Сильнее инея

Далеко-далеко, на самой окраине одного маленького-маленького города, был сад. В нем росли Яблони, Персики и Груши, Слива и Черешня, но самое главное – в нем росла маленькая японская Айва, были ее целые заросли. Каждый июнь, как только отступали последние холода, во всех уголках сада вспухали большие красно-оранжевые шапки ее цветов. Тогда в сад приходило много людей, и они любовались этой дивной красой. Ведь еще в цвету были Яблони; и Вишни, и Слива, и даже Груша, хотя к тому времени все они уже завязывали плоды, стояли еще во всю белыми: как же можно было уйти с бала царевны Весны, так и не поглядев на Айву? Что-то она выдаст на этот год, какое новое платье примерит? Сама Весна задерживалась в саду на это время; всякий раз она просила у короля Лета на то позволения, и король не отказывал ей. Он тоже приходил полюбоваться нарядом Айвы. А потом гости расходились, король брался за свои важные дела, и в саду становилось зелено и тихо. Только пчелы жужжали да шмели, да изредка птица выпархивала из гнезда и подбирала какую-нибудь зазевавшуюся козявку. А люди? Те уходили в город, или в поле; а потом возвращались в свои дома, и никто больше не заглядывал в сад. Потом, на закате лета, они неожиданно появлялись с большими корзинами и, к тихому возмущению множества живущих неподалеку в лесу ежей, уносили из сада почти все яблоки и другие плоды. А потом опять наступала тишина.

Однажды на взгорке мая, когда Айва уже набрала бутоны, но ждала, чтобы в последний раз ударили по земле заморозки, в сад пришел маленький мальчик. Он держал в правой руке дудочку, а в левую только что поймал майского жука. Подойдя к кусту Айвы, мальчик – а зовут его Илья – посадил жука на ее листочек и заиграл на дудочке. Жук расправил лапки, повернулся к Илье и застрекотал крыльями. Солнышко приподнялось над макушкой Яблони и стало светить на жука. Тот пуще прежнего застрекотал и улетел, спеша рассказать о бывшем с ним приключении своим братьям, что гостили поблизости у Березы. А на ветке, где только что сидел жук, распустился первый цветок. Илья еще громче, еще заливистей заиграл на дудочке, Солнышко поднялось еще выше, и раскрылся другой, за ним третий... Когда Илюша, выбившись из сил, перестал играть, весь куст был в нарядных красных цветках.

Наступил вечер. С неба спустился туман, и ветерок принес прохладу. Солнышко село за лес, воздух начал свежеть, а когда на небе зажглись первые звезды, стало по-настоящему холодно. За Илюшей пришла сестренка: мама и папа послали ее, чтобы она скоро привела маленького Илюшу домой. Но Илюша не хотел уходить. Он ходил вокруг кустика Айвы и время от времени наклонялся, будто нюхал цветы. Сестренка позвала его, потом даже попыталась увести его за руку, но, хотя была старше и сильнее его, не могла сдвинуть с места.

Тогда она прибежала домой и заплакала. Ей стало жалко брата: на улице было уже холодно, а он стоял у Айвы в одной лишь легкой рубашонке и брючках. На плач прибежали папа и мама. Узнав, в чем дело, они переполошились, надели теплую одежду и отправились в сад.

Илюша все ходил и ходил вокруг Айвы, то и дело наклоняясь над разными цветками. Родители позвали его раз, другой, потом, так же, как и сестренка, попытались увести его – но и у них ничего не получалось. Тогда папа взял Илюшу в охапку, чтобы унести домой, – Илюша вырвался и заплакал.

Тем временем прибежала сестренка: она принесла свое старое пальтишко для брата. Родители удивленно переглянулись, но помогли Илюше надеть его, а потом принялись упрашивать его пойти домой, говоря, что завтра – днем, когда поднимется солнышко и будет светло и тепло, – они обязательно придут сюда на прогулку. Но чем дольше они говорили, тем сильнее Илюша плакал и тем чаще нагибался к цветкам и дул в них.

Из-за горизонта выплыла круглая белая луна, и стало так холодно, что даже родители, которые стояли, одетые во все зимнее, стали мерзнуть. Дети же бегали друг за другом вокруг Айвы и, наверное, этим только спасались.

– Надо послать за врачом, – сказал отец. – Должно быть, Илья заболел, если так боится уходить отсюда?

Условившись, что ее будут ждать здесь же, мать побежала в город за врачом. Но врача не оказалось на месте: теплые майские вечера и холодные ночи надолго обеспечили его работой. Мать вернулась ни с чем.

Родители долго молча стояли, глядя на детей, все еще резвящихся возле куста, а потом, когда стоять без движения было уже больше невозможно от холода, сами принялись бегать и плясать.

Небо с одного края посветлело и взошло солнце. Медленно и величаво, в ореоле морозного пара, оно поднялось из-за леса, выше, выше, пар опустился на землю, на листья деревьев и на траву и покрыл их плотным белым инеем. Потом солнце поднялось еще, и пар появился снова: иней, тая, превращался в капельки росы, и от них шел пар. Когда солнце растопило весь иней, из воздуха ушел мороз и вместо него осталась одна утренняя свежесть, дети наконец перестали бегать, повалились от усталости прямо на мокрую траву, и родители, сами чуть не падая от усталости, унесли их в дом...

В то утро в саду опало много завязей, а Айва потеряла свои бутоны: так силен был последний заморозок. Только один куст ее, тот самый, который расцвел, когда Илюша пришел и заиграл на дудочке, стоял весь в больших оранжево-красных цветках, вокруг него жужжали пчелы и мохнатые шмели, крутились синие стрекозы. Черешни и Вишни, Груши и Яблони, Персики и Слива качали головами, оплакивая свою беду. Но не одна печаль владела ими, а и радость: теплый ветер высушил на их листьях слезы, и теперь они, слушая щебет птиц, не уставали радоваться за них – и за Айву, которой, как говорят у нас на земле, повезло. За Айву, которая не побоялась расцвести до времени, поверила Илюшиной дудочке и оказалась права. И за Илюшу, который, они все видели это, не обманул, не ушел из сада, а остался и согрел ее своим дыханием.

И вы, девочки и мальчики, поступайте так же.