В творчестве Х. Арендт содержится немало плодотворных идей, которые при соответствующей систематической экспликации могли бы открыть новые горизонты в понимании форм организации политической и государственной жизни



Дата29.06.2016
өлшемі50.86 Kb.
#165487
Е.А. Тюгашев

(Новосибирский государственный университет

к. филос.н., доцент)
ПОСТИЖЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
В творчестве Х. Арендт содержится немало плодотворных идей, которые при соответствующей систематической экспликации могли бы открыть новые горизонты в понимании форм организации политической и государственной жизни. Так, в работе «О революции» Х. Арендт замечает, что для обозначения известных форм правления греки использовали термины с корнями “архия” от άρχειν [предводительствовать, начальствовать (др.-греч.); ср. также αρχή - начало в “монархии” или “олигархии”] и “кратия” от κρατείν [быть сильным, иметь власть, править (др.-греч.) в “демократии”]. Таким образом, намечается два терминологических ряда в описании форм организации государственной жизни, и каждый такой ряд не сводим всего лишь к одному термину.

Напомним, что на подобную возможность терминологической фиксации форм государственности, проистекающих из различного характера власти указывал Ш. Пеги, который в одном из выступлений начала 1904 г., посвященном политическому анархизму, обратил внимание на различие между терминами, образованными от корня «архия» (монархия, олигархия, демархия), и другими, происходящими от корня «кратия» (монократия, аристократия, демократия)1. В отношении термина «демархия» Ш. Пеги отметил, что термин не сложился, а в отношении термина «монократия» — что он не закрепился. Терминологический ряд «архии» Ш. Пеги связывал с авторитетом, компетентностью и экономической властью; терминологический же ряд «кратии» — с силой, командованием и административной властью. Комментируя эти размышления, Ф. Федье указывает: «Простое этимологическое разыскание показывает нам, что в корнях этих слов кроется глубокое различие смысла, достаточное для объяснения их разной судьбы»2. Впрочем он не переводит далее свое рассуждение в государствоведческий план, ограничиваясь историко-филологическим анализом.

Между тем один из отцов христианской церкви Григорий Богослов предпринял попытку последовательно упорядочить формы государственности, восходящие к «архе». Обосновывая свою тринитарную доктрину, он дифференцировал формы земного правления по формам теизма: 1) монархия (единоначалие) – правление одного,  содержащее веру в одного Бога; 2) полиархия (многоначалие),  исходящая из многобожия и рассеивающая Божье могущество,  разделяющая Его сущности между  несколькими богами; 3) анархия (безначалие), которая распыляет Божью сущность настолько,  что при ней становится  уже  почти невозможно постичь само существование Бога3.

Следует отметить, что Григорий Богослов рассуждал в рамках традиционных для античности типологий, неустойчиво различавших и, соответственно, отождествлявших различные формы государства. Так, полиархию он отождествлял с аристократией, которая, в свою очередь, часто отождествлялась с олигархией. Анархия для Григория Богослова была тождественна демократии. Подобное смешение не было преодолено и впоследствии. Гегель, в частности, замечал: «Неуместны также, как это делается в новейшее время, бесконечные разглагольствования от наличии демократического и аристократического элементов в монархии, ибо определения, которые при этом имеются в виду, именно потому, что они имеют место в монархии, уже не представляют собой что-либо демократическое или аристократическое»4. В этом замечании Гегеля интерес представляет не столько оценочный момент, сколько характеристика бытовавшего тогда дискурса.

Рассматривая внутреннюю форму термина «монархия», можно заключить, что таким способом отображена ситуация, в рамках которой со-подразумеваются возможности: а) едино-властия (в смысле единоначалия), б) «не-единоначалия», а также в) «многоначалия» и г) «безначалия» вообще. Таким образом, термин «монархия» фиксирует только одну бытийную возможность государственности, которой сопутствуют иные совозможности, отображаемые в гнезде словоформ.

К термину «монархия» по первичному дифференцирующему признаку количества примыкают термины «олигархия», «полиархия», «анархия». Олигархия, определявшаяся как правление немногих, в качестве отдельной формы государства выделялась Платоном и Аристотелем. Понятие полиархии, определяемого как правление многих, актуализировал относительно недавно в качестве категории политологии Р. Даль. Об анархии как естественно-правовом состоянии абсолютной свободы писал Т. Гоббс. В настоящее время употребляется также термин «архия», обозначающий политически организованное общество.

Не рассматривая вопрос о конкретном государственно-правовом содержании монархии, олигархии и т. п., попытаемся понять абстрактно-общие характеристики этих форм правления, инвариантные по отношению к формам структурной самоорганизации в различных сферах общественной жизни.

Анархия всегда ассоциировалась не только с безвластием (безначалием), но и с хаосом, беспорядком, смешением всего сущего. В этом смысле анархия — это не безвластие, а беспредельная власть: броуновское движение разнородных корпускул власти в войне всех против всех. По Т. Гоббсу, анархия — это естественно-правовое состояние, где взаимное «правление» осуществляется в специфической форме. П.А. Кропоткин анархию связывал с локально-договорными и обычно-правовыми отношениями. Если не обсуждать проблему исторической реальности «анархических» государств, то нельзя не признать модельную возможность анархии как естественной формы правления. Анархия в процессе правления не менее вероятна, чем рынок совершенной конкуренции, представляющий, впрочем, также довольно сильную теоретическую абстракцию от реальной экономической жизни. Интерпретация анархии как базисной и «естественной» формы правления позволяет рассмотреть остальные формы правления в синергетическом аспекте самоорганизации. Примечательно, что Р. Даль идентифицирует полиархии по многопартийности (что аналогично полиполии на «фирменном» рынке), а олигархии на рынке власти идентичны олигополии.

Трансформации миропорядка, которые неоднократно претерпевало человечество на протяжении ХХ в., существенно расширили наши представления о возможных формах государственности. Такие явления, как тоталитаризм, военные режимы, «государствоподобные» образования вновь актуализировали классические представления о деспотии, тирании и олигархии, а также привлекли внимание к вопросу генезиса государств и ранних форм государственности. Новые горизонты концептуализации открывает и ностальгия по оставленным формам государственности, массовое возрождение которых пока представляется маловероятной (например, империи). В политологии делаются первые, пока довольно робкие шаги по переосмыслению устоявшийся в либерально-правовой традиции типологии государств. Наибольшие затруднения вызывает, пожалуй, выделение оснований типологии государств на основе представлений о государственном устройстве и государственном строе, формах правления и политического режима. Устоявшиеся в учебной литературе типологии существенно упрощают известные даже в античности классификации.

В политологическом дискурсе современности наиболее популярна тема демократии. Думается, что концепты теократии, аристократии и бюрократии также должны быть актуализированы и введены в гнездо понятий, отражающих источники и механизмы «-кратии».




1 Об этом выступлении вспоминает Ф. Федье. См.: Федье Ф. Власть // Везен Ф. Философия французская и философия немецкая. Федье Ф. Воображаемое. Власть. М., 2002. C. 200.

2 Федье Ф. Власть. С. 201.

3 Григорий Богослов. Слово 20-е // Творения иже во святых отца нашего Григория Богослова, архиепископа Константинопольского. Тт. 1-2. Изд. Сойкина (б. г.). (Репринт: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994). Т. 1. С. 302–303.

4 Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 312.


Достарыңызбен бөлісу:




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет