К 100-летию со дня рождения писателя-краеведа Игоря Константиновича Недоли

К 100-летию со дня рождения писателя-краеведа Игоря Константиновича Недоли.

К сожалению, мне не довелось подолгу беседовать с писателем - краеведом Игорем Константиновичем Недолей. Наши встречи были краткими, деловыми - в редакции газеты «Адлерская правда», куда он приносил свои статьи, в районном отделении Всесоюзного географического общества, которое возглавлял в шестидесятые годы, а то и просто на улице. В последний год своей жизни, 1974-й, он много ходил по инстанциям, хлопоча об открытии районного историко-краеведческого музея, куда хотел передать все свои коллекции, это были минералы, изделия народного творчества, в том числе и его собственные миниатюрные вещицы из дерева, камня, пластмассы, а также библиотеку, собрание редких книг и книги, написанные им самим. Ярко представляю его, высокого, худощавого, седовласого, степенного, в шляпе, темной или светлой, в зависимости от времени года и с неизменной тростью. После ранения во время гражданской войны, в молодом возрасте, здоровье его пошатнулось. Но все мы ощущали результаты многогранной общественной деятельности Игоря Константиновича: в парке им. Бестужева стоял памятник писателю - декабристу, появившийся благодаря инициативе Недоли - он предложил отделу культуры райисполкома провести конкурс на лучший проект памятника, и это было сделано. Активно работало отделение географического общества, издавались его книги, которые нравились и детям, и взрослым. Он читал лекции, будучи членом Всесоюзного общества «Знание», талантливая молодёжь посещала литобъединение, которым он руководил.

И только я знала, чего это все ему стоило, - сказала мне вдова Игоря Константиновича, Вера Степановна, чудеснейшая женщина.

Да, из-за слабого здоровья это было нелегко, но жить иначе этот человек не мог. Бурлящая вокруг жизнь захватывала его, он очень любил людей, умел находить единомышленников, много времени уделял детям, молодежи, приобщая их к духовной жизни.

... Мы сидели с Верой Степановной в ее комнате за столом, под абажуром из яркого крепдешина, с кружевами из бисера по краю (дело рук Игоря Константиновича). У стены, на буфете из каштана, сделанного по чертежам Недоли, стоял его портрет художника из Палеха Яковенко, на одной из стен - большой портрет Веры Степановны в молодости, написанный художником Вагиным с фотографии - новогодний подарок жене..

Разговор об их жизни был долгим и интересным. Одно обстоятельство очень удивило меня. Вера Степановна сказала, что родился Игорь Константинович 7 марта 1902 года на Украине в семье учителей, а учился в гимназии в Симферополе. Неужели мы учились в с ним в одном и том же здании? И я вспомнила город своей юности Симферополь и мемориальную доску на здании своей первой женской школы, на которой значилось, что в мужской гимназии, размещавшейся в здании школы, преподавал химию Д. И. Менделеев, учились выдающийся ученый - физик, открывший ядерную изомерию, академик И. В. Курчатов и композитор А. А. Спендиаров. Курчатов - ровесник Недоли, и, наверное, он встречал его в коридорах гимназии, а может быть, они были одноклассниками. Я представила Игоря Константиновича молодым юношей, идущим по широким коридорам красивого здания с высокими потолками, прекрасным актовым залом с огромными окнами. А главное - я теперь точно знала, откуда у писателя - краеведа Недоли интерес к ботанике, истории, археологии.

Жить в Симферополе и не посетить Южный берег Крыма и другие его достопримечательные места просто нельзя. Мы, школьники, даже в тяжелые послевоенные годы свое каникулярное время проводили в походах и на экскурсиях. Уверена, что был там и гимназист Игорь Недоля и на него, конечно же, произвели впечатление и богатая природа, и древние города Чуфут-Кале, и развалины античных городов, и ханский дворец в Бахчисарае, фонтану которого А.С. Пушкин принес в дар две розы, домик Н.Н. Раевского и кипарис А.С. Пушкина в Гурзуфе.

Да и сам Симферополь, крупный культурный центр, с его прекрасной публичной библиотекой, театром, в котором можно было увидеть и услышать корифеев, способствовал развитию интереса к науке и искусству.

О юности Игоря Константиновича Вера Степановна подробностей не знала, сказала только, что время гражданской войны он был ранен в руку, а в двадцатых годах получил агрономическое образование в Баку. Из рассказа B.C. Недоля:

«В 1929 году я через биржу труда в Армавире в числе трёхсот рабочих, людей разного возраста, уехала в Азербайджан, в местечко Сарвань. Здесь, в совхозе «Наримановский», мы выращивали технические культуры - кенаф и коноплю, волокно которых - ценное сырье для изготовление каната, веревок, мешковины. Жили в бараках, даже бани не было. Людей косила малярия и другие болезни. Я сильно простудилась, но на моё счастье я встретилась с Игорем Константиновичем, моим будущим мужем. Он работал в совхозе агрономом и отвез меня в больницу в Баку, где я поправилась, но вскоре мы оба заболели малярией, переносили жесточайшие приступы.

До Великой Отечественной войны пришлось переменить несколько мест, так как потребность в специалистах, знающих технические культуры, была большая. Они в то время в стране только начали культивироваться. Игорь Константинович писал статьи об агротехнике технических культур в специальные журналы. Особенно часто печатался он в журналах «За новое волокно» и «Советские субтропики», когда работал на Колхидской опытной станции. Здесь выращивали культуру рами, из которой делался шёлк для парашютов. Он был необходим развивающейся авиационной промышленности.

Экономика страны понемногу крепла, и жизнь налаживалась. Вера Степановна вспоминала тридцатые годы как счастливое время. Хотя приходилось жить на частных квартирах без удобств, жизнь была интересной: совершали прогулки, оба любили музыку и чтение. В то время Игорь Константинович приобрел красивый ковер ручной работы. У него был хороший вкус, и уже тогда он проявлял интерес к интересным, оригинальным вещицам. Было положено начало коллекциям. Он сделал сам деревянную миниатюрную шкатулку. Поработав на севере, в Шенкурске, на одном из притоков Северной Двины, куда Недоля уезжал один, он привез много минералов, а потом еще приходило несколько посылок.

- И всё же Игорю чего-то недоставало в то время. Он был лишён возможности широкого общения. Ему было тесно в том узком мирке, в котором проходила наша жизнь, - говорила моя собеседница.

Так в их биографиях появился Краснодарский край. С марта 1939 года они начали работу на селекционной станции «Маяк» за станицей Пашковской под Краснодаром. Здесь проходили испытания, а затем внедрялись в производство новые сорта овощных культур. Это были помидоры «Чудо рынка», «Марглоб», «Балтимор» и другие.

В Краснодаре, во Всесоюзном институте лубяных и масличных культур, с июля 1940 года Игорь Константинович работал как научный сотрудник, занимался масличными культурами, а Вера Степановна была наблюдателем - поливальщиком.

- Мы зарегистрировались с Игорем 8 июня 1941 года, через десять лет после образования семьи. Так сложилось, потому что детей мы не имели, имущества большого не нажили, - говорила мне Вера Степановна.

Игоря Константиновича призвали в армию на второй день Великой Отечественной войны и направили в село Борское Куйбышевской области в школу младшего авиационного состава. Там он преподавал метеорологию. Затем работал в первой школе летчиков в Куйбышеве. Вера Степановна - тоже участница войны, она трудилась в авиамастерских, в Сарапуле, но из-за плохого состояния здоровья мужа переехала к нему в Куйбышев.

После войны супруги вернулись в Краснодар. В 1947 году управление сельского хозяйства Краснодарского крайисполкома направило Недолю на Черноморское побережье для организации сортоиспытательного участка субтропических культур.

- Сначала сортоучасток хотели организовать в Дагомысе, но там не было подходящего участка земли, и возник он в Адлерском районе на землях колхоза им. Чкалова, - говорила моя собеседница.

Много было приложено усилий небольшим коллективом, чтобы подготовить земли, достать посадочный материал. Вера Степановна Недоля летала на самолете в Азербайджан за саженцами хурмы и граната.

Позже началась работа по внедрению в производство лучших сортов субтропических культур, и Игорю Константиновичу много лет пришлось доказывать, что развивать субтропическое плодоводство крайне необходимо, что на столе у жителей и отдыхающих Сочи должны быть в изобилии южные фрукты. Он писал статьи в местные и центральные газеты и журналы, работал над рукописью книги «Растительный мир наших субтропиков».

Она интересна, потому что написана специалистом и талантливым человеком. Чтобы привлечь внимание своих читателей к природе субтропиков, заставить восхититься ею, Игорь Константинович использовал яркие образные сравнения. Так, ивы вавилонские он назвал зелеными фонтанами. Во всём чувствуется любовь автора к природе.

Игорь Константинович ушел на пенсию из-за болезни в 52 года, раньше положенного срока. В последние годы перед уходом на пенсию он работал на Адлерской станции защиты растений.

Уйдя на отдых, Игорь Константинович больше времени стал посвящать писательскому труду, занялся изготовлением миниатюрных изделий из камня и дерева, стал участником районных выставок работ самодеятельных художников. На краевых и городских выставках побывали его миниатюрные шкатулки, отделанные перламутром. Изготавливал он ювелирные изделия с камнями в оправе из простого металла. В основном, раздаривал их знакомым. Вера Степановна, выращивая цветы, насколько могла, пополняла семейный бюджет. Деньги нужны были и для коллекций.

Игорь Константинович продолжал работать на общественных началах. Возглавил Адлерское районное отделение Всесоюзного Географического общества. С группой энтузиастов обследовал остатки средневековых крепостей в районе, написал об этом монографию, которая сохранилась, а также работу о дольменах. На это время приходится его интерес к загадочным стоянкам первобытного человека в районе села Нижняя Шиловка с мотыжками «сочи - адлерского» типа, открытыми А. П. Красновым в 1936 году. Эти стоянки исследовались затем Л.Н. Соловьевым, И.К. Недолей, Н.И.Гумилевским.

Без людей, общения Игорь Константинович не представлял своей жизни. Подружившись еще во время создания сортоучастка субтропических культур с кандидатом сельскохозяйственных наук Федором Михайловичем Зориным, создателем Дерева Дружбы, Недоля часто бывал в саду Дерева Дружбы, беседовал с посетителями и задумал делать миниатюрные сувенирные ножички для прививок на Дереве. Для этой цели научился варить пластмассу. Ножички получились оригинальные, один из них увёз известный американский музыкант Ван Клиберн. Прибавлялось в альбоме Игоря Константиновича фотографий посетителей Дерева Дружбы, деятелей культуры и искусства, политиков.

Игорь Константинович продолжал писать книги. Агроном по образованию, он знал и любил природу, наблюдал ее. Его книги «Птичьи стаи», «Среди птиц», «Дружище Тобик» и другие, адресованные, в основном, детям, нравились и взрослым. Они издавались в Москве, Краснодаре, Симферополе, Киеве. Рассказ Недоли «Карагез» был напечатан в журнале «Охотничьи просторы» рядом с рассказом К.Паустовского. Одна из книг «Рассказы о птицах» является учебным пособием и вышла в Москве, в 1963 году.

Книги писателя познавательны. Они не только о редких птицах, но и о воробьях, ласточках, синицах, которых мы часто видим, но мало знаем о них.

Книги Недоли - о том, что человек должен быть защитником всего живого. Он предстает в них щедрым и добрым человеком, каким был и в жизни.

Дом Недоли на улице Мира, 15, в Адлере часто посещали его друзья и знакомые, и в одной из комнат Игорь Константинович разместил все свои коллекции. Так образовался домашний музей. В него приходили и стар и млад, и всех Игорь Константинович принимал охотно, рассказывая об экспозиции и отвечая на вопросы. Была заведена Книга отзывов.

22 мая 1964 года скупой ни похвалы краевед Борис Дмитриевич Цхомария написал:

«Всё увиденное здесь буквально привело меня в восторг. Браво, Игорь Константинович! Как хорошо!»

28 августа 1964 года группа учителей Сочи писали о том, что «преисполнены благодарности к создателю музея за большой труд и огромную любовь к историческим памятникам прошлого нашей Родины». Собранные экспонаты, отметили они, представляют собой огромную ценность для нашей науки.

Встречи с людьми были частью жизни Игоря Константиновича и, чтобы сохранить память о них надолго, он завёл домашний альбом для посетителей, в предисловии к которому просил не писать хвалебных слов, а оставлять стихи, шаржи, рисунки. Он собирал крупицы интересного, важного. Ну кто бы еще догадался во время случайной встречи с легендарным Героем Советского Союза А.П. Маресьевым, попросить его расписаться на память на спичечном коробке? В альбоме есть автографы многих сочинских журналистов, краснодарских писателей и поэтов В. Пальмана, В. Бакалдина, М. Шолохова - на письме, пришедшем из станицы Вешенской и много другого любопытного.

К сожалению, не осталось списков экспонатов домашнего музея Недоли, а после скоропостижной смерти Игоря Константиновича, 27 декабря 1974 года, некоторые коллекции были разрознены, другие попали в неизвестные руки. В Адлерский музей истории Адлерского района г.Сочи, который открылся позже, в 1989 году, Вера Степановна сдала книги писателя и некоторые справки, а позже несколько минералов его коллекции, миниатюрных изделий и фотографий.

Уже будучи очень больным, Игорь Константинович собрал в Адлере съезд красных партизан, сражавшихся во время Великой Отечественной войны в лесах Эльзаса и Лотарингии, потом долго с ними переписывался, расспрашивал, уточнял обстоятельства, детали, фамилии и написал повести «Гвоздик» и «Оса», но не успел опубликовать. Это была дань памяти о войне и о трагической судьбе его старшей сестры Марии, у которой немцы с Украины угнали в Германию единственного сына. Она и муж отправились на его поиски, но никто не вернулся домой.

Игорь Константинович по-прежнему был частым гостем в Адлерской районной детской библиотеки, где он всегда отмечал вместе с юными читателями не только Неделю детской книги, День птиц, но и свой день рождения.

За три дня до своей кончины он посеял семена кактусов - у него была еще коллекция кактусов - и беседовал с ребятами перед детским сеансом в кинотеатре «Комсомолец» о собрании Золотого фонда России.

Побывав в свое время в гостях у Недоли, писатель Н. Имшенецкий сделал в знаменитом альбоме такую запись:

«Ваша деятельность - лучшее доказательство того, как велик, мудр и всемогущ человек, как много может сделать он для людей».

А приехавшая посетить могилу Игоря Константиновича Недоли и проведать Веру Степановну, оставшуюся одну, поэтесса Ольга Архангельская написала стихотворение, где есть такие слова о нашем замечательном земляке:

«Пришла к тебе, лишь помня о добре,

Что ты роздал на жизненной дороге...»

Игорь Константинович Недоля оставил нам свои книги, и лучшей памятью о нём было бы их переиздание.

методист эколого-просветительского отдела Кавказского государственного природного биосферного заповедника.

ВВЕДЕНИЕ В ТОПОНИМИКУ

ЧЕРНОМОРСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ КАВКАЗА.

Большинство местных жителей, не говоря уже о миллионах людей, ежегодно приезжающих на отдых и лечение, встречаясь с местными географическими названиями, и даже привыкая к ним, практически не имеют никакого представления об их смысловом содержании, если не считать поверхностных и порой недостоверных сведений, получаемых от экскурсоводов или первых встречных «знатоков», преподносящих так называемые «народные» этимологии. Так, при упоминании названия Магри рассказывается романс-легенда о влюблённых Маше и Грише; Сочи многие считают грузинским названием и переводят как «пихта» и т.п.

Каждое географическое название (топоним) имеет свою историю, изучением которой и, в конечном итоге, расшифровкой (переводом) занимается наука топонимика (по-греч. топос – «место», онома – «имя»). Географическое название всегда обусловлено исторически и отражает то или иное историческое событие, нарицательные и собственные имена, наименования проживавших здесь в прошлом племён или их подразделений (обществ, родов, семей). Большую ценность представляют свидетельства топонимики для определения расселения и миграции племён и народов. Топонимика является труднейшим разделом исторической географии. Лишь немногие топонимы (в основном позднего происхождения) могут быть раскрыты одной-двумя фразами. Большинство же из них требуют кропотливых исследований и понимание их невозможно без больших и сложных объяснений.

7 июня в устье р. Мзымты был высажен десант русских войск и основано укрепление, получившее название Святого Духа в честь религиозного праздника Св. Духа, совпавшего с днём высадки десанта, а сформировавшееся вокруг него поселение – Святодуховск, позже – Константиновское укрепление (посёлок и мыс) в честь Великого Князя Константина. Но название «мыс Адлер» продолжало сохраняться, и было официально закреплено за посёлком, выросшим в устье Мзымты.

Дж. Н. Коков выводил этимологию топонима Адлер из черкесского хеделагуе –«смертоносный путь», связывая с нашествием авар в VI в. или с именем вождя гуннов Атиллы (Коков Дж.Н. К постановке вопроса о черкеской топонимике на Черноморском и Азовском побережьях. УЗКБГУ, вып. VII. Нальчик, 1960, с. 66). Коков предложил также перевод топонима Адлер от турецкого адилар- «островитяне» (Коков Дж. Н Заметки по топонимике. УЗКБНИИ. Том XX, Нальчик, 1964, с. 230).

Ср., на южном берегу Крыма в море имеется группа скал под названием Адалар с прямым переводом с тюрк. - «острова».

Таманский полуостров в средневековье носил тюркское название остров Адас с тем же переводом. Здесь же Коков (1964, с. 230-232) приводит предположительный вариант этимологии от австро-немецкого Адлер – «орёл». Ещё ранее Ю.К. Ефремов (Ефремов Ю.К. Тропами горного Черноморья. М., 1963. с. 90) предполагал, что название торгового пункта в устье Мзымты, данное турками – Ардляр или Артляр было изменено кем-то из русских немцев-прибалтийцев, состоявших на службе в русский армии, на знакомое им немецкое Адлер – «орёл». Гавань Артлар упоминается ещё у Евлия Челеби в 1641 г. (Генко А.Н. О языке убыхов. Изв. АН СССР, VII серия. отд. гуманитарных наук.№3. Л. 1928, с.16). Гавань Артлар находилась на землях племени Арт. Артляр означает «артская пристань». В переводе с абхазского арт – «по ту сторону», лар – турецкое окончание множественного числа. (П.М. Голубев. Сочи – Красная Поляна. Краснодар, 1974, с. 11).

Ср., в Греции есть несколько древних топонимов на Арт: епархия Арты, ном (область) Арты. Возможно этнотопоним Арт восходил к античному периоду расселения греков на восточном берегу Чёрного моря. Аналогично греки – ахейцы («морские жители») в тот же период колонизации восточного берега Чёрного моря назвали ряд местных племён ахеянами («приморские жители»).

В некоторых тюркских языках слово арт используется со значением «горный перевал», «седловина в горах», «горная долина», «горное ущелье». (В.Ф. Барашков. Знакомые с детства названия. М., 1982. С. 102).

В.М. Валуйский (Валуйский В.М. Некоторые вопросы топономастики, истории и исторической географии Восточного Причерноморья. 1966. Рукопись. Архив Сочинского отдела Русского географического общества. С. 50) вводит в один этногеографический ряд названия Адлер (от Артляр), Ареда (Аредба), Ардона-Вардане и находит аналогии в абхазских названиях.

Возможен также вариант общей этимологии с топонимом Вардане на готской этнооснове (см. Вардане). Примечательны варианты этого названия Эрделер, (отмечен Пейсонелем ещё в середине XVIII в.) и Ардлер в сообщении С. Броневского (Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе, собранные и пополненные Семёном Броневским. Часть I, М.., 1823 г. С. 330), это, по всей вероятности, те забытые переходные формы, которые и дали современное название Адлер (с потерей «р»).

Дж. С. Белль (Белль Дж. Ст. Дневник его пребывания в Черкессии в течении 1837-1838 гг и 1839 г. Париж и Пфорзехайм. 1841. Машинописный перевод З. Троицкой. Архив Музея истории города-курорта Сочи. С. 121) упоминает здесь аул Ардуватш. Абхазское наименование Адлера –Алашв. Адыгейское название этой местности Уал, что означает «место, часто подвергающееся наводнению, затоплению».

Ш.Д. Инал-Ипа (Инал-Ипа Ш.Д. Страницы исторической этнографии абхазов. Сухуми, 1971. С. 286) предполагает, что название Ажек выводится из абхазского Ажаква, что означает «борода». Но Ажек (Ажеко) может быть и именем собственным и названием рода, владевшего этой местностью.

В.Е. Кварчия даёт этимологию от абх. Ажак – «одинокий ясень» – из ажа –«ясень» и к- «один».

Ажу – правый приток р. Шахе, впадающий в неё в 5 км ниже Бабук-Аула. Ажу является наиболее крупным правым притоком р. Шахе и имеет истоки на восточном склоне горы Аутль (1856 м), значительную часть года покрытую снежниками. Ажи(жи) по-убыхски означает «старый» (Дирр А. Язык убыхов. Лейпциг, 1928 (на немецком языке), с.88). А предикативная форма этого слова произносится как ажю или ажу – «является старым» или «есть старый». В том же значении у адыгов слово-суффикс ж(жи).

При разборе материалов Евлия Челеби (1641 г.) А.Н. Генко (с. 239) отмечал, что одно из обозначений убыхского числительного «5» произносится очень близко к ашху и соответственно – ажу. Дело в том, что р. Ажу является пятым (начиная от устья) крупным притоком р. Шахе и эта особенность могла быть запечатлена убыхами в самом названии реки.

Достоверность происхождения топонимов среднего и верхнего течения долины р. Шахе от убыхского языка гарантируется тем фактом, что при устройстве в апреле 1864 г. Убыхской кордонной линии военные топографы, продвигавшиеся в горную Убыхию через долину Дагомыса в сторону Солох-Аула и далее к Бабук-Аулу с передовой частью Даховского отряда, встречали проживавших ещё здесь убыхов и все местные названия наносили на карты с их слов.

Возможно, что этот топоним переводится от адыг. ужу - «густой», «непроходимый». Шапсуги называют эту реку Аджыу (Коков, 1974, с. 133).

Ш.Д. Инал-Ипа (1971, с. 69) предполагает, что Аибга происходит от имени абхазского рода Айба. В этой связи важно свидетельство Л.Я. Люлье (Люлье Л.Я. Черкессия. Историко-этнографические статьи. Краснодар, 1927 г. С.9), называвшего эту местность Аибу, наряду с сохранившейся до наших дней формой Аибга.

Возможно, что этот топоним происходит от абхазского абга (абгара) – «обрыв», «обрывистое место».

Аишха – название 4 хребтов, 3 пиков (названия номерные: Аишха I, Аишха II и т.д.) и перевала в системе ГКХ в верховьях р. Мзымты и её правого притока р. Пслух. Гора Аишха III носит параллельное название Лоюб-Цухе. Ш.Д. Инал-Ипа (1971, с. 290) переводит название Аишха как «гора (рода) Айба». Ср. Аибга.

Алань – при разборе этнографических подразделений причерноморских племён середины XIX века рядом исследователей было отмечено, что среди убыхов одно из горных обществ носило название Алань. Локализовалось оно предположительно в верховьях р. Шахе. Интересно, что ещё в начале XIX века путешественник и любитель-этнограф Ян Потоцкий в своём «Путешествии в астраханские степи и на Кавказ» (Париж, 1829) отметил, что «убыхи… народ совершенно отличный от черкесов и абазов» и сделал смелое предположение, что это один из «осколков» некогда могущественных алан, предков современных осетин. Л.Я. Люлье, поддерживая эту гипотезу, отмечал, что целый ряд средневековых авторов (Прокопий в 529 г., Барбаро в 1436 г., Ламберти в 1624 г. и Шарден в 1671 г.) упоминали об аланах, занимавших горные территории к северо-западу от Абхазии и в верховьях Кубани. Проживание здесь в средневековье алан подтверждается наличием целого ряда аланских топонимов. Так, в частности вблизи верховьев Шахе известны первично аланские топонимы Оштен и Фишт(ен), а также Сагдан (Белая), Уруштен, в которых компонент тен(дан) в значении «вода» имеет аланское происхождение.

Судя по сохранившимся описаниям исследователей первой половины XIX в. (Тетбу де Мариньи, Дюбуа де Монпере, Фонвиль, Белль, Торнау и др.), убыхи по своему антропологическому облику были в общем сходны с другими кавказскими горцами, но отличались более высоким ростом, плотным телосложением и выразительными чертами лица.

Такими же антропологическими особенностями среди северокавказских народов выделяются ещё только осетины – потомки средневековых алан. Их далёкие ираноязычные предки сарматы во 2 веке до н.э. выдвинулись из южноуральских степей и, вытеснив и истребив родственные им скифские племена, распространились на обширных территориях юго-восточной Европы, включая Северный Кавказ. В начале I века до н.э. из среды сарматских племён, обитавших на Дону, выдвинулись аланы. Это название они получили от греков и затем от византийцев. Себя же аланы называли «асса». Есть предположение, что это самоназвание аланов произошло от древнеиранского аси, что означало «конь». У древних иранцев конь считался одним из воплощений солнечного божества.

В первых веках нашей эры аланы-ассы господствовали в степях Северного Кавказа и Дона. Они отличались большой воинственностью и, подобно своим предшественникам скифам и сарматам, не один раз прорывались через Кавказские теснины, совершая разорительные набеги на Закавказье, в Месопотамию и Малую Азию. Но в IV в. н.э. в южно-русских степях появились гунны, вышедшие из Монголии, которую они покинули под напором Китая. Гунны разгромили аланов и, не останавливаясь, прошли дальше на запад. Едва оправившись от гуннского нашествия, аланы вступили в борьбу с новым племенным объединением – с тюркоязычными хазарами и булгарами, вышедшими на Северный Кавказ вместе с гуннами. Под напором гуннов, хазар и булгар аланы были вынуждены отступить к Кавказским горам и в последующий период с V по IX века основной территорией их обитания были горно-лесные пространства в верховьях Кубани и её наиболее крупных левобережных притоков, т.е. в пределах современной Карачаево-Черкессии и юго-восточной части Краснодарского края. В средние века аланы были постепенно вытеснены из этих мест кабардино-черкесскими и тюркскими племенами, оставив здесь свои следы лишь в виде большого числа аланских топонимов. (См. Оштен, Уруштен, Ассара).

Остатки алан ушли в горы современной Осетии и далее на юг через Дарьяльский проход в северную Грузию и, смешавшись с местным аборигенным населением, послужили основой при формировании осетинской народности.

Алек – хребет, отделяющий бассейн Сочи от бассейнов рек Мацеста, Бзугу, Хоста, Кудепста (Псахо) и Кепши; является западным продолжением хребта Ахцу. Ш.Д. Инал-Ипа (1971, с. 290) пишет этот топоним как Алыкв и переводит с абх. – «ил». К.Х. Меретуков (Меретуков К.Х. Адыгейский топонимический словарь. Майкоп, 1981 г. С. 13) называет хребет Алико и переводит с адыг. «хребет сына Али» (Али – собственное имя, ко – «сын»). Л.Я. Люлье (с. 29) писал, что черкесы часто упоминают в своих молитвах-песнопениях имя Алия. Это искажённое, сохранившееся с христианских времён имя Ильи-громовержца. В районе хребта Алек часто бывают грозы. Это первый значительный хребет (до 1000 м) в районе Сочи в береговой полосе, принимающий на себя грозовые тучи с юго-востока. В адыгском эпосе часто упоминается «дом Алиговых», в котором нарты собираются для решения важнейших дел и проведения пиров и состязаний. Это отзвук связей древних адыгов с эллинским миром. По свидетельству Ш.Б. Ногмова (Ногмов Ш.Б. История адыгейского народа. Нальчик. 1958 г. С. 71) адыги называли Элладу Аллиг. «Дома Алиговых» – это, по-видимому, греческие города и поселения на землях адыгов (в основном по берегу Чёрного моря). Возможная этимология топонима Алек(Аллиг) – «место (гора) Алиговых»; «греческая гора». Коков (1974, с. 104) пишет, что этноним эллин (грек) сохранился в антропониме Алегуко, где ко – адыг патрономический элемент – «сын». Алек может быть стянутой формой от Алегуко.

Алексеевка – небольшое село на левобережье долины Псезуапсе, в 5-7 км от её устья. До конца Кавказской войны здесь размещался крупный шапсугский аул Гуайе. Гуайе или Гои – это наименование шапсугского подразделения, проживавшего в долине Псезуапсе.

Альбова пик – одна из вершин на Ацетукском хребте (междуречье Мзымты и Лашипсе. Название дано в честь выдающегося русского ботаника Николая Михайловича Альбова (1866-1897 гг.). На Кавказе проявил себя не только как ботаник, но и как этнограф. Так, Н.М. Альбов первый записал абхазскую легенду об ацанах.

Альбова озеро – озеро в группе Ацетукских карровых озёр, на водоразделе между долинами рек Лашипсе и Мзымта. Названо Ю.К. Ефремовым в честь выдающегося русского ботаника Н.М. Альбова (Ефремов Ю.К. Тропами горного Черноморья. М., 1963.с. 218, 303).
Ворошилов В.И.

Продолжение следует в следующем номере.
С ПРИРОДОЙ ОДНОЙ ОН ЖИЛ ДУШОЮ.

«Природа будет ограждена от опасности только тогда, когда человек хоть немного полюбит её просто за то, что она прекрасна»

Жан Дорст.

Имя Николая Михайловича Альбова навсегда внесено в Золотую книгу выдающихся учёных мира. Его обширные труды всегда будут служить первоисточниками редких и ценных сведений о природе Огненной Земли и Западного Кавказа.

Заглянем в семейный архив рода Альбовых. В нём хранятся реликвии многих поколений. Основой архива послужили письма молодого священника Михаила Стефановича Альбова к своей жене с Крымской войны 1863-56 гг., дневники воспоминаний, семейные документы и фотографии. В этом же архиве много редких материалов, связанных с жизнью и деятельностью русского учёного-биолога Николая Михайловича Альбова, которому было отпущено всего 31 год жизни. Он родился в России, а умер в далёкой Аргентине.

«Неутомимый исследователь и, вероятно лучший знаток Кавказской флоры, - писал академик Д.Н. Анучин, - страстно преданный изучению природы, Н.М. Альбов имел все основания ожидать, что его научные стремления встретят полную поддержку в русском учёном мире и его способностями и знаниями воспользуются для исследования обширных окраин России, но в действительности ему пришлось почти всю жизнь перебиваться со скудными средствами и даже изучать Кавказ при материальном содействии иностранцев, а затем искать приюта в американской Аргентине, где его познания впервые нашли себе более достойную цену…»

Отец Н.М. Альбова принадлежал к потомственному сельскому православному духовенству рода Михайловых. Во время его обучения в Костромской семинарии в классе оказалось три однофамильца. Во избежание недоразумений волей священника одному из них была оставлена прежняя фамилия, второму (толстяку) – дана фамилия Кругликов, а белокурому Михаилу Стефановичу присвоена фамилия Альбов, от латинского слова «альбус» – светлый, белый.

За участие в двух войнах он награждён многими военными наградами и орденами, высшим из которых – орден «Святого Владимира» 3-й степени, с мечами – давал право на пожизненное дворянское достоинство. В семье М.С. Альбова было две дочери – Александра, Ольга и единственный сын Николай.

Родился Николай Михайлович Альбов 15 декабря 1866 года во Владимире. В 1884 г. окончил гимназию, а в 1890 г. – Новороссийский императорский университет. По одобрению факультета естествознания за диссертацию «Характеристика растительных поясов Абхазии» он был удостоен научным советом университета степени кандидата естественных наук. Восемь лет посвятил изучению растительных поясов Абхазии и других причерноморских районов Колхиды. Несколько тысяч гербарных образцов, собранных во время ботанических путешествий в Абхазские Альпы и на побережье Западного Кавказа были первыми трофеями учёного. Так же сохранилось 25 карандашных рисунков Н.М. Альбова – это как бы этнографические зарисовки. Во время сбора материалов по Абхазии, им впервые описано сто тридцать новых, ранее неизвестных ботанике растений.

«Полезным другом был для меня некий Туга Мухба, земледелец из самой дальней в данной местности деревни. Он сопровождал меня в течении нескольких лет в моих путешествиях…

Какой восхитительный уголок у этого Туги! Чистенький домик из досок, с террасой во двор, в котором теснится несколько гигантских ореховых деревьев, перед домом садик, где растут яблони и груши, без всякого ухода вперемешку с лесными породами; их обвивает виноград, чёрные кисти которого свешиваются с ветвей наподобие драгоценных серёг…»

Среди новооткрытых Альбовых растений есть имя и этого проводника-крестьянина.

Обрабатывал свои ботанические гербарные коллекции Н.М. Альбов сначала в Киевском университете и Петербургском ботаническом саду, затем с 1893-95 гг. в гербаретуме Буасье в Женеве. В Швейцарии Альбова избрали членом-корреспондентом Ботанического общества, что считалось большой честью, особенно для иностранца.

Человек с широким географическим кругозором, Альбов дал первое чёткое определение границ геоботанической провинции, называемой Колхидой, как комплекса растительных формаций прибрежной полосы от Новороссийска до Батуми с примыкающими к побережью западными горными склонами, покрытыми широколиственными лесами и субальпийскими лугами.

У Н.М. Альбова всё самое светлое было связано с Кавказом. Но особенно он полюбил Абхазию, которую прекрасно изучил в результате неоднократных поездок не только в ботаническом, но и в этнографическом отношении. Перед самым отъездом из Европы в Аргентину, он писал родным: «С этого момента начинается для меня новая жизнь. Вернусь ли я когда-нибудь в горы счастливой Абхазии, где чистые и прозрачные, как хрусталь, горные потоки шумно катят в море свои воды по диким ущельям, где азалея и каприфоль так благоухают весной?.. Услышу ли я снова мелодичные звуки чонгури тихим и тёплым вечером и весёлое щебетанье чернооких дочерей Абхазии? А встречи в чаще первобытного леса с угрюмыми и важными фигурами в черкесках, с широкими кинжалами за поясом, с папахой, надвинутой на самые брови? Можно ли забыть прошлое? - Нет». Н.М. Альбов настолько был захвачен преданиями об ацанах и их постройками, что неоднократно ночевал внутри этих древних руин, в которых, по его же словам, «чувствуешь себя на громадном кладбище, на грани, которая отделяет настоящее от прошедшего»,

Жил он по-прежнему, ограничивая себя во всём, страдая от кавказской лихорадки (малярии), постоянно его преследовавшей, и напряжённо трудился. «Я сам даже удивляюсь, как я могу столько работать – писал Николай Михайлович – только теперь понял я с поразительной ясностью, что такое значит труд по доброй воле, по призванию. Труд такой нисколько не тягостен. Напротив, он источник наслаждения».

Признания на родине при жизни Н.М. Альбов не получил. По совету своего друга – крупнейшего ботаника-систематика Европы Казимира Де-Кандолль, он принимает решение покинуть Россию и 28 сентября 1895 г. он сообщил родным из Франции о своём отъезде в Аргентину: «Надежды мои а устройство работать на Кавказе не осуществились, а ничего другого подходящего у меня в России не было, поэтому я обратил свою мысль на Новый Свет, а именно – на Южную Америку. Там учёных людей очень ценят… Вернусь я тогда, когда положение моё упрочится, когда я составлю себе более или менее известное имя в учёном мире».

Н.М. Альбов много путешествовал. Он быстро осваивался в новой среде, в совершенстве владея французским, немецким, английским, испанским языками, отчасти понимая итальянский, мог так же изъясняться по-татарски, на различных наречиях кавказских горцев и индейцев Южной Америки.

«Я счастлив. Я чувствую себя, по крайней мере, счастливым… Я скитаюсь, это правда, как настоящий цыган, но везде я оставляю за собой настоящий след – «на песках времени», как выражается американский поэт Лонгфелло. Этот след не пропадает даром. Им воспользуются другие, пойдут по проторённой мною дороге, и результатом этого будет, полагаю, некоторая положительная польза для науки и общества».

В начале 1896 года из далёкой родины пришло сообщение об избрании Н.М. Альбова Императорским обществом любителей естествознания, антропологии и этнографии своим действительным членом.

Из Аргентины Николай Михайлович пишет: «Я получил место директора отдела ботаники при музее естественной природы города Ла-Плата благодаря моим сочинениям, составляющим мой научный паспорт... Так как ботанического отдела пока при музее нет, то мне придётся создать его работа, конечно нелёгкая, которая потребует многих лет… Музей – огромное учреждение, подобного которому я не видел даже в Европе. Коллекции музея богатейшие… При музее имеется собственная типография и фототипия, где печатаются великолепные ежегодные издания музея…»

Непосильная работа, необыкновенно холодная зима 1896 года, неблагоустроенный быт сильно пошатнули состояние здоровья Н.М Альбова. И снова экспедиции: в северные провинции Аргентины, в Парагвай, в Южные Кордильеры и Патагонию, обработка коллекций и материалов по Огненной Земле и другое. Неожиданно скоро он умер 6 декабря 1897 года в Монтевидео, едва успев завершить огромный труд о флоре Огненной Земли. Похоронен в Ла-Плата.

Впоследствии в России были изданы «Опыт сравнительного изучения флоры Огненной Земли» и другие научные труды в переводе старшей сестры Александры Михайловны Альбовой.

Исследователи Кавказа, как ботаники, так и географы считают Альбова одним из первооткрывателей. В каждом новом поколении находятся его последователи

Д.И. Кривошапка

Дендролог-краевед.

1 («Комсомольская правда», 1990, 1 октября, стр.4.)

2 (А. Караваева была в Сочи проездом в 1934 году (несколько часов), когда обе части были уже опубликованы, М. Колосов не был в Сочи ни разу при жизни автора. ЦК комсомола до 1935 года не принимал участия в судьбе Островского. Образцов почерка Караваевой и Колосова в рукописи нет и т.д.).

3 Проведённая экспертиза (1973-74гг.; 1987 г.) сочинским филиалом Краснодарской научно-исследовательской лаборатории судебной экспертизы, подтвердила принадлежность фрагментов рукописи почерку тех «добровольных секретарей», который соответствует месту и времени написания главы под диктовку (1 часть – 1931 год, Москва; 2 часть – Сочи, 1932-33 гг.) Всего выявлено 18 образцов почерка. Таким образом, возможность фальсификации рукописи весьма проблематична.

4 Детальный, постраничный анализ с комментариями, подкреплёнными перепиской, воспоминаниями, приведён в научной справке, хранящейся в архиве музей (1993 год, 42 стр.)

жүктеу/скачать 0.57 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: