МЕТАФИЗИЧЕСКИЕ РАССУЖДЕНИЯ
V РАССУЖДЕНИЕ
ОБ ИНДИВИДУАЛЬНОМ ЕДИНСТВЕ И ЕГО ПРИНЦИПЕ
1 РАЗДЕЛ. КАКОВ ПРИНЦИП ИНДИВИДУАЦИИ ВО ВСЕХ СОТВОРЕННЫХ СУБСТАНЦИЯХ?1
1. Из вышесказанного против предыдущих мнений следует, что при достаточном перечисления частей лишь одна единичная (singular) субстанция1 (per se2 или через свою сущность, через свое единичное бытие) не нуждается в другом принципе индивидуации, кроме своей сущности3 или внутренних принципов, при помощи которых образуется её сущность. Ибо если такая субстанция, рассмотренная физически, является простой, то она индивидуальна через себя и через свою простую сущность; если же она составная, например, из материи и формы, то принципами её сущности будут материя, форма и их соединение, и такими же будут принципы её индивидуации, взятые отдельно; при этом последние, так как они являются простыми, будут индивидуальными сами по себе.
2. В чем заключается принцип индивидуации первой материи. Итак, о первой материи, следует сказать, что она индивидуальна в реальности (in re), и основание этого единства есть её сущность per se, поскольку она существует в реальности без привнесения чего-либо извне. Это положение доказуемо, так как материя, которая заключается в данной форме дерева, отлична по количеству от материи, заключающейся в форме воды или человека, и в силу этого она индивидуальна и единична. Но основание такого единства коренится не в субстанциальной форме и в упорядочении какой-либо формы, ...так как при любом изменении субстанциальной формы материя остается по числу той же самой, и эта материя, будучи соединенной с той или иной формой, сама устанавливает общий внешний вид без всякого различия для любой формы, которую она может принять. Кроме того и количество не может быть основанием (fundamentum) индивидуального единства материи, что демонстрируется тем же доказательством, из истинности которого вытекает, что материя утрачивает и приобретает различные количества, а в соответствии с этим изменяются субстанциальные формы4. ...Бог же может отнять у данной материи одно количество и приписать другое или целиком сохранить без количества; следовательно, она была бы той же самой материей по числу без того же самого по числу количества; поэтому количество не является основанием единства материи...
5. Каков принцип индивидуации субстанциальной формы. Во-вторых, следует сказать, что субстанциальная форма есть нечто внутреннее для самой сущности, из этой формы и происходит её индивидуальное различие, о чем свидетельствуют последнее положение и факты действительности. ...Ведь, прежде всего, никакие привходящие признаки (accidentia) не могут быть внутренними принципами, придающими индивидуацию субстанциальной форме, так как даже данная форма есть сущее per se, хотя и неполное, и оно касается категории субстанции и становится определенным основанием такой формы, хотя и не в полной мере. Равным образом, эта форма всегда является предшествующей по отношению к привходящим признакам, ...следовательно, она (субстанциальная форма) никак не может индивидуализироваться привходящими признаками. Далее, сама материя не может быть внутренним принципом индивидуации какой-либо формы, так как она не является внутренним принципом её сущности; Таким же будет и принцип единства, одновременно являющийся принципом сущности, как неоднократно показывалось, поскольку единство ничего не прибавляет сущности, но добавляет ей внутреннее отрицание. Это очевидно, потому что материя есть внутренний принцип составного [сущего] и она образует его через свою сущность; но сущность формы она составляет иным образом; таким образом, она не является её внутренним принципом. При этом по отношению к формам, зависящим в возникновении и бытии от материи, материя выступает как самостоятельная (per se) причина формы, но не составляя её внутренне, а поддерживая, ...так как индивидуальное различие внутренне сказывается об индивидуальной вещи, то поэтому оно никоим образом не происходит из причин, внешних для самой индивидуальной вещи, но из внутреннего принципа или её сущности, и в силу этого материя не может быть внутренним принципом индивидуации форм....
14. По какому принципу индивидуализируются субстанциальные модусы5. В-третьих, отмечу, что субстанциальный модус, являясь простым и неделимым, содержит также свою индивидуацию в себе, а не получает из какого-либо принципа, отличного от него по природе вещи. Это поясняется на примерах соединения формы с материей или материи с формой, которое, я полагаю, забегая вперед, есть субстанциальный модус. Равным образом это имело бы отношение к простой субсистенции6 и к существованию, если реальный модус сущности по природе вещи был бы отличен от неё. Ясно, что единство моей души и моего тела является единичным и индивидуальным, потому что оно есть нечто реальное и существующее в действительности и по природе вещи отличное от души, так как это единство отличается по числу, а не по виду от модуса единства другой души с телом; следовательно, оно [данное единство] имеет свое индивидуальное отличие и, как следствие, какой- либо принцип или свое основание; поэтому мы говорим, что этот принцип не может быть ничем другим, кроме как сущностью самого модуса, какова бы ни была эта сущность. Это можно доказать, прежде всего, при помощи уже известных общих положений о том, что любая вещь на самом деле одна, и что отрицание, которое сообщает ей непосредственное единство, заключается в сущности вещи согласно тому, чем эта вещь является в себе. Наконец, поскольку любая простая сущность является таковой сама по себе или она образуется в своем бытии в соответствии с нашим способом понимания и, следовательно, сама отличается от остальных. Во-вторых, это доказывается путем исключения других принципов данной индивидуации, ведь если бы они были, то они бы преимущественно были конкретной душой или материей в отношении этого соединения (чтобы следовать тому примеру, с которого мы начали, я опускаю привходящие признаки; потому что они уже достаточно исключены положениями о материи и форме); но этот модус не индивидуализируется собственно через данные материю и форму; так как хотя этот модус в индивидуальном соединении не может быть в другой форме вследствие реальной видовой идентичности, которую он имеет с данной формой, и также не может возникнуть или сохраниться в другой материи, отличной по числу, поскольку он воспринимает её не по пригодности [самому себе], но согласно некоторому действительному основанию, которое адекватно определяется по отношению к этой материи; тем не менее данная душа и материя могли бы соединиться при помощи другого соединения, отличного по числу. Ведь нет необходимости в том, чтобы, если соединение этих души и формы разрушается и погибает, конкретные материя и форма вновь объединились бы Богом и получили бы то же самое соединение по числу, что и прежде. Следовательно, эти соединения могут различаться по числу в той же самой форме по отношению к той же самой материи; отсюда, принцип его индивидуации не происходит достаточным образом из данных материи или формы; из этого мы делаем вывод, что он имеет в себе такой модус как внутреннее основание своей индивидуации, хотя согласно ему он может воспринимать данную форму и материю при помощи трансцендентального отношения, поскольку такова природа этого модуса.
-
Каков принцип индивидуации составной субстанции7. В четвертых, следует сказать, что в составной субстанции, поскольку она является таковой, адекватный принцип индивидуации представляет собой соединенные материю и форму, причем главным принципом из них является форма, которой одной достаточно для этого соединения, поскольку данный индивид [составная субстанция] принадлежит определенному виду и может рассматриваться как тождественный по числу. ...И это подтверждается, поскольку материя и форма, взятые абсолютно, суть физические принципы для вида составной субстанции и её спецификации; следовательно, данные материя и форма будут физическими принципами индивида и его индивидуации. И таким же образом можно сделать вывод, что ни та, ни другая [материя и форма] сами и по себе, но лишь обе вместе являются адекватным принципом. Этот состав, чтобы быть тождественным, включая тождество по числу, нуждается не только в данных форме или материи, но одновременно в каждой из них, и обе, изменившись, не остаются тождественным соединением по числу, как это было замечено выше, так как в какой-либо части её сущность уже изменена; следовательно, материя и форма суть адекватный принцип нумерического единства всей составной [сущности]. И это подтверждается приведенным доказательством, поскольку принципы единства являются теми же самыми, что и у сущности, но данные материя и форма суть адекватный внутренний принцип этой составной сущности, и, следовательно, [принцип] единства и индивидуации. ...
18. Каким образом индивидуализируются совершенные духовные субстанции. ...Поскольку в нематериальных субстанциях есть лишь простая совершенная субстанциальная сущность8, то очевидно, что в них не может быть иного принципа индивидуации кроме самой сущности каждой вещи, которая является таковой и благодаря самой себе (per se) отличается от других. ...
ПРИМЕЧАНИЯ
Перевод выполнен Т.В.Антоновым по венецианскому изданию «Метафизических рассуждений», хранящемуся в Научной библиотеке им. М. Горького при С.-Петербургском университете (Suarez F. Metaphysicarum Disputationum. 2 vols. Venetiis, 1619).
1 Под субстанцией (от лат. substantia – сущность) Суарес понимает самостоятельную сущность, которая обладает или может обладать реальным бытием.
2 Per se – «через себя», «благодаря себе», самостоятельное существование, в отличие от сущего per accidens, которое имеет значение случайного, привходящего бытия.
3 Понятие «сущность» (лат. entitas от ens - сущее) используется Суаресом не только как синоним слова «субстанция», но и применяется в значении совокупности внутренних принципов, делающих вещь именно такой. Сущность для Суареса всегда индивидуальна; даже говоря об «общих сущностях», он имеет в виду родо-видовые понятия, которые прилагаются нашим разумом к конкретным вещам.
4 Субстанциальная форма (forma substantialis), по Суаресу, есть «нечто внутреннее для самой сущности», в ней коренятся индивидуальные различия той или иной вещи.
5 Субстанциальный модус (modus substantialis) – способ, конкретный вариант проявления субстанции в бытии, единичная вещь.
6 Субсистенция (лат. subistentia от subsistere – существовать) – термин, берущий своё начало от Боэция, означающий в схоластике «...априорную бытийственную характеристику любого сущего», бытие «в отвлечении от его субъекта» (Майоров Г.Г. Судьба и дело Боэция // Боэций. Утешение философией. М., 1990. С. 362).
7 Составная субстанция – физически понимаемое соединение материи и формы в конкретном бытии.
8 Духовная субстанция относится к высшим (нематериальным) родам сущего, поэтому ей свойственны простота и совершенство. Традиционными примерами подобных субстанций являются ангелы.
О. В. Журавлев, Д. В. Шмонин
К 450-ЛЕТИЮ ФР. СУАРЕСА
«Новый дух и новые формы не совпадают друг с другом». Эти слова Й. Хейзинги как нельзя лучше подходят к философской системе испанского мыслителя Франсиско Суареса, ставшего одним из символов своей эпохи. Его философская система совместила в себе невозможное, став, с одной стороны, последней крупной формой средневековой схоластики и, с другой стороны, одним из оснований метафизики Нового времени. Суарес не просто «завершил» схоластику, увенчав ее универсальной энциклопедией средневекового рационализма, в которой систематически рассматриваются практически все традиционные и новые, рожденные XVI веком, вопросы. Он — и это неотделимо от его систематизаторской деятельности — стал учителем для крупнейших новоевропейских философов, среди которых в первую очередь мы называем Декарта, Спинозу и Лейбница. Вклад испанского мыслителя, в историю европейской мысли заслуживает хотя бы небольшого наброска к «портрету на фоне» этой эпохи.
Суарес родился 5 января 1548 г., спустя два года после смерти Мартина Лютера. Он был современником Ф. Бэкона и Шекспира, Эль Греко и Сервантеса. И в те дни, а точнее, месяцы, когда в Риме находившийся под судом Джордано Бруно вел полемику с обвинением в лице кардинала Роберто Беллармино, в Саламанке, в типографии братьев Рено, допечатывался тираж вышедших первым изданием «Метафизических рассуждений» — главного философского произведения Суареса.
Суарес рос в Гранаде в одной из самых знатных и уважаемых семей этого города, которая возвысилась во время Реконкисты. Он был вторым ребенком в семье, где кроме него было еще семеро сыновей. Отец готовил его к юридической карьере, и в 1561 г., тринадцати лет отроду, вместе с одним из своих братьев, Суарес отправился на учебу в Саламанку, в папский университет «учить каноны». Однако блестящие проповеди иезуитов и атмосфера духовного подъема, царившая в те годы в университетских центрах Испании, изменили планы молодого человека.
Суарес решает посвятить себя служению Богу. Он избирает лучший, по его мнению, путь для этого — вступление в орден иезуитов, цель которого — восстановление некогда утраченного интеллектуального уровня католической церкви «к вящей славе Божьей». Две попытки Суареса вступить в «Общество Иисуса» заканчиваются неудачно: уравновешенный и скромный юноша поражает экзаменаторов крайне низким уровнем умственного и физического развития. Но настойчивость Суареса делает свое дело: 16 июня 1554 г. его принимают послушником с испытательным сроком («по низшему разряду»). Причем он с таким спокойствием и смирением выполняет весьма жесткие требования, что уже осенью того же года ему переводят в Саламанку для учебы в иезуитской коллегии.
В коллегии, правда, дела Суареса не пошли лучше. Послушник оказался неспособным учиться наравне с товарищами. Во время занятий по философии Суарес так медленно обдумывал ответы, что в учебных диспутах постоянно терпел поражения. Студенты относились к нему с презрением, не принимая в свой круг, и он вынужден был брать частные уроки.
Лишь Саламанкский университет, куда в 1567 г. по окончании курса философии в коллегии перевелся Суарес для получения теологического образования, помог ему раскрыть свои способности. Оказалось, что инертность Суареса в обучении имела свои причины. Еще до лекции профессора он обращался к ее теме, скрупулезно исследуя источники и комментарии. Даже самое авторитетное мнение принималось им только после тщательной самостоятельной проработки. Он все должен был доказать себе сам. То были качества исследователя, и они сочетались у Суареса с поразительной работоспособностью.
Вскоре успехи его были замечены руководством ордена. Уже в 1571г. Суарес — выпускник университета, не имевший собственных научных трудов и не прошедший все необходимые ступени обучения (крайне редкое для ордена исключение из правил!), — посвящается в сан и получает назначение на должность профессора философии в иезуитскую коллегию в Сеговии. Он читает курс истории аристотелевской философии в Сеговии и Алкале, а с 1576 по 1579 г. преподает, одновременно совершенствуя свою теологическую подготовку, в Вальядолиде. В лекциях Суарес тщательно разбирает тексты и сочетает серьезные, глубокие комментарии к Аристотелю с самостоятельными суждениями. Это, с одной стороны, обеспечивает Суаресу признание и уважение слушателей, с другой, вызывает настороженность Рима. Однако когда папское окружение получило восторженные отзывы о лекциях Суареса, ему было сделано предложение занять кафедру теологии в знаменитой Римской иезуитской коллегии, более известной как Григорианский университет. С 1580 по 1585 г. он преподавал здесь одновременно с Р.Беллармино. Возвратившись на родину, Суарес едет в Алкалу, чтобы заменить на кафедре теологии своего коллегу профессора Г. Васкеса (последний, в свою очередь, отправляется в Рим на место, освободившееся после Суареса). Затем он преподает в Саламанке. В годы работы в Алкале и Саламанке философ уже обладает огромной известностью. На лекции Суареса собирается вся знать, его называют одареннейшим человеком, пророком своего времени, даже «вторым св. Августином». Его почетным титулом — которого удостаивался, как известно, далеко не каждый теолог — становится «доктор преизрядный» (doctor eximius, испанцы говорят часто: «El doctor eximio y piadoso» — «доктор преизрядный и благочестивый»)
Назначение сорокапятилетнего профессора главой кафедры теологии («Cathedra Prima») в Университете Коимбры, «головном» учебном заведении иезуитов, сделанное испанским королем Филиппом II в 1593 г., — назначение, отказаться от которого Суаресу не удалось, — заставило его срочно задуматься о диссертации по теологии (до этого он имел лишь степень по философии), защита которой вскоре состоялась в Университете Эворы.
В последующие годы Суарес читает лекции по праву (которые потом оформятся в знаменитый труд De legibus), издает основные свои произведения, участвует в контрреформационной идеологической борьбе, выполняя многочисленные поручения папы.
Последним учебным заведением, где преподавал Суарес, стал Лиссабонский университет. Год спустя после выхода в отставку, 25 сентября 1617 г., немного не дожив до своего семидесятилетия, Суарес умер. По свидетельствам, перед смертью им была сказана фраза: «Я не думал, что смерть будет так сладка».
Наследие Суареса огромно. Наиболее полное собрание его сочинений (Opera omnia), вышедшее в Париже в 1856—1878 гг., насчитывает 28 томов. Самыми значительными произведениями философа справедливо считаются «Комментарии к “Суммам” св. Фомы» (Commentationes ac disputationes in Summam Theologiae Thomae Aquinatis, 1590), а также уже упоминавшиеся нами «Метафизические рассуждения» (Disputationes metaphisicae, 1597) и «О законах» (De legibus ac de Deo Legislatore, 1612) — многотомное исследование по всем формам и отраслям права, в котором, возможно, нашел выражение приобретенный от отца и отодвинутый в юности на второй план интерес к юридическим наукам. (Как правовед Суарес во многом способствовал становлению юридического мировоззрения, заложив основы целого ряда отраслей юриспруденции, в первую очередь — международного права, и разработав внушительную теорию государства. Более глубокий и с более четкой структурой, чем современные аналогичные работы Д. де Сото и Л. де Молины, трактат Суареса De legibus явно лег в основу гораздо более известного отечественному читателю труда голландского теоретика права Гуго Гроция (1583—1645) «О праве войны и мира», вышедшего в свет в 1625 г.)
Заметим, что Суарес оставил после себя не только теоретико-мировоззренческие трактаты, далекие от повседневной религиозной и политической жизни. Его участие в полемике папы Павла V с британским королем Яковом I, например, закончилось осуждением трактата, направленного против заблуждений «англиканских еретиков» (Defensio fidei catholicae contra anglicanae sectae errores), текст которого после обсуждения в Оксфордском университете был запрещен в Англии, а один из экземпляров трактата публично сожжен перед входом в собор св. Павла в Лондоне. Резкие протесты Суареса по поводу бесчинств испанцев в колониях Нового света нажили ему немало недругов среди соотечественников, благосостояние которых зависело от американского золота.
Теологическая и метафизическая доктрина Суареса стала теоретической основой деятельности ордена иезуитов, как в свое время система Дунса Скота явилась теорией деятельности для францисканцев, а учение Фомы Аквинского — для доминиканцев. Суаризм (suarismo иногда переводят на русский как суаресизм или даже суаресианство) был и остается важным течением в католической мысли.
Общей целью, стержнем всей теоретической работы Суареса было переосмысление итогов развития средневековой философии, вызванное необходимостью внутренней реформы католицизма. Именно учение Суареса и стало выражением этой направленности, которая учитывала новую ситуацию в мире — Новое время.
* * *
До начала XVIII в. труды Франсиско Суареса являлись необходимой частью университетского образования как в католических, так и в протестантских странах. Кроме того, ощущалось достаточно серьезное влияние суаресианской богословско-метафизической и морально-правовой доктрин на русскую мысль конца XVII — первой половины XVIII столетий. XIХ век также не приносит Суаресу забвения — публикуются наиболее полные собрания его сочинений. И лишь к концу XIX в. суаризм уступает место томизму в качестве официальной доктрины католической церкви. В ХХ в. романо-германский философский мир испытывает к наследию Суареса основательный и устойчивый интерес.
Совершенно особое место занимает Суарес в истории испанской мысли. Марселино Менендес-и-Пелайо (1865—1912), разрабатывавший в конце 70-х годов XIX в. первый проект национальной истории философии, включил в него «Метафизические рассуждения» Суареса. В них, полагал Менендес Пелайо, господствовала тенденция согласования веры и знания, характерная также для трудов двух других выдающихся представителей истории испанской философии — Р.Луллия и Х.-Л. Вивеса. Менендес Пелайо, знавший об оценке Дж. Вико Cуаресовой «Метафизики» как содержащей все, что относится к философии, а также об интересе к ней со стороны Р.Декарта, тем не менее, выбрал как опору авторитетное мнение Лейбница, называвшего философией испанскую (и ирландскую) схоластику, сохранившую, в лице Суареса и его учеников, способность ставить и решать философские вопросы. Видимо, поэтому Менендес Пелайо предпочитал называть трактат Суареса «кратким (!) компендиумом иезуитской философии», а историкам философии советовал применять к лучшим образцам христианской философии те же критерии и приемы структурирования и типологизации, которыми они пользуются при разработке истории нецерковной философии.
Возможно, метр испанской культуры не придал должного значения появившимся в середине XIX в. в Германии, Бельгии и Франции трудам Кальтеборна, Лорена и Буре, в которых наследие Суареса исследовалось с иной, актуальной и практической стороны, со стороны приоритетов в формировании и развитии философии права Нового времени. Десятью годами позже испанский политик, литератор, историк и библиофил А.Кановас дель Кастильо поместил в двух выпусках «Ревиста де Эспанья», по-видимому, первый обзор политических идей саламанкских теологов-правоведов XVI-XVII веков. А в начале 80-х годов в работах бельгийцев Ниса и Ривьера утверждается обозначенная еще Кальтеборном и наследуемая в дальнейшем по-преимуществу романоязычной историографией традиция рассмотрения испанской правовой мысли указанной эпохи не только как опережавшей во времени голландскую и английскую, но и как сформировавшейся на более широкой, чем эти последние, исторической и идейно-мировоззренческой основе.
Без преувеличения можно сказать, что в дальнейшем возрастание интереса в стране и за ее пределами к изучению наследия Фр. де Витории, Д. де Сото и других саламанкцев во многом зависело от развертывания суаристских исследований. После «перерыва», вызванного мировой войной, в континентальной Европе нарастает волна исследований в этой области. Видимым стимулом для них становится подготовка к 300-летию со времени смерти Суареса. В 1917—1918 гг. выходит большое число источниковедческих работ, биографических и теоретических компендиумов, авторами которых являлись по большей части ученые-иезуиты. Из работ этих лет назовем публикацию на испанском трактата Суареса «О законах», переведенного с латыни Х. Торрубиано Риполем, монографию австрийского иезуита М. Грабмана и обстоятельный труд испанского академика А. Бонильи-и-Сан Мартина. По следам памятной даты в 20-е и 30-е годы были опубликованы около 20 монографий и большое число статей, содержательно развивавших начатую Кальтеборном традицию, хотя среди них встречаются и работы иного рода, например, книги француза Л. Майо о философском содержании богословия Суареса, или Э. Кантеры, выяснявшего возможности обоснования с помощью метафизики Суареса модного в этот период имманентизма. Интерес испанцев вызвали труды исследователей из Вашингтонского католического университета Дж. Брауна Скота и Герберта Рида. Статьи и книги первого, трактовавшего тему «Суарес и международное право», в русле обозначенной ранее традиции, сразу переводились на испанский язык.
Достарыңызбен бөлісу: |