Социологические теории общества и социального изменения

30
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ОБЩЕСТВА
И СОЦИАЛЬНОГО ИЗМЕНЕНИЯ
2000.03.006. СМИТ Э. Д. НАЦИОНАЛИЗМ И МОДЕРНИЗМ:
Критический анализ современных теорий наций и национализма.
SMITH A. D. Nationalism and modernism: A critical survey of recent theories
of nations a. nationalism. – L.; N.Y.: Routledge, 1998. – XIV, 270 p. – Bibliogr.:
p. 244-263. – Ind.: p. 264-270.
Энтони Д. Смит (профессор этничности и национализма в
Европейском институте при Лондонской Школе экономики, Лондон,
Великобритания) критически анализирует ряд современных концепций
наций и национализма направления, до сих пор доминирующего в
данном проблемном поле. Он называет данное направление
“классическим модернизмом”: “Это концепция, согласно которой нации и
национализм 
принадлежат 
самой 
природе 
мира 
модерна 
и
революционным процессам модернизации” (с. 3). В качестве ранних
предшественников этого направления называются Ж.Мишле, Э.Ренан,
австро-марксист Отто Бауэр, Дж.Маззини.
Теоретические основания этого направления сложились в начале
XX в. Это марксизм, психология толпы, концепции М.Вебера и
Э.Дюркгейма. Хотя ни в одной из перечисленных концепций нет анализа
наций и национализма, в каждой содержатся моменты, легшие в основу
классических модернистских трактовок наций и национализма.
Так, марксизм утвердил в качестве главного объяснительного
принципа классы и классовую борьбу. Тем самым, этнические и
национальные моменты получали статус вторичных или производных от
более глубоких социально-экономических факторов. Влиятельным
оказался и марксистский подход к национальным движениям и
национализму как “прогрессивным” или “реакционным”, в зависимости от
того, интересам каких классов и на каком этапе развития этих классов

31
они служат, как соотносятся с общей революционной ситуацией. С этой
точки зрения К.Маркс и Ф.Энгельс положительно оценивали польский и
ирландский 
национализм, 
который 
способствовал 
ослаблению
феодально-абсолютистской царской России и британского капитализма
соответственно и тем самым приближал следующие этапы их
исторической 
эволюции. 
Они 
осуждали 
или 
одобряли
националистические движения “отсталых” малых народностей западных и
южных славян в зависимости от того, насколько эти движения отвлекали
буржуазию и пролетариат от их исторических задач. Маркс, Энгельс,
Ленин, Сталин, Люксембург или Каутский не ставили перед собой задачу
создания теории наций и национализма как таковых, поскольку вообще
смотрели на подобные явления с подозрением, а главным образом
потому, что стремились свести объяснение всех явлений к
экономическому базису. Тем самым, в марксизме нации выступали как
формы, реальным содержанием которых были классы и их идеологии. И
такой подход был востребован современными модернистскими
концепциями. Не менее влиятельным оказался и свойственный
марксистскому подходу европоцентризм. Для Маркса, Энгельса, Ленина
и их последователей, нации и национализм неразрывно связаны с
развитием 
современного 
капитализма. 
Они 
понимались 
как
свидетельство, с одной стороны, потребности европейского капитализма
во все большем пространстве для сбыта своих товаров, а с другой
стороны – углубляющейся 
пропасти 
между 
современным
капиталистическим государством и буржуазным гражданским обществом
и потребности в посредствующих звеньях.
Влияние психологии толпы (Ле Бон, Троттер), а также поздних,
социально-психологических работ Фрейда, ощущается у многих
современных исследователей национализма, хотя они и не ссылаются
явно на эти работы или на Зиммеля, Мида, Адорно. Наиболее очевидным
примером такого влияния является нарисованный Кедоурие социально-
психологический портрет беспокойной, отчужденной молодежи,
настроенной враждебно по отношению к отцовским традициям и
авторитетам. Следы влияния ранней психологии толпы можно различить
также в функционалистских исследованиях национализма как
“политической религии” (D.Apter, L.Pye, L.Binder), а также в
исследованиях поведения толпы в социальных движениях (N.Smelser).
Влияние позднего Фрейда, а также Мида и Зиммеля различимо в
современных концепциях, подчеркивающих роль “значимого Другого” для

32
формирования национальной идентичности. Для всех таких подходов
характерно убеждение в том, что модерн дезориентирует индивида и
лишает его традиционных опор.
Третьим влиятельным источником являются труды Макса Вебера,
который сам испытал сильное влияние немецкого национализма. Он не
создал исследования о происхождении национального государства, хотя
и собирался это сделать. Тем не менее его труды содержат целый ряд
положений, имеющих принципиальное значение как для классического
модернизма, так и для его последующей эволюции, например: важность
политической памяти, роль интеллектуалов в сохранении “незаменимых
культурных ценностей” нации, значение национальных государств для
формирования особого характера западноевропейского модерна. Но
наибольшее влияние оказало его указание на значение политического
действия как для формирования этнических групп, так и для развития
современных европейских наций. Он отмечал, например, что
политическое действие способствует возникновению и укреплению веры
в кровные связи несмотря ни на какие антропологические различия.
Далее, Вебер утверждал, что нация адекватно выражает себя в
собственном государстве, к созданию какового она и тяготеет. Для
Вебера, именно стремление к созданию своего государства отличает
нацию от других типов общности. И в этом плане его позиция
вдохновляет многих современных теоретиков национального государства
и всех, подчеркивающих роль власти, особенно государственной, для
определения нации и объяснения национализма.
Однако наиболее важным для классической модернистской
парадигмы является наследие Дюркгейма. Вообще, Дюркгейм писал о
нациях и национализме, только если его вынуждали к тому
обстоятельства. “Однако в известном смысле идея нации как морального
сообщества со своим собственным коллективным сознанием составляет
стержень всех его исследований, что проявляется в анализе религии и
ритуала в его последней большой работе “Элементарные формы
религиозной жизни"” (с. 15). Многое из того, что Дюркгейм сказал об
этничности и национализме, имеет непреходящее значение. Это
относится прежде всего к его анализу религии как ядра морального
сообщества, к утверждению о вечном элементе в религии,
сохраняющемся при любых изменениях религиозной символики,
поскольку общество нуждается в том, чтобы периодически утверждаться
и возрождаться посредством коллективных ритуалов и церемоний. Идеи

33
Дюркгейма могут применяться, и действительно применялись при
исследовании роли мобилизующего массы национализма в молодых
государствах Африки и Азии.
Но еще большее значение для классической модернистской
парадигмы имеют рассуждения Дюркгейма о переходе от “механической” к
“органической” солидарности, поскольку они дают определенную
концепцию общества модерна. “Дюркгейм дал классическому модернизму
концептуальный каркас, позволяющий вписать нации и национализм в
эволюционную логику структурной дифференциации и модернизации,
обнаруживаемую в первую очередь на Западе “ (с. 16).
В то же время, классическая модернистская парадигма трактовки
наций и национальных государств существенно отталкивалась от
исторических исследований, которые осуществляли, начиная с 20-х
годов, социологически мыслящие историки. Объектом их исследований
было зарождение и развитие националистической идеологии.
Национализм в них рассматривался как этическая проблема. В то же
время, они обеспечили большой массив свидетельств для подтверждения
того, что национализм является порождением Европы и модерна.
Историки расходились между собой в конкретном определении “даты
рождения” национализма. Одни связывали ее с Английской революцией,
другие с Французской, третьи с “Письмами к немецкой нации” Г.Фихте. В
любом случае ясно, что рассмотрение было сугубо европоцентристским.
Сама классическая модернистская парадигма в рассмотрении
наций и национализма сложилась к 60-м годам нашего века. Она
представляла реакцию на представление, что нации суть природные, от
века существующие данности и что люди изначально обладают
национальной принадлежностью подобно тому, как они рождаются с
определенным цветом глаз или волос. Общую позицию сторонников
классической 
парадигмы 
можно 
суммировать 
в 
следующих
утверждениях:
1. Нации ни в коем случае не являются древними или извечными.
Допущение их извечности является актом веры и не подтверждается
историческими свидетельствами.
2. Нации ни в коем случае не являются природной данностью.
3. Многие нации как в Европе, так и в Африке и Азии имеют самое
недавнее происхождение.
4. Нельзя приписывать черты современных наций и национализма
более ранним (т.е. до эпохи модерна) общностям или формам сознания.

34
5. Нации суть продукты не природы и не глубинных и извечных
исторических сил, но сравнительно недавнего исторического развития и
рациональной, преднамеренной деятельности, впервые ставшей
возможной и необходимой в эпоху модерна.
Для классической парадигмы характерны также оптимистический
тон и дух активизма: она признает, что нации были созданы
национализмом и что деятельность национальных элит служила
социальному и политическому развитию. Таким образом, ключевая роль
в формировании наций приписывалась политическим элитам. Их
деятельность в этом плане рассматривалась как прогрессивная.
Нации понимались прежде всего 
как 
территориальные
политические общности, формирующие главный тип политической связи
и лояльности своих членов. Все прочие связи – семейные, религиозные,
классовые и др. – являются вторичными и подчиненными по отношению к
связи гражданина со своим национальным государством. Это само по
себе хорошо и желательно, потому что создает основу демократических
институтов. Нации выступают и главными действующими лицами на
международной арене. Они являются как реальными социологическими
общностями, 
так 
и 
единственным 
легитимным 
принципом
межгосударственных отношений. В то же время нации являются
конструктами, они порождены их согражданами, особенно – лидерами и
элитой. Их конституирование является следствием разнообразных
процессов и деятельности различных институтов. В процессе успешного
становления нации чрезвычайно важна институциализация ролей,
ожиданий и ценностей и создание инфраструктуры для социальной
коммуникации, к каковой относятся транспорт, бюрократия, язык,
образование, пресса, политические партии и пр. Признается также, что
нации 
являются 
единственными 
носителями 
социального 
и
политического развития, что именно для них и предназначены плоды
этого развития. Они оказываются также единственным средством
обеспечения потребностей всех граждан и единственным носителем
дальнейшего развития. Это объясняется тем, что только верность своей
нации и националистическая идеология могут мобилизовать массы на
деятельность, решимость и даже самопожертвование, необходимые для
осуществления успешной модернизации общества.
Для подтверждения всех этих тезисов теоретикам формирования
наций было достаточно обратиться к современным процессам

35
деколонизации в Азии и Африке, которые наглядно демонстрировали
усилия националистических лидеров “построить” нацию.
Теоретики, 
принимающие 
классическую 
модернистскую
парадигму (K.Deutsch, D.Lemer, Sh.Eisenstadt, D.Apter, G.Almond, L.Pye,
R.Bendix, L.Binder) по-разному оценивали сравнительное значение тех
или иных факторов, однако были согласны в том, что нации – продукт
эпохи модерна и что их становление имело функциональное значение для
социального развития, а также для становления демократии и
самоуправления масс. В эпохи, когда не было социального развития, не
могло быть и наций.
Модернистская парадигма стала господствующей в 60-е годы. В то
время доминировал функционализм, а также убеждение в решающем
значении классов, элит и политических лидеров в процессе
модернизации. Описав суммарно основные черты этой парадигмы, автор
приступает к более подробному анализу ведущих концепций 1970-1980
гг., следующих в этом русле.
Концепция Эрнста Геллнера подчеркивает роль культуры в
формировании наций. В более раннем варианте своей концепции Геллнер
приписывал решающее значение неравномерности глобального процесса
модернизации и особенно выделял роль языка и языковой культуры как
“скреп” нации. Он особо подчеркивал, что не нации порождают
национализм, но, наоборот, националистические движения порождают
нации. В более позднем и разработанном варианте его концепции (Gellner
E. Nations and nationalism. – Oxford: Blackwell, 1983) решающая роль
отводится системе массового образования в индустриальных обществах
модерна. Языки и общность языковой культуры не могут служить
основой для объяснения конституирования наций хотя бы потому, что из
8 тыс. языковых групп, существующих на земном шаре, только около 200
конституировали себя как нации и обладают собственными
государствами и около 600 добиваются автономной государственности.
Поэтому Геллнер приходит к убеждению, что язык, культура или
воля (к поддержанию их существования) могут служить для объяснения
генезиса наций только в особых условиях эпохи национализма. В эту
эпоху распространяется убеждение, что этнические границы не должны
пересекать политические границы. Национальными чувствами в таком
случае являются чувства гнева (или удовлетворения) от нарушения (или
соблюдения) данного принципа, а движения, порождаемые такими
чувствами, – националистическими движениями.

36
По мнению Геллнера, нации необходимы для осуществления
перехода от аграрного к индустриальному обществу (предаграрное,
аграрное и индустриальное общества он рассматривает как главные
этапы эволюции любого общества). В аграрном обществе нации и
национализм невозможны, потому что такие общества сильно
стратифицированы. На их вершине находится ряд небольших, но
могущественных элит – военная, бюрократическая, жреческая. Каждая из
них имеет свою культуру, служащую тому, чтобы выделиться из
остального общества. Основное население составляют крестьяне, тоже
объединенные в отдельные сообщества со своей культурой и обычаями.
Хозяйственная деятельность замыкается в рамках таких сообществ.
Поэтому тут не возникает ни необходимости, ни стремления к созданию
однородной культуры, единой для всех членов данного политического
целого. В отличие от аграрных, индустриальные общества,
предполагающие высокую степень мобильности, смену занятий,
расширение коммуникаций, действительно требуют однородной
культуры, объединяющей всех членов общества. Труд в обществе
модерна становится по большей части высокоспециализированным. Это,
вместе с высоким уровнем мобильности и возможностью смены занятий,
требует, чтобы каждый член общества был в какой-то мере образован.
Поэтому 
общество 
модерна 
предполагает 
систему 
массового
образования, которая становится государственным делом. В обществе
модерна процессы социализации в значительной мере протекают вне
семьи, в системе общественного образования, которое дает возможность
понимать и использовать независимые от контекста значения в
стандартном письменном языке.
Такая система общественного образования и создает “скрепу”,
охватывающую все общество, так что, по утверждению Геллнера,
человек модерна предан не монарху, земле или вере, но своей культуре. В
трактовке Геллнера, нации необходимы для индустриального общества.
Они выполняют весьма важную функцию “культурной стандартизации”
индивидов, которая делает их компетентными и взаимозамещаемыми.
Геллнер определяет нацию как общество с “высокой”, т.е.
специально культивируемой, стандартизованной, основанной на системе
всеобщего образования письменной культуре. Культуру аграрного
общества он называет “низкой” культурой. Это – “дикая”, произ
растающая
сама собой без специальных усилий культура, в отличие от “садовой”, т.е.

37
специально выращиваемой и лелеемой национальной культуры обществ
модерна.
“Диких” культур гораздо больше, “чем садовых”. Только немногие из
них порождают национализм и в конце концов достигают собственного
государства. Нации – порождения национализма, а не Богом данная
реальность. Однако культуры существуют до и независимо от
национализма. Последний использует их как сырье для своей
конструкции мифа об исконной, почвенной культуре. На самом деле, он