Лорд Бойл о дуализме фактов и решений в «Открытом обществе»*

Карл Р. Поппер

В высшей степени великодушная «личная оценка» лордом Эдвардом Бойлом моего «Открытого общества» содержит небольшое количество критических замечаний. Одно из последних его замечаний очень важно и требует полного ответа.

i

В начале своего эссе лорд Бойл пишет: «...в тех случаях, когда сам я рискую отнестись к Попперу критически, это чаще всего бывает в силу впечатления, что он уступает своим критикам слишком много, а не слишком мало».

Признаю себя виновным, но прошу учесть смягчающие обстоятельства. Серьезная рациональная критика столь редка, что ее следует поощрять. Быть чересчур готовым к самозащите опасней, чем быть готовым признать ошибку. Даже если ошибка не наверняка является ошибкой и даже если критика основана отчасти на непонимании сказанного мною, я стремлюсь исходить из предположения, что, если меня неправильно поняли, это может быть в какой-то степени моя вина.

В то время как трудно найти рациональный способ справиться с критикой, которая сама не до конца рациональна, особенно если в ней присутствует личный элемент, то критика, не только совершенно свободная от личной враждебности, но в основе своей столь доброжелательная, как у лорда Бой-ла, — это столь редкая вещь, что, по-моему, стоит постараться принять все, что в ней правильно, даже если не слишком легко найти что-нибудь, с чем можешь согласиться (что в данном случае не так). И всегда нужно помнить, что никто не должен пытаться быть собственным судьей. Так, в прошлом я отождествлял рациональный подход с критическим подходом, но под влиянием дружеской, хотя и критической статьи проф. Пауля Бернай-са «О рациональности»¹, готов признать, что зашел в этом чересчур далеко.

* Popper Karl R. Lord Boyle on the Dualism of Facts and Decisions in «Open Society» // The Philosophy of Karl Popper / Ed. by Schupp P.A. The Library of Living Philosophers, vol. 14, book II. Open Court Publishing Co., La Salle, Illinois, 1974, pp. 1153-1159.

358 Карл Р. Поппер

Вместе с тем сам проф. Бернайс отмечает, что эта моя ошибка не влияет существенным образом на мою философию. Его эссе в основном посвящено тому, чтобы напомнить нам о других аспектах рациональности, и, я думаю, он был бы готов сказать, что критический подход, готовность прислушаться к критике и исправлять собственные ошибки имеют в высшей степени ключевое значение для рациональности и что я был прав, всячески подчеркивая это значение.

Критика самого лорда Бойла не только рациональна, но и сочетается с самой теплой личной оценкой. Защищаться мне от его критики или нет? Или просто принять ее?

Рациональный подход к этому вопросу зависит, очевидно, от конкретного содержания каждого критического замечания.

О моем объяснении того, почему «критический дуализм» не добился более широкого признания, лорд Бойл говорит в разделе 3 своей статьи: «Можно от всей души подписаться под этими словами и все-таки чувствовать, что здесь упущен один довольно важный момент». Он имеет в виду то, что «авторитаристы, против которых направлена вся аргументация "Открытого общества", возможно, боятся, что другие потребуют права "самим решать за себя"».

Это очевидно истинно, и я был бы удивлен, если бы нигде в «Открытом обществе» не сказал об этом или не имел этого в виду. (Я, по-моему, имел в это в виду на стр. 6 и 374 моей книги «Conjectures and Refutations» («Предположения и опровержения»)².) Хотя лорд Бойл, возможно, и прав, что мне следовало ясно высказаться об этом в том месте «Открытого общества», на которое он ссылается, я, кажется, могу объяснить, почему тогда это не пришло мне в голову. Лорд Бойл верно замечает, что «вся аргументация "Открытого общества" направлена против авторитаристов», однако я обычно не говорю с авторитаристами и уж конечно не делаю этого в «Открытом обществе». Почти во всей этой книге я говорю с человеком, чьи ценности подобны моим, — с гражданином, любящим свободу. Я предполагаю у него добрые намерения, но пытаюсь помочь ему определить свою позицию по некоторым интеллектуально трудным проблемам. Именно к такому читателю я обращаюсь почти везде в этой книге. Что авторитаристы страшатся последствий свободы, ясно (я надеюсь) выражено во всем моем обсуждении Платона в «Открытом обществе», например в главе 4 «Изменение и покой». Если это не ясно, вина, конечно, моя. Однако моей задачей в том месте, о котором говорит лорд Бойл, было объяснить готовность столь многих жертв авторитаризма подчиняться его власти.

Следующее критическое замечание лорда Бойла (в разделе 3 его статьи) гораздо важнее, и я чувствую, что здесь он совершенно прав. Поставив в некоторых позднейших изданиях «Открытого общества» «предложения проводить определенную политику» («proposals for a policy») на один уровень

См. Popper К. R. Conjectures and Refutations. Fourth edition. London: Rontledge, 1972.

Лорд Бойл о дуализме фактов и решений в «Открытом обществе» 359

с решениями, я действительно совершил ошибку. Меня привлек тот факт, что предложение (proposal), особенно предложение принять определенное решение, можно, очевидно, рационально обсуждать, тогда как решение можно только принять. Как правильно подчеркивает лорд Бойл, его можно и нужно критически обсуждать прежде, чем оно будет принято, на той стадии, пока оно еще остается предложением. (Конечно, решение может обсуждаться и потом, в свете его последствий, и можно выработать новое предложение — например, отменить данное решение.) Я думаю, что лорд Бойл прав, когда говорит, что я не должен был, подчеркивая рациональность предложений, забывать подчеркнуть также, как он теперь делает, что сколь бы рационально ни обсуждалось предложение (скажем, в том или ином комитете), решение принять его может следовать из этого обсуждения не более, чем норма может следовать из факта: его надо просто «принять». Я должен был сказать об этом, и в то же время подчеркнуть разницу между иррациональными решениями, принимаемыми без выслушивания критических аргументов, и теми более рациональными решениями, которые принимаются после внимательного рассмотрения всех известных аргументов против них. Я подчеркивал, что рациональный политик будет настороженно отслеживать непредвиденные и непреднамеренные последствия своих решений, но этого еще недостаточно, чтобы показать, что в принятии решений неизбежно есть элемент свободы. Эта свобода не аннулирует и ни в коей мере не нарушает различия между рациональностью критической выработки решений, с одной стороны, и иррационалистическим «решательством» («decisionism»), с другой стороны, то есть между поощрением любой попытки предвидеть и оценить, насколько возможно, то, что мы делаем, и противоположным этому утверждением, что решения — в силу невозможности выводить их из рационального обсуждения — всегда и в равной степени иррациональны.

IV

Следующее замечание лорда Бойла я не могу принять. Напротив, я чувствую, что должен защитить себя и подвергнуть критике позицию лорда Бойла как противоречащую его общему одобрению моего «дуализма фактов и решений». Он принимает, быть может, под влиянием убедительной аргументации профессора А. Айера, которого он цитирует, и, видимо, не вполне осознавая серьезность затронутых вопросов, — позицию, которую я описал как «моральный релятивизм» и которой мой «дуализм фактов и решений» диаметрально противоположен. Лорд Бойл начинает свое критическое замечание в духе дружелюбия, столь очевидно пронизывающего всю его статью, со следующих примирительных слов: «Мое предпочтение первоначальных идей Поппера...». А критикует он «пассаж» из «Приложения» («Дополнения I (1961 года)» к тому II «Открытого общества» (Перепечатка 1963 г. четвертого издания 1962 г.), где Поппер, мне кажется, идет слишком далеко в сторону своих критиков. Надо сказать, что я рассматриваю это «Дополнение» к тому II (озаглавленное «Факты, норма и истина: дальнейшая критика релятивизма») как очень важное, хотя, конечно, и не вполне успешное разъяснение моего «дуализма фактов и решений», который лорд Бойл одобряет. Это —

эссе не о морали, а о метаэтике, и чтобы ответить на критику лорда Бойла, я сформулирую свою позицию заново, так ясно и точно, как только смогу.

Я полагаю (и лорд Бойл с этим согласен), что моральные решения или стандарты или нормы не могут выводиться ни из чего другого и уж конечно не из фактов, хотя они и имеют отношение к фактам [1]. Фактом является то, что у многих людей есть предрассудки, связанные с цветом кожи, однако мы можем ослабить следствия этого факта с помощью законодательства. (Лорд Бойл ссылается далее на британский закон о расовых отношениях, и я согласен со всем, что он об этом говорит, включая его критику моей неадекватной формулировки.) Как я писал в «Открытом обществе», что лорд Бойл полностью одобряет (см. раздел 1 его статьи): «Люди не равны, но мы можем решить бороться за равные права» [2] (OS, II, 278) [ОО, II, 320]. Неравенство — факт, и мы решаем либо признать этот факт, либо бороться с ним. Я выразил это, сказав, что решения, нормы и стандарты, хотя и не выводимы из фактов, но имеют отношение к фактам. Если, например, можно было бы установить, что у некоторых «рас» средний коэффициент интеллектуальности или умственного развития статистически ниже, чем у других «рас», можно было бы, и по моему мнению нужно было бы, считать это основанием для их права или их законного требования на особое внимание и помощь, а не основанием для привилегированного положения тех, у кого коэффициент интеллектуальности статистически выше. Вместе с тем ясно, что эта моя точка зрения по своей природе является предложением некоторого решения (proposal for a decision): это не единственная возможная точка зрения.

Как я объяснял еще в первом издании «Открытого общества», мы вольны принимать или отвергать решения, нормы и стандарты — вольны в том смысле, что ответственность за это лежит на нас. Однако я также объяснил там, что хотя нормы и стандарты создаются нами, некоторые из них могут быть лучше, а некоторые хуже. «Наше дело — улучшить их, насколько сумеем, если обнаружится, что они вызывают возражения» [3] (OS, I, 61) [ОО, I, 95], — писал я в «Открытом обществе», и лорд Бойл с этим согласен. И я продолжал, с одобрения лорда Бойла: «Человек создал новые миры — миры языка, музыки, поэзии, науки, и самый важный из этих миров — мир моральных требований, равенства, свободы и помощи слабым» (OS, I, 65) [00, I, 99-100].

В своих более поздних работах и, в частности, в настоящем сборнике³ я назвал этот мир продуктов человеческого духа (mind) «миром 3», чтобы отличить его от мира физических состояний — «мира 1» — и мира ментальных состояний или наших осознанных переживаний — «мира 2». Мир 3 создан человеком, но не вполне сознательно — он не является «выражением» или «проекцией» мира 2. Тот факт, что мир 3 имеет свои собственные непреднамеренные последствия, называется автономностью мира 3. Я попытался разъяснить это в главе 5 «Открытого общества» («Природа и соглашение»), когда объяснял мой «дуализм фактов и решений»: «утверждение, что нормы

³ Речь идет о книге «The Philosophy of Karl Popper» / Ed. by Schupp P.A. The Library of Living Philosophers, vol. 14. La Salle, Illinois, 1974. — Прим. ред.

Лорд Бош о дуализме фактов и решений в «Открытом обществе» 361

создаются человеком,... часто понимается неправильно. Почти во всех случаях это проистекает из одного фундаментального заблуждения, а именно — из предположения, что "соглашение" предполагает "произвольность", что если мы вольны выбирать любую систему норм, какая нам нравится, то, значит, одна система ничем не хуже любой другой» (OS, I, 64) [ОО, I, 99].

Другими словами, я подчеркивал (вместе с Кантом), что наша свобода делает нас ответственными за наш выбор и что хотя не существует никаких естественных стандартов (выводимых из мира 1 или мира 2), существуют различия в ценности (worth), и мы должны выбирать лучшую из конкурирующих систем стандартов, даже учитывая, что эти системы стандартов, как и те (более высокого порядка) стандарты, с позиций которых мы судим стандарты низшего порядка, все они создаются нами самими.

Думать, что все это просто «дело произвола», в лучшем случае — «дело вкуса», есть релятивизм. Однако и вкус может быть лучше или хуже, и мы можем воспитывать свой вкус.

Релятивизм в морали в самом широком смысле в значительной степени является результатом верного соображения, что не может быть никакой нормативной науки о морали. Вместе с тем в последнее время исторический и социологический релятивизм атаковал даже науку: каждый период, каждый «дух времени» имеет свою, характерную для него науку (так говорят Гегель и Шпенглер): наука создается человеком и потому есть просто выражение мира 2. По-настоящему автономного мира 3 не существует.

В упомянутом новом «Дополнении» («Приложении I») 1961 г. к тому II издания «Открытого общества» 1962 г. я попытался показать, что в этом релятивистском взгляде на науку есть зерно истины: наука создается человеком и потому погрешима. Однако идея абсолютной или объективной истины тоже создана человеком, а погрешимость означает, что хотя нашим высшим стандартом является истина, мы часто ее не достигаем. Следовательно, истина — регулятивная идея: мы пытаемся жить в соответствии с нашими стандартами, хотя у нас и нет никакого критерия, с помощью которого мы могли бы решить, удается ли нам это.

Я пишу это, поскольку чувствую, что признание того, что истина — стандарт, созданный человеком, что все мы погрешимы и не имеем никакого критерия истинности, может облегчить понимание того, что моральные стандарты (обычно обозначаемые словом «добро») также не произвольны, хоть и здесь мы погрешимы и не имеем критерия добра.

Доказать здесь ничего нельзя. Ведь даже Бертран Рассел чувствовал, что релятивизм морали (против которого он тщетно искал аргументы) — типичная проблема философов и что его вряд ли можно принять. Мы не можем полностью удовлетвориться утверждением проф. Айера (которое цитирует лорд Бойл в разделе 3), что «сказать, что нечто, которое некто считает верным (right), действительно верно, означает встать на его сторону, присоединиться к его конкретной позиции». Ведь это означало бы, что участник мафии, который становится на сторону преступников и примыкает к их конкретной позиции, — «прав (right)»: он будет «прав» в релятивистском смысле, если

362 Карл Р. Поппер

мы применим этот смысл слова «прав» к нему или к тем, кто «объединяет свою собственную волю с волей других людей», принадлежащих к мафии⁴.

Причина, по которой мы не принимаем и не можем принять моральный релятивизм, очень проста: мы знаем, что наши моральные решения и моральные суждения погрешимы (иногда даже преступно погрешимы); что мы можем не найти и часто не находим, лучшего, «правильного» (right) решения; что если мы обнаруживаем, что совершили моральную ошибку или пришли к ущербному моральному суждению, мы, возможно, не просто колеблемся (в мире 2), но улучшаем наши моральные решения или суждения (в мире 3): возможно, что раньше мы не достигли того, что, как мы теперь яснее видим, является «правильным» стандартом, лучшим суждением или лучшим образом действий. Мы можем морально прогрессировать в рамках мира 3.

Фаллибилизм был сутью рассматриваемого моего «Добавления» («Приложения»), как и сутью сравнения моральных ценностей (values) со значениями истинности (truth values), или моральных стандартов со стандартами истинности: «...идея ошибки подразумевает идею... стандарта, которого мы можем не достичь» (OS, II, 375) [ОО, II, 449]. Если мы можем чего-то не достичь в наших моральных решениях, то именно некоего созданного человеком и ненадежного, но все-таки объективного стандарта [4].

Я полагаю, что на практике никто не принимает полностью моральный или даже эстетический релятивизм. Свобода выбора не означает произвольность выбора. Смысл слов «хороший» или «правильный» не в большей мере совпадает с «я согласен» или «я одобряю», нежели смысл слова «истинный». (Мы можем даже сказать об объекте мира 3, что объективно он ценен, но нам не нравится. Это может относиться к научной теории, к произведению искусства или к моральной ценности.) Существуют созданные человеком ценности, которые превосходят (transcend) своего создателя. Существует мир 3 науки, искусства и морали, чьи отчасти созданные человеком, отчасти автономные стандарты могут развиваться (grow) вместе с ростом мира 3. Наши лучшие творения — это ценности, созданные свободно, но все же выходящие из-под всего лишь человеческой власти. То, что я писал об истине в «Conjectures and Refutations» («Предположениях и опровержениях»), применимо, mutatis mutandis⁵, и к другим ценностям:

«Если мы таким образом признаем, что во всей сфере нашего знания, как бы далеко бы оно ни проникло в непознанное, нет никаких авторитетов, недоступных для критики, то мы сможем, ничего не опасаясь, сохранить идею истины, превосходящей власть человека. И мы должны ее сохранить. Ведь без этой идеи невозможны объективные стандарты исследования: невозможна критика наших предположений, невозможно проникновение в неведомое, невозможен поиск знания» [5f.

Это утверждение К. Поппера не очень понятно. Как кажется, «принцип Айера» означает только, что если некто говорит: «Те, кю говори!, чю мафии права, — нравы*, Jioi некто фактически сам ювирит, что мафия права, то есть встает на сторону мафии. Это не означает, что у нас есть какие-то основания признать, что он прав. — Прим, персе.

^ Mutatis mutandis (лат.) — с соответствующими изменениями. ...... Прим. перев.

Лорд Бойл о дуализме фактов и решений в «Открытом обществе» 363

В «Дополнении» («Приложении») I 1961 г. к «Открытому обществу» я попытался распространить эти положения на область морали. Несомненно, эта попытка оказалась не слишком успешной, а пассаж, критикуемый лордом Бойлом, сформулирован, как показывает реакция Бойла на него, очень плохо. Однако вне контекста он звучит гораздо хуже, чем в контексте, так что я могу завершить свой ответ еще одним отрывком из того же «Дополнения», следующим непосредственно за тем, который был отвергнут лордом Бойлом:

«Конечно, следует искать абсолютно правильные, или верные предложения-проекты [лучше было бы сказать ценности или стандарты], но никогда не следует убеждать себя, что нам действительно удалось обнаружить их. Очевидно, что критерий абсолютной правоты невозможен еще в большей степени, чем критерий абсолютной истины» (OS, II, 386) [ОО, II, 461-462].

Примечания

1. См. также мой ответ Джону Уайлду — Popper К. Wild on Plato and the «Open Society» // The Philosophy of Karl Popper / Ed. by Schupp P.A. The Library of Living Philosophers, vol.14. La Salle, Illinois, 1974, pp. 1159-1162.

2. Эта цитата взята из Popper К. The Open Society and its Enemies, vol.11, p. 278. (Русский перевод: Поппер К. Открытое общество и его враги, т. IL M., 1992, с. 320.)

3. Эта цитата, как и следующая в этом абзаце, взяты из Popper К. The Open Society and its Enemies, vol.1, p. 61, 65; слово «улучшить» в первой цитате в данном случае набрано курсивом. (Русский перевод: Поппер К. Открытое общество и его враги, т. I. M., 1992, с. 95, 99-100.)

4. Моральный релятивизм, как я указывал в упомянутом «Добавлении» («Приложении») (OS, II, 373) [ОО, II, 446-447] порождается требованием критериев, то есть он возникает как следствие использования «философии критериев*. Я очень обязан профессору Ф. Посту (F. Post), который недолгое время был моим студентом, за то, что в 1969 г. он привлек мое внимание к одному важному моменту в этом «Добавлении». Речь идет о первом предложении раздела 8, где я писал о «принципе "все открыто для критики" (из которого следует, что и само это утверждение не является исключением из этого принципа)» (OS, II, 378) [ОО, II, 452]. Это неосторожный способ выражаться, поскольку приводит к самоприменимым (self-referring) высказываниям. Самоприменимые высказывания далеко не всегда опасны (см. Popper Karl R. Conjectures and Refutations. Fourth Edition. London: Routledge, 1972, ch. 14), но это конкретное высказывание — плохое самоприменимое высказывание, поскольку оно входит в контекст, в котором играют роль понятия истинности и ложности, а таких самоприменимых высказываний, как показал А.Тарский, использовать следует избегать, если мы хотим избежать парадокса «Лжеца». В анализируемом «Дополнении» есть еще одно или два подобных места, которые следовало бы достаточно аккуратно переписать. Так, процитированное высказывание должно выглядеть так: «Метаязыковой принцип, что все открыто для критики (принцип, о котором мы могли бы сказать на метаязыке более высокого уровня, что он сам в свою очередь должен быть открыт для критики...)». Я не думаю, что останутся какие-либо серьезные трудности, если все самоприменимые высказывания в этом «Дополнении» переписать или интерпретировать в таком духе.

5. Popper К. Conjectures and Refutations. Fourth Edition. London: Routledge, 1972, p. 30.

Эволюционная эпистемология

Карла Поппера и эпистемология

синтеза познавательных процедур

Вместо послесловия

В. К. Финн

Введение

Тема этой статьи — логические средства эпистемологии синтеза познавательных процедур, а также ее отличия и сходства с эпистемологией без познающего субъекта К. Р. Поппера.

В статье рассматривается некоторый класс формализованных правдоподобных рассуждений, названных JSM-рассуждениями в честь Джона Стюарта Милля (John Stuart Mill), поскольку они содержат уточнение метода сходства Дж. С. Милля. JSM-рассуждения интересны с эпистемологической точки зрения, ибо они объединяют индукцию, аналогию и абдукцию (в смысле Ч. С. Пирса). Кроме того, JSM-рассуждения некоторым образом реализует идею фальсификации, предложенную К. Р. Поппером в качестве средства критического рассмотрения теорий и критерия демакрации, посредством которого научные утверждения могут быть отделены от ненаучных.

Важной проблемой, обсуждаемой в настоящей статье, является формализация синтеза познавательных процедур — индукции, аналогии и абдукции. Этот синтез позволяет сформулировать основания для варианта точной эпистемологии, которой является эпистемология с познающим субъектом, средствами рассуждения которого выбраны JSM-рассуждения, применяемые к открытым системам знаний. Так как JSM-рассуждения объединяют индукцию, аналогию и абдукцию, то рассматриваемая эпистемология является эпистемологией синтеза познавательных процедур.

Индуктивные методы Дж, С. Милля, абдукция Ч. С. Пирса, идея фальсификации К. Р. Поппера и установки на изучение различных видов правдоподобных рассуждений Д. Пойа в данной работе оказались естественным образом связанными, а их взаимодействие, формализованное средствами многозначных логик, представлено в JSM-методе автоматического порождения гипотез.

Однако логическая реконструкция индуктивных методов Дж. С. Милля и идеи абдуктивного вывода Ч. С. Пирса интересны не только с историко-философской точки зрения, но и ценны с методологической и технологической точек зрения, ибо JSM-метод автоматического порождения гипотез в базах данных и базах знаний с неполной информацией предлагает новые принципы

создания интеллектуальных систем, имитирующих и усиливающих продуктивное мышление. В этом смысле точная эпистемология, использующая JSM-рассуждения, является эпистемологией экспериментальной, а устройством, реализующим эксперименты, является компьютер и соответствующие программные системы.

Индукция от Д. Юма и до К. Р. Поппера рассматривалась в основном (за исключением Ч. С. Пирса) как проблема изолированного исследования индуктивных процедур, а не как составная часть проблемы формализации эвристик различного типа. Необходимость же развития интеллектуальных систем как систем представления знаний, автоматического рассуждения и аргументации в слабо формализованных областях знания породила потребность в систематическом изучении взаимодействия познавательных процедур и в создании специальных средств их формализации. JSM-рассуждения, рассматриваемые в этой статье, есть вариант таких логических средств.

В работах по методологии искусственного интеллекта, разумеется, обсуждаются философские проблемы создания «машинного разума» — его возможности и ограничения. Однако потребность построения точной эпистемологии для интеллектуальных систем и систематическое ее рассмотрение до сих пор остается неудовлетворенной. Настоящая работа является попыткой продвижения в этом направлении — в направлении создания эпистемологии «познающего компьютерного субъекта», которая по своим средствам и целям противоположна эпистемологии без познающего субъекта К. Р. Поппера, отвергающей необходимость изучения эвристических процедур (и, в частности, индукции).

1. О некоторых принципах философии и методологии науки К. Р. Поппера

1.1. Идея трех миров К. Р. Поппера, являющаяся онтологической основой его философии критического реализма, проста и элегантна. Согласно Попперу существуют три мира — мир физических вещей (мир 1), мир ментальных состояний или мир индивидуального мышления (мир 2) и, наконец, мир объективного содержания мышления (мир 3).

Очевидно, что личный опыт (личностное знание) индивида относится к миру 2, а научное знание и знание коллективного опыта человечества (внеличностное знание) принадлежат миру 3. Как замечает Поппер, знание в объективном смысле образует мир 3, а знание в субъективном смысле, являющееся информацией в наших головах, — мир 2. А применительно к научному исследованию Д. Кэмпбелл формулирует эпистемологический триадизм следующим образом: данные исследования относятся к миру 2, теории, применяемые при исследовании, — к миру 3, а объекты исследования принадлежат миру 1.

Взаимодействие мира 2 и мира 3, предполагаемое попперовской эпистемологией, отличает ее от платоновской, ибо мир 3 эволюционирует в силу познавательной деятельности человека.

В статье «Эволюционная эпистемология» К. Р. Поппер расширяет идею мира 3, утверждая, что он включает не только объективное содержание

366 В. К. Финн

мышления, но и его материальные носители (например, скульптуры, картины и т.п.). Заметим, что это расширение идеи мира 3 вряд ли необходимо, ибо Поппер предполагает взаимодействие трех миров и в том числе взаимодействие мира 2 и мира 1, приводящие к изменению мира 1 в результате деятельности и индивидов и человечества в целом. Очевидно, что и цивилизация и культура являются средой обитания человечества, преобразованной по сравнению с начальным состоянием планеты Земля.

В связи с этим расширением идеи мира 3 возникает вопрос: не является ли это расширение следствием того, что попперовская эпистемология является эпистемологией без познающего субъекта [1]?

Для эволюционной эпистемологии центральной идеей является эволюция проблемы — ее формулирование, построение пробной теории (относительно этой проблемы), устранение ошибок и выдвижение новой проблемы, изменяющей исходную. Эта эволюция проблем, допускающая (что существенно для Поппера и Кэмпбелла) конкуренцию соответствующих им теорий, не нуждается в рассмотрении психологических аспектов творчества человека. Указанное обстоятельство является неявной (а, может быть, и явной) установкой эволюционной эпистемологии К. Р. Поппера. В силу этого эволюционного эпистемолога не интересует эвристика как средство познания индивида или классов индивидов (например, некоторой научной школы).

В своей книге о Ч. С. Пирсе [2] Н. Решер отмечает, что формализация эвристики является важной задачей методологии науки и именно эту задачу пытался решить Ч. С. Пирс, предложивший чрезвычайно плодотворную идею абдукции [3], [4]. Абдукция, согласно Пирсу, есть рассуждение, приводящее к принятию гипотез, объясняющих факты или исходные данные, а ретродук-цией Пирс называл тестирование выдвинутых гипотез. Фактически, согласно Ч. С. Пирсу, познавательная деятельность есть синтез абдукции, индукции и дедукции.

В связи со сказанным требует уточнения важный для попперовского решения проблемы индукции принцип переноса: все, что верно в логике, верно и в психологии.

Принцип переноса требует уточнения, так как термин «логика» употребляется Поппером либо в очень узком смысле (как двузначная дедуктивная логика), либо в широком смысле как формальная наука о правильном рассуждении.

Если логика понимается во втором смысле, то формализованная эвристика вложима в логику. Но тогда логика содержит когнитивный аспект человеческой активности — имитацию продуктивного мышления, которая есть инструмент познающего индивида, т.е. явление мира 2, но в то же время теория эвристик принадлежит миру 3. Это широкое понимание логики устраняет недостаточность в описании взаимодействия мира 2 и мира 3 у К. Р. Поппера, отмеченную в публикуемой в настоящем сборнике статье Ю. Фримена и Г. Сколимовского [5].

Однако вряд ли К. Р. Поппер понимал логику в рассмотренном выше широком смысле. Аргументом в пользу такого предположения является утверждение Поппера о том, что не существует правил вывода для индуктивных

заключений (см. [6], например с. 89-90). Следовательно, более правдоподобно предположить, что под логикой К. Р. Поппер понимал двузначную дедуктивную логику, средствами которой вряд ли можно формализовать эвристические рассуждения, представляющие продуктивное мышление [7].

Отметим также, что конструктивная идея трех миров была высказана А. С. Есениным-Вольпиным в [8] (см. также [9]), но А. С. Есенин-Вольпин (в отличие от К. Р. Поппера) считает необходимым для формализации логических оснований естественных и гуманитарных наук использовать многозначные логики, логику доверия, индуктивные процедуры, применяемые на достаточном основании [10].

1.2. Идею фальсификации теорий, сыгравшую решающую роль для формулирования критерия демаркации, отличающего науку от не-науки, Поппер использовал и для решения проблемы индукции: индукции посредством повторения или обобщения не существует, универсальные теории не могут быть обоснованы (они должны рассматриваться лишь как пробные теории или гипотезы), но теории могут опровергаться, т. е. их ложность может быть установлена с использованием средств дедуктивной логики. Любое организованное множество высказываний такое, что оно не допускает фальсифицируемое™, не должно считаться наукой (это и есть критерий демаркации).

Постараемся теперь установить те допущения, которые неявно содержатся в попперовском подходе к решению проблемы индукции:

Д1. Для решения проблемы индукции используется двузначная дедуктивная логика.

Д2. Принимается аристотелевская теория истины как соответствие высказывания «положению дел», о котором оно говорит, формализованная А.Тарским [11], [12].

ДЗ. Предполагается, что рассматриваемые теории могут быть представлены как дедуктивные теории.

Д4. Рассматриваемые теории являются конкурирующими пробными теориями, т.е. они являются приближенно истинными аппроксимирующими конструкциями.

Д5. Ложь и истина не симметричны, ибо установление ложности следствий приводит к опровержению теории, а установление истинности следствий не приводит к оправданию теории.

Д6. В рамках логики в качестве когнитивных средств существуют только дедукция, поиск опровергающих примеров (фальсификация) и формирование теорий посредством проб и ошибок.

«Внутренняя» согласованность Д1-Д6 как оснований для решения проблемы индукции, а также их «внешняя» согласованность с реальностями научных концепций и эмпирических теорий, вызывают сомнения, требующие их критического анализа в стиле самого К. Р. Поппера.

Прежде всего, Д1, Д2 трудно согласовать с Д4. В самом деле, если наши пробные теории гипотетичны, являясь пробными теориями (согласно Д4), то считать их либо истинными, либо ложными (в силу Д1) было бы слишком грубым их оцениванием. Это обстоятельство могло бы быть более деликатно отражено посредством введения истинностного значения «неопределенно»

368 В. К. Финн

или некоторых «степеней истинности» и «степеней ложности», что не означает вероятностной характеризации эмпирических теорий. Однако в этом случае мы вынуждены изменить допущение Д2.

Отмеченную выше несогласованность Д1, Д2 с Д4 мы назвали внутренней. Имеется еще несогласованность ДЗ с научной практикой. В экспериментальных науках (химия, биология, медицина, психология и т.д.) исследователь имеет дело с открытым множеством фактов и гипотез, пополняемым диахронно в ходе исследований. Причем аксиоматически принимаемое знание формализует предметную область лишь частично. Кроме того, в качестве процедур, применяемых для получения нового знания, используются не только правила дедуктивной логики, но и некоторые эвристические средства — например, аналогии, индуктивные обобщения с использованием трудных (контрольных) случаев и т. п. Сказанное не означает, что исследователь ограничивается накоплением позитивных знаний, ибо эвристические рассуждения могут касаться и поиска контрпримеров. Так что принятие утверждения или теории происходит при условии отсутствия опровержений, фальсифицирующих соответствующие утверждения (теории), поиск которых осуществляется направленно и систематически.

Таким образом, в экспериментальных науках реальной организацией знания являются открытые множества высказываний, содержащие как некоторое (заведомо неполное) множество принципов (аксиом), так и множество фактов и гипотез. Кроме того, процедурами получения нового знания в таких конструкциях являются не только правила дедуктивной логики, но и различные схемы рассуждений, характерные для эвристического поиска гипотез и их аргументированного принятия или фальсификации. Эту несогласованность ДЗ с научной практикой в экспериментальных науках мы назвали внешней несогласованностью.

Для того, чтобы устранить эту несогласованность, следует заменить в концепции Поппера термин «универсальные теории» (понимаемые как замкнутые относительно правил вывода множества высказываний) на «замкнутые дедуктивные теории или открытые эмпирические теории».

Очевидно, что подобное расширение представлений о теории потребует развития логических средств формализации и анализа (в метаязыках) открытых эмпирических теорий. В этом случае потребуется уточнить и расширить представление о механизме решения проблем (решателях задач). Это приведет к более содержательному рассмотрению проблемы индукции, что потребует характеризации роли индукции в системе познавательных процедур (абдукция, дедукция, аналогия, поиск фальсификаций).

В связи с фундаментальным принципом фальсифицируемости гипотез и теорий, введенным К. Р. Погшером, возникает интересный вопрос:

(QI) Возможно ли построить систематическую процедуру такую, что она при каждом состоянии знаний о решаемой проблеме будет детерминиро-ванно порождать посредством явно сформулированных npaewi все возможные фальсификаторы выдвигаемых гипотез!

При некоторых достаточно формализованных допущениях на этот вопрос можно дать положительный ответ. Эти допущения должны быть сделаны

о структуре мира, о котором проводится рассуждение, и о решающих правилах (т. е. правилах правдоподобного вывода). Положительный ответ на этот вопрос дает возможность создать теорию рассуждений, в которой принятие гипотез (при данном состоянии знаний) происходит при автоматическом (детерминированном) порождении средств их фальсификации. Рассуждения, удовлетворяющие этому условию детерминированного эффективного порождения всех возможных (в данном состоянии знаний) фальсификаторов, будем называть (±)-правдоподобными рассуждениями. Средствами этих рассуждений могут быть формализованы некоторые типы индуктивных обобщений и критерии их принятия. Класс правдоподобных рассуждений указанного выше типа мы назвали, как об этом уже было сказано, ДСМ-рассуждения-ми в честь Дж. С. Милля, известные индуктивные выводы которого были формализованы в [13], [14].

Принятие некоторого высказывания в качестве правдоподобной гипотезы при условии, что все возможные (при данном состоянии знаний) фальсификаторы эффективно порождены и не опровергают это высказывание, будем называть принципом конструктивного правдоподобия¹.

Сформулируем теперь интересную аналогию между принципом конструктивного правдоподобия гипотез и доказуемостью формул в методе аналитических таблиц Р. М. Смальяна [15].

Формула доказуема методом аналитических таблиц тогда и только тогда, когда дерево вывода (аналитическая таблица), корнем которого является отрицание этой формулы, замкнуто. Замкнутость дерева вывода означает, что в каждой ветви этого дерева имеются вершины (вхождения формул) такие, что они образуют контрарную пару: некоторую формулу и ее отрицание. Это означает, что замкнутые ветви (т. е. ветви с контрарными вершинами) невыполнимы, а, следовательно, невыполним и корень дерева (отрицание формулы, проверяемой на доказуемость). Из этого следует, что исходная формула является тавтологией логики высказываний или общезначимой формулой логики предикатов, соответственно.

Если же в дереве вывода существует незамкнутая (открытая) ветвь, то исходная формула выполнима (т.е. истинна при некоторой интерпретации). Аналогично этому факту будем считать, что гипотеза принимается (является правдоподобной), если нет среди специально порожденных ложных высказываний таких, что они фальсифицируют эту гипотезу.