Астролог Джонатан Кейнер сидит за рулем «БМВ», четко диктуя ответы на мои вопросы.
– Очень многое в астрологии по прежнему остается недоказанным и, запятая, скорее всего, запятая, так и не будет доказано, точка. Но это не умаляет ее достоинств, точка.
О знаках препинания мой собеседник уже позаботился, поэтому я перехожу к самому главному – пытаюсь понять, почему астрологи так хотят утопить мою сестру и племянницу. Для этого мне надо вникнуть в саму науку, а это не так просто, как вы, должно быть, думаете. Если кто то и может мне помочь, так это Кейнер – самый известный и наверняка лучший в мире астролог. Он принимается за дело с энтузиазмом.
Я упоминаю, что критики астрологии утверждают, будто с тех пор, как около 100 года до нашей эры небезызвестный философ по имени Птолемей составил список всех созвездий, были обнаружены новые планеты, а ось вращения Земли сдвинулась на 26 градусов. А это означает, что астрология бесполезна.
– И что?! Они думают, мы этого не заметили?! – восклицает Кейнер. – Вот чертовы болваны! Мы учли все эти проблемы и нашли способ с ними справиться.
Да уж, они действительно болваны. Когда это слово применяют в моем присутствии, мой рассудок отказывается работать. Кейнер почти покорил меня.
– Вот поэтому мы и применяем стационарную систему и равное деление эллиптической траектории. Не для того мы разрабатывали такую сложную систему, чтобы какой нибудь самовлюбленный и упертый псевдоученый заявил: «Смотрите ка, это все фигня, потому что планеты сдвинулись».
Но это никак не помогает мне понять, почему мои сестра и племянница обречены на смерть.
За день до разговора с Кейнером я несколько часов катался на лодке по озеру Серпентин в Гайд парке вместе с сестрой и племянницей. Это самый безопасный способ вновь побывать с ними на воде: озеро Серпентин не такое глубокое и берега близко. Но гребец из меня плохой, и мы болтались у берега, как утки, выпрашивающие хлеб у отдыхающих. И все же мы побывали на воде.
Мои скромные навыки в области гребли – не главная наша забота. Я даже не представлял, настолько астрологическое предсказание повлияло на жизнь Сары. Удивительно, сколько мучений может доставить такой маленький подарок.
– Мне снилось, что мы с Элли сидели в лодке, а она перевернулась, – говорит Сара. – Когда я прочитала свою натальную карту, предсказание показалось мне ерундой. Но потом я увидела аналогичное в карте Элли и теперь не могу не думать об этом.
– Ты же шутишь, правда?
– Вовсе нет. Может, это все ерунда, но она не выходит из головы. Я об этом все думаю и думаю. Осторожнее, лебеди, – предупреждает она, когда я чуть было не врезаюсь в семейство водоплавающих.
– Да, прости. – Я старательно избегаю столкновения. – Ты же знаешь, что это ерунда, правда? – говорю я, надеясь, что исследования, к которым я собираюсь приступить на следующей неделе, полностью убедят ее. Если же нет и астролог неожиданно окажется прав, мне впору будет бежать из страны.
– Не хочу искушать судьбу, – отвечает Сара, наблюдая, как Элли пытается привлечь внимание проплывающего мимо лебедя.
– Искушать судьбу? Ты о чем? Как ты искушаешь судьбу?
– Ну, раз уж в твоем гороскопе написано, что ты, скорее всего, утонешь, стоит избегать воды. Представь, тебе говорят, будто ты сломаешь ногу в горах, а ты все равно идешь и действительно ломаешь ногу, – поясняет она.
Я молча налегаю на весла, разглядывая людей, которые прогуливаются по берегу озера. Они равнодушны к тому, что на борту нашей лодки разворачивается борьба не на жизнь, а на смерть.
– Ничего ты не искушаешь судьбу! – возражаю я, неожиданно рассердившись. – Нечего там искушать! Почему вдруг у тебя больше шансов попасть в кораблекрушение, когда они у всех одинаковы? Ты не умрешь только из за того, что тебе составили натальную карту, – говорю я и нечаянно ударяю веслом о воду. Брызги попадают на Сару и Элли.
– Надеюсь, это не знак свыше, – произносит Сара, смахивая капли с лица.
Я вздыхаю. Да уж, натальная карта теперь снится Саре в кошмарах. Но избегает ли она всего, что связано с водой?
– Мы решили не плыть на ночном пароме во Францию. Полетели на самолете, – рассказывает она.
– А как круиз? Ты забронировала места?
– Не стала. Я не против поплавать с Элли или вот так вот покататься на лодке, но круиз – нет, ни за что.
Я в бешенстве. Сара же любит круизы! Они с Элли их любят. Неужели моя сестра перестала заниматься тем, что она обожает, из за слов какого то астролога?! Но, кроме своей натальной карты, она ничего не знает об астрологии. Только то, что брат считает эту науку ерундой. Но это всего лишь его мнение.
До сегодняшнего дня я не понимал, как сильно может повлиять на человека предсказание. Теперь мною движет не минутное любопытство. Я понимаю, что натальная карта попросту рушит жизнь моей сестры. У меня не так много времени, чтобы убедить ее в бессмысленности этого предсказания, потому что на носу следующие каникулы. Вернувшись домой, я сразу же сажусь за книги. Мне надо узнать, правда ли все то, что утверждает астрология.
Я узнаю, что у астрологии долгая история и некогда она считалась наукой. Древние вавилоняне и шумеры первыми обратили взор к небу в поисках знаков свыше. Впрочем, значимыми считались лишь редкие события. Например, затмение предрекало неудачи местному правителю. Вавилоняне и шумеры не наносили на карты регулярные циклы звезд и планет. Все это сделали греки.
Евктемон, греческий философ, в пятом веке до нашей эры впервые обратил внимание на солнцестояние и равноденствие. Пруденс Джонс в книге «Мировой атлас предсказаний» пишет, что эти открытия создали «основу наблюдений, в которую впоследствии впишется нынешний солнечный календарь. Эта основа наблюдений, известная под названием эклиптика – большой круг небесной сферы, по которому проходит видимое годичное движение Солнца, – также стала основой астрологии».
Итак, астрологи древности вычислили путь Солнца, определили высшие и низшие его точки (летнее и зимнее солнцестояния) и точки, где осенью и весной светило переходит из Южного полушария небесной сферы в Северное (равноденствия).
Затем они перешли к наблюдению за планетами и их движением, положив таким образом начало науке астрономии. И это были уже не люди каменного века, жующие хрящи и выцарапывающие свои мысли на стенах пещер. Я говорю об отцах основателях современного мира – Платоне и Аристотеле. Как пишет Николас Кэмпион в книге «Во что верят астрологи», «Платон открыл, что космос устроен в идеальных математических и геометрических пропорциях, а главная цель астрологии политическая – поддерживать порядок». Платон очень любил порядок. В своем самом известном диалоге «Государство» он высказал мысль, что каждый гражданин обладает заранее определенной ролью, которую ему предстоит играть в обществе. Ты либо воспитатель, либо воин, либо кормилец. И никакого продвижения по службе. Если уж ты рожден для того, чтобы продавать апельсины, так продавай их до самой смерти. То же и с астрологией – планеты обладают определенной иерархией, а цель их существования в том, чтобы передавать «человечеству божью волю». Платон утверждал: как только человек оторвется от Земли и пройдет путем планет до звезд, он поднимется от ничтожества до самого совершенства. Последователи Платона верили, что астрология – способ управлять судьбой и дорога к просвещению. Эта наука помогала самостоятельно принимать жизненные решения, а не полагаться на волю богов. Если верить Кэмпиону, «Платон верил, что душа каждого из нас связана со звездами. Благодаря этому жизнь становится математически предсказуемой». Должно быть, так повороты судьбы уже не казались пугающими и внезапными.
Мысли великого мудреца были подхвачены астрологами, которые разделили путь Солнца на двенадцать домов – двенадцать секторов по 30 градусов каждый. Первый начинался в день весеннего равноденствия и получил название Овен. Астрологи древности полагали: если они поймут звезды, можно будет избегать войн и поддерживать порядок, как и хотел Платон.
Но ни один из них не мог решить, что же надо изучать – плеяды, созвездия или движение Солнца, эллиптический путь. Клавдий Птолемей, живший в первом веке нашей эры, попытался внести в астрологию некоторую ясность. В самом главном астрологическом трактате «Тетрабиблос» Птолемей объяснил понятие «прецессии» – изменение наклона земной оси, происходящее в течение каждых двадцати шести тысяч лет. С его помощью он показал, почему знаки зодиака больше не связаны с созвездиями. Птолемей предпочел разработать систему, основанную на движении Солнца, а не планет. Да, Птолемей был великим астрономом и астрологом, но это совсем не означает, что он понимал, повлияет ли разработанная им система на земную жизнь.
Я продираюсь сквозь кажущуюся бесконечной стопку книг и пытаюсь отыскать хоть какие то объяснения. И нахожу. Меня привлекает название одной книги – «Развенчанные», не говоря уж о том, что ее автор Жорж Шарпак получил Нобелевскую премию по физике. Шарпак выяснил, что астрологические предсказания делаются с использованием видимого пути Солнца, а не постоянной эллиптической орбиты, потому что Солнце никогда не бывает в одном и том же месте каждый год. Он подсчитал, что для людей, рожденных в один и тот же день, но в разные годы – скажем, 9 января 1924 года и 9 января 1960 года, – положение солнечной орбиты сместится на 1 255 288 километров.
Шарпак утверждает, что большинство астрологов занимаются вовсе не астрологией. «Сегодняшние „тропические“ астрологи слепо используют прямоугольные зоны знаков зодиака, пустые блоки, не имеющие никакой связи с настоящими звездами, – пишет он. – Они занимаются тем, что можно назвать „изучением пустоты“ – пустологией или астрологией вакуума».
Но если сказать моей сестре, что все это «пустология», мои слова не заставят ее передумать, и даже нобелевский лауреат не поможет. Вот в чем основная проблема веры – она упряма и не желает сдаваться. Остается только один выход – найти астролога, который сделал предсказание для моих сестры и племянницы много лет назад, и заставить его взять свое пророчество обратно. Но я не могу его заставить. Он должен поверить, что его предсказание неверно. Это трудная задача, но я надеюсь, что смогу с ней справиться.
Я отыскиваю его, воспользовавшись веб адресом, который был указан на натальной карте моей сестры, и договариваюсь о встрече. Я сообщаю ему, что пишу книгу об астрологии и хочу выведать у него кое что. Мы сидим в шумном баре на севере Лондона, окруженные любителями выпить. Мой план таков – выложить все начистоту, сказать, что он испортил моей сестре жизнь, и полюбоваться, как он изменится в лице. Но этот астролог владеет способом самозащиты, который отпугивает меня больше всего. Он до ужаса скучен. Мне уже не раз снилось, что я оказываюсь в одной комнате с подобными людьми, и все эти сны заканчивались плохо. Астролог начинает с долгого рассказа о своем путешествии в Индию несколько лет назад.
– Сверхъестественные вещи произошли со мной в Индии. Вся… как же это называется… цивилизация родилась в этом… э э э… месте. Там действительно надо побывать, знаете ли, – рассказывает он, потягивая свой напиток.
Я пытаюсь прервать его вопросом, как же с помощью астрологии можно предсказывать будущее. Но он вошел в раж и не обращает на мои вопросы никакого внимания.
Я начинаю постепенно впадать в коматозное состояние. Я делаю глоток красного вина, прикусываю щеку изнутри и пинаю сам себя, чтобы не уснуть. А астролог продолжает вещать о своих странствиях по Индии.
Я буду называть астролога Питом. Хотя по настоящему его зовут иначе. Я чувствую, что обязан сохранить его настоящее имя в тайне, – ему это необходимо. Впрочем, Пит ни в чем не виноват, проблема в том, что он верит в могущество астрологии. Делать его козлом отпущения было бы неразумно. К тому же ему под шестьдесят, он носит старые шерстяной джемпер и куртку, подобных я не видел с 1980 х годов. Мне его жаль. Старомодная куртка навевает мысли о беднягах пикетчиках, стоящих на морозе.
Пит все бубнит о событиях, произошедших в Дели. Кажется, он заболел, а потом поехал куда то на грузовике. Не знаю. Может быть, мой гороскоп предсказывает, что я буду умирать именно сегодня – долго и мучительно?
Но я все же умудряюсь вернуть его к теме. Рассказываю о людях, которым предсказывали будущее.
– А, я этим больше не занимаюсь, потому что люди частенько расстраиваются, – говорит Пит.
Я с улыбкой сообщаю ему, что у моей сестры есть натальная карта, в которой предсказана ее смерть.
Поглядев на меня, Пит усмехается:
– Боже мой! Уверен – она до смерти перепугалась!
– Да уж, – соглашаюсь я.
Он все еще хохочет, и я ему все рассказываю.
– Это предсказание для моей сестры и ее дочери составили вы. Теперь они обе верят, что должны умереть, и все из за вашей натальной карты.
Пит смотрит на меня, а потом на дверь. Я не пытаюсь ему угрожать. Просто беру бокал вина и, делая глоток, пристально гляжу на астролога.
– Я… э э э… мне трудно выдать вам полную подоплеку тех предсказаний, поскольку я не вижу их натальные карты, – говорит Пит, неуютно ерзая на стуле.
Я заглядываю в блокнот.
– В той части карты, где содержится предсказание, у них обеих говорится о положении Скорпиона. У Сары он связан с Юпитером, а у Элли – с Меркурием, – заявляю я таким тоном, будто понимаю, о чем говорю.
С тем же успехом карта Сары могла быть связана с собачьими консервами – яснее бы не стало. Но я надеюсь, что эта информация освежит Питу память.
– О, этот знак, помимо всего прочего, часто связывают с водой и смертью. Если еще и планеты нехорошо расположены, нетрудно сделать предсказания, о которых вы упомянули, – пытается успокоить он, но тщетно. – Но для предсказания смерти должны быть и другие негативные влияния, – добавляет он.
– Верно, – вслух говорю я, но думаю, что говорить такие вещи в корне неверно.
Пит не в состоянии признать, что астрология не может предсказывать подобное. Он истово верит в эту псевдонауку и начал делать это давно – еще задолго до моего рождения. Беседа за бокалом вина не изменит его мнение. Так что я даю ему послабление. Прошу его просмотреть натальные карты еще разок и рассказать мне, что он в них видит.
Он соглашается, но слишком поспешно. Я оставляю Пита в компании его бокала и захожу в бар, оплатить счет. Затем, пока бармен снимает деньги с моей кредитки, оборачиваюсь назад, на наш столик. Пита уже нет. Он испарился.
Сбежал. У меня такое чувство, что я больше никогда не увижу его старомодной куртки.
«Я пересмотрел натальную карту вашей сестры», – гласит заголовок письма, отправленного мне Питом. К моему изумлению, великий путешественник сдержал свое слово, и я быстро пробегаю глазами строчки.
«Предупреждение насчет воды очень общее, и в карте нет данных, способных его подкрепить, так что просто нужно быть осторожным в путешествиях. Я бы упомянул, что занятия йогой или медитацией могли бы помочь вашей сестре продлить жизнь, – пишет астролог. – Пожалуйста, убедите ее, что беспокоиться не о чем. В карте очень много позитивных влияний, а идеальных натальных карт попросту не существует», – продолжает он, а затем следует приписка: мол, у моей сестры есть склонность к волнениям.
Неужели? Нет, думаю я, такой склонности у нее нет.
«Я взглянул и на карту Элли. В ее случае, как и в случае с ее матерью, особо не о чем беспокоиться. В целом влияния планет на ее жизнь довольно положительны».
Новости, конечно, приятные. Но эта кардинальная перемена предсказания не вернет уверенности моей сестре. Вера прячется слишком глубоко, поэтому, прежде чем рассказать Саре о новых открытиях Пита, мне надо вооружиться и другими фактами. Мне нужен иной взгляд на это дело, и я направляюсь туда, где о звездах знают все, – в Королевскую обсерваторию в Гринвиче, чтобы встретиться с Ребеккой Хиггетт, заведующей отдела истории науки и техники.
У меня сложилось впечатление, что астрономы невысокого мнения об астрологии, но недавно я прочитал об «астрологическом предопределении», благодаря которому и было выбрано время для создания Королевской обсерватории. В 1675 году его рассчитал королевский астроном Джон Фламстид. Астрологическое предопределение учитывает положение планет для выбора самого удачного времени. По расчетам Фламстида, самый лучший момент для закладки первого камня обсерватории –10 августа 1675 года, 15.14. Обратился ли Фламстид, уважаемый и мудрый астроном, к звездам, чтобы убедиться: жизнь обсерватории будет долгой и успешной?
– Он пошутил, – говорит Ребекка, пока мы спускаемся в подземное хранилище, где лежат инструменты для наблюдения за звездами.
Она демонстрирует мне копию оригинального расчета Фламстида с посвящением: «Надеюсь, это заставит вас посмеяться, мои добрые друзья». Умно, думаю я, возвращая текст заведующей.
На самом деле Фламстид пытался опубликовать серьезную критику астрологии.
– Для него важнее всего была способность очень точно указать месторасположение звезд, – рассказывает Ребекка. – Думаю, вот что приводило его в восторг, – добавляет она, показывая мне астролябию, навигационный инструмент XV века, любимый астрономами и астрологами.
Ребекка говорит, что дело жизни Фламстида – попытка добыть точные астрономические данные для облегчения навигации. В XVII веке эта проблема стояла куда острее, чем предсказание будущего по звездам. Фламстид пытался понять, как можно определить долготу, находясь в открытом море. В 1714 году парламент предлагал награду в 20 тысяч фунтов (или 2 млн сегодняшних фунтов) любому, кто мог бы решить эту задачу. Заполучить эту награду удалось только через шестьдесят лет. В конце концов досталась она не астроному, ученому или математику, а никому не известному плотнику, ставшему впоследствии часовщиком, Джону Гаррисону, изобретателю очень точного хронометра, который можно было бы использовать на корабле. И ни слова об астрологии. Недоверие к этой науке начало проявляться еще в XVII веке.
Как раз тогда, говорит Ребекка, разорвалась последняя ниточка, связывавшая астрологию и астрономию. Последняя была наукой, а первая – предрассудком. Понимание Вселенной вышло на новый уровень. Оно уже не опиралось на иерархическую систему Платона, а основывалось на математических вычислениях и наблюдениях. Польский астроном Николай Коперник обнаружил, что центр Солнечной системы – Солнце, а не Земля. Галилей в свой телескоп наблюдал вспышки на Солнце и понимал, что они никак не сказываются на земных событиях. Это доказывало, что Вселенная – вовсе не единая механическая система.
Вслед за открытиями Коперника были сделаны и другие. Иоганн Кеплер обосновал принципы движения планет, Исаак Ньютон сформулировал законы движения и тяготения. В 1750 году Томас Райт предположил, что Вселенная состоит из множества галактик. В том же столетии Уильям Гершель впервые изучил в телескоп все небо и положил начало современной звездной астрономии.
Примерно в это же время определились и основы современной науки.
– В научной методологии произошел сдвиг в сторону установления правды путем проведения экспериментов и проверки уже известных фактов. Вот почему Фрэнсис Бэкон говорил: мы должны собрать астрологические данные, чтобы понять, как работает эта система, – рассказывает Ребекка.
Фрэнсис Бэкон жил в конце XVI и начале XVII столетий во времена правления Елизаветы I и Якова I. Он основал эмпирическую философию и намеревался изменить ход науки. Бэкон опроверг утверждение Аристотеля, что истина рождается в споре, или другими словами – сказавший самую умную фразу побеждает. В книге «Новый Органон» (1620) Бэкон написал, что правда требует реальных доказательств, и таким образом положил начало корректному методу получения знаний.
Затем Бэкон обратился к астрологии, заявив, что «методы» этой «дисциплины» были основаны на случайных наблюдениях. По сути, он имел в виду вот что: «Прекращайте верить во всякую ерунду, если нет подтверждающих ее доказательств». После вмешательства Бэкона астрология лишилась поддержки высших слоев общества. Ребекка обозначает это точнее: «Астрология попросту исчезла из поля зрения».
В 1670 году астрологов лишили права давать какие либо советы касательно дел церкви или государства. До сих пор астрология играла очень важную роль при дворе. Елизавета I полагалась на выводы Джона Ди, сделанные по натальным картам ее потенциальных женихов (ни один из них ей не подошел), а короли и королевы стран Европы обращались к своим астрологам за советами в области политики.
Но вопреки всем попыткам Бэкона доказать, что в силу отсутствия доказательств астрологические предсказания ничего не значат, эта наука по прежнему оставалась популярной. В XVII и XIX веках были проданы тысячи астрологических календарей. А в наши дни астрология претендует на роль религии куда больше, чем проверенные временем церкви. Со смерти Бэкона прошло уже 400 лет. Может, пора уже разобраться, есть ли смысл в астрологии или нет?
Астрофизик Рианнон Бак считает, что планеты могут влиять на нас лишь двумя способами – при помощи силы тяготения и электромагнетизма.
– Сила тяготения была бы хорошим ответом, ведь она действует на бесконечных расстояниях. Но к сожалению, быстро теряет силу по мере увеличения расстояния от тела, – говорит она.
Это значит: если вы начнете удаляться от поверхности планеты, то, оказавшись на двойном расстоянии от нее относительно точки отсчета вашего движения, вы почувствуете, что сила тяготения ослабнет в четыре раза. А если вы будете в три раза дальше, она станет в девять раз слабее.
Электромагнетизм также резко ослабевает с увеличением расстояния.
– Любое электромагнитное излучение будет подавлено Солнцем, – объясняет Рианнон. – Точно так же Солнце задавит незначительный магнитный эффект любой планеты с магнитным полем. В каком то смысле Солнце и Луна – единственные небесные тела, которые имеют влияние на нашу жизнь. Например, от них зависят погода и приливы.
Надо заметить, что планеты в астрологии приобрели свои индивидуальные характеристики из за того, что суеверия прошлого наложили оттенок на настоящее. Никакой мистики в этом нет. К примеру, планеты нашей Солнечной системы получили имена и характеристики в честь богов классической мифологии – Марс наградили агрессией, Венеру – любовью. Николас Кэмпион в книге «Во что верят астрологи» полагает, что «отношения между землей и небом заметно усложнились в Средние века. Теологи обратились к „великой последовательности бытия“, чтобы объяснить существующую иерархию во Вселенной, используя не ангелов и архангелов, а природные тела – Солнце и звезды, облака и животных, камни и деревья».
Были проведены параллели, связывающие внешний вид планеты и ее влияние. Например, Марс из за своего красноватого оттенка повелевал кровью, солдатами, засухой и вспыльчивыми людьми, тогда как Сатурн покровительствовал меланхоликам, а Юпитер – жизнерадостным людям.
В 1980 году астролог Алан Лео составил подробные описания черт характера, опять же связанные с классическим представлением о мифологических богах. Так, Овны агрессивны и самовлюбленны, а Девы склонны к жертвенности. Помню, в детстве я любил обвинять свой знак зодиака в том, что часто ударялся головой. Я ведь Овен, а значит, где то во мне заложена склонность находить приключения. Такого рода мышление сродни тому, что отравляет сейчас жизнь моей сестры.
Даже Джонатана Кейнера волнует влияние, оказываемое астрологией.
– Все мы знаем, как сильно простое предположение может повлиять на жизнь человека. Я не хочу брать на себя такую ответственность. Если я скажу, что вы умрете в среду, я значительно увеличу ваши шансы сыграть в ящик именно в этот день – особенно если вы и до этого плохо себя чувствовали, – говорит он. – То, что все мы склонны бросаться в крайности, вовсе не обесценивает астрологию, но попробуйте ка сказать яйцу, мнящему себя венцом мироздания, что из него должна появиться курица.
Кейнер говорит: для того чтобы убедиться, действительно ли астрология оказывает влияние на людей, ее надо протестировать. К счастью, это было сделано и до нас.
В 2006 году доктор Питер Харманн опубликовал в журнале «Личность и характерные особенности» результаты самого длинного эксперимента, предпринятого для того, чтобы увязать черты человеческого характера и астрологию. Он установил, что связь между знаком зодиака и характером человека минимальна.
В Австралии бывший астролог Джеффри Дин также исследовал вероятную научную ценность астрологии. В процессе эксперимента он изучил две тысячи людей, рожденных приблизительно в одно и то же время с разницей лишь в несколько минут. В 2003 году Дин опубликовал результаты в «Журнале исследования сознания». Охватив несколько декад и около ста различных характеристик – таких, как семейное положение, коэффициент интеллекта, склонность к беспокойству и темперамент, ученый заключил, что дата рождения никак не влияет на характер человека. Он не увидел ни одного сходства с астрологическим описанием.
Наконец, почувствовав себя полностью уверенным в том, что астрология не навредит ни моей сестре, ни племяннице, я звоню Саре, чтобы сообщить ей хорошие новости.
– Ты уверен? – спрашивает она.
– Да. Я просмотрел результаты всех проводившихся исследований, и все они утверждают, что твое предсказание не сбудется, – отвечаю я.
Сара снова повторяет, что лучше не искушать судьбу и на всякий случай держаться подальше от воды.
– Но я ведь только что сказал: тебе не о чем беспокоиться, – повторяю я.
– Знаю, но я уже слишком долго жила с ощущением, будто вот вот случится что то нехорошее. Теперь я не могу просто переключится на другую волну, – признается она. – Если бы речь шла только обо мне, тогда еще может быть, но ведь это предсказание было и у Элли, а ею я не стану рисковать.
Я ее понимаю. Посмотрите ка, что сотворил со мной сеанс хиромантии, устроенный на одной из вечеринок много лет назад. Я никак не мог его забыть.
Тогда я говорю Саре, что астролог Пит изменил свое мнение. Она вздыхает с облегчением, но не перестает сомневаться. Может быть, он изменил мнение, потому что я на него надавил. Сара уцепилась за слова Пита о том, что она имеет склонность к беспокойству.
– Давным давно мы с мамой ходили к медиуму, – говорит она.
– Ты мне никогда этого не рассказывала.
– Это было в начале девяностых. Мне всегда казалось, что бабушка где то рядом, приглядывает за мной, хотя она, как ты знаешь, умерла. Медиум сказала, что видит рядом со мной пожилую женщину, мою бабушку по материнской линии, и посоветовала ни о чем не беспокоиться, – продолжает Сара.
Теперь сестра уверена не только в том, что погибнет в кораблекрушении, но и в том, что она волнуется по пустякам. Хотя это совершеннейшая неправда. Она беспокоится ровно столько же, сколько другие. Или даже меньше их. Особенно взволновала ее лишь натальная карта, и это совершенно понятно.
– Ты же знаешь, что это очень общее утверждение, – говорю я, вспоминая Ричарда Вайзмена. – Все когда нибудь волнуются, и заявить, что ты имеешь обыкновение беспокоиться, – все равно что сказать собаке о ее странной особенности – склонности нюхать под хвостом у других собак.
Ладно, признаю, что Ричард Вайзмен привел бы другой пример.
Я лез из кожи вон, чтобы исправить зло, которое причинил сестре мой бездумный подарок, но прекрасно осознаю, что она до сих пор сомневается насчет предсказания. Да, они с Элли сплавали на остров Уайт на пароме, но по прежнему боятся лететь над Атлантическим океаном в следующем году, в Диснейленд. Сара не страшится самолета – ее пугает вода, над которой они полетят.
Значит, придется подняться на самую верхнюю ступень – обратиться к сэру Мартину Ризу, королевскому астроному. Что бы он ни сказал, я готов в это поверить. Он называет астрологию «абсурдом», добавляя: «В ней нет места науке; попытки предсказывать будущее с ее помощью не выдерживают никакой критики». Это подтверждено в заявлении, подписанном 186 астрономами, в число которых входило восемнадцать лауреатов Нобелевской премии. Ученые выразили свою общую обеспокоенность «возрастающей верой в астрологию во многих уголках мира».
«Ее принципы не имеют научного обоснования», – утверждают астрономы. И поскольку эти ученые вовсе не равнодушны к людям, они советуют следующее: «В трудные времена многие из нас хотят переложить принятие сложных решений со своих плеч на чужие. Им хочется верить, что судьба предопределена небесными телами. Но не стоит закрывать глаза на правду. Наше будущее в наших руках».
Мудрые слова, но не слишком ли я стал симпатизировать науке? Чтобы доказать, что разум мой все еще открыт, я тайно провел свой собственный эксперимент с натальной картой. В прошлом году я попросил астролога составить карту на год вперед, учитывая время, место и дату моего рождения. На столе передо мной лежит брошюрка с предсказаниями на последние двенадцать месяцев. Мне не терпится узнать, что же там написано. Принимая во внимание предсказания, сделанные для моей сестры и племянницы, этот поступок может серьезно испортить мне жизнь.
Я читаю карту от корки до корки, потом перечитываю снова. Отпиваю остывшего чая и перевожу взгляд на темнеющее небо. Я ничего не понимаю.
Карта утверждает, что в период между 25 февраля и 1 апреля «могут произойти события, способные оказать неприятное влияние на вашу карьеру и общественную жизнь». Это, впрочем, не приведет к особым проблемам, так что совершенно непонятно, зачем это надо было упоминать. Жизнь моя будет неясной и неопределенной. Где то между 11 и 26 февраля необычная дружба сделает мою жизнь намного интереснее. Я не совсем понимаю, что это такое. Необычная? Это как между лягушкой и соседской кошкой? В карте перечислено столько размытых и общих утверждений, что я даже не знаю, как соотнести их с жизнью. Я разорюсь… ох нет, подождите, мне неожиданно снова привалит денег. Самый проницательный совет – попытаться обрести контроль над собственной судьбой. Еще бы. Я закрываю натальную карту и ощущаю, как непосильная тяжесть вдруг скатывается с моих плеч. И я понимаю, что я снова в ответе за свою собственную жизнь.
Оставлю же последнее слово величайшему из живущих ныне астрологов, Джонатану Кейнеру.
– Знаете, почему я такой успешный астролог? – спрашивает он.
– Нет, не знаю, – отвечаю я.
– Я ненавижу, когда мне предсказывают судьбу, – говорит он. – Я терпеть не могу предсказывать будущее. Это оскорбление для умного человека. И странно, наверное, слышать это от прославленного предсказателя.
Да уж, но это еще не конец.
– Я отдаю себе отчет, что этот потенциальный дар Вселенной может использоваться во вред человечеству, – говорит он.
Замечу, он сам это сказал.
Достарыңызбен бөлісу: |