Урусхан Текинская повесть Часть Геок-Тепе

Отец мчался впереди отряда и, увидев Ораза, радостно замахал рукой. Наконец, Дыкма-хан спешился, и раскрыл объятия.

- Сынок!- поднял Ораза на руки Дыкма-хан.

- Здравствуй, отец! – воскликнул мальчик.

- Здравствуй! Как же я скучал по тебе!

- Я тоже скучал по тебе, отец! А что ты мне привёз?

- О, у меня для тебя много подарков, всего не перечислить, сейчас покажу самый главный из них, подожди-ка.

Дыкма-хан опустил сына на землю и отошёл в сторону. Вскоре он вернулся, ведя за руку испуганную маленькую девочку.

- Вот, это и есть мой главный подарок, сынок!

- Это? – недовольно поморщился Ораз. – Что же это за подарок, отец? – мальчик был явно разочарован - Что мне с ней делать? – в недоумении развёл он руками.

- Подарок отличный! - рассмеялся Дыкма-хан. - Посмотри, какая славная девочка! Когда она вырастет, будет очень красивой, все персиянки красивы, она станет одной из твоих жён.

Ораз в замешательстве молчал, не зная, что сказать.

- Ну, подрастёшь, всё поймёшь, - усмехнулся отец.

- Как тебя зовут? – исподлобья посмотрел на девочку Ораз, но та молчала, опустив голову.

- Сынок, она ведь персиянка, наш язык она не понимает, ты должен её научить, дай ей имя, отведи её в юрту, Курбан, проследи за ними, - обратился Дыкма-хан к слуге.

- Отныне тебя будут звать Айгуль, – назвал Ораз первое пришедшее на ум туркменское имя. - Пошли! – мальчик взял девочку за руку и повёл в юрту, а Дыкма-хана вскоре окружили приближённые и родственники, расспрашивая о том, как прошёл аламан.

Аламаном в те далёкие времена назывался разбойничий конный набег, совершаемый туркменами на соседние земли. Племенной вождь-сердар втыкал подле своей юрты копьё, и все желающие участвовать в разбое стекались к юрте сердара со своими копьями. Когда копий собиралось достаточно, джигиты давали клятву, что на время аламана, они будут беспрекословно подчиняться своему вождю и тот объявлял о начале похода.

Как правило, туркмены-текинцы совершали аламаны на территорию Персии. Продажа угнанного скота было делом прибыльным, но основной доход приносили пленники и особенно, пленницы. На невольничьих рынках Хивы и Бухары это был самый ходовой товар. Персы были шиитами, считались вероотступниками, а потому, и бухарские эмиры и хивинские ханы смотрели на аламаны сквозь пальцы, только бы воинственные туркмены не трогали их самих.

Из очередного такого аламана и вернулся сердар Дыкма-хан.
***

- Мы пронеслись как ураган по земле трусливых персов, разгромили собак и вернулись с богатой добычей! - Дыкма-хан указал на связанных пленников. – Мы набили наши мешки золотом и дорогими вещами! Ну, а как у вас, какие новости? – спросил он, закончив рассказ.

В ответ джигиты лишь мрачно молчали.

– Что же вы молчите? – в недоумении спросил Дыкма-хан. – Что произошло? Говорите же!

- О, Великий сердар, - приложив руку к сердцу, прервал молчание сотник Гельды Гель. – Прости меня, но мне придётся сообщить тревожную новость. На нас идёт Ак Сердар Скобелев.

- Скобелев? – в изумлении воскликнул Дыкма-хан. – Ты уверен в этом доблестный Гельды Гель? Ведь Ак Сердара давно отозвали из наших мест.

- Ак Сердар здесь, об этом сообщают все наши лазутчики. Что будем делать?

– Что ж, ты прав, новость тревожная, - задумчиво произнёс Дыкма-хан. – Но сначала я должен поесть и собраться с мыслями. Курбан, приготовь-ка мне пищу и чилим!

Закончив трапезу, сердар раскурил чилим и погрузился в размышления и воспоминания.

Дыкма-хан участвовал в аламанах с молодости, ходил в персидские провинции Хорасан и Мазендаран, и однажды даже попал к персам в плен. От неминуемой смерти тогда его спас соратник по разбою, старый друг, авторитетный сердар, Нурберды-хан, совершивший под покровом ночи дерзкий налёт на тюрьму, в которой держали Дыкма-хана.

После освобождения Дыкма-хан поступил на службу к кокандскому хану Худояру, став начальником его охраны, должность по тем временам весьма важная и почётная. Но в 1868 году Худояр попал в вассальную зависимость от России, и не всем в Коканде это понравилось. Видный представитель местной родоплеменной знати Абдурахман-Автобачи поднял против Худояра восстание. Дыкма-хан поддержал мятеж и также примкнул к восставшим. Худояр бежал в русские владения, территория Кокандского ханства перешла под власть мятежников, которые, вскоре объявив священную войну, вторглись и в русские владения. И тогда Дыкма-хан впервые услышал о Скобелеве.

Кокандская война продлилась недолго, Скобелев легко подавил восстание и потом преследовал бывшего охранника Худояр-хана по всей Ферганской долине, но безуспешно.

Ханство было ликвидировано и вошло в состав Российской империи под названием Ферганская область, Скобелев стал первым губернатором новой провинции, а Дыкма-хан вернулся в родной Ахалтекинский оазис. Между тем, за время его отсутствия всё вокруг поменялось. Сначала Бухарский эмират, а затем и Хивинское ханство попали под власть Российской империи, хотя и не вошли в её состав, покорность русскому царю изъявили и ближайшие сородичи текинцев туркмены - йомуды. На всей территории Средней Азии была запрещена работорговля, невольничьи рынки повсеместно закрылись, текинцы лишились своего традиционного заработка, но покоряться русским не желали. Они продолжали совершать аламаны, теперь нападая не только на персов, но и на русских, и на хивинцев, уводя пленников в Афганистан. И в 1879 году на усмирение и покорение текинцев была отправлена экспедиция под командованием генерала Ломакина. Началась жестокая русско-текинская война. И тогда впервые Дыкма-хан воткнул копьё перед своей юртой не для очередного аламана, а для борьбы с русскими. Желающих нашлось предостаточно, Нурберды-хан к тому времени умер и Дыкма-хан являлся самым авторитетным текинским сердаром. Для защиты от русских по его приказу персидские рабы за короткий срок воздвигли крепость Геок-Тепе и юрты текинцев были перенесены внутрь. Хотя оборона внутри крепости противоречила военным традициям туркмен, она удалась. Генерал Ломакин был наголову разбит и отступил восвояси. Победа принесла Дыкма-хану небывалую славу, поскольку, никто ранее в Средней Азии не мог победить русских в открытом бою. Текинцы вновь вынесли свои юрты из крепости и возобновили аламаны, а к Дыкма-хану потянулись английские посланники, с предложениями о помощи. Сердар принимал в своей юрте одного за другим чопорных холёных англичан, пришедших из Афганистана, угощал их верблюжьим молоком и лепёшками, курил с ними чилим, слушал их сладкие речи. Англичанам он не верил, для него они были такими же неверными, что и русские. Но русским он подчиняться не хотел, а потому охотно соглашался принять помощь от их врагов. И вслед за посланниками к Дыкма-хану потянулись караваны с оружием.

И вот, только, что он узнал: судьба вновь сводит его со Скобелевым. Теперь сам Ак Сердар идёт на Геок-Тепе.

Дыкма-хан выпустил клубы дыма, взял копьё, вышел из своей роскошной белой юрты, устланной великолепными текинскими коврами, воткнул копьё в землю, прочитал короткую молитву и провёл ладонями по лицу.

3 января 1880 года к ташкентской резиденции туркестанского генерал-губернатора Константина Петровича Кауфмана подъехала конная группа русских военных. Возглавлял её мужчина средних лет, одетый в белую парадную генеральскую форму.

У ворот резиденции под генеральского коня случайно попала зазевавшаяся цыганка. Она упала на землю, но скорее от страха, чем от лёгкого удара, выронив при этом ковш с дымящейся травой-исрык этим неизменным спутником среднеазиатских цыган. Считалось, что запах травы, отгоняет злых духов.

Генерал спешился, бросился к цыганке и спросил её по-узбекски, не сильно ли она ушиблась. Женщина ничего не ответила, было видно, что она ошарашена: русский, а так хорошо говорит на местном наречии, это было редкостью, да, к тому же, военный в богатом мундире.

Генерал вытащил из кармана деньги и, не считая, отдал их цыганке. Ещё более изумившись, цыганка, наконец, заговорила:

- Добрый ты человек, не видала я таких никогда, знай, что отныне не возьмёт тебя ни сабля, ни пуля, берегись только слова людского, берегись!

И цыганка зашептала что-то уже на каком-то совершенно непонятном никому кроме неё языке.

- Что она вам сказала, Михаил Дмитриевич? – с любопытством спросили генерала сопровождающие офицеры.

- Да, так, господа, сущий вздор, - махнул рукой Скобелев. - Цыганки.… Дай им пригоршню монет, такое скажут.

Через пару минут он уже сидел в кабинете генерал-губернатора и угощался зелёным чаем.

- Ну, как добрались Михаил Дмитриевич? Без происшествий?

- Происшествия? Да, вот, разве, что перед самыми воротами вашей резиденции, Константин Петрович, цыганка под лошадь мою попала.

- Цыганка под лошадь? – усмехнулся Кауфман. - Ну, коли, это единственное происшествие, я вижу в этом добрый знак! А между тем, Михаил Дмитриевич, - глотнув чая, продолжил Кауфман. - Задача вам предстоит не из лёгких. Все прошлые Туркестанские походы можно считать лёгкой прогулкой. Наши попытки усмирить текинцев провалились, генерал Ломакин вообще чудом спасся от гибели. Всего нам противостоят около пятидесяти тысяч. Командует ими сердар Дыкма-хан, разбойник, каких свет не видывал, но человек отчаянный и храбрый. Разбойничает с молодости, как и все текинцы, ходил в Персию, служил кокандскому хану, потом вернулся в Ахал.

- Константин Петрович, - рассмеялся Скобелев. – Зачем же вы мне всё это рассказываете? Неужто запамятовали? Я же сам гонялся за ним по всей Ферганской долине…

- Тьфу, ты чёрт, - хлопнул себя по лбу Кауфман. – Старость не радость, простите, Михаил Дмитриевич, и, правда, запамятовал.

- Ничего бывает, а когда начнётся строительство Закаспийской железной дороги? – вернулся к теме Скобелев.

- Уже началось Михаил Дмитриевич, мы понимаем насколько важно снабжение войск.

- Что ж, Ваше Превосходительство, раз мой план одобрен, я немедленно готов выступать в поход.

- Ну, вот, и отлично, рад, что вы находитесь в хорошем состоянии духа.

- Об одном лишь одолжении имею дерзость вас просить, Константин Петрович.

- Да, слушаю вас с превеликим удовольствием.

- Верещагина у вас позвольте выкрасть на время кампании?

- Ну, Михаил Дмитриевич, вы просите невозможного! – развёл руками Кауфман. – Ну, уж нет, Василий Васильевич останется при мне.

- Константин Петрович, - хитро сощурился Скобелев. – Ну, позвольте, будьте так добры…

- Ладно, ладно - сдался Кауфман. – Берите своего Верещагина, всё равно не отстанете, уж я-то вас знаю.

- Премного благодарствую, Константин Петрович, - обрадовался Скобелев.

- Ну, тогда, с Богом!

- С Богом!

- Вот, так, Михаил Дмитриевич, чуточку влево, - слегка поправил своего натурщика художник и вернулся к мольберту. - Что-то смотрю я, вы сегодня не в духе? Никак погодка? Да, вроде сравнительно хороша. Переменчива, правда, то снег, то солнце.

- Да, как же изволите быть в духе, любезнейший Василий Васильевич, коли, торчим в этой дыре уже битый месяц, а толку нет никакого, - мрачно ответил Скобелев. - Снабжение ни к чёрту, провиант прибывает не во время, казнокрадство цветёт пышным цветом. Если б, не подвели железную дорогу, с голодухи бы давно померли. Но главное, туркмены… Разбойничье племя, но, что, правда, отчаянные черти.

- А сколько их в крепости? – поинтересовался Верещагин.

- Наши лазутчики сообщают о 40 тысячах.

- Ого, многовато, штурм будет, нелёгко нам придётся, Михаил Дмитриевич. А что к слову думает о ходе кампании персидский шах? - постарался сменить неприятную тему художник.

- Бог с вами, Василий Васильевич, право, я вас не узнаю, - оживился Скобелев. - Персидский шах спит и видит, когда экспедиция закончится нашей победой. Вы не хуже меня знаете, сколько беспокойства приносят Персии текинцы. Поговаривают, что с начала века они угнали из Персии миллион пленников! Миллион, Василий Васильевич! И в Геок-Тепе по нашим сведениям рабов также предостаточно. Теперь, представьте, какая тишина наступит на северной границе персидского шаха, после того, как мы выйдем к ней и полностью подчиним туркмен. Весь тот разбой, который процветает здесь веками, все эти вожди-сердары, всё это уйдёт в прошлое, и народец сей, уверяю вас, Василий Васильевич, примется за мирный труд, займётся скотоводством, земледелием.… Ну, а, пока…, - вздохнул Скобелёв. - Признаться вам, устал я. Жду, не дождусь, когда всё закончится. Не то, что Фергана. Помните, как заезжали вы, бывало ко мне?

- Как же, не помнить, Михаил Дмитриевич, золотое было время! Да, и сколько связано у меня с Туркестаном сами знаете! Тянет сюда. Вот, как видите, не долечился после Балканской кампании и опять здесь. Сколько воспоминаний… Чего стоит одно участие в обороне Самарканда в 1868 году, 700 человек против 65 тысяч! И держались целых 6 дней! Пока Его Превосходительство Константин Петрович не подоспели на подмогу.

- И всё же признайтесь, Василий Васильевич, узбеки, кипчаки совсем другие люди. Ежели править ими твёрдо, но с сердцем, нет более радушного народа на всём белом свете! Дадут слово, не восставать, не восстают, - с ностальгией вспомнил Скобелев период своего губернаторства в Ферганской области.

- Но, что поделать, интриги, Михаил Дмитриевич, интриги-то вас и сгубили, - вздохнул Верещагин, намекая на обстоятельства отставки генерала. – Разворошили вы, Михаил Дмитриевич, осиное гнездо в области, вот и пострадали за правду, да за честность.

- Верно, Василий Васильевич, осиное гнездо, иначе не скажешь! Казнокрадство в области цвело пышным цветом, взялся я за них, было, и полетели доносы, да не в Ташкент, а сразу в Петербург. А начальство наше доносам верит больше, нежели честным людям. Кабы не доносы эти, губернаторствовать бы мне там и поныне. Эх, да, что там говорить - махнул рукой Скобелев, - Давайте-ка, лучше я вас чаем угощу. Устали, уж, поди, меня рисовать.

- Нисколько, Михаил Дмитриевич, вы ведь знаете, я не портретист. Так, баловства ради. Впрочем, от чайка не откажусь.

В эту минуту в комнату вбежал взволнованный ординарец Скобелева есаул Дукмасов.

- Михаил Дмитриевич, там…

- Что там? Говорите.

- Чрезвычайное происшествие.

- О, Великий сердар, мы принесли тебе много хороших новостей из стана неверных, - радостно заговорил Гельды Гель, почтительно склонив голову и прижав руку к сердцу.

- Говори, - разрешил Дыкма-хан.

- Новость первая: Аллах помутил неверным разум, мы видели, как они роют подземные ходы в крепость. И теперь, когда неверные будут вылезать из этих ходов, нам будет легче рубить их собачьи головы!

- Хорошая новость, - одобрительно кивнул Дыкма-хан. – Пусть роют себе могилу, мы не будем им мешать, продолжай, храбрый воин, ты уже меня обрадовал.

- Новость вторая: ночью мы вырезали почти всю роту неверных, и солдат, и офицеров, и захватили их знамя, вот, оно, - Гельды Гель бросил запачканное кровью знамя Апшеронского полка к ногам Дыкма-хана. – Мы захватили ещё одну пушку, но и это ещё не всё…

- Продолжай, Гельды Гель, чем ещё ты меня сегодня порадуешь? – совсем повеселел Дыкма-хан.

- Приведите неверного, - скомандовал Гельды Гель.

Перед взором Дыкма-хана вскоре предстал израненный русский артиллерист.

- Вот, наша следующая хорошая новость, Великий сердар. Это русский пушкарь.

Дыкма-хан тотчас подозвал к себе светловолосого переводчика и через него обратился к пленному:

- Как тебя зовут, урус?

- Агафон, Агафон Никитин.

- Из каких мест ты пришёл на нашу землю?

- Из Сувалкской губернии мы.

- Не знаю, где это, но думаю, очень далеко. Ты ведь беден?

- Небогат, я простой крестьянин.

- Очень скоро ты будешь богат, урус сказочно богат, объясни ему, какую награду он получит, - обратился Дыкма-хан к переводчику.

- Послушайте, господин артиллерист, - неожиданно вежливо заговорил светловолосый. - Вы даже не можете себе представить, как вам повезло и какую награду вы вскоре получите. Смотрите, - светловолосый взял мешок и высыпал на землю горсть золотых монет. – Видите? Вы получите во много раз больше, чем сейчас валяется на этой пыльной земле. Смотрите ещё! – возбуждённо щёлкнул пальцами странный толмач, и тотчас вперёд вывели укутанную в паранджу женщину. Смотрите же! – отдёрнул переводчик паранджу, и взору Никитина предстала ослепительно красивая черноглазая женщина. – Это персиянка! – воскликнул переводчик. – Персиянки самые красивые женщины мусульманского Востока, это красавица будет принадлежать вам!

- Бедная, - прошептал Никитин, глядя на девушку. – Живого человека предлагают как скот какой-нибудь…

- Что вы там шепчите, решайтесь же!

- А ты кто такой, мил человек? – с ненавистью посмотрел Никитин на подозрительного переводчика. - Вроде на туркмена не похож, и на нашего не похож, а по-русски говоришь лучше меня?

- А это не твоё дело! – побагровев, рявкнул переводчик.

- Ладно, ладно, не кипятись, – усмехнулся Никитин. - Скажи, что делать-то нужно, чтобы такие подарки получить?

– Что он сейчас сказал? – недовольно посмотрел на светловолосого Дыкма-хан. - Что ему нужно делать? Слушай меня, урус, мы захватили ваши пушки, но…, - сердар бросил свирепый взгляд на переводчика, от которого тот задрожал как осиновый лист. – Мои джигиты так и не научились из них стрелять. Так, вот, ты научишь моих джигитов стрелять из пушек.

- Ты просишь невозможного, - покачал головой Никитин. - Никогда русский солдат не станет предателем.

- Не спеши отказываться, солдат, хорошо подумай, ты всё равно не выдержишь мучений, которым тебя подвергнут. Стоит ли принимать мучительную смерть и отказываться от денег и прекрасной персиянки?

- Честь русского солдата дороже всего остального, ты зря теряешь время.

- Ну, что ж, на всё воля Аллаха, - вздохнул Дыкма-хан. - Ты сам выбрал свою судьбу, урус. Уведите его!
***

Дыкма-хан сидел в своей юрте, медленно пил верблюжье молоко и затягивался чилимом, а в это время к ногам Никитина подносили горящий факел.

- Хороший воин, смелый воин, - вновь повторил сердар, качая головой, когда до него донеслись душераздирающие крики пленника. – Эй, Курбан, - наконец, позвал он слугу. – Иди, скажи, чтобы прекратили, неверный заслужил смерть, пусть отрубят ему голову.

- Будет исполнено, сердар, - поклонился Курбан и вышел из юрты.

Скобелев смотрел на залитые кровью тела апшеронцев и подавленно молчал. Было видно, что генерал испытывает сильное потрясение.