У истоков христианства



бет1/29
Дата21.07.2016
өлшемі1.53 Mb.
#214645
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   29
Амброджо Донини

У ИСТОКОВ ХРИСТИАНСТВА

(ОТ ЗАРОЖДЕНИЯ ДО ЮСТИНИАНА)

Ambrogio Donini

STORIA DEL CRISTIANESIMO

dalle origini a Giustiniano 2 ed. riveduta e corretta Milano, Nicola Teti e C. ed.

1977

Под общей редакцией



проф. И. С. СВЕНЦИЦКОЙ

Перевод с итальянского

И. И. КРАВЧЕНКО

ПОЛИТИЗДАТ, 1979 г.


ГЛАВА 1

ПРОБЛЕМА ИСТОКОВ:

ИУДАИЗМ И ХРИСТИАНСТВО

В СВЕТЕ ПОСЛЕДНИХ ОТКРЫТИЙ



История христианской религии насчитывает те­перь уже две тысячи лет, однако ее идеологи­ческие и ритуальные истоки можно обнаружить примерно за столетие до начала новой эры. На­ряду с буддизмом и мусульманством христи­анство ныне — одна из трех наиболее распро­страненных религий мира, как по ее географии, так и по числу исповедующих ее людей.

Статистические данные на этот счет, особенно когда они касаются образа мыслей людей и их поведения, сле­дует всегда воспринимать с большой осторожностью. Оп­ределение принадлежности к той или иной форме культа в соответствии с семейным происхождением человека, его этническими или национальными связями, а не подлинны­ми убеждениями,— весьма типичное явление. Все же, пусть даже в самом грубом приближении, можно сказать, что почти две трети населения Земли связаны с этими тремя религиозными направлениями — буддизмом, христи­анством и исламом — без учета их глубоких внутренних подразделений и каких бы то ни было исходных учений их основателей.

Около трети жителей планеты включается церковной статистикой в общее определение «христиане». Это опре­деление постоянно принимается во внимание, когда речь идет о почти полном преобладании религии, которая опи­рается на евангелия. Еще примерно треть почти равно поделена между буддистами и мусульманами. Прочие куль­ты — число их очень велико — заслуживают, естественно, не меньше внимания, но они составляют далеко не столь значительные группировки, за исключением индуизма и конфуцианства, которые, впрочем, никогда не выходили за пределы их четко очерченных национальных границ.

«Неверующие» — все, кто не исповедуют никакого куль­та и которых определяют, пожалуй упрощенно и двусмыс-{5}ленно,* как атеистов, «безбожников», словно лишь вера в одно определенное божество характеризует религиозное чувство, — обычно не учитываются церковной статисти­кой, хотя они насчитываются ныне сотнями миллионов. Дело, конечно, в том, что неверие глубоко подрывает кор­ни всех религий, находящихся в контакте с наиболее раз­витыми типами социальных структур, политической и куль­турной организацией общества, возникшей в мире в эти последние десятилетия. Большое число неверующих в странах, которые исторически формировались в русле хри­стианской идеологии, не должно вызывать удивления в наше время. Кризис капитализма и развитие его естест­венного антагониста — социалистического общества спо­собствовали возникновению этой новой ситуации.

БУДДИЗМ,

ХРИСТИАНСТВО И ИСЛАМ



В странах распространения буддизма и ислама несомненно имеет место заметное брожение сил национального и общественного прогресса. Нет оснований отрицать, что религиозная вера в целом противодействует этим силам и тормо­зит их, хотя порой она может способствовать их развертыванию. Религия неизбежно связана с социаль­ными дисфункциями, обусловленными в буддийских и ис­ламских странах неравномерным развитием современного общества. Хотя дисфункции эти и обречены на исчезнове­ние, они долго еще будут давать о себе знать.

Каковы реальные факты, которые обнаруживаются в ходе развития трех крупнейших религий, неоправ­данно, впрочем, именуемых «историческими», словно дру­гие религии складываются вне истории? Буддийская, хри­стианская религии и ислам возникли в различных соци­альных, национальных и духовных условиях, но неизмен­но в рамках одного и того же процесса перехода от высше­го этапа утверждения рабовладельческой системы к диф­ференцированным формам полусвободного положения, вассальной и крепостной зависимости в деревне на той ограниченной части земного шара, которая простирается от средиземноморских стран до Южной Индии, охваты­вая почти целиком пустынные районы Аравийского полу­острова. Буддизм опередил при этом на пять или шесть {6} столетий наступление христианской эры, ислам же возник шестью веками после нее.



Религия мира


(в абсолютных цифрах и процентах)

Христиане: 1200 млн. 30%

католики 650 млн. 16,2%

протестанты 350 млн. 8,7%

православные 150 млн. 3,8%

прочие (копты, эфиопы, несториане и др.) 50 млн. 1,3%

Буддисты (большого и малого „путей“) 550 млн. 13,7%

Мусульмане (сунниты и шииты) 600 млн. 15%

Индуисты (и сикхи) 500 млн. 12,5%

Конфуцианцы (и даосисты) 450 млн. 11,2%

Синтоисты (в Японии) 30 млн. 0,8%

Иудаисты 14 млн. 0,4%

Приверженцы первобытных культов

(тотемизма, анимизма, фетишиз­ма,

шаманизма и т. п.) 56 млн. 1,4%

Неверующие 600 млн. 15%

(Эти приблизительные данные относятся к 4 миллиардам глобального населения Земли, согласно официальной стати­стике ООН на 1974 г.)


Это был период, когда на фоне безысходных бедствий несметных масс людей, лишенных каких бы то ни было свобод и перспектив на этой Земле, обозначилось учение о некоем «спасении», проповедовавшее надежду на счастли­вую жизнь, равенство хотя бы в ином мире, — ожидание, бесспорно, иллюзорное, которое, однако, несло в себе мощный заряд человеческих чувств, различно выражав­шихся и преломлявшихся в социальном окружении, поли­тической и культурной среде своего времени.

Но буддизм, возникший в противовес жесткой и авто­ритарной классовой структуре древней ведической рели­гии одного небольшого государства северной части Индии, где она теперь практически исчезла, нашел пути, по кото­рым он смог распространиться по всей Восточной Азии, мало-помалу смешиваясь почти со всеми существовавшими здесь до него культами, опираясь при этом на экономиче­скую и социальную организацию общества, которая в ос­новном оставалась неизменной вплоть до последних десяти-{7}летий. Ислам, устремившийся в сильнейшем порыве в пер­вые столетия своего существования в сторону средиземно­морской Европы, вынужден был, оставив там глубокие и неисчислимые следы, отступить в области, где он зародил­ся, а также в районы Северной Африки и Западной и Центральной Азии, от Гибралтарского пролива до Индо­незии, постоянно удерживаясь в пределах одной доста­точно целостной идеологической и политической структу­ры, чем объясняется относительная компактность этой религии. Христианство же, хотя и связанное происхожде­нием с иудаизмом и со своими первичными формами на земле Палестины, формировалось в совершенно ином окру­жении, возникшем в процессе политического, экономическо­го и культурного сплочения, навязанного Римской импе­рией всем народам греко-римского мира, жившим в бас­сейне Средиземноморья.

Таким образом, в отличие от буддизма и ислама, хри­стианская религия очень рано оказалась связанной с людь­ми и странами, совершенно отличными от тех людей и стран, которые ее породили. И в дальнейшем на процесс формирования и развития культа, доктрины и институ­тов христианской религии оказывали определяющее влия­ние сначала постепенное расшатывание железных оков рабовладельческого общества, затем — социальные инсти­туты средневековья и, далее,— разрушивший их прорыв торговых мануфактурных групп, ковавших новое промыш­ленное общество. На всех этапах этого процесса обнов­лялась нравственная, понятийная, теологическая тради­ция этой религии, неизменно отягченная, однако, обра­щением к прошлому, балласт которого так или иначе довлеет над ней и поныне.

Как от христианской веры в пришествие «царствия небесного», которое первоначально было наделено всеми характерными чертами устройства земной жизни, прежде чем оказалось перенесенным в потусторонний мир, так и от наступательного порыва ислама, вдохновлявшегося стремлением арабских племен к национальному объедине­нию и самостоятельности во имя единого бога (аллаха) и его пророка (Мухаммеда), качественно отличной была буддийская проповедь отказа от существования, обращенная к страждущим массам Центральной и Восточ­ной Азии. Сравним это учение с «волюнтаризмом» христи­анского благовещения, оставленным в наследство гряду­щим поколениям верующих, и программой действий, пред­-{8}писанных Мухаммедом, выразителем божественного пред­начертания. Это сравнение поможет объяснить историче­ские судьбы масс, связанных с буддийским учением, кото­рое ориентирует человека на пассивное восприятие мира и тем самым закрепляет его зависимость от господствую­щих социальных сил.

ПРОБЛЕМА ЯЗЫКА

Подобные соображения, имеющие смысл общего ориентира, ни в коем случае не следует вос­принимать в качестве этической и социальной оценки религий. К тому же убедительность их сильно снижается, стоит лишь перейти к рас­смотрению сложной проблемы происхождения трех упомянутых религий.

Будда мог быть или не быть историческим лицом, умершим за несколько лет до рождения Конфуция, дей­ствовавшего между VI и V в. до н. э. Во всяком случае, его биография подвергалась постоянным переделкам в течение первых четырех или пяти столетий после начала буддий­ского движения, прежде чем сформировался более или ме­нее определенный образ Будды и сложились основы новой религии. Мы тем не менее имеем дело с однородной этни­ческой и языковой средой, благодаря чему оказывается достаточно легко выявить исходное ядро приписываемого Будде учения. Даже если язык, на котором говорили Будда и его первые последователи, не был ни санскритом, клас­сическим языком ведической религии, ни пали, на котором составлен наиболее важный канон новой религии, а одним из многих индоевропейских наречий, распространенных в северной части Индостанского полуострова, у подножия Ги­малаев,— магадхи, все-таки мы остаемся в рамках одного общего языкового окружения, которое помогает нам вы­явить за лексическими различиями и диалектными колеба­ниями достаточно ясную совокупность обрядов и мифов и процесс их передачи во времени.

Историческая ценность наиболее древних буддийских текстов часто спорна, а достоверная реконструкция жизни основателя учения из тумана легенд не всегда легко осу­ществима. Но о содержании религиозной терминологии, посредством которой формируется центральное ядро про-{9}поведи Будды, исследователь может судить с определенной уверенностью. Первоначальная форма буддизма, в кото­рой первые поколения последователей его распространяли, не слишком отлична от более поздней и от сохранившей­ся доныне, несмотря на влияния и местные добавления к культу. Будда (причастие прошедшего времени от веди­ческого глагола «бодхати» — «пробуждаться») означает «прозревший», «озаренный», «просветленный (высшим знанием)», «осененный (истиной)» — тот, кому было осо­бое откровение относительно проблемы страдания и смер­ти, кто обрел понимание ее и передал его другим. Таков изначальный смысл термина, таким он остается и сегодня, несмотря на различия богослужебных, молитвенных и ин­ституциональных выражений религиозных чувств четырех или пяти сотен миллионов верующих, которых буддизм насчитывает в обширнейших пространствах Восточной и островной Азии.

С еще большим основанием возможно подобное рас­суждение о Мухаммеде, жизнь которого со всеми ее пре­вратностями через шестьсот лет после начала нашей эры доступна историческому освещению, несмотря на мифоло­гические прикрасы и перелицовки, в которых она переда­ется в Коране (от арабского «кур’ан» — «чтение») — уче­нии о едином национальном боге (аллахе) и абсолютном повиновении всех бедуинских племен, рассеянных и под­чиненных разнообразным формам господства, его воле («ис­лам»), почитаемой как откровение, учении, разработанном и сформулированном, естественно, не богом, а человеком. Язык же, на котором оно сформулировано, в основном идентичен современному языку арабов, с теми лишь изме­нениями, которые происходят в самом языке, а также вызываются постоянными этническими и культурными контактами. Язык Корана стал одним из наиболее дейст­венных факторов, которые способствовали укреплению не только религиозного, но и юридического и государствен­ного единства мусульманского мира на протяжении его истории.

Неизбежная трансформация верующими образа Мухам­меда происходила в рамках единой языковой и этниче­ской реальности. Термины, используемые для обозначения основателя веры и его учения, остались без изменения, хотя время от времени они толкуются в соответствии с про­цессом становления религиозного движения в конкретной исторической ситуации (во всей его сложности и посто­-{10}янном развитии), которое дало основание для расколов и различных ересей.

Что же касается христианства, то в этом отношении мы сталкиваемся с совершенно иным положением, которое можно, пожалуй, назвать парадоксальным.

Поиски исторической основы исходного ядра христи­анского учения сложны и порой неосуществимы на языке наиболее древних текстов, к которым мы вынуждены об­ращаться, чтобы реконструировать учение если не по су­ществу (что вообще представляется в итоге, по большей части бесплодных, изысканий более чем безнадежным предприятием), то по крайней мере в сколько-нибудь удовлетворительной форме, даже если не принимать во внимание изменения в христианском мире в результате постепенного его развития на протяжении двух послед­них тысячелетий.

Трагическая судьба основателя христианства, Иисуса, прозванного Христом, локализована в текстах, отражаю­щих верования и чаяния его первых последователей в Па­лестине. В основе этих верований лежит совокупность ми­фов, с незапамятных времен связанных с библейским от­кровением, обращенным к маленькому народу Израиля: вестью о торжественном «союзе», или Ветхом завете, за­ключенном между племенным божеством Яхве, хранителем судеб нации среди несчастий, которые угрожали незави­симости народа, и избранными приверженцами бога.





Достарыңызбен бөлісу:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   29




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет