бессоюзного сложного предложения, а также порядок следования частей аккумулирующие в себе основные формальные и семантические характеристики бессоюзного сложного предложения, выступают как дифференциальные [Зильберт 1967: 370]. В этой связи, все бессоюзные сложные предложения членятся на четыре структурно-семантических подкласса. Первый подкласс образуют предложения с формально и семанти­чески незавершенной первой частью: Estoy tranquilo, alegre; no lo dudo, en el día de hoy tendré suerte (Cortázar); Второй подкласс представлен бессоюзными конструкциями с семантически незавершенной первой частью: Todavía no comprendía una cosa: el arte es el mundo entero, complicado e inaccessible por el momento para él (Cortázar); К третьему подклассу относятся бессоюзные сложные предложения с семантически незавершенной второй частью: El reloj dió la hora, en la oscuridad no podía verse...se oían los cascos del caballo: el señor llegaba (Delibes); Четвертый подкласс объединяет предложения с формально и семан­тически завершенными предикативными частями: El muchacho le echó un curioso vistazo: nunca se haíba topado con Juana antes, pero habia oído mucho a cerca de élla (Medio).

Внутри каждого подкласса наиболее существенным и в то же время наиболее универсальным различием между предложениями является характер смысловых отношений между предикативными частями.

Объектом нашего исследования явились бессоюзные испанские сложные предложения с формально и семантически незавершенной первой частью, а именно бессоюзные испанские сложные предложения с изъяснительно-объектными отношениями между предикативными частями, так как данный тип бессоюзного сложного предложения составил наиболее продуктивную группу в рассматриваемом подклассе. Описание строится с учетом их формально-грамматической организации, типового содержания предикативных частей, возможностей использования их как отдельных высказываний в процессе общения. При описании мы отмечаем также их принадлежность как речевых единиц к тому или иному стилю речи.

В плане формально-грамматической организации, в предложении c изъяснительно-объектными отношениями - доминирующей является первая предикативная часть. Все бессоюзное сложное предложение строится на основе модели (грамматической фор­мулы) первой части. Семантическая структура ее такова: субъект (лицо) + событийный предикат (изъяснительного типа) + объект. Вся вторая часть сложного предложения занимает в семантической структуре первой части место зависимого объекта, который, в отличие от предметного объектного распространителя в простом предложении, называет событие. Изъяснительно-объектное отношение между первой и второй частью устанавливается по требованию опорного слова первой части, выполняющего в ней функцию предиката. Более того, формально-грамматическая структура первой части определяет и грамматическую, а не только семантическую, позицию второй части в структуре первой. Так, если первая часть имеет форму личного двусоставного предложения: N1+ Vf +N₄, то вторая часть занимает место грамматического объекта (дополнения); если же первая часть представлена безличной конструкцией: N3 + V (3-е л. ед. ч.) или Рred +N_1, то вторая часть оказывается в позиции грамматического субъекта (подлежащего). Например:

De súbito lo vi con mucha claridad: empezó la guerra (Delibes);

Estoy escalando la montaña…ahora desde la altura se ve: el enemigo ha concentrado todas sus fuerzas en el territorio de nuestro barrio (Gallegos).

Занимая доминирующее положе­ние в формально-грамматической организации бессоюзного предложе­ния, первая часть оказывается менее значимой в информативном плане. Говорящий, как правило, считает более важным сообщить адресату о том событии, которое составляет содержание второй части, поэтому вто­рая часть всегда остается актуально значимой. В то же время нельзя счи­тать, что первая часть лишь вспомогательна, служит средством для вклю­чения в контекст второй части. Она тоже важна, актуальна с точки зре­ния говорящего. Все бессоюзное предложение, как правило, имеет два центра актуализации: в первой части логически выделяется предикат, во второй логическое ударение может стоять на любом из компонентов. Поэтому среди предложений с изъяснительно-объектными отношениями в испанском языке по коммуникативному намерению говорящего лица выделяются два вида высказываний: сообщающие и побудительные.

Сообщающие бессоюзные сложные предложения рассматриваемого типа разграничиваются в зависимости от типового значения первой части на три большие группы.

1) Предложения, имеющие типовым содержанием сообщение о каком-то событии, кото­рое составляет объект-содержание акта речи, чувственного или рацио­нального восприятия лица-субъекта. Субъектом здесь может быть только лицо. Круг предикатов в таких предложениях не широк. В первой части употребляются глаголы, предикативные наречия, краткие прилагательные и причастия, фразеологические сочетания со значениями: а) речи — hablar, contestar, declarar, informar, explicar, mentir, confesar, negar, prometer и другие; б) чувст­венного восприятия — ver, mirar, leer, escuchar, sentir, adivinar, se ve, se oye и так далее; в) интеллектуального восприятия — pensar, reflexionar, comprender, determinar, saber, notar, creer, recordar, olvidar, soñar, imaginar, decider и так далее. Примеры:

Категориальная семантика первой части накладывает ограничения и на формально-грамматическую устроенность. Если процесс говорения или восприятия мыслится как активная, целенаправленная деятельность лица, то это значение передается конструкцией «Именительный падеж существительного (или местоимения) + глагол + ...». Неопределенно-личная конструкция простого пред­ложения встречается редко, только при глаголах говорения. Между глаголами первой части предложения и предикатами второй нет видо-временной соотнесенности, они допускают любые видо-временные сочетания частей бессоюзного предложения. Содержание предложений данной разновидности таково, что роль субъекта в них не центральна, позиция субъекта в первой части не актуализирована. Позиция субъекта становится факультативной, когда он известен из ситуации или контекста. Тогда первая часть представляется усеченной конструкцией:

Информативная факультативность субъекта действия первой части делает возможным оформление ее безличной конструкцией. Например:

2) Предложения с типовым значением «сообщение о событии и утверждение его реальности посредством указания на определенное психическое (волевое и интеллектуальное) состояние говоря­щего лица»:

В таких предложениях, как и в конструкциях первой разновидности, основную информативную наг­рузку несет на себе вторая часть. Первая часть не столько сообщает, сколько убеждает собеседника принять передаваемую второй частью ин­формацию как реальный факт. Для предложений данной разновидности характерно сочетание семантически одноплановой, передающей один, довольно узкий тип событий первой части, с семантически разноплано­вой, передающей любое событие второй частью. Действительно, первая часть таких предложений передает только психическое состояние уверен­ности лица в истинности сообщаемого им факта. В ней не может быть выражено даже противоположное состояние неуверенности, сомнения говорящего в реальности события. Так, невозможно бессоюзное предложение Dudo: él vendrá (Я сомневаюсь: он придет), но вполне нормативно No lo dudo: (que) él vendrá (Я не сомневаюсь: (что) он придёт).

3) Предложения с типовым содержанием «сообщение об эмоциональном состоянии (или отношении) лица, которое вызывает у него воспринимаемый событийный объект». Примеры:

Es maravilloso observarlo: sus puntos de vista son idénticos (Matute);

Es lamentable: no pude conseguir que se quedarán en casa (Delibes) .

В таких предложениях коммуникативное задание говорящего реализуется в равной мере и первой, и второй частями: второй частью говорящий извещает собеседника о каком-то актуальном для того событии, вызвавшем изменения его эмоционального состояния, также актуально значимые для говорящего. Здесь можно говорить об информативной уравновешенности частей, их взаимодополнении при передаче общей ситуации высказывания. Первая часть оформляется как двукомпонентная конструкция личного или безличного типа. В качестве предиката в ней употребляются немногочисленные глаголы, краткие прилагательные и причастия, слова категории состояния, передающие различные эмоциональные состояния субъекта-лица: lamenter (сожалеть), preocuparse (тревожиться), alegrarse (обрадоваться), sorprenderse (удивляться), tener miedo (бояться), es extraño (странно), es sorprendente (удивительно), и другие. Для первой части предложения наиболее обычен план настоящего, реже прошедшего времени. Первая часть имеет реальный модальный план. Вторая часть предложения передает любое событие, она ни в формальном, ни в семантическом отношении не ограничивается составом первой части.

Бессоюзные сложные предложения с изъяснительно-объектными отношениями между частями по коммуникативному намерению говорящего лица также представляются в испанской речи и побудительными высказываниями:

Que no se te olvide: la risa es una de las mejores armas usada por la mujer durante siglos tanto para el ataque como para la defensa (Cortázar);

Pues, acordáos: la desdicha es el vínculo más estrecho de los corazones (Cortázar).

В таких предложениях передается побуждение особого рода: говорящий воздействует на собе­седника не с целью побудить его к совершению физического действия, а с целью совершения какого-то интеллектуального, речевого или эмоцио­нального действия. Здесь возможны все три разновидности сложных предложений, которые были описаны при рассмотрении сообщающих изъяснительных бессоюзных конструкций. В первой части возможны предикаты со значением речи, мысли, эмоционального состояния. Пер­вая, побудительная часть, передавая побуждение собеседника к опреде­ленному восприятию какого-то событийного объекта, о котором сооб­щается во второй части, отличается сравнительно малой информатив­ностью. Вторая часть информативно более насыщенна: именно она назы­вает событие-объект, которое должно быть воспринято субъектом пер­вой части.

Чем менее значим побудитель­ный план всего высказывания, тем более факультативной становится в нем позиция первой части. Пределом утраты побудительной функции является превращение ее в особого рода слово-обращение к собеседни­ку:

O y e: ¿no te apetece descansar un poquito de las lecciones?

Такие предложения возможны и без первой части, основную информативную нагрузку несет в них вторая часть.

Вторая часть передает основной диктальный план события и даже при актуально значимой первой части не может превращаться в факультативный компонент конструкции. Ни семантическая структура второй части, ни ее формальная организация не зависят от первой. Она может представ­лять собой предложение любого логико-семантического типа. По целеустановке она может быть предложением повествовательным, вопроси­тельным или восклицательным:

¿Estás listo?; no te olvides, hijo: nos está esperando tu madre (Delibes);

Confésenlo Ustedes: ¿esta historia la han inventado en el estado mayor? (Perez-Reverte)

Данный тип бессоюзных сложных предложений широко представлен в разговорной речи испанского языка, в равной мере в языке художественной литературы, более избирательно в публицистическом и научном стилях речи, значительно реже его можно встретить в текстах, относимых к деловому стилю.

1. 
   Васильева-Шведе, О. К. Синтаксис предложения [Текст] / О. К. Васильева-Шведе, Г.В. Степанов // Теоретическая грамматика испанского языка : учебник для ин-тов и фак. иностр. яз. - М.: Высш. школа, 1981. – 303 с.
   
2. 
   Зильберт, Б. А. К вопросу о принципах классификации сложных бессоюзных предложений [Текст] / Б. А. Зильберт // Очерки по русскому языку и стилистике: уч. пособие. – Саратов, 1967. – 370 с.
   

А.Н. Петрова

Воронеж, Россия

Новые тенденции именаречения
в США, Великобритании и России
Антропонимические традиции развиваются вместе с обществом. Именники различных эпох существенно отличаются друг от друга. Объясняется это различным восприятием имен в отдельные эпохи, различной социальной оценкой определенных типов имен, обращением к различным мотивировкам имен, продиктованным требованиями эпохи [Суперанская 1977: 7]. В каждую историческую эпоху имя в обществе выполняет свои специфические функции, и в разные периоды отношение людей к именам различно.

Английские и американские имена в настоящее время представляют плотно сплетенный клубок из имен традиционных и современных. Нам хотелось бы остановиться на необычных именах, которые дают своим детям известные люди. Одна из причин, почему знаменитости дают странные имена своим детям, - то, что некоторые из них полагают, что необычное имя обеспечит их детям известность в будущем. Однако существуют примеры обратного. В книге «FreakOnomics» описывается случай, как в конце 1950-х в Нью-Йорке отец назвал одного своего сына Looser «Неудачник», а второго - Winner «Победитель». Looser сделал успешную карьеру, а Winner 30 раз попадал в тюрьму за различные преступления, от бытового насилия до кражи со взломом.

• 
  в честь выдающихся людей XX столетия
  

• 
  в честь персонажа книги
  

• 
  в честь античных личностей
  

• 
  в честь библейского героя
  

• 
  в честь музыкальной группы
  

• 
  заведомо уменьшительно-ласкательные имена:
  

• 
  именование нарицательными существительными, обозначающими плоды
  

• 
  именование нарицательными существительными, обозначающими цветы и цветение
  

• 
  именование нарицательными существительными, обозначающими музыкальные инструменты
  

• 
  именование красивыми сочетаниями слов
  

• 
  именование нарицательными существительными, обозначающими космические объекты
  

• 
  именование нарицательными существительными, связанные с «самолетной тематикой»
  

• 
  именование нарицательными существительными, обозначающими явления природы
  

• 
  именование нарицательными существительными, называющим род занятий человека
  

• 
  именование нарицательными существительными, обозначающими животное
  

Rufus Tiger («Тигр») – сын Роджера Тейлора

• 
  имена, образованные от географических названий
  

• 
  иностранные имена
  

• 
  имена, образованные от иностранных слов
  

Bibi Belle (с фр. «красавица») - Анна Райдер Ричардсон

Tallulah Belle (с фр. красавица») – дочь Брюса Уиллиса и Деми Мур

• 
  имена, образованные от имен/фамилий родителей
  

• 
  просто странные имена
  

Любопытно, что жажда новизны в именах среди знаменитостей не так уж сильно повлияла на поклонников, которых они пытаются впечатлить. Простые британцы предпочитают называть детей традиционно: Томас, Дэниел, Уильям, Эмили, Люси и Софии (по результатам статистики, ежегодно публикуемой в газете «Times»). На протяжении 10 лет в Англии лидировало мужское имя Джек. Простые имена свидетельствуют, что мир имен знаменитостей и имен простых людей разделяет огромная пропасть. Однако и среди простых американцев и англичан встречаются любители необычного. Например, на Гавайских островах в одну из школ города Гонолулу поступила младшая дочь владельца одного из местных ресторанов. Ее имя и фамилия состоят из 102 букв и в переводе на русский язык означает: «многочисленные прекрасные цветы гор и долин начинают наполнять Гавайи в длину и ширину своим благоуханием». А семья Джексон из города Чикаго назвала своих детей: Meningitis (менингит), Laryngitis (ларингит), Appendicitis (аппендицит), Peritonitis (перитонит), Tonsillitis (тонзиллит).

В русском языке, конечно, имен Яблоко или Принц нет, и вряд ли будут, но некоторые необычные тенденции все же заметны. Появляется много вычурных или старинных имен, которые считаются устаревшими. Петербургская актриса Анна Ковальчук назвала дочку Злата, что объясняет следованием церковному календарю. Примерно в то же время старорусские имена дал своим близнецам певец Александр Малинин: Устинья и Фрол. Известная актриса Рената Литвинова назвала дочку Ульяной, певица Наталья Королева дала своему сыну имя Архип.

Популярны также и древнееврейские или древнегреческие имена. Так, популярная телеведущая Тутта Ларсен назвала сына Лука, а актриса Ольга Будина – Наумом. Еще лет 10 - 15 назад практически не встречались такие детские имена, как Таисия, Стефания, Макар, Игнат, Арсений, Ариадна, но в настоящее время такие древнегреческие имена как, например, Макар (сын актрисы Марии Шукшиной), Арсений (сын Алексея Кортнева) уже стали чем-то привычным и обыденным. Имена греческого происхождения Таисия (дочь телеведущей Юлии Меньшовой), Стефания (дочь певца Дмитрия Маликова), Ариадна (дочь балерина Анастасии Волочковой) многим кажутся исконно русскими. Отдельно хотелось бы упомянуть солиста группы «Ума Турман» Владимира Кристовского, который дал своим дочерям очень необычные иностранные имена: Станислава, Мия, Ясмин. Иностранные имена дали своим детям Николай Басков (Бронислав), и певица Маша Макарова (Мирра и Роза). Двойные иностранные имена тоже являются определенной тенденцией именаречения: Анна-Мария – дочь актера Михаила Ефремова; Елизавета-Анна – дочь телеведущей Елены Ханги.

На известных людей могут оказывать влияние и другие «звезды». Например, олимпийский чемпион по фигурному катанию Евгений Плющенко собирался назвать своего первенца Кристианом, в честь знаменитого футболиста Криштиану Роналдо. Многие странные имена связаны с национальностью либо самих знаменитостей, либо их супругов. Певица Алсу назвала свою дочку Сафиной, т.к. в Татарстане, откуда она родом, это очень распространенное имя.

Впрочем, из всего вышесказанного нельзя сделать вывод, что российские звезды нарекают своих детей только вычурными именами. Например, одно из самых популярных имен Мария, носят дочери актрисы Анастасии Мельниковой, певца Максима Леонидова, актера Олега Табакова.

В то же время, как констатируют в органах загса, звездный вклад в копилку рождаемости и звездное же стремление к оригинальности никак не повлияли на формирование первой «десятки» самых популярных детских имен. В рамках Интернет-форума «Переполох» был проведен опрос среди мам и будущих мам. Среди женских имен самыми популярными стали Софья, Василиса, Дарья, Мария. В рейтинге мужских имен лидерами являются Тимофей, Ярослав (все Славы), Максим, Арсений, Даниил, Дмитрий. Нельзя сказать, что все эти имена являются широко распространенными, но это только доказывает то, что в каждом поколении существует своя мода на имена. В раннюю советскую эпоху, например, было модным придумывать коммунистические имена: Рэм (революция, Энгельс, Маркс), Мэлор (Маркс, Энгельс, Октябрьская революция), Оюшминальд (Отто Юльевич Шмидт на льдине). В одном из сел Киргизии отец по имени Цилиндр дал своему новорожденному сыну имя Поршень. Также зарегистрированы имена Канализация, Юрист, Трактор, Идея Делегатовна; имена из таблицы Менделеева: Радий, Ванадий, Рутений, Иридий; минералы Рубин, Гранат, Изумруда; географические названия: Алтай, Гималай, Казбек, Волга, Онега, Амур и все названия месяцев, начиная с января и заканчивая декабрем. Много имен было образовано от революционных лозунгов, названий учреждений: Икки (Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала), Роблен (родился быть ленинцем), Ремизан (революция мировая занялась), Ревдит (революционное дитя), Цас (центральный аптечный склад), Гласп (Главспирт), Райтия (районная типография).

Из всего высказанного мы можем сделать вывод, что «звездные» родители больше склонны к эпатажу в выборе имени для своих детей, чем обычные люди, хотя и в том, и в другом обществе бывают неожиданные исключения. Безусловно, в США и Великобритании необычное имя «звездного» малыша является почти нормой, что, к счастью, нельзя сказать о российских знаменитостях. Выбирая необычное, вычурное, странное имя для своих детей родители вряд ли думают о том, как сложится судьба ребенка с таким именем. За выбором необычного имени чаще всего стоит желание выделиться из толпы, показать свою оригинальность, «звездный» статус. Это могут быть также религиозные, политические причины, желание рассказать всему миру о своих увлечениях таким неординарным способом.

1. 
   Суперанская, А.В. Имя и эпоха (к постановке проблемы) [Текст] / А.В. Суперанская // Историческая ономастика: Сборник статей / Под ред. А.В. Суперанской.— М.: Наука, 1977 .— 308с.
   
2. 
   Levitt, Steven D., Dubner, Stephen J. Freakonomics [Revised and Expanded]: A Rogue Economist Explores the Hidden Side of Everything. - Изд: William Morrow, 2006. – 336с.
   

О.А. Пичугина

Челябинск, Россия

Античные реминисценции

в романе Дж. Фаулза «Волхв»
Реминисценция – термин для русского литературоведения относительно новый, отчасти этим объясняется отсутствие четкой дефиниции этого художественного явления. Кроме того, сама природа реминисценции достаточно неопределенная. Однозначное выделение в тексте реминисценции порой затруднено. Анализ реминисценций строится не только и не столько на фактах, сколько на догадках и предположениях. Для того чтобы выделить и проанализировать античные реминисценции в романе Дж. Фаулза «Волхв» необходимо дать определение реминисценции как таковой.

Все литературоведы признают, что реминисценция основывается на использовании какого-либо элемента другого произведения искусства. Также сходятся мнения и в том, что реминисценции могут быть как сознательными, так и не осознанными.

С. И. Кормилов связывает реминисценцию с понятием «чужое слово»: «Реминисценция - художественный прием, предполагающий использование «чужого слова» - элементов другого произведения для создания нового или же бессознательное воспроизведение этих элементов в новом тексте» [Соловьёва 1997: 497].

Наиболее обширное определение реминисценции находим у В. Е. Хализева. «Этим термином (реминисценция) обозначаются присутствующие в художественных текстах «отсылки» к предшествующим литературным фактам: отдельным произведениям или их группам, напоминания о них. Реминисценции, говоря иначе, - это образы литературы в литературе» [Хализев 1999: 253].

К наиболее распространенной форме реминисценции Хализев относит цитирование. При этом цитата может быть точной и неточной, выделяться кавычками или оставаться неявной, подтекстовой.

Вместе с тем сфера реминисценций значительно шире области цитирования как такового. Реминисценциями нередко становятся простые упоминания произведений и их создателей вкупе с их оценочными характеристикам. Так, в 6 главе I части романа М. де Сервантеса священник и цирюльник разбирают книги, прочитанные Дон Кихотом, чтобы часть их сжечь, и беседуют о них, так что образ литературы (преимущественно рыцарских романов) создается при полном отсутствии цитирования.

Также В. Е. Хализев подчеркивает близкое родство литературной реминисценции и отсылок к произведениям других видов искусств, как реально существующих или существовавших (памятник готической архитектуры в романе В. Гюго «Собор Парижской Богоматери» или моцартовский реквием в маленькой трагедии А. С. Пушкина «Моцарт и Сальери»), так и вымышленных писателем («Доктор Фаустус» Т. Манна или «Портрет» Н. В. Гоголя).

Бахтин и Виноградов говорят о проблеме «чужого слова» в целом, не выделяя из нее отдельные составляющие, в частности реминисценции. Современные исследователи продолжают заниматься исследованием проблемы использования «чужого слова». Среди них Е. Б. Рогачевская, И. П. Смирнов, Л. А. Машкова. Данные литературоведы для обозначения заимствованных элементов используют термины «цитирование» и «аллюзия».

Реминисценция рассматривается частью современных литературоведов как один из подвидов аллюзии. Другие исследователи разводят эти термины, не отрицая при этом единства их сущности.

Ю. М. Лотман и З. Г. Минц расширяют рамки использования «чужого слова». Под ним они понимают не только прямое или косвенное цитирование. Они вводят термин цитата - «метонимия» или «мифологема», под которым они понимают «свернутое до имени - чаще всего до имени собственного - «осколки» мифологического текста, «метафорически» сопоставляющие явления из миров мифа и истории и «метонимически» заимствующие целостные сюжеты и ситуации» [Лотман 1981: 54].

Таким образом, реминисценцией может быть не только непосредственно «чужое слово» из какого-либо текста, но и знак, указывающий на этот текст. Кроме того, З. Г. Минц считает, что к реминисценциям могут относиться не только знаки словесных текстов, но и знаки - заместители произведений несловесных искусств (картин, музыкальный произведений и т. д.). Реминисцентная природа рассматриваемых случаев в том, что отсылка к внесловесному произведению также вызывает в сознании читателя значительные образы или мелодию текста источника. Следовательно, значительно расширяется спектр произведений, которые могут выступать в качестве источников реминисценций.

Как мы видим, единой точки зрения ни на проблему «чужого слова» вообще, ни реминисценции, в частности, в современном литературоведении не существует. В нашей работе под реминисценцией мы понимаем использование в литературном произведении элемента другого произведения литературы или искусства, вызывающее у читателя воспоминания об этом произведении, необходимые для более полного и точного понимания творческого замысла заимствующего автора.

Исходя из всего вышесказанного, можно выделить разнообразные группы реминисценций, рассмотрим некоторые из них:

1. 
   Пространственная реминисценция. Автор использует художественное пространство произведения – первоисточника. Одной из ярких пространственных реминисценций «Волхва» можно считать отсылку к греческому Олимпу. Учитывая античный контекст всего романа, можно расценивать ряд описаний Фраксоса и Бурани, как отсылку к этому греческому раю.
   

«Фраксос прекрасен. Другие эпитеты к нему не подходят, его нельзя назвать просто красивым, живописным, чарующим - он прекрасен, явно и бесхитростно» [Фаулз 2001: 52].

Величественная красота Фраксоса напоминает красоту мифической горы Олимп – резиденции верховных античных богов, места, где живет сам Зевс.

Еще большее сходство с Олимпом приобретает Бурани.

«С той стороны обжитой бухты вздымалась крутая скала, вдававшаяся в глубь острова на несколько сотен ярдов - красноватый откос, покрытый осыпями и трещинами, скала служила словно бы крепостной стеной одинокой виллы, стоявшей на мысу позади нее» [Фаулз 2001: 70].

Каждый раз, приходя к Кончису, Николас совершает восхождение, подобно греческому герою, поднимающемуся на Олимп. Вилла Кончиса восхищает Эрфе, но при этом она подавляет его своим величием, как подавляет красота божественных дворцов простых смертных.

It stood, white and opulent, like Swiss snow, and made me feel sticky-palmed and uncouth [Fowles 1985: 80].

«Белая и роскошная, ..., она сковывала, лишала уверенности в себе» [Фаулз 2001: 81].

Олимп – дом высших античных богов. Данная пространственная реминисценция в романе однозначно ассоциирует образ Кончиса с образом древнегреческого бога Зевса, хозяина Олимпа. Даже крестьянина, который единственный из всех жителей Бурани общается с внешним миром, зовут так же, как олимпийского бога посланника – Гермес.

2. 
   Образная реминисценция. В основе данной группы лежит использование отдельного образа другого литературного произведения или системы образов. На использовании образных реминисценций построены, к примеру, произведения, использующие «вечные образы» литературы (Дон Жуан, Фауст, Гамлет и т.д.)
   

Зевс - «отец богов и людей, царь среди богов» [Ильин 1990: 213]. Дворец Зевса находился на Олимпе.

На параллель Кончис - Зевс указывает прямая реминисценция: в разговоре с Николосом о крестьянине - слуге, Кончис заявляет:

“. . . If you question Hermes, Zeus will know” [Fowles 1985: 83].

«Когда расспрашивают Гермеса, Зевс не остается в неведении»

[Фаулз 2001: 83].

Первая характеристика Кончиса - хозяин виллы, хозяин полновластный, чьей воле беспрекословно подчиняются все окружающие, будь то слуги или гости, хозяин не в значении «работодатель», а в значении «повелевающий чужой жизнью». Что в сочетании с пространственной реминисценцией Бурани - Олимп дает прямое указание на соотнесение образа Мориса с образом верховного олимпийского бога. «С Олимпа рассылает людям Зевс свои дары и утверждает на земле порядок и законы. В руках Зевса судьба людей: счастье и несчастье, добро и зло, жизнь и смерть» [Кун 1981: 23 – 24].

Несмотря на не слишком внушительную внешность, Кончис производит на окружающих необыкновенное впечатление, можно сказать, он восхищает и подавляет людей, которые начинают добровольно подчиняться его воле. По истечении некоторого времени даже внешний облик Кончиса начинает казаться Николасу обликом древнего бога:

«Темный силуэт на высокой белой террасе, солнечный легат приветствует светило, мощь античных царей. Он казался стражем, кудесником, повелителем, владение и владетель» [Фаулз 2001: 141].

Еще один мотив, связанный с образом Кончиса, позволяет соотносить его с Зевсом - это мотив вездесущности. И Лилия, и Роза постоянно напоминают Николасу, что Кончис обладает способностью видеть их и следить за их действиями, где бы они не находились:

“Everything we say, he hears. He knows” [Fowles 1985: 201].

«Все, что мы говорим, он слышит. Он знает» [Фаулз 2001: 204].

Зевс, как известно, с Олимпа также видел все, что происходит в мире, и укрыться от его взора простому смертному не было возможности.

3. 
   Мотивная или сюжетная реминисценция, вызывающая воспоминание о другом литературном произведении через использование элементов его сюжета или мотива.
   

В самой фамилии главного героя «Волхва» заложена античная реминисценция. Эрфе - созвучно имени великого мифического певца Орфея.

В основе мифа об Орфее и Эвредике лежит мотив воскрешения любимой, который в соответствии с античной традицией трансформируется в мотив вызволения из царства мертвых.

Соотнося образ Эрфе с образом Орфея, Фаулз трансформирует известный архетип, более того выворачивает на изнанку сущность архетипа, не связанную с мотивом воскрешения: античный Орфей - символ абсолютного, совершенного художника, персонификация представлений человека о таланте. В характеристике Николоса также довольно значительная часть отводится его творческим занятиям, но по иронии Фаулза античный гений трансформируется в бездарность. После крушения отношений с Лилией, для Эрфе основной задачей становится встреча с Алисон. И часть элементов сюжета, не имеющих на первый взгляд никакого отношения к мифу об Орфее и Эвредике, приобретают иное значение. Как и Эвридика, Алисон умирает. «Пресекает ее жизнь» чрезмерная доза снотворного - тот же яд. Последним подарком Алисон Николосу становится букет цветов. И главное, ассоциация Кончиса и его помощников к концу романа с обитателями царства Аида становится достаточно прочной.

«Чем больше я читал, тем определеннее Бурани – особенно на заключительной стадии – отождествлялся для меня с Тартаром. … Именно в Тартар спустилась Эвредика, разлученная с Орфеем» [Фаулз 2001: 624].

Пусть Алисон по сюжету воскресает без участия Эрфе, для него она по- прежнему мертва, так как находится во власти Кончиса. Встреча Орфея с Эвредикой в подземном царстве - встреча живого человека с бесплотной тенью: «Привел быстрый, как мысль, Гермес тень Эвредики. С восторгом смотрит на нее Орфей. Хочет Орфей обнять тень Эвредики, но остановил его бог Гермес, сказав: «Орфей, ведь ты обнимаешь лишь тень» [Анастасьев 1997: 202]. Для Эрфе Алисон во время возвращения в Лондон - тоже лишь тень. При первом появлении она вообще лишь видение. При втором также подчеркивается ее бестелесность:

I watched her move between the tables: her smallness, that slightly sullen smallness and slimness that was a natural part of her sexuality [Fowles 1985: 659].

«Я смотрел, как она лавирует меж столиками: такая маленькая, вызывающе маленькая и тщедушная, такая желанная в своей крохотности [Фаулз 2001: 655].

Античные реминисценции формируют мифологическое пространство романа «Волхв». С их помощью Фаулз создаёт двоемирие романа, разделяет реальный мир, в котором изначально жил герой и территорию чуда, в которую он впоследствии попадает. Античные реминисценции имеют в романе «Волхв» не только сюжетообразующую но и мифопорождающую функцию, они вводят в роман пласт, содержащий элементы мифологического сознания и приобретают концептуальную функцию.

Список литературы

1. 
   Анастасьев, Н. А. У слов долгое эхо (к спорам о постмодернизме) [Текст] / Н.А. Анастасьев // Сквозь шесть столетий. Метаморфозы литературного сознания: Сборник в честь семидесятипятилетия Л.Г. Андреева. – М.: Диалог, МГУ. - 1997. – С.307 – 329.
   
2. 
   Ильин, И.П. «Постмодернизм»: Проблема соотношения творческих методов в современном романе Запада [Текст] / И.П. Ильин // Современный роман: Опыт исследования. – М. 1990. – С.255 – 279.
   
3. 
   Кун, Н. А Легенды и мифы Древней Греции [Текст] / Н.А. Кун. - Челябинск: Юж. - Урал. кн. изд-во., 1981. - 464 с.
   
4. 
   Лотман, Ю.М., Минц, З.Г. Литература и мифология [Текст] / Ю.М. Лотман // Труды по знаковым системам. Уч. записки Тарт. ун-та. Тарту. - 1981. – Выпуск 546. – С. 54.
   
5. 
   Соловьёва, Н.А. Метаморфозы поэтического воображения: между метафорой и метонимией [Текст] / Н.А. Соловьева // Сквозь шесть столетий. Метаморфоозы литературного сознания: Сб. в честь 75-летия Л.Г.Андреева. – М.:Диалог, МГУ.- 1997. – С.292-305.
   
6. 
   Фаулз, Дж. Волхв [Текст] / Дж. Фаулз; пер. с англ. Б. Кузьминского. - М.: Махаон, 2001. – 704с.
   
7. 
   Хализев, В. Е. Теория литературы [Текст] / В.Е. Хализева. – М.: Издательство «Высшая школа», 1999. – 398 с.
   
8. 
   Fowles, J. The Magus [Text] / J. Fowles. – Laurel, New York, 1985.