Святой Бенедикт Человек Божий

Говорить по этому поводу о социальной солидарности справедливо только в том случае, если мы вспомним об исключительно религиозных перспективах, которыми были движимы дарители, видевшие в своих братьях иное олицетворение Христа. Тот же дух веры рождал в других местах другую практику. Сирийские и малоазиатские монахи делали над собой сверхчеловеческие усилия, чтобы не прерывать молитвы. «Молитесь непрестанно», — говорил святой Павел и Сам Иисус. Этот долг непрерывной молитвы, проистекающий из главной заповеди — любить Бога всем существом своим и, значит, отдавать этому все свое время, — был даже понят некоторыми как исключение всяких мирских занятий, в частности работы. Забывая, что святой Павел проповедовал обязанность трудиться и подавать пример, они хотели отдавать себя только духовным занятиям: чтению и молитве.

Называемые сирийским словом, означающим «молящиеся», эти «мессалиане» были предметом нападок подлинных монахов, в глазах которых необходимо было одновременно, как святой Павел, «молиться беспрестанно» и «трудиться день и ночь», говоря другими словами, — молиться трудясь и трудиться молясь. Это соединение двух великих видов деятельности было возможно благодаря медитации над Словом Божиим. Запоминая Священное Писание, монах затем повторял его по памяти, совершая ручную работу. Этот звуковой фон Библии, сопровождавший работу, хранил дух в постоянном контакте с Богом. Слову Божию, слушаемому таким образом беспрестанно, отвечали молитвенными паузами через регулярные отрезки времени — например, десять минут каждые три часа, и короткими спонтанными общими молитвами, рассыпанными по всему рабочему времени.

Постоянная хвала

Не исповедуя с определенностью ошибки мессалиан, иная монашеская среда заходила очень далеко в своих поисках постоянной молитвы. В Византии (Константинополе), столице Восточной Римской империи, большая община сирийского происхождения сорганизовалась таким образом, что божественные восхваления никогда не прерывались в монастырской церкви. Монахи группами подменяли друг друга день и ночь в хоре, так что каждая из них участвовала в молитве в продолжение трех часов. Их называли «асеметами» — «теми, кто никогда не спит».

Асеметы начали свою непрерывную хвалу в начале V века, сначала в самом Константинополе, а затем поблизости от города. Столетием позднее их примеру последовали на Западе монахи Агоны (Сен-Морисон-Вале, Швейцария), у которых, в свою очередь, нашлись подражатели, и мужчины, и женщины, в северо-восточной Франции. Но монахи Галлии не нуждались в этом влиянии, чтобы творить по-своему непрерывную молитву. Около 380 года монах Мартин, ставший епископом Тура, жил со своими двадцатью четырьмя компаньонами в одиночестве невдалеке от города. Каждый в своей келье, братья все свое время посвящали молитве. Только самые молодые часть его отводили труду — кстати, довольно высоким: они копировали книги.

Физический труд и египетская традиция

Противоборствуя этой праздности монахов из Тура и других мест, большой Леринский монастырь, основанный около 405 года святым Гонорием, взял за правило ограничивать тремя часами в день время, отводимое каждому для личного чтения и молитвы. Все остальное время монахи трудились в послушании.

Это равновесие между чтением и трудом — и то, и другое, проникнутое молитвой, — уже встречалось несколько раньше в северо-африканском правиле святого Августина. Оно было установлено в первый раз для некоторых египетских монашеских центров, влиянием которых было сильно отмечено латинское монашество.

Авва Иоанн Кассиан Римлянин, который готовил себя к монашеской жизни в Палестине и Египте, прежде чем основать монастырь в Марселе около 420 года, сделал больше, чем кто бы то ни было, своими «Установлениями» и «Собеседованиями» для того, чтобы передать монахам Запада основополагающий опыт Отцов Востока. Святой Бенедикт проникнут его писаниями.

У Кассиана была сестра, руководившая женской общиной в Марселе, по соседству с мужской обителью. Монастыри-близнецы такого типа, идущие от брата и сестры, восходят к самому истоку монастырской организации и часто еще будут встречаться в жизни святых монахов, в том числе и в жизни Бенедикта. Пахомий и Августин тоже должны были заботиться о монахинях, к которым правила, данные ими монахам, применялись почти без изменений. В VI веке, однако, великий епископ Сезар Арльский взял на себя инициативу создать специальные правила для общины, которую основала его собственная сестра. Он потратил на это больше двадцати лет (512—534). Написав и предав гласности это «Правило для девственниц» — произведение, исполненное пастырской заботы и благодатной нежности, он сделал из него общего характера выжимку для применения мужчинами — свое небольшое «Монашеское правило».

Успех женского Арльского монастыря отвечал усилиям, приложенным епископом для его материального и духовного строительства. К моменту смерти Сезара в нем насчитывалось больше двухсот монахинь, и настоятельницей его была племянница епископа — Сезария, наследовавшая его сестре. Рвение монахинь было огромным. Большую часть своего времени они проводили в общей молитве, согласно литургической традиции леринских монахов, службы которых всегда были очень продолжительными. Каждую неделю они бодрствовали целую ночь, оставаясь в церкви с вечера пятницы до утра субботы, в память о Страстях Христовых. Что до работы, которой они зарабатывали себе на жизнь, то она состояла большей частью в том, что они пряли шерсть и шили одежду, очень простую, безо всяких украшений, как хотел того Сезар; некоторые из них переписывали книги под руководством аббатисы Сезарии.

Пустыня в городе

Прежде чем стать епископом, Сезар Арльский был монахом в Лерине. Переход его от монашества к епископству не был из ряда вон выходящим фактом. В те времена монастырская жизнь готовила очень многих к пастырскому служению. Такие общины, как Турская и Гиппонская, Леринская и Люксольская, были настоящими питомниками епископов. Часто случалось и так, что великие епископы вели по-настоящему монашеский образ жизни, что давало им необходимые душевные силы для сопротивления давлению властей и преследованиям. Василий из Цезарии, Евсевий из Верселя, Амвросий из Милана — были из тех епископов-аскетов, которые выделялись своей борьбой с арианской ересью, часто весьма могущественной. Сами живя монахами, они часто основывали монастыри, из которых выходили в свою очередь пастыри подобной же закалки.

Это постоянное перемещение между монашеством и клиром иногда заканчивалось появлением духовных лиц нового типа, которые объединяли оба этих образа жизни. В Версели и Гиппоне городское духовенство группировалось вокруг епископов Евсевия и Августина, отказавшись от частной собственности и ведя уставную жизнь, насколько это позволяла им их деятельность. Совсем непросто было перенести в город образ жизни, который был выработан для пустыни. Но не одни только клирики держали такое пари. Множество простых монахов и монахинь жило так — в самом сердце города. Некоторым это удавалось так хорошо, что они становились для всех предметом почиталия, несмотря — или, скорее, благодаря — стараниям их остаться незамеченными. Именно так римская монахиня Азелла, около 385 года, вызывала благоговение всего города, проводя в своей келье затворническую жизнь безмерной суровости.

Монашество и пастырство

Жили ли монахи в городах или вне городов, в любом случае они оказывали очень большое и глубокое влияние на жизнь церкви в эту эпоху. Монахи, ставшие епископами, епископы или священники, жившие по-монашески, — все они спонтанно вкладывали мысли, стремления, правила монашеского движения в проповедь народу и индивидуальное наставничество. То, что они предлагали христианам в миру, походило на щедрую аскезу, которую сами они практиковали в своей собственной жизни. Они поощряли девственность и воздержание, приглашали к посту и ночным бдениям, советовали ежедневно читать Священное Писание. Без устали рекомендуя великую христианскую практику милосердия — милостыню, прощение, гостеприимство — они настаивали на самоотверженности, которая является ее непременным условием: то, что дается другим, отнимается у себя самого; нет ничего прекраснее, чем накормить бедных тем, что отрезано от собственной трапезы.

Стало быть, по сравнению с современными христианами, христиане-миряне тех времен были в большей гармонии с монашеской, шедшей непосредственно от Евангелия, духовностью. Одной из основных черт этой общей мысли была решительная направленность к потусторонней жизни. Устремленная к встрече с Христом и Царством Небесным, христианская жизнь в этом мире казалась состоящей прежде всего из желания оторваться от него.

Епископ-монах Григорий Римский

Одна фигура представляет лучше, чем кто бы то ни было другой, гармонию этой Церкви, пронизанной монашеской жизнью: речь идет о большом почитателе и биографе святого Бенедикта, папе Григории (590—604). Быв вначале городским претором в Риме, он порывает со своей карьерой, основывает множество монастырей в своих владениях в Сицилии и сам приносит монашеские обеты в общине, занимавшей его старый семейный дом на Монте-Колиус, в той юго-восточной части Рима, где находится также Латеранская базилика. Эти годы монастырского затворничества были самыми счастливыми в его жизни. Он глубоко вкусил от мира, отрешенности, созерцания, которые они ему принесли. Но вскоре им пришел конец. Папа Пелагий II нуждался в этом бывшем чиновнике, замечательно одаренном и обладавшим высокой культурой, для службы Церкви. Он рукоположил его в диаконы, затем отправил на много лет в Константинополь, где Григорий представлял Римского Первосвященника при дворе императора.

По окончании этой миссии Григорий снова отправился в свой монастырь, но это вновь обретенное счастье продолжалось недолго. После смерти Пелагия Григорий был избран Папой. Четырнадцать лет его понтификата были периодом испытаний — настолько же из-за политической ситуации, итальянский полуостров был разорван между ломбардами и греками, — насколько из-за устремлений его монашеской души, постоянно осаждаемой требованиями епископских забот.

Как родилось «Житие святого Бенедикта»

Этот внутренний раскол, который был не менее жестоким, чем раскол Италии, не помешал Григорию присовокупить к своей епископской работе деятельность писателя, которой мы обязаны, между другим прочим, «Житием святого Бенедикта». Первые его писания были пастырскими: «Пастырское правило», где он прочерчивал для себя и своих собратьев во епископстве программу жизни и деятельности; а также сорок «Проповедей о Евангелии», адресованных римским верующим.

Но Григорий нуждался — для своего пастырского служения, как и для своей собственной духовной жизни — в постоянном чтении и объяснении Священного Писания. Так, в Константанополе он написал комментарий к Книге Иова. В своем епископском доме, в обществе нескольких близких ему людей, он таким образом проходит многие книги Ветхого Завета. Именно во время этих библейских чтений у него возникает другой проект: рассказать о жизни нескольких итальянских святых, недавно умерших, среди которых избранное место занимал Бенедикт. Таким должен был быть сюжет нового произведения, в котором будет содержаться диалог Папы с одним из его близких, дьяконом Петром, и поэтому оно будет называться «Диалоги».

Но чтобы лучше понять предназначение этих четырех книг «Диалогов», второй из которых полностью посвящен святому Бенедикту, нужно знать драматические обстоятельства, при которых они увидели свет в 593—594 годах. Итак, мы рассмотрим теперь события, потрясавшие в течение многих поколений весь христианский Запад и, в частности, Италию. И мы увидим, каким же был тот век, в котором жил Бенедикт и в котором Григорий описал его Житие.

Начиная с 410 года, когда Рим был в первый раз завоеван вестготами, Западная Римская империя влачила жалкое существование. Имея столицей Равенну, прибрежный город, окруженный болотами, взять который было трудно, она, как могла, сопротивлялась нашествиям варваров, занимавших большую часть ее территории. Наконец, за несколько лет до рождения Бенедикта, она перестала существовать. В 476 году молодой Ромулус Августул, последний император, носивший этот титул, уступил свое место германскому солдату Одоакру, избранному королем своим войском. Уже давно германцы, принадлежавшие к различным народностям, занимали высокие должности на государственной службе, и в особенности в армии. Отныне сама высшая власть будет находиться в руках одного из этих иностранцев.

Шеф герулов, Одоакр, был меньше чем через двадцать лет вытеснен готом. Гот Теодорих пришел со своим народом в Италию в 488 году, одерживал победу за победой и в конце концов, после долгой осады взял Равенну. Новое господство варваров будет продолжаться больше жизни одного поколения. Процарствовав в Равенне тридцать три года (493—526), Теодорих имел своими наследниками внука своего Аталарика (526—534) и племянника Теудата (534—536). И только в царствование этого последнего, в 535 году, началось новое завоевание Италии Восточной Римской империей.

Между тем, царствование Теодориха, которое соответствует молодости святого Бенедикта, не было для страны периодом несчастий — совсем наоборот. Король был неграмотен и с великим трудом подписывал свои указы, но, тем не менее, он получил некоторое образование, потому что остготы были на службе восточного императора и сам Теодорих вырос в Константинополе. Восхищаясь римской цивилизацией, он имел обыкновение говорить: «Плохой римлянин подражает готам, хороший гот подражает римлянам». Он окружает себя латинскими министрами и советниками, поддерживает римские административные традиции и предоставляет итальянцам заботу управлять самими собой, тогда как остготы, подчинявшиеся своим собственным законам, мирно сосуществовали с ними, не вмешиваясь в их дела.

При этом короле, одновременно и энергичном, и либеральном, Италия процветала. За ее границами остготы расширили свои владения, завоевав Прованс на западе и сделав скачок к Дунаю на востоке. Внутри страны царили порядок и безопасность. Даже ворота города не закрывались больше. Ночью каждый мог ходить по улице так же спокойно, как днем. Жизнь была недорогой: «Шестьдесят мер пшеницы — за золотую монету, тридцать амфор вина — за одну золотую монету!» — восклицает очарованный летописец. Замечательные произведения искусства, баптистерии и некоторые мозаики Равенны до сих пор свидетельствуют об этом процветании.

Царствование, закончившееся кровью

К сожалению, в конце этого великого царствования дела ухудшились. С возрастом Теодорих стал жестоким и подозрительным. Беспорядки, вызванные противоречиями между евреями и христианами, как в Риме, так и в Равенне, были жестоко подавлены. Но главное — король позволил завистникам убедить себя в том, что многие видные римляне вступили в заговор против него с императором Восточной Римской империи. Один из министров, патриций Боэций, был арестован; его предали пытке и убили, несмотря на его невиновность, в которой он убеждал в своих волнующих посланиях из темницы. Тесть Боэция, благородный Симмак, был в свою очередь казнен. Другой знаменитой жертвой пал Папа Иоанн I. Теодорих вынудил его отправиться в Константинополь, где Папа должен был пойти против своих убеждений и просить императора отменить антиарианские постановления. Он вернулся, не получив просимого, и так плохо был принят в Равенне, что через несколько дней умер. Самому Теодориху суждено было умереть вскоре после него. Насилие, царившее в течение трех последних лет его властвования, частично изгладило из памяти его добрые дела. В смерти его видели наказание небесное, которое он заслужил, приказав незадолго до своей смерти конфисковать имущество католических церквей в пользу ариан. По мнению других, во время своей последней трапезы, он был объят ужасом при виде рыбьей головы, напомнившей ему внезапно голову Симмака. И в конце века «Диалоги» Святого Григория донесут до нас видение некого святого отшельника, в котором покойный король, ведомый патрицием Симмаком и Папой Иоанном, ввергается в кратер Стромболи.

Эти исторические факты и легенды позволяют нам приблизительно понять и увидеть двойную напряженность, от которой страдала Италия того времени. К противостоянию расовому добавлялось противостояние религиозное. И действительно, варвары не разделяли католицизма римлян, обращение их в христианство было совершено на много поколений раньше миссионерами-арианами. Так, арианская ересь, отрицавшая, что Сын — той же природы, что и Отец, выжила поле осуждения великими соборами — Никейским (325 г.) и Константинопольским (381 год). Более того, она стала в большинстве западных стран религией оккупантов и их владык, в руках которых находилась власть. Страшные преследования свирепствовали в Северной Африке, покоренной вандалами, и Церковь Испании, захваченной вестготами, испытывала огромные трудности. Италия VI века испытала свое бремя испытаний, как по вине остготов, современников Бенедикта, так и из-за ломбардов, которые причинили столько забот Папе Григорию.

На этом Западе, политически и религиозно разорванном, Галлия — мы можем уже сказать, Франция — представляет собой счастливое исключение, надежду. Гораздо более позднее обращение франков и их короля Хлодвига в христианство привело их не к арианству, а к Католической Церкви. Во многом оставаясь близким к язычеству, этот народ не противился больше в религиозном плане романизированному населению страны, которую он занимал. Когда династия Меровингов аннексировала старое арианское королевство Бургундию, юго-западные районы, оккупированные испанскими вестготами, и Прованс, принадлежавший итальянским остготам, еще до середины VI века было реализовано материальное и моральное единство Франции, принимая во внимание тот факт, что она была разорвана на куски между множеством государств с нестабильным равновесием, такими, как Австразия и Нострия.

Менее счастливое, готское королевство Италии страдало от глубокого разделения, которое мешало ей объединиться. Если, несмотря на мудрость и открытость Теодориха, не произошло слияния римлян и германцев, то это в большей мере потому, что оба эти народа не объединялись в одной и той же вере. Бесконечная война с Византией, которая должна была положить конец властвованию остготов (535—553), в ходе своем разрушила хрупкое единство королевства, в котором византийский агрессор находил себе искренних сторонников среди римлян-католиков, наследников одного с ними прошлого и приверженцев одной с ними религии.

До сих пор довольно терпимые, готы-ариане ощутили глухую опасность, какой нависал над ними католицизм итальянцев, и реакция их была иногда свирепой. Бенедикт видел в Монте-Кассино варварского воина по имени Цалла, очень жестоко обращавшегося с крестьянами, но с особой изощренной кровожадностью третировавшего служителей Католической Церкви: «Если перед ним появлялся клирик или монах, — пишет Григорий, — он не выходил живым из его рук».

Легкое начало страшной войны

Эта война между готами и греками, которую итальянцы могли бы воспринимать как счастливое освобождение, была, напротив, катастрофой, причинившей больше страданий и руин, чем два предыдущих века завоевания. Между тем, она началась хорошо. Первые пять лет были отмечены множеством побед «римлян» (греков) Византии, которые одержали почти полный триумф. Пришедший с войском из только что завоеванной Северной Африки генерал Велизарий оккупировал Сицилию, не встретив никакого сопротивления, и пересек Италию с юга до Неаполя, жители которого, несмотря на готов, отворили им свои двери. Вскоре Велизарий с такой же легкостью овладел Римом, тогда как готы, едва опомнившись от изумления, вселенного в них внезапностью захвата, откатились к Равенне. Этот первый успех был тем более замечательным, что византийская армия в количественном отношении была очень незначительной по сравнению с армией противника: ее пять тысяч воинов, которыми командовал Велизарий, сталкивались с силами, вдесятеро их превосходящими.

Однако дерзость римского военачальника чуть не стала для него слишком дорогой. Общая мобилизация готов под водительством короля Витигеса привела к Риму колоссальную орду, осадившую Вечный Город, который защищал маленький византийский гарнизон. Но осада эта, которая продолжалась целый год (март 537 — 538 год), стала новым поражением варваров, оказавшихся неспособными ни взять город приступом, ни полностью занять его. Прибытие подкреплений, посланных Константинополем, вкупе с трудностями и нехваткой всего, которые испытывали осаждающие, заставили Витигеса просить перемирия и отступить.

Велизарий продолжал свою кампанию. Она закончилась два года спустя взятием Равенны, где Витигес капитулировал со своей армией (540 год). Судьба Италии казалась решенной: она, без сомнения, должна была полностью перейти под руку императора Юстиниана, который из Константинополя руководил этим отвоеванием западных римских территорий, занятых варварами. И однако, против всякого ожидания, ситуация изменилась, война вспыхнула снова и закончилась она только через двенадцать ужасных лет (541—553).

Причина этого несчастья была двойной. С одной стороны, Велизарий был отозван в Константинополь, с другой — готы наконец нашли способного военачальника, который привел их к очень близкой победе. Пока Велизария с триумфом встречали в имперской столице, византийские военачальники, остававшиеся в Италии, заботились больше о своих личных интересах, чем об интересах империи, и плохо соседствовали между собой. Жаждая обогатиться за счет покоренной страны, они вызывали недовольство римского населения, которое, к тому же, начало испытывать гнет византийских налогов. Последовавшее за этим разочарование было использовано готами, некоторые военные формирования которых — на севере от По — остались вооруженными. Они подняли голову, сделали несколько удачных попыток и вскоре, после двух попыток провалившихся, избрали своим королем превосходного воина Тотилу, который в будущем сильно поправил их дела.

И действительно, очень быстро этот великий военачальник, организовав наступление во всех направлениях, обеспечил себе уверенное оперативное руководство, тогда как бездарные византийские генералы, неспособные сговориться друг с другом, заперлись каждый со своей стороны в нескольких крепостях. Эти города осаждались и брались один за другим, и, несмотря на многочисленные подкрепления из Византии, которым удалось только отдалить полную катастрофу, в конце концов свободу сохранили лишь Равенна и несколько портов поблизости от нее.

Голод, массовое уничтожение, депортации

Ужасы этой долгой войны известны нам от греческого историка Прокопия, офицера, помогавшего Велизарию и оставившего подробное . описание военных действий. Был страшный голод — не только в осажденных городах, но и в целых областях, опустошенных сражающимися. Деревенское население погибало от него десятками тысяч, настолько же от голода как такового, насколько и от сопровождавших его эпидемий. Мы обнаружим следы этого несчастья в жизни святого Бенедикта.

Другим источником высокой смертности среди населения были преследования и карательные операции, которые предпринимали готы при Тотиле в некоторых вновь покоренных городах. В Милане все мужчины, начиная с пятнадцати лет — и, судя по свидетельству Прокопия, их было не менее трехсот тысяч — прошли через острие меча, тогда как женщины были отданы в рабство бургундцам, союзникам готов. В Тиволи, недалеко от Субиако, где Бенедикт начал свою монашескую жизнь, жители были убиты, все, без всякого исключения, и способом столь ужасным, что Прокопий отказывается рассказывать о нем, чтобы не оставлять будущему память о столь страшных преступлениях.

Рим не знал таких массовых истреблений людей, но также испытывал немыслимые страдания. Он пять раз переходил из рук в руки. Одна из этих перемен была особенно драматической: Тотила разрушил часть городских стен и хотел уничтожить весь город, как сделали это готы в Милане. Затем, позволив смягчить себя, он ограничился тем, что депортировал население, так что в течение многих недель город был совершенно пуст.