В. И. Петров история земельного права за 1000 лет

Эти природные земли крестьяне называют "своими родовыми деревнями"…

Эти родовые деревни крестьяне называют "своими родовыми вотчинами"…

В 19 веке о родовых землях и вотчинных деревнях получили право говорить только одни дворяне; в старину была такая собственность и у крестьян¹.

Современные почвоведы называют места древнейшего поселения наших предков опольями. Ополья имели свой специфический облик растительного покрова, который можно определить как луголесье. Окружающие жилища сады и дубравные леса паркового типа чередовались с лужайками и прудами. Леса занимали все возвышенности, оставляя понижения влажно-лу­говым и болотным ассоциациям (А.Н. Тюрюканов)⁵.

Обилие свободных земель позволяло каждому занять столько земли, сколько было возмож­но. Сообщество людское состояло из семей, совместно жили семьи в поселеньях, всех их стрем­ле­ние к созданию прекрасного пространства объединяло⁶.

Земельные отношения в феодальной России (IX – XIX вв.)

2. Всё изменилось с образованием на Руси государства. Государство сначала объявило себя вер­хов­­ным соб­с­т­вен­­ни­ком всей земли, потом обложило людей, которые на ней проживали, данью (зе­ме­ль­ным налогом), потом зак­ре­пи­ло за со­бой пра­ва по управлению и распоряжению, а потом стало расп­ре­­де­лять «свою» землю между вас­салами – дру­жиной, монас­ты­ря­ми, князьями. Интересы тех, кто на этой земле изначально жил, в учёт принимались весьма мало. Ис­тория знает много­чи­с­ленные кон­ф­ли­к­­­ты, усоби­цы, войны, в ходе которых людей выгоняли с веками на­сиженных мест, сжи­га­ли их уса­дь­бы, прев­ращали в смердов, холопов, рабов, закрепощали и раздавали между государственными времен­щи­ка­­ми. Часть этих рабов князья и дружинники сажали на свободные земли, а излишек продавали. Вот здесь именно, в этом рабов­ла­де­нии и лежит начало частной собственности на землю.

Длительное возделывание земли нашими предками в ландшафте луголесья придало ей высочайший уро­вень плодородия. Именно это и позволило превратить места древнейших поселений людей в пашни. Первоначально пашни возникали сначала на естественных полянках, разбросанных сре­ди лесов паркового типа. Постепенно пашни расширялись за счет вырубки и выжигания лесов⁷.

Трудно представить себе, как люди, живущие на родовой земле, могли добровольно сменить ведение усадеб­но­го хозяйства на тяжёлый и неблагодарный труд пахаря. Очевидно, что землепашеством впервые стали зани­мать­ся плен­ные, рабы, а также те из числа свободных людей, у кого уничтожили, разорили их родовые усадьбы, кто по­те­рял свою родовую землю, был вынужден бросить свой дом и сад и заняться в чужой стороне хлебо­па­шест­вом. Так была реализована привнесенная на Русь концепция: "в поте лица ты будешь пахать землю свою".

Вероятно, что именно в этот период у наших предков наряду с родовыми угодьями появляются угодья благо­при­об­ре­тен­ные. Приобретение прав на эти земли из­на­­чально основывалось на праве трудовой заимки.

"
Чем дальше в прошлое тебе удастся проникнуть своею мыслью, тем больше и текущее понятным будет.

В.Н. Мегре

Земля сама по себе не имела тог­да никакой цены, и её нель­зя было никому продать, потому что нель­зя бы­ло найти ни одного поку­па­те­­ля; всякий сам мог занимать свободные земли"⁸. Неудивительно, что в глазах мест­но­го сообщества человек получал право на кон­к­рет­­ный учас­ток земли не в силу её покупки, или получения от го­су­дарства, или наличия того или иного документа, а в силу того, что он прикла­ды­вал к нему свой труд. Это от­ра­­зи­­лось в из­вест­ной формуле: «там моя земля, куда мой плуг, топор, коса и соха ходи­ли». Право пользо­ва­ния зем­лёю приобреталось трудом на ней. Поэтому-то среди самого тру­дящегося земледельческого населения тогда не могло быть никакого понятия о собственности на землю: никто из них не говорил: «это моя собственность», потому что земля была доступна для всех, – так же как никто не ска­жет: «это мой воздух». Но это право заимки, эта формула не могла применяться к рабам: они не могли иметь права на обрабатываемую ими землю, пото­му что были рабами – людьми, не имеющими вообще никаких прав. И потому, "когда князь или боярин сажал на пашню свою челядь, он уже говорил: это моя земля, потому что на ней работают мои рабы⁹. Таким путём возникла частная собственность на землю, и вследствие этого один человек уже мог иметь теперь много своей собственной земли: для этого ему стоило только приобрести много рабов, набрать себе много подневольных работников". Поэтому вместе с зе­мель­ной собст­вен­ностью появились и богатые люди; в руках собственников земли ста­ли скопляться большие бо­гат­ст­ва, и они выделились в особое высшее сословие, которое со временем стали называть боярами. Эти-то бо­я­ре и оли­цетворяли со­бой но­вые представ­ле­ния о соб­ст­венности на землю и живущих на ней лю­дей. С угасанием Киев­с­кой Ру­­си вме­с­те с пра­ва­ми имущественными к ним переш­ли и властно-рас­по­ря­ди­тельные пол­но­мо­чия су­ве­­ре­на¹⁰.

"Мы видим, следовательно, что перво­на­чаль­ная собственность на землю произошла на Руси из рабовладения; она была связана с собст­вен­но­с­тью на людей, на чужой труд. И не только на Руси, так было вначале повсюду. Нигде земля, сама по себе, не могла быть пред­ме­том собственности и не могла доставить богатства; это проис­хо­ди­ло только в том случае, ес­ли вместе с землёю свя­зы­валась возможность заставить работать на ней в свою по­ль­зу других людей" (Л.Э. Шиш­ко)¹¹.

Нет земли без сеньора.

Закрепощение владельческих крестьян шло несколькими способами, однако первейшим из них является 1) по­жа­ло­ва­ние земель с людьми. Государство постоянно жаловало влиятельнейшим из монастырей (позднее – дворянам) вот­чи­ны в виде це­лых чер­но­сошных государевых волостей. В состав населения этих волостей могли входить частью жильцы или тягле­цы – лю­ди, получившие от волостей запустевшие земли; могли входить и крестьяне-половники, сидевшие на чужих зем­лях; но в огромном большинстве случаев население волостей состояло из крестьян-своеземцев – полноправных хо­зя­ев сво­их земель. Считаясь монастырской (помещичьей), как прежде государевой, земля продолжала оставаться крестьянской собст­вен­ностью. Совершенно естественно стремление землевладельцев обратить своё фиктивное пра­во в реальное¹².

Каким же образом землевладельцам удаётся мало-помалу стеснить крестьян в их первоначальном праве на зем­лю? Способ, как оказывается, очень простой: они просто издают 2) прямые запреты крестьянам распоряжаться своими землями. Поскольку сидев­шие на пожалованных землях крестьяне первоначально сохраняют свои права на при­над­ле­жащие им участки, и рас­­по­ря­жа­ются ими, не испрашивая согласия владельца (отдают на по­ряд, отчуждают да­же лицам совершенно посторонним), вотчинники стесняют эти права рядом предписаний, зап­ре­щаю­щих крес­ть­янам «про­меж себя землю продавать и покупать» и вообще «подписывать её ввекъ и вдернь». Этого права – от­чуж­де­ния земли на сторону – кресть­яне естественно должны были лишиться, так как оно в корне подры­ва­ло вла­де­­ль­ческие права: по­купщик мог, если бы хватило силы, отбиться от всяких монастырских повинностей и "унес­ти с со­­бой землю", как тогда выра­жа­лись. Но среди себя – в одной волости или разных волостях, но принад­ле­жа­щих од­но­­му вла­дель­цу – крестьяне ещё про­дол­жают свободно распоряжаться землёю и отчуждать её. Сначала всё это де­ла­ет­ся помимо вла­дель­ца. Но вот вотчинное управление вынуждает крестьян делать у себя явки сделкам, каса­ю­щим­ся зем­ли. Нако­нец, та­кие сделки могут совершаться лишь "с ведома и благословления" монастырского начальства и "по воле влас­­те­линс­кой". Можно понять, что тре­бо­ва­ния эти проводились не без труда – нас­то­ль­ко они проти­во­ре­чи­ли искон­ным взглядам сво­бод­ного кресть­ян­ст­ва на сво­бод­ное владение земельными угодьями. Некоторые крестьяне прос­то бро­са­ют свои де­ревни и идут искать свободной земли в других краях. Другие, наоборот, идут на осво­бо­див­ши­е­ся угодья. Так по­рож­да­ется следующий способ закрепощения: 3) заселение владельческих земель. О чём идёт речь?

У крупных землевладельцев (и теперь уже понятно, почему) всегда была масса пустопорожних земель. "Удоб­ней­­шие из этих земель облюбо­вы­ва­лись свободными людьми, нуждающимися в земле, и брались ими на росчисть. Но тот, кто брался расчистить пустую землю, т.е. создать своим трудом новую деревню во всех её составных час­тях, не мог на­хо­дить для себя выгодным половнический договор, который необходимо давал его праву на землю ха­рактер вре­мен­но­го пользования". Только право пожизненного пользования землёю могло вознаградить чело­ве­ка, ре­шив­ше­гося взять на себя та­кой труд – хотя бы даже условного и рискованного пользования, грозящего зак­ре­­по­­ще­ни­ем. Вопрос о том, что­бы труд освоения земли оказался не напрасен, был важнее и насущнее всех вопро­сов о лич­ных правах. "И вот, ког­да отк­ры­валась в чьей-нибудь вотчине такая удобная для заселения земля, из раз­ных мест, даже очень отда­лён­ных, сте­калось нуждающееся в земле и садилось, не обезпечивая себя никакими до­го­­во­ра­ми и за­бо­тясь только о том, чтоб удержать за собой землю. Единственное, о чём они просят вотчинника, это – нес­колько лет льго­ты: по ис­те­че­нии льготных годов, они поступают в полное распоряжение вотчинника. Чтобы по­нять ту готов­ность, с которой воль­ные люди накладывали себе на шею крепостную петлю, не надо опус­кать из ви­ду, что эта петля затягивалась очень медленно" (А.Я. Ефименко)¹³.

Для того чтобы земледельцу поселиться на пустом месте и основать правильное хозяйство, ему, как правило, бы­ла нужна ссуда, подмога, кредит. Использование этой нужды и порождает экономический механизм, подгото­вив­ший крепостное право: 4) усиленное кредитование землевладельцами своих крестьян, впа­даю­щих в силу этого в долговую, хо­зяй­ст­ве­н­­­ную и юридическую зависимость. Значительное количество порядных записей 16 – 17 вв., в которых крестьяне уговариваются с землевладельцами, садясь на их земли, содержат обязательства крестьянина в слу­чае ухода заплатить вотчиннику пожилое за пользование двором, возвратить ссуду и уплатить неустойку, чтобы вознаградить землевладельца за сделанные им расходы. Со временем и ссуда, и неустойка за уход и неисполнение обязательств постепенно увели­чи­ва­ют­ся; ссудное хозяйство расширяется, а с ним усиливается и долговая зависи­мость крестьян. Прямого прикрепления крестьянина к личности феодала ещё нет, и возможность ухода по-преж­не­му законна; но над крестьянином висит громадный гражданско-правовой долг. Как свободный человек, крестьянин мог бы уйти и без расплаты – но тогда вотчинник вчинил бы ему иск о взыскании, суд присудил бы его к уплате и по несостоятельности выдал бы вотчиннику "до искупа", т.е. превратил бы его на много лет в срочного холопа кредитора, зарабатывающего на свой долг. Так ссуда создавала отношения, в которых владельческому крестьянину приходилось выбирать между бессрочно-обязанным крестьянством и срочным холопством. Фактически крес­ть­янин, рядясь с зем­ле­вла­дель­цем на его землю со ссудой от него, сам от­ка­­зы­­вал­ся в порядной за­пи­­си навсегда от пра­ва каким-либо способом прек­ратить принимаемые на себя обя­за­тель­с­т­ва (В.О. Ключевс­кий)¹⁴.

Итак, крестьянское право выхода к концу 16 века замирало само собой, без всякой законодательной его отмены. Фак­ти­чески оно выродилось в две основные формы: своз и побег. Побег возвращал задолжавшему крестьянину свободу, но был незаконен; своз допускался законом, но не возвращал свободы. Обе эти формы государство старалось стеснить или да­же уничтожить. Наиболее известной мерой в этом отношении стало установление и отмена Юрьева дня – ус­та­нов­ле­ние (1497), ограничение (1550) и отмена (1581) пра­ва перехода от одного феодала к дру­гому. Другой мерой яви­лось установ­ле­ние и отмена "урочных лет" – срока сыска и возв­ра­ще­ния беглых крестьян. Ука­зы 1602 и 1606 го­да, запретив пе­ре­ход крестьян в холопство, установили вечность крестьянскую, без­вы­ход­ность тяглого крестьян­с­ко­го сос­тояния. «Так крестьянин, числясь по закону вольным со своим устарелым правом вы­хо­да, на деле был окружён со всех сто­рон, не мог уйти ни с отказом, ни без отказа, не мог по своей воле ни пе­ре­менить владельца посредством вывоза, ни да­же переменить звания посредством отказа от своей свободы. В та­ком положении ему оставалось только сдаться» (В.О. Клю­чев­с­кий).

Стеснение свободного вы­хо­да крестьян поставило их землевладение в полную зависимость от воли вотчинника; вм­ес­­те с тем к 16 веку в центральной России стало уже ощущаться земельное утеснение. Это вызвало пер­­вые урав­не­­ния земель между крепостными крестьянами: нарож­да­ю­щиеся поколения, будучи прикреп­ле­ны, не могли уже ис­­кать земли на стороне вне владений своих помещиков, и послед­ним для наде­ления землёю вновь образу­ю­щи­х­ся семей приходилось из­ме­нять раз­меры владения отдельных дворов соответственно их тягловой спо­соб­но­с­ти. Помещиков к этому по­буж­дал пря­мой расчёт; крестьяне же постепенно утрачивали сознание правовых осно­ва­­­ний владения своими отчинами и деди­на­ми. Нетрудно понять, что конечным результатом закрепощения яви­лись земельные переделы, а значит – потеря родо­вой земли. Однако решающее влияние на развитие зе­ме­ль­ных пе­ределов среди поме­щичь­их крестьян имело введение в 1722 году Петром I подушной подати, с воз­ло­же­ни­ем на помещиков ответст­вен­нос­ти за её пос­туп­ление. "Ранее повинность шла с зем­­ли: кто вла­дел большим участ­ком, тот и нёс боль­шее тягло¹; с вве­де­нием же подушной подати распределение по­вин­нос­тей сдела­лось не­рав­но­мер­ным: кресть­­я­не мало­зе­мель­ные, но мно­го­душ­ные, оказались в тяжёлом положении и нача­ли стремиться к по­рав­не­нию. На­ря­ду с этим по­ме­щи­ки переложили ответ­с­т­вен­ность за поступление этой подати на общину за круговой её по­ру­­кой и, кро­ме того, посадили на общинную землю многих дворовых, что­бы они сами нес­ли подушную по­дать, кото­рую ина­­че приходилось платить из вотчинного дохода. Все эти обстоятельства и выз­ва­ли порав­нение земли" (А.А. Риттих)¹⁵.

ПРИКРЕПЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННЫХ КРЕСТЬЯН К ЗЕМЛЕ ПОСРЕДСТВОМ ОБЩИНЫ

Да, мы выдумали общину, невзирая на её неестественность и неспра­вед­ли­вость, в интересах фиска!

Принято считать, что сельская община со всеми её признаками, как-то: 1) круговой порукой 2) общим зем­ле­поль­зо­ванием и 3) обязательной уравнительностью и переделяемостью земельных наделов – является исконным яв­ле­ни­ем русской жизни, воз­ник­шим за­дол­го до образования государства и просуществовавшим без каких-либо из­ме­не­ний до её уп­раз­д­не­ния в начале 20 сто­ле­тия. "Но стоит открыть любую писцовую книгу о положении крестьянских хозяйств в коренных велико­рус­с­ких губерниях до 1596-98 гг., чтобы убедиться, что на самостоятельных семьях, на односельях держалась древняя Русь и создался Великорусский народ"¹⁷. Община в этот период имеет только финансовое и адми­нист­ра­тив­ное зна­че­ние, за­ве­дуя рас­к­ладкой по­вин­нос­­тей про­­пор­­­ционально зе­мель­ному владению каждого, соби­рая и внося их в казну¹⁸. С уве­ли­че­ни­ем кня­жес­ких зе­­мель путём присо­е­ди­не­ния к Москве уде­ль­­ных кня­жеств уже в 14 веке возникает об­щин­ное крестьянское зем­ле­­­вла­­де­ние; но "вла­де­ние было общин­ное, а поль­зо­вание – частное: каждый имел отдельный учас­ток; пе­ре­де­­лов не было никаких; уча­ст­ки по­­ку­па­лись, про­давались, за­ве­ща­лись, нас­ле­до­вались, и всё это можно ви­­деть из до­­ку­­мен­­­тов"¹⁹ (В.И.Сер­ге­е­вич). Об­щина по-преж­не­му селилась разсе­ян­но, и "общинною единицею счи­та­лось не село, а волость, т.е. округ, в ко­то­­ром было центральное село и ок­­ру­­жавшие его деревни" (Б.Н.Чичерин). Деревни эти сос­тояли из не­боль­шого ко­ли­­чес­т­ва дво­ров: один двор составлял уже дерев­ню. Сам крестьянин не был прикреплён ни к участку, ни к сельскому об­­щест­ву, ни даже к состоянию, свободно менял свою пашню на другую, выходил из об­щест­ва и даже из кресть­ян­ст­ва²⁰.

Первый зародыш прикрепления крестьян к земле возникает с введением круговой поруки – обя­зан­нос­­ти "мира" уп­ла­тить подати за несостоятельных или выбывших членов сельского общества. Как следствие этой ме­ры, на­сущ­ною нуж­дою таких обществ становится необходимость затруднить своим членам переход на более льгот­ные зем­ли (осо­бен­но цер­ковные). Первоначально выход затрудняется уплатой довольно значительного пожилого, которое рас­счи­ты­ва­лось по чис­лу лет, про­житых человеком на своём участке; расчёт становился даже невозможным, если во дворе де­сят­ки лет пре­­ем­ственно жили отец и сын. Фактически речь идёт об экономическом прикреплении старожильцев к месту их жи­тель­ства. Юридическое прикрепление, выражающееся в прикреплении крестьян к состоянию (тяглу) и общине, относится к концу 16 – началу 17 вв. и становится возможным благодаря составлению писцовых книг (1592-1593), в ко­то­рых все крестьяне, записанные в тягло, признаются прикрепленными к своим землям или обществам. "Та­кое прик­ре­п­ле­ние, разумеется, не имело ничего общего с крепостным правом. Это чисто полицейская мера" (В.О. Ключев­с­кий)²¹.

Поземельно-рас­по­ря­ди­тель­ная сторона об­щи­ны воз­ника­ет с введением подушной подати (1722), наз­на­­чен­ной в весьма зна­чи­тель­ном для того вре­ме­ни раз­мере – по 74 копейки с души мужского пола вся­ко­го воз­раста²². «Платить долж­ны были не только работники, но все, занесённые в ревизские списки: только что родившиеся, мало­лет­ние, преста­ре­лые, кале­ки, убогие, сумасшедшие, словом, всё наличное число людей мужского пола, попавшее в спис­ки, со включением и толь­ко что умерших. Что же вышло?

Люди, у которых земли было мало или и совсем не было, но которые были положены в тот же подушный оклад, очень легко пришли к мысли о ровном переделе земель между всеми плательщиками. Жалобы на то, что у одних зем­ли мало, а у других много, обыкновенно оканчиваются заявлением о необходимости «поверстки» или «раз­вер­ст­ки», без чего неимущим не малое отягощение и обида… Мы наблюдаем здесь картину борьбы бедных и богатых, говоря языком нашего времени, борьбы собственников с пролетариатом. Бедные желают отобрания земли у богатых и раздела её поровну между всеми жителями волости. О воз­наг­раж­дении собственников бедные не думают. Священ­ная собственность должна быть отобрана даром. Пра­ви­тель­с­т­во под­дер­живает бедных и предписывает поверстку земли, нисколько не смущаясь нарушением принципа собственности» (В.И. Сергеевич).

Вот где, оказывается, лежат корни нашей общины, и вот как, оказывается, нам было заложено желание «урав­не­ния»! Не исконная русская тяга к коллективизму, а рав­ная для всех де­неж­ная обязанность воз­бу­ди­ла вопрос о равном праве поль­зова­ния зем­лею всех чле­нов сель­с­ко­го общества (ми­ра, об­щи­ны), который и был раз­решен в от­но­­шении госу­дар­ст­вен­ных кресть­ян Ме­же­вой Инструкцией 1754 года, ус­тановившей, что:

1. 
   Право личного распоряжения крестьянскими землями отменяется. Земли эти никому не могут быть продаваемы и закладываемы, ни крестьянам, ни посторонним лицам, ни даже по суду.
   
2. 
   Право наследования в крестьянских землях отменяется. Все земли, с которых крестьяне поло­же­ны в подушный оклад, после умерших владельцев, между наследниками их не делятся – они запи­сы­ва­ют­ся за селением в качестве государственных. Это своего рода национализация земли.
   
3. 
   Право занятия свободных земель путём приложения к ним личного труда отменяется. То, что крестьяне вновь распахали, против показанного за ними по писцовым книгам, и продали, отбирается у покупателей безденежно и поступает к селениям в государственные земли.
   

Но переделов прижизненных и тут ещё нет. Они тоже возникли не сами собой, а на ос­но­ва­нии Указа 1781 го­да, которым было предписано «между крестьянами земли и угодья смешав, раз­де­лить на тяглы по ду­шам, а с того уже быть, как раскладам подушного платежа, так всем служ­бам и рабо­там». При этом крестьянам прямо пред­пи­сы­ва­ло­сь из хуторов селиться в большие сёла², а если они не ис­пол­ня­ли при­ка­за­ния, то на хуторах осенью ломали печи²⁴. За не­сог­ла­си­ем большинства крестьян предпи­са­ния мест­ных властей об урав­ни­тель­ном переделе всей земли испол­ня­лись туго или не ис­полнялись вовсе: с мыслью о потере ро­до­вой зем­ли крестьяне прими­рить­ся не могли²⁵. В от­дель­ных гу­бер­ниях пра­­к­тический пе­ре­­­­ход от частного зем­­ле­­владе­ния к общинному пользованию совершился только в конце 30-х годов 19 сто­ле­тия.

"По разсказам крестьян в 1839-40 году в Обоянском уезде Курской губернии, по предложению пра­ви­тель­ст­вен­ных чиновников перейти крестьянам к общинному пользованию и разделить поровну земли, большинство, сос­т­оящее из более мелких собственников, согласилось на оное и стало уламывать остальных. «Многих под­па­ива­ли, и при этом до­бивались их согласия; самых упорных запугивали, нередко избивали, портили посев, уво­зили телеги с дворов, бы­ва­ли случаи поджогов и т.п. Если оставалась небольшая часть домохозяев, не уступав­ших никаким натискам, не­сог­лас­ных на передел, тогда дело переходило из начальству в суд».

Одновременно в тех же 37 – 40 годах, и под влиянием тех же понятий, приступили к разрушению многих ты­сяч крестьянских хуторов на юге России… Хуторяне уездов Таврической и Екатеринославской губерний, были в конце 30-х годов поселены по плану большими деревнями. При спросе моём, как оное производилось, Пристав 2-го стана Бер­дян­с­ко­го уезда сказал мне, что он оповестил ранней весной хуторян, находившихся в его стане на ка­зённом участке, переселиться деревней на указанном месте, что в продолжении лета никто из хуторян не тронул­ся, а так как при­ка­за­ние должно было быть исполнено, то в ноябре он взял понятых и сломал печи на всех су­ществовавших там 720 ху­то­рах. По свидетельству Пристава, хуторяне эти были зажиточные хозяева. На за­ме­ча­ние моё, что жаль этих хуторов, он мне отвечал, что многие тысячи таких хуторов были разрушены в Днепров­ском уезде и Екате­ри­но­слав­с­кой губернии…" (Д.А. Столыпин)²⁶.