не мог ни с кем говорить и даже выйти из своей комнаты без позволения. Не
осталось ни одного эмира, который предпринял бы что-либо для своего бывшего
повелителя, поднявшего их в свое время из грязи, может быть, даже из рабства,
чтобы возвести на вершину богатств и почестей. Почти все перешли на сторону
Аурангзеба...
Среди множества дел новый повелитель не забывал заботиться и о том, чтобы отца
всегда держали взаперти. Кроме того, он пытался устроить брак своего третьего
сына с дочерью Дары, чтобы закрепить его права на престол, но потерпел в этом
деле неудачу. К тому же он не добился от отца, чтобы тот передал ему драгоценные
камни, которые ему нужны были, чтобы завершить работу над знаменитым "Павлиньим
троном". Шах-Джахан отвечал, что пусть правитель занимается управлением
государства и оставит в покое свой трон, что ему надоели разговоры об этих
драгоценных камнях и уже припасены молотки, которые превратят их в пыль, если
Аурангзеб снова заговорит о них.
Жестокий Ауранзеб хоть и держал отца в заточении со всеми предосторожностями,
тем не менее оставил ему прежний штат женщин - танцовщиц, певиц, кухарок и т.д.
Некоторым муллам он даже позволял встречаться с отцом, чтобы те читали ему
Коран, так как Шах-Джахан стал чрезвычайно набожен. Иногда ему приводили
парадных лошадей или ручных газелей, между которыми устраивались бои,
разнообразных охотничьих птиц или дико-
Тадж-Махал
182
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
винных зверей для забавы, как это было раньше. Но что это было для бывшего
повелителя Индии, величие которого когда-то было безграничным, имя которого
повергало в трепет подданных и соседей, взгляд которого был страшнее молнии...
Шел уже 1659 год. У тюремного окна крепости стоял Великий Могол, и ничего у него
больше не было, кроме одной радости - этого окна-бойницы в стене. Но оно не
вмещало ни рыжих пропыленных долин, ни темных кущ манговых деревьев у храмов, ни
глиняных деревенских домиков. Из тяжелой каменной рамы виден был лишь легкий,
как облако, белый мавзолей давно умершей жены. Тяжело больной, отстраненный от
власти, он часами смотрел на Тадж-Махал, где покоилась Мумтаз Махал, которую он
так любил.
Со временем Аурангзебу, правда, удалось победить озлобленность отца, которая не
покидала того со дня заточения. Достигнуто это было почтительными и покорными
письмами, которые сын часто писал ему, спрашивая, как у оракула, совета; он
оказывал отцу знаки своего сыновнего почтения и внимания, часто посылал подарки.
Аурангзеб добился того, что Шах-Джахан тоже стал писать ему, касаясь в письмах
государственных и правительственных дел, потом сам послал ему несколько
драгоценных камней. А под конец отправил к нему дочь Дары и даже послал свое
прощение и отцовское благословение.
После смерти Шах-Джахан тоже был погребен в гробнице Тадж-Махала - в одном
склепе с женой. Сейчас в центральном зале мавзолея, украшенном орнаментом из
золота и серебра, прямо над склепом лежат две каменные плиты: одна - над могилой
Мумтаз Махал, другая - над могилой Шах-Джахана...
ПРОКЛЯТЫЙ ЗА ЧЕСТНОСТЬ...
В последний день марта 1492 года испанские власти издали указ об изгнании евреев
из страны, после которого многие еврейские семьи вынуждены были переселиться в
соседнюю Португалию. Однако здесь они попали в еще большую неволю: им
категорически запрещалось эмигрировать, а вместе с тем не давали возможности
исповедовать свою религию. В 1580 году испанский король Филипп II, захватив
Португалию, начал преследовать иноверцев и здесь. Человека, не исповедовавшего
христианство, объявляли еретиком, его ждали страшные пытки в тюремном застенке и
смерть на костре. Многие евреи стали марранами - так называли принявших
христианство, но полностью они не были уравнены в правах с христианами и всегда
находились на подозрении. Инквизиторы не щадили ни бедных, ни богатых, и потому
жизнь мар-
ГТРОКЛЯТЫЙ ЗА ЧЕСТНОСТЬ...
183
ранов была сложной и тягостной. Малейшее отступление от евангельской веры
грозило любому из них потерей не только всего имущества, но часто и лишением
жизни. И потому марраны стремились хотя бы внешне выглядеть благочестивыми
католиками.
Среди евреев, принявших христианство, был и португальский дворянин Бенто да
Акоста, у которого в 1585 году родился сын Уриель. Как всякий отец, тот желал
своему сыну только добра, но знал, что достичь этого тот сможет лишь в том
случае, если будет верным христианином. Тогда его жизнь станет спокойной и
безмятежной: во-первых, Уриель будет богат, ведь он, Бенто да Акоста, сумел
скопить немалое состояние. Во-вторых, он будет знатен, ибо унаследует дворянский
титул отца. В-третьих, Урие-ля надо определить в католический колледж, где его
обучением будут заниматься иезуиты, быстро набиравшие силу. Они без всякой
жалости уничтожали всех, кого считали врагами святого престола: топили в воде
или сжигали на костре непокорных, рубили головы недовольным... К тому же им
покровительствовал сам король Филипп II. Помогая церкви, иезуиты тем самым
служили и королю. А раз сам король расположен к ним, то Уриель должен стать
иезуитом...
По вечерам отец строго экзаменовал сына, требуя повторить библейские тексты, и
радовался, видя, что дело идет на лад. Когда мальчику исполнилось 10 лет, отец
отправил его в католический колледж. К этому времени Уриель знал уже Священное
Писание так, что ему могли позавидовать многие из взрослых. В школе он числился
одним из лучших учеников, хотя учителя и не баловали его, ведь как-никак он был
сыном маррана. Но Уриель был настолько прилежен и старателен, что его всегда
ставили в пример другим.
Когда сын окончил колледж, Бенто да Акоста отправил его учиться в Коимбрский
университет на богословский факультет. Уриелю с детства внушали христианские
истины, и, казалось бы, они должны были овладеть всем его существом. Он сделал
все, чтобы принять христианские догмы, никогда даже мысли не допускал, что
христианское учение может быть ошибочным. Он верил в рассказ о грехопадении
Адама и Евы, верил в Иисуса Христа - Сына Божьего, который был распят на кресте,
а потом воскрес и вознесся на небо. Многому учила христианская церковь, И Ученый
в кабинете. С картины Уриель даже представить не МОГ, ЧТО Рембрандта
1634 г
184
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
в этом можно усомниться. Но сомнение пришло и более того - стало углубляться по
мере того, как он окунулся в изучение истории христианства. В Библии, например,
Уриель обнаружил много противоречий, отчего впал в отчаяние.
Жизнь тоже посеяла в душе молодого Акосты сомнения. В самом начале его занятий в
университете страну охватила эпидемия чумы, и он вынужден был вернуться в родной
город Опорто. "Черная смерть" косила людей без разбора, а они были бессильны
противостоять ей. Где он, милосердный Бог? Почему допускает подобное несчастье?
И Уриель проанализировал сначала весь свой путь к вере, а потом и к
разочарованию в ней... Разум убил веру - убил навсегда и безвозвратно, и теперь
никакие рассказы о карах загробного мира не могли напугать его. Он утвердился в
мысли, что только разумом человек может постичь все истины.
После окончания университета Уриель вернулся домой и по воле отца стал служить
казначеем в одной из церквей города. Должность эта, считал Бенто да Коста,
доходная, а главное - она даст сыну возможность сблизиться с "отцами города",
что было весьма важно для укрепления его положения в обществе. Уриеля радушно
встретили в церкви, и новые коллеги поручили ему вести учет и распределение
средств, поступающих от кающихся грешников. Но близкое знакомство с этим делом
только увеличило "скорбь и печаль" юноши, ведь священники под страхом проклятия
и вечных мук внушали прихожанам веру в самые нелепые слухи и сказки. Один из
каноников, умный и начитанный, видел терзания молодого Акосты и однажды, под
большой тайной, дал ему прочитать сочинение итальянского гуманиста Л. Бруни
"Против лицемеров". Сильное впечатление произвели на Уриеля слова, направленные
против двуликих и двоедушных служителей культа:
У вас есть страшные и безобразные пороки. Среди них первое место занимают
жадность, надменность, честолюбие. Чтобы скрыть их, вы изобрели эти длинные
хламиды, эти огромные капюшоны... Эти одежды вовсе не служат для защиты от
холода и зноя, а только прячут ваши пороки от взоров всех окружающих. Если бы вы
действительно хотели быть добрыми людьми, вам следовало бы выбросить из души эти
пороки, а не прятать их под покрывалом рясы...
Уриель не хотел быть причастным к подобным делам и решил порвать с христианской
религией.
Так как в римско-католической вере я не находил успокоения, а хотел твердо
примкнуть к какой-нибудь вере, то, зная о великом споре между христианами и
иудеями, я просмотрел книгу Моисея и пророков. Там я встретил многое, что
противоречило Новому завету; а то, что говорилось Богом, доставляло меньше
затруднений... При этом Ветхому завету верили иудеи и христиане, Новому же -
ПРОКЛЯТЫЙ ЗА ЧЕСТНОСТЬ...
185
только христиане. Наконец, доверившись Моисею, я решил, что должен повиноваться
закону, так как Моисей утверждал, что все получил от Бога.
Однако власть католической церкви распространялась далеко и спрятаться от нее
марранам было негде. Только после завоевания Нидерландами независимости,
благодаря провозглашенной здесь свободе вероисповедания, в Европе появился
уголок, где евреи могли укрыться, не боясь гонений и преследований. Они
устремлялись сюда целыми группами и вскоре образовали в Амстердаме, который
называли "Новым большим Иерусалимом", свою общину и 7-летнюю еврейскую школу,
чтобы воспитывать в ней молодежь в духе своей религии. Уриель уговорил мать и
братьев последовать его примеру, перейти в иудаизм и бежать в Амстердам.
Подвергаясь опасности, Уриель Акоста отправился в Голландию. Так в 1614 году в
синагоге Бет-Иаков, располагавшейся в одном из кварталов Амстердама, появился
новый член еврейской общины, которому было тогда около 30 лет. Уриелю Акосте в
это время было около 30 лет. В Амстердаме он и четыре его брата, "чтобы
исполнить закон, сейчас же совершили обрезание", и этот знак союза Акосты с
богом Авраамовым на время успокоил его бунтарский дух. Ведь он был уже не тем
пылким юношей, который когда-то по настоянию отца пошел учиться в иезуитский
колледж.
В Амстердаме молодой Акоста занялся финансовыми сделками и торговыми операциями,
и хотя до сих пор ему не приходилось заниматься подобными делами, он весьма
преуспел в них. Вскоре его дом стал одним из самых богатых в еврейском квартале;
Уриель Акоста приобрел репутацию добропорядочного человека и, казалось, имел
все, о чем только можно мечтать. Однако его опять начали терзать сомнения, и, не
успев твердо укрепиться в иудаизме, Уриель поднял бунт против еврейских мудрецов
- толкователей Талмуда. Он попытался разобраться в его принципиальных
положениях, что привело к неожиданным открытиям. Сначала новообращенного иудея
смутило то обстоятельство, что укрепившиеся в амстердамской еврейской общине
правила и обычаи не соответствовали утверждениям Торы. Раввины учили, что Тора
содержит в себе заповеди, которые Бог дал еврейскому народу через Моисея. Обычаи
же еврейской общины основывались на указаниях Талмуда - другой священной книги,
которая истолковывала "законы Моисея". Причем божественные установления в ней
порой искажались, подчищались и подновлялись. Но если это так, то раввины сами
отступают от законов Божьих?
У. Акоста попробовал осторожно поделиться своими мыслями с некоторыми раввинами,
хотя и знал, что служители всех рели-
186
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
гий нетерпимо относятся к людям, любознательным в вопросах веры. Но он
формулировал свои вопросы так, что раввины выслушали его спокойно и внимательно,
а потом терпеливо постарались объяснить, чтобы впредь он не стремился понять то,
что непонятно, а просто верил, как повелевает долг иудея. Уриель не был
вольнодумцем, даже не пытался порвать с религией; просто он хотел понять,
действительно ли в еврейских общинах соблюдаются законы Божьи или люди нарушают
их?
Свои сомнения У. Акоста изложил в "Тезисах против традиции" и познакомил с ними
еврейскую общину Венеции, куда ездил по поручению своего брата-банкира. Но там
его мысли были признаны вредными, что повергло Уриеля в уныние. Вернувшись в
начале зимы 1615 года в Амстердам, он снова садится за изучение богословских
трудов, вновь и вновь штудирует Тору и Талмуд Ему недостает знания еврейского
языка, и он нанимает учителя, который занимается с ним в день несколько часов
подряд.
Однако, желая развеять свои сомнения, У. Акоста столкнулся с такими вещами, от
которых впал уже не просто в уныние, а в полное отчаяние. Он начинает
сомневаться в бессмертии души и даже находит подтверждение своему сомнению в
Библии, в которой нигде об этом не говорится. А если сам Бог не упомянул о
бессмертии души, значит, это придумали позднейшие толкователи священной книги?
Уриель ббялся мысли, что душа смертна, как и тело. Но если даже в Библии ничего
не говорится о бессмертии души, тогда, значит, можно ссылаться на нее и не
чувствовать себя еретиком...
И Уриель Акоста приступил к работе над трактатом "О смертности души
человеческой", но неожиданные обстоятельства не дали ему закончить ее. Однажды
тетрадь, в которую он записывал свои мысли, похитили и передали в еврейскую
общину, и в мае 1622 года раввины вызвали У. Акосту на допрос в синагогу Бет-
Иаков. Ему предъявили его тетрадь и потребовали объяснений, на что он ответил,
что не верит в бессмертие души, так как учение об этом не имеет под собой
никакой почвы. Никто не возвращается из царства мертвых, следовательно, никто не
может с уверенностью сказать, что оно действительно существует. А если это все
же не так, то пусть ученые мужи опровергнут его утверждение.
Раввины потребовали, чтобы он отрекся от своих кощунственных мыслей и раскаялся.
На это державшийся с достоинством У. Акоста твердо заявил, что его мысли - плод
долгих раздумий, ведь разум для того и дан человеку, чтобы он мог мыслить.
Раввины попытались убедить Акосту, что он поступает опрометчиво и идет на прямой
конфликт с общиной, за что может быть отлучен от церкви, но тот остался
непоколебимым. Терпение раввинов ис-
ТТРОКЛЯТЫЙ ЗА "ЧЕСТНОСТЬ...
187
тошилось, и они единодушно решили предать дерзкого нечестивца анафеме. Уже через
несколько дней, при большом стечении народа, в синагоге Бет-Иаков был оглашен
приговор отступнику и еретику Уриелю Акосте:
Изгнать его как человека, который уже отлучен и проклят законом Божьим; чтобы
никто с ним не разговаривал, кто бы ни был - ни мужчина, ни женщина, ни
родственник, ни чужой; никто не высказывал бы ему расположения и не был бы с ним
в сношениях под страхом подвергнуться самому такому же отлучению и быть
изгнанным из нашей общины. Братьям У. Акосты отделиться от него в течение восьми
дней.
Стоял май месяц. В садах Амстердама расцветали тюльпаны, и все люди радовались
весне. Только для Уриеля Акосты не было весны: когда он появлялся на улицах
еврейского квартала, люди переходили на другую сторону; со всех сторон он слышал
зловещий шепот и оскорбления. В "Примере человеческой жизни" он писал, что даже
дети, наученные раввинами и своими родителями, собирались толпами на улице и
громко поносили меня, осыпали разными оскорблениями, кричали, что я еретик и
отступник; иногда даже толпились перед моими дверями, бросали камни и всячески
старались вывести меня из себя, дабы я не мог обрести покоя даже в собственном
доме.
Следуя приговору раввинов, братья отделились от У. Акосты, продав ему дом и
выделив часть капитала. Материальное положение Акосты резко ухудшилось, его все
игнорировали, кружок прежних единомышленников распался... Лишь мать не
подчинилась приказу старейшин общины, да служанка Дигне осталась в доме. Только
ночью Уриель обретал покой. Он выходил на улицу и долго гулял вдоль канала.
Это был тяжелый период в жизни философа, но он не впал в отчаяние. Живя
уединенно, У. Акоста в 1624 году заново написал трактат о смертности
человеческой души, только назвал его по-другому - "Исследование фарисейских
традиций в сравнении с писаным законом Уриеля, еврейского юриста, с возражением
некоему Семюэлю да Сильва, его лживому клеветнику". В трактате он вновь
подтвердил свои прежние мысли, что душа и тело появляются у человека
одновременно и одновременно гибнут. Бог не вмешивается в дела природы; Он
царствует, но уже не управляет. Философу удалось издать свое сочинение, но оно
вызвало новую бурю возмущения в среде раввинов. Нечестивец, значит, и не думает
смиряться! Более того, он заявляет, что Бог, сотворив мир, уже не вмешивается в
его дальнейшее развитие! Следовательно, мир развивается без Бога - по своим
собственным законам. Подобное учение граничило с безбожием, и такой дерзости
еврейская община Амстердама еще не знала. Ну что ж? Если от-
188
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ"*^
лучение ничему не научило Акосту, он понесет самое суровое наказание. Раввины
обратились к городским властям, чтобы те привлекли нечестивца к ответственности
за богохульство, а его возмутительную книгу изъяли и уничтожили.
Власти Амстердама решили дело быстро и издали постановление о заключении Уриеля
Акосты в тюрьму. Враги мечтали даже о смертной казни для вольнодумца и очень
жалели, что в Голландии нет инквизиции. Но У. Акоста недолго пребывал в тюрьме,
так как власти согласились на выплату им денежного штрафа в 300 флоринов. А
трактат, возмутивший как еврейских раввинов, так и христианских священников,
конфисковали и уничтожили
После смерти матери в доме Акосты появилась особа, которая подружилась со
служанкой Дигне. Сдержанная, чуткая и добрая девушка приглянулась Уриелю, но о
браке с ней не могло быть и речи, пока с него не будет снята анафема. И он решил
помириться со старейшинами, "подчинившись их желанию". Акоста вновь вступил в
еврейскую общину, но относительное благополучие длилось всего несколько дней:
"сын моей сестры... донес на меня, потому что по способу приготовления пищи и
другим делам обнаружилось, что я - не иудей". Из-за этого доноса разгорелась
новая война, усилившаяся тем, что Уриель отсоветовал двум христианам вступать в
иудейскую общину. От него снова потребовали отречься от своих взглядов,
вернуться в общину и строго исполнять все ее требования и предписания.
И прочтено было определение: мне надлежало войти в синагогу в траурной одежде,
держа в руке свечу из черного воска, и перед лицом всего собрания прочитать
написанные ими гнусные слова, в которых они выставляли совершенные мною поступки
вопиющими к небу... Загорелось у меня сердце, и я запылал неугасимым гневом; но
сдерживая себя, я просто ответил, что не могу этого исполнить
Уриеля вновь предали анафеме. Его громили в синагоге, против него сочиняли
памфлеты, распространяли злобные брошюры и клеветнические воззвания. Опять
начались оскорбления и преследования, опять летели камни в окна его дома, на
улице вновь осыпали бранью, а случалось, что и плевали ему в лицо Акосту травили
повсюду, чтобы он почувствовал: богохульнику нет места в этом мире. Он сносил
все молча, ибо жалел этих людей. А одиночество его между тем все усугублялось.
Он впал в бедность, потому что с ним отказывались заключать сделки, и некогда
богатый дом Уриеля Акосты пришел в запустение. Много лет он прожил мрачным и
подавленным, неравная борьба с еврейской общиной подтачивала его силы и
здоровье, и в 1640 году, измученный одиночеством и раздавленный нуждой 57-летний
философ вновь пришел в синагогу Бет-Иаков.
ПРОКЛЯТЫЙ ЗА ЧЕСТНОСТЬ...
189
Опять стояла весна, расцветали в садах яркие тюльпаны, солнце озаряло городские
улицы, только в синагоге царил полумрак. В ней собралось много людей, лица
которых выражали ожидание и любопытство. Хамам читал проповедь о происках
сатаны, и все присутствующие соглашались с ним. Но вот ввели Акосту -
спокойного, с кротким и бледным лицом...
Я взошел на деревянный помост, устроенный посреди синагоги для проповедей и
других надобностей, и отчетливо прочел составленную ими записку, в которой
содержалось признание, будто я достоин тысячекратной смерти за мои проступки, а
именно: за нарушение субботы, за отпадение от веры, которую я настолько
оскорбил, что даже другим отсоветовал принимать иудейство. В искупление моих
проступков я соглашался подчиниться их распоряжению и исполнить все, что мне
будет предложено, с обещанием не впадать вновь в подобные заблуждения и грехи.
Затем Акосту направили в угол синагоги, где поставили на колени и велели
обнажиться.
Я обнажил тело до пояса, повязал голову платком, разулся и, вытянув руки, обнял
ими нечто вроде колонны. Подошел привратник и привязал мои руки к этой колонне
веревкой. Затем подошел ко мне кантор и, взяв бич, нанес мне 39 ударов по бокам,
- согласно обычаю, ибо закон велит не переступать число сорок... Во время
бичевания пели псалом. После этого я сел на пол. Ко мне подступил проповедник...
и разрешил меня от отлучения. Итак, "открывались теперь перед мной врата
небесные", которые прежде были заперты крепчайшими засовами и не давали мне
переступить порог. Затем я оделся, подошел к порогу синагоги и простерся на нем,
причем привратник придерживал мою голову. И вот все выходящие из синагоги стали
переступать через меня...
После этого Уриель один-одинешенек вернулся домой. В еврейской общине опять
наступили мир и порядок: блудный сын вернулся, раскаялся и обещал никогда больше
не смущать умы верующих. А Уриель в это время писал свои последние строки, в
которых изливал на своих мучителей весь гнев наболевшей души. В страстных
словах, полных горечи и негодования, он клеймил "преступ-нейших из смертных и
отцов всяческой лжи" за то, что они лишают людей возможности рассуждать и
мыслить и стремятся погасить в них свет разума. Торжествующим победу раввинам он
бросал слова о правоте своего дела, ибо верил в него. А когда была дописана
последняя страничка этого письма-исповеди, Уриель Акоста ушел из жизни, оставив
последнее слово за собой...
TOO ВЕЛИКИХ УЗЙИКбй
АНГЛИЙСКИЙ КОРОЛЬ КАРЛ I
Достарыңызбен бөлісу: |