Ю. В. Иванова и М. В. Шумилин Научная монография



бет29/56
Дата27.06.2016
өлшемі6.36 Mb.
#162554
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   ...   56

Ибо такая эмблематическая манера поучения, которая сейчас стала почти повсеместной, придает к тому же особое изящество, влечет к себе и глаза и душу, вдохновляет и воспламеняет дух, истолковывает и облегчает понимание предмета, также лучше запечатлевает его в сердце и в памяти, как и все, что можно увидеть глазами. К тому же Священное Писание и его сердце – Катехизис порой сами являют такую манеру, не без большой пользы и для простых людей.

Первая заповедь, являющая истинный предмет духовного поклонения и обращения, объясняет его с помощью противопоставления его кумирам. Вторая заповедь, которая учит внутреннему служению Богу, использует для этого имя Божие. Третья заповедь о внешнем служении Богу, являет нам образ дня субботнего. Четвертая заповедь, повествующая обо всех вышестоящих, включая и самого императора, рисует перед нами образ отца и матери. Пятая заповедь, которая призвана прекратить всякую ненависть и раздоры, являет перед нами всю полноту греха смертоубийства. Шестая заповедь, которая клеймит всякий разврат, указывает на ужасающий поступок прелюбодеяния. Седьмая заповедь, которая противостоит всякому мошенничеству и разбою, говорит о гнусной краже. Восьмая заповедь, которая наказывает всякую неправду и злословие, ставит нас пред судом и показывает нам лжесвидетелей. Девятая заповедь, которая отвращает наши мысли от того, чтобы присвоить все в совокупности имущество и владение нашего ближнего, являет нам образ дома. Десятая заповедь, которая запрещает нам желать отдельных частей имущества ближнего, указывает на его жену, раба, рабыню, вола, осла.

Четвертая и пятая части «Отче наш» являет нам надлежащие эмблемы, дабы мы их всегда придерживались, ибо нет для нас ничего лучшего.

Крещение и причастие являются истинными эмблемами (однако не только лишь эмблемами), которые проявляются в своем осуществлении. Ибо крещальная вода есть образ Святого Духа, освященный хлеб и вино суть образы тела и крови Христовой. Под «властью ключей» подразумевается нечто другое, чем то, о чем говорит нам название само по себе.

Данный же труд предназначен для того, чтобы служить как молодым, так и старым, как простым людям, так и высокородным, как неученым, так и ученым. Первые могут услаждать себя созерцанием гравюры, читать текст и его меткое истолкование, принадлежащее перу нашего блаж. Лютера, и постепенно учиться размышлять над ним, постоянно повторяя его, а также все это следует не только понимать, но и верно и усердно претворять в действие. И тогда, несомненно: «Не всякий, говорящий Мне: “Господи! Господи!”, войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного»1835. И Он не взирает на лица. Что же касается образованных, высокородных и знатных, а также искушенных в науках и латыни, то пусть они воспримут наше объяснение представленных здесь эмблем и используют их для назидания своего христианского бытия.

Я не сомневаюсь в том, что более высокоумные и более ученые превзойдут меня, изобретя и введя в обиход лучшие способы прославления Бога, в чем я желаю им божественного вдохновения и щедрого благословения. Мы же хотим поблагодарить Бога за оные, и да пребудет Благодать Всевышнего (в случае, если эта книга предстанет пред благосклонные очи) с христианским читателем в его теле и душе.

J. L. P.



1 Тронский И. М. Историческая грамматика латинского языка. М., 2001. С. 107.

2 Удобный обзор античных сочинений по латинской метрике можно найти в Кузнецов А. Е. Латинская метрика. Тула, 2006. С. 337–46.

3 Ср. из ренессансных учебников написанное в стихах пособие Антонио Манчинелли (1488 г.): Exemplo utemur ratio cum deficit ulla «Когда никакая логика не помогает, мы будем пользоваться примером» (Antonii Mancinelli Veliterni Versilogus optimo compendio artem versificandi tradens studiosoque scholastico in primis necessarius, cui adiecti sunt breves et utiles commentarii Joannis Murmellii Rure diligenter recogniti atque ad unguem castigati; Epistola Aeneae Silvii in praeconium artis poetice. , 1509? Fol. Biir), – и трактат Джорджо Валлы, переводчика «Поэтики» Аристотеля, под названием «О поэтике», опубликованный в 1501 г. как XXXVIII книга сочинения «О том, к чему нужно стремиться и чего избегать»: «В любом поэтическом жанре первейшим правилом для нас пусть будет следующее: держать в памяти много стихов славных поэтов. Ведь они не только будут авторитетным источником для определения долготы слогов, но и создадут богатый словарный запас, пробудят природные задатки и придадут зрелости суждению» (цит. по: Ibid. Fol. Biiv).

4 См. по-русски Гаспаров М. Л. Каролингское возрождение (VIII–IX вв.) // Памятники средневековой латинской литературы IV–IX веков / Отв. ред М. Е. Грабарь-Пассек и М. Л. Гаспаров. М., 1970. С. 238.

5 <Vedova G.> Memorie intorno alla vita ed alle opere del cardinale Francesco Zabarella Padovano. Padova, 1829. P. 115.

6 См. о ней по-русски Андреев М. Л. Гуманистическая комедия // История литературы Италии. Т. II. Кн. 1 / Отв. ред. М. Л. Андреев. М., 2007. С. 327–8.

7 Grund G. R. Introduction // Humanist Comedies / Ed. and tr. by G. R. Grund. Cambridge (Massachusets); London, 2005. P. xxiv.

8 Ср. в настоящей антологии разделы, посвященные Антонио да Леньяго и Иоанну Кальфурнию (о неправильном описании одиннадцатисложника в рукописях Катулла и использовании этого описания на практике), Марку-Антуану Мюре (о сложностях восстановления правил метрики Теренция).

9 См. в общем об их теориях Martellotti G. Critica metrica del Salutati e del Pontano // Critica e storia letteraria: Studi offerti a Mario Fubini / A cura di V. E. Alfieri. Vol. I. Padova 1970. P. 352–73.

10 См. Шумилин М. В. Семантика метра в римском риторическом эпосе: стечение спондеев в молитвенном обращении // Работа памяти / Сост. Е. Д. Матусова, О. М. Розенблюм. М., 2008. С. 52–65.

11 В принципе текст «Поэтики» в западной Европе XV в. существовал в нескольких средневековых переводах, и один из них (латинское переложение арабского переложения Аверроэса) был напичатан в 1481 г., а в 1498 г. появился в печатном виде вполне приличный перевод Джорджо Валлы с греческого (греческий текст был опубликован в альдинском издательстве в 1508 г.), но гуманисты какое-то время все равно продолжали пренебрегать аристотелевским сочинением. Позднев М. М. Психология искуства: Учение Аристотеля. СПб., 2010. С. 363, ссылась на мнение И. Х. Черняка, утверждает, что подлинный текст «Поэтики» считался утерянным. Если разобраться в ссылках Позднева, то он имеет в виду один из каталогов библиотеки Медичи (по описанию в Piccolomini E. Ricerche intorno alle condizioni e alle vicende della libreria Medicea privata dal 1494 al 1508 // Archivio storico italiano. T. XXI. 1875. P. 105), в котором значилась такая запись: Poetrie, que non habetur ex greco sed ex arabico traducta, est lib. I. Позднев и Черняк, видимо, понимают эту фразу как «Из “Поэтики”, которая не имеется в переводе с греческого, но имеется в переводе с арабского, есть первая книга» (даже так об утрате самого греческого текста речи не получается), но на самом деле ее естественнее понять просто как «Из “Поэтики”, которая имеется в переводе не с греческого, а с арабского, есть первая книга». И вообще странно ожидать, что может быть такое, чтобы общепринятые мнения гуманистов о том, какие античные сочинения сохранились, какие нет, сохранились только в библиотечных каталогах, текстах прикладного характера и узкого использования. Труд М. М. Позднева полезен как богатое информацией введение в историю восприятия «Поэтики», но пользоваться им нужно с должной осторожностью: напр., на с. 375, прим. 163 он соединяет в одного персонажа двух Скалигеров – Юлия Цезаря и Иосифа Юста.

12 Согласно Martellotti G. Op. cit. P. 353, о том, что ударение в классической латыни было не силовым, а музыкальным, первым написал старший Скалигер в «Поэтике» (Iulii Caesaris Scaligeri, viri clarissimi, Poetices libri septem… , 1561. P. 207): «“Ударением” древние называли распевание звука при подъеме и опускании тона (soni moderationem in tollenda, premendaque voce): ведь они так говорили, что казалось, будто они поют. Это до сих пор свойственно многим народам. Из итальянцев только туринские лигурийцы произносят слова музыкально (accinunt loquutionibus), во Франции – жители Оверни. И я думаю, что говорящие на латыни не случайно оставили это обыкновение. Ведь что могло бы в большей степени вызвать смех, чем если произносить так:

Поскольку я ни от кого из учителей не слышал упоминаний об этом, я решил изложить этот факт здесь, чтобы он не оставался незамеченным другими и не вводил их в заблуждение, как он долго вводил в заблуждение меня».



13 Подавляющее большинство примеров Понтано берет из Вергилия: мы наблюдаем здесь движение по тому пути к радикальному сужению канона, которое приведет к цицеронианству XVI века.

14 Другой вариант его итальянского имени, Джовиано, – курьезной продукт гуманистической манеры переводить свои имена на латынь максимально изощренным образом. Вместо ожидаемого Iohannes Pontanus Понтано предпочитал называть себя по-латински Iovianus Pontanus; обратный перевод на итальянский дает «Джовиано». Аналогичным образом свою жену Адриану Понтано, например, по-латински называл Ariadna.

15 См. Иванова Ю. В. Поэзия гуманизма // История литературы Италии. Т. II. Кн. 1 / Отв. ред. М. Л. Андреев. М., 2007. С. 286–316; Стаф И. К. Якопо Саннадзаро // Там же. С. 534–61.

16 Pauli Cortesii viri clarissimi De hominibus doctis dialogus… Florentiae, 1734. Р. 29.

17 Греческое имя «Харизий», используемое как псевдоним для Николы Карузо, у Понтано метрически трактуется как Chārīsī, в то время как должно трактоваться как Chărīsī; неправильная метрическая трактовка имен собственных вообще характерна для всей постклассической латинской поэзии: примеры употребления имени в стихах гораздо сложнее найти, чем примеры употребления какого-нибудь другого слова, поэтому имена уже в поздней античности обычно просто скандировались так, как удобнее для построения стиха.

18 Martellotti G. Op. cit. P. 361. Это замечание относится, конечно, прежде всего к центральным темам диалога (от снов беседа персонажей переходит к метрике, от метрики – к историописанию), но, кажется, Мартеллотти имеет в виду и внутреннюю структуру трактата о метрике, судя по тому, что совершенно не пытается никак его структурировать.

19 См. подробнее Grafton A. Joseph Scaliger: A Story in the History of Classical Scholarship. Vol. 1. Oxford, 1983. P. 48–52.

20 Ср. Castigationes et varietates Virgilianae lectionis, per Ioannem Pierium Valerianum. Parisiis, 1529. P. 163: «И это чтение, как кажется, знал и Джованни Понтано, муж ученейший»; Iulii Caesaris Scaligeri, viri clarissimi, Poetices libri septem… , 1561. P. 211: «Но и вот это наблюдение я после нашел у Понтано, а у самого у меня уже давно появились мысли по поводу этого места». Некоторые параллели без указания имени Понтано отмечены в нашем комментарии.

21 Hankins J. Humanist Academies and the “Platonic Academy of Florence” // From the Roman Academy to the Danish Academy in Rome / Ed. by H. Ragn Jensen and M. Pade. Copenhagen, (Forthcoming). P. 13, n. 29.

22 Джованни Пардо (ум. после 1512), испанец по происхождению, священник и поэт, один из участников «неаполитанской академии». В «Акции» он только что произнес монолог о снах.

23 Франческо Подерико (ум. в 1528) в «Акции» руководит беседой. Он, видимо, был довольно авторитетен в кружке: известно, что ему Саннадзаро отдавал для критического разбора написанные части своей поэмы «О дитяти Девы» (см. Naldi R. Tra Pontano e Sannazaro: Parola e immagine nell’iconografia funeraria del primo Cinquecento a Napoli // Les Académies dans l’Europe humaniste: Idéaux et pratiques / Ed. par M. Deramaix, P. Galland-Hallyn, G. Vagenheim, J. Vignes. Genève, 2008. P. 254).

24 Т. е. Якопо Саннадзаро: см. выше вступление.

25 Речь идет о знаменитом «портике», месте собраний круга Панормиты (porticus «портик», porticus Antonianus/Antoniana «Антониев портик» или arcus «арка», в Неаполе вблизи статуи Нила, там, где сейчас Пьяццетта дель Нило). Позднее так называли и другие места, в которых собиралась «неаполитанская академия», чтобы подчеркнуть преемственность, даже если на самом деле никакого портика там не было (впрочем, в доме Понтано, основном месте собраний после смерти Панормиты, портик на первом этаже как раз тоже был). См. Hankins J. Op. cit. P. 13–14. Под «нашим стариком» подразумевается Понтано; похожие отсылки со стороны к себе самому и своему кружку встречаются у Понтано и в других диалогах, напр. в «Хароне». В «Акции» не очень логичным выглядит, что беседующие оказались в «портике»: в начале диалога участники, по-видимому, собираются как свидетели для официальной юридической процедуры, и уже потом идут в «портик». Ср. Furstenberg-Levi S. The Fifteenth Century Accademia Pontaniana–An Analysis of its Institutional Elements // History of Universities. Vol. XXI. 2006. Р. 41.

26 Dicere apposite ad admirationem, модификация цицероновского определения дела риторики (О нахождении материала 1.6): dicere apposite ad persuasionem «говорить таким образом, чтобы убедить». Об идее «восхищения» как цели поэзии см. Deramaix M. Excellentia et admiratio dans l’Actius de G. Pontano: Une poétique et une esthétique de la perfection // Mélanges de l’École Française de Rome. Moyen Âge – Temps modernes. Vol. 99. 1987. P. 171–211; Grassi E. Einleitung // Pontano G. Dialoge / Übers. von H. Kiefer unter Mitarb. von H.-B. Gerl und K. Thieme. München, 1984. S. 14–9. Интерес к «восхитительному», «удивительному» (admirabile), как отмечают Daston L., Park K. Wonders and the Order of Nature: 1150–1750. New York, 1998, сыграл большую роль в формировании науки Нового времени. Конечно, древность тоже очень даже интересовалась всякими чудесами, и уже Аристотель писал в «Метафизике» (982b11–17), что философия возникла из удивления, но в том же самом сочинении он также утверждает, что наука не должна заниматься акцидентальным (1027а19–21), и эта идея хорошо объясняет, почему средневековая наука пренебрегала экспериментами: действительно, гораздо надежнее наука, опирающаяся на легко проверяемые утверждения вроде того, что солнце всегда заходит на западе, чем наука, верящая индивидуальным наблюдениям какого-то отдельного ученого, проведенным в специально созданных экстремальных условиях (см. Park K., Daston L. Introduction: The Age of the New // The Cambridge History of Science. Vol. 3: Early Modern Science / Ed. by K. Park and L. Daston. Cambridge, 2006. P. 1–20). Изменение отношения к диковинкам и редкостям явно сыграло некоторую роль в «научной революции». Символичны рассказы о том, будто испанский король шутил, что Колумба нужно называть не «адмиралом» (Almirante), а «адмирантом» (Admirans, «удивляющимся», «восхищающимся»; <Münster S.> Cosmographey, oder Beschreibung aller länder, herrschaften und fürnemesten stetten des gantzen erdbodens… Basel, 1588. S. 1367). Текст Понтано – хорошая иллюстрация того, что без влияния admiratio не обошлось и формирование гуманитарных наук. Понтановская концепция «восхищения» как главной цели поэзии, включающей в себя традиционные задачи наставления, услаждения и убеждения, получит распространение и в дальнейшей литературной теории: тезис Понтано в точности воспроизведет Минтурно (Antonii Sebastiani Minturni De poeta, ad Hectorem Pignatellum, Vibonensium ducem, libri sex. Venetiis, 1559. P. 106), и Джамбаттиста Марино будет писать в «Муртолеиде» (1619 г., 33.9): È del poeta il fin la meravigla «Цель поэта – вызвать восхищение». Ср. также Vasoli C. Linguaggio, poesia e “maraviglia” negli scritti di Francesco Patrizi // Acta Conventus Neo-Latini Guelferbytani / Ed. by S. P. Revard, F. Rädle, M. A. Di Cesare. Binghamton; New York, 1988. P. 243–260.

27 Имеется в виду аристотелевская установка (особенно в «Евдемовой этике») на то, что лучше всегда середина между двумя крайностями (умеренность). Латинское понятие excellentia, переводимое нами как «великолепие», ассоциируется с избыточностью. Martellotti G. Op. cit. P. 361 указывает в качестве источника мысли Понтано Горация, Наука поэзии 372–3: «Посредственными (mediocribus) поэтам не разрешают быть ни люди, ни боги, ни колонны». В конце диалога, возвращаясь в реплике Паоло Прассичо к различиям между поэтом и оратором, Понтано приводит эту горациевскую фразу. Далее слово вновь берет Саннадзаро и выводит из того, что именно поэзии свойственно стремление к совершенству, отвергающее все промежуточное, утверждение, что поэзия является первоначальной формой речи, от которой происходят другие, допускающие посредственность (риторика, философия; теология тоже происходит от поэзии, ведь первоначально она выражалась в гимнах). Первые поэты, в духе античной стоической философии, оказываются первыми мудрецами, а поэзии полностью принадлежит цивилизующая роль, как в сильве Полициано «Дар кормилице» (см. Grassi E. Op. cit.; Greenfield C. C. Humanist and Scholastic Poetics, 1250–1500. London; Toronto, 1981. P. 274–82).

28 В нашем переводе мы используем слово «метр» безразлично для латинских терминов numeri и metrum. Вообще корректнее было бы зарезервировать его для второго термина (обозначающего метрические свойства отдельной стопы), но русский перевод «размер» для numeri совсем не годится: по-русски «размер» у всех трехстопных ямбов одинаковый, а у Понтано каждый гекзаметр обладает собственными numeri (т. е. это «метрические свойства» стиха в более широком смысле, чем «размер»).

29 Inter nostros. Это выражение может подразумевать и просто «итальянцев», но может иметь и более конкретное значение, поскольку Понтано, по-видимому, считал Вергилия неаполитанцем (см. ниже прим. 76).

30 Античная риторическая традиция (Цицерон, Брут 185; Квинтилиан, Воспитание оратора 3.5.2) определяла задачи риторики как «наставлять, вызывать эмоции и вызывать наслаждение» (docere movere delectare), сходные теории применялись и к поэзии (ср. Гораций, Наука поэзии 333–4: задачи поэзии – наставлять и вызывать наслаждение). В ренессансной литературной теории сторонники и противники дидактической функции поэзии разделились на два враждебных лагеря (см., напр., Fusco A. La poetica di Lodovico Castelvetro. Napoli, 1904. Р. 116–35); из пропуска наставления в данной фразе Понтано, однако, не следует делать вывода, что он трактует цели поэзии как исключительно «гедонистические», потому что в других местах он иногда называет наставление в числе задач поэзии.

31 Сollidendis vocalibus. В начале трактата Понтано в соответствии с античной терминологией называет словом collisio («столкновение») элизию (мы позволяем себе использовать этот термин и в переводе соответствующих мест); далее он введет собственные терминологические обозначения для явлений, связанных со встречей гласных.

32 В античной риторико-грамматической традиции медленная речь ассоциировалась с преобладанием долгих слогов (в гекзаметре и ямбе, в частности, с преобладанием спондеев), а быстрая – с преобладанием кратких слогов (Гораций, Искусство поэзии 251–8; Квинтилиан, Воспитание оратора 9.4.83; Афтоний 6.44.20–45.2 Keil), Понтано в основном имеет в виду эту теорию (см. далее разбираемые Понтано примеры). С величественностью (gravitas) связывалась прежде всего медленная речь, но Понтано может и не иметь в виду этой идеи. Слово gravis (буквально «тяжелый», в противоположность «легковесному», «легкомысленному») мы переводим как «величественный», чтобы подчеркнуть положительные коннотации этого термина у Понтано; следует, однако, иметь в виду, что иногда оно может значить просто «серьезный».

33 Любопытно, что Понтано в данном случае рассматривает не метрическую единицу (целый стих), а метрико-синтаксическую (цельная фраза внутри стиха): стих целиком выглядит как litora, multum ille et terris iactatus et alto.

34 Имеются в виду две элизии mult(um) ill(e) et. Что значит «отдающейся» (или «отраженной»), не очень понятно, поскольку об удвоении сказано отдельно. Может быть, речь о том, что в обоих случаях за элизией следует удвоенный согласный (-ll-, -t t-).

35 Понтано использует популярный в эллинистической риторико-литературной теории метод «замены слов» (μετάθεσις τῶν ὀνομάτων). Он мог быть знаком с этой техникой из римских источников: хороший пример, скажем, Цицерон, Оратор 214–5, 232–3. Тот же самый вергилиевский стих Сервий комментирует так: «Ille здесь излишнее: эта частица вставлена из-за требований размера, ведь, если убрать ille, со смыслом все будет в порядке». Понтано как бы возражает Сервию: из-за требований размера можно вставить и -que, но метрически удачным решением будет только ille.

36 Т. е. сдвинутое перед энклитикой, см. обсуждение термина inclinativus далее (прим. 41).

37 Этот пример Понтано воспроизведет Скалигер (Iulii Caesaris Scaligeri, viri clarissimi, Poetices libri septem… , 1561. P. 212): «А увеличение числа слов (vocum multiplicationem) можно увидеть и на этом примере: хотя мог написать, и это тоже было бы довольно красиво, Multa etiam bello passus, – он предпочел написать более славным образом: Multa quoque et bello, – и даже удвоение союза не отпугнуло его». Скалигер, таким образом, объясняет недостатки только одного из двух примеров Понтано (quoque et лучше, чем etiam, потому что больше слов); ко второму примеру это объяснение не подошло бы, и Скалигер пропускает второй пример, поскольку, видимо, не может придумать для него объяснения: и действительно, чем именно quidem et хуже, из текста Понтано непонятно.

38 Как и античная грамматическая традиция, Понтано не проводит систематического различия между буквой и звуком; впрочем, в паре «звук и буква» у него далее встречаются.

39 Слово «частица» (particula) еще не получило своего терминологического значения в античной грамматической традиции и могло обозначать любое короткое словечко (ср. цитированную выше фразу из Сервия, или также см. Авл Геллий, Аттические ночи 10.29.1). Понтано использует его таким же образом.

40 Речь идет об энклитиках. В XV веке воспроизводилась античная манера сдвигать ударение на последний слог слова, предшествующего энклитикам -que и -ve, независимо от долготы этого слога (см. Нидерман М. Историческая фонетика латинского языка / Пер. с фр. Я. М. Боровского. М., 2001. С. 24). В альдинском тексте слово et «и» между que и ve также обозначено как пример энклитики, но Понтано явно не имел этого в виду: из дальнейшего текста следует, что он считал союз et несущим собственное ударение.

41 Калька с греческого слова «энклитика» (см. Присциан 3.141.10 Keil; греческая традиция скорее подразумевает, что энклитика «склоняет» собственное ударение на другое слово).

42 Понтано объясняет, почему в одном случае Вергилий употребляет слово adeo, а в другом – obeo (в этих двух контекстах оба слова дают примерно одинаковый смысл). Чем именно определяется «слабое» (tenuis) и «мощное» (plenus) звучание слога, не совсем понятно, но похоже, что речь идет о характере (в частности, огубленности?) гласной (о дает «мощный» звук, а и i – «слабый» звук, в результате сочетание tot ob- дало бы слишком «мощную» комбинацию и ее надо смягчить «слабым» звуком а, а сочетание -is ad-, наоборот, дало бы слишком «слабый» звук, и «слабость» звука i нужно «поддержать» «сильным» вариантом ob ). Слово tenuis также имеет значение «тонкий» (о звуке), может быть, оно также имелось в виду (а и i – высокий тон, о – низкий тон). «Приподнятая интонация», возможно, должна образовываться при «восхождении» от «слабого» звука к «сильному». Далее (во фрагментах, пропущенных нами при переводе) Понтано также использует противопоставление «затемненных» (subobscurus, напр. слог -rum) и «строгих» (rigidiores, напр. слог cla-; т. е. rigidus = tenuis?) слогов, а также противопоставляет звуки А и U как clarus «ясный» и subobscurus «затемненный» и звуки O и E как «поддерживающий» (sustento) стих своей полнотой и «опускающий» (demitto) стих. Ср. Iulii Caesaris Scaligeri, viri clarissimi, Poetices libri septem… , 1561. P. 208 (возможно, это место написано не без влияния Понтано): «Так вот, обильнозвучные (grandisonae) гласные – это А и О. Затемненная (obscurum) – U. Еще затемненнее Y. Слабая (exile) – I. Средняя – Е. В А широта. В I протяженность. В Е глубина. В О сужение. В U и Y некая природа, близкая к I. Так что в слове cano обе гласные ясные (utraque illustris): ведь слышно больше, чем если сказать canus».

43 В выбранном Вергилием варианте приходится видеть аномальное растяжение первого слога слова fluvius (либо, как Сервий, считать, что дактилическая стопа заменена на анапест). Предложенный Понтано вариант делает метрику правильной за счет одного только изменения порядка слов. Под «злословящими грамматиками», видимо, имеется прежде всего Афтоний, цитирующий этот стих в разделе «О недостатках стихов» (6.67.18 Keil, ср. Martellotti G. Op. cit. P. 371, n. 39).

44 Structurae ineptitudo, т. е., видимо, просто ассиметрия.

45 Quadratus, может быть, просто «четверном», но Понтано, как кажется, хочет подчеркнуть особенную симметрию в устройстве этого стиха. При этом на самом деле необычного в этом стихе, кроме употребления подряд четырех двусложных слов, ничего нет: ударение в латинских двусложных словах практически всегда падает на первый слог.

46 Несмотря на то, что в начале лучше ставить спондей, чтобы стих не «рассыпался», как объясняет Понтано в пропущенных нами фрагментах.

47 «Замедление», видимо, объясняет переход от «быстрого» дактиля к «медленным» спондеям (в обращении Турна к Дранку). Выбор дактиля или спондея, таким образом должен определяться контекстом (в целом, кажется, Понтано отдает некоторое предпочтение спондеям). Иначе трактовал этот вопрос Салутати (О подвигах Геркулеса 1.6.8): «Наиболее звучный стих – это стих из пяти дактилей и спондея», т. е. лучше всегда выбирать дактиль (кроме последней стопы, где он невозможен). В издании 1513 г. «О сочинении гекзаметров и пентаметров» Пачифико Массими (впервые опубл. в 1485 г., но это позднейшая издательская вставка в оригинальный текст) чередование дактилей со спондеями уже считается обязательным: «Следует, однако, о замечательный читатель, особенно заботиться о том, чтобы все стопы на первых четырех позициях не оказались одновременно дактилями или спондеями, но чтобы они чередовались, дабы и скуки у читателя не вызвать из-за чрезмерной медлительности, порожденной спондеями, и не произвести впечатления ускользания от слуха и памяти, легко или слишком скоро бросившись вперед с внезапной быстротой» (Pacifici Magnifici poete Asculani De Componendis hexametris et penthametris opusculum clarissimum atque rarissimum, et de quantitate sillabarum, noviter impressum atque diligentissime revisum. Erphordiae, 1513. Fol. Aivr).

48 Потому что стих начинается с пяти двусложных слов.

49 Перифразируется буквальный смысл термина collisio («столкновение»).

50 Ср., напр., Цицерон, Об ораторе 2.323–4: «Ведь греки учат, чтобы в начале речи мы добились от судей внимания и слушания… но все эти эффектные средства сразу пускать дело в самом начале не будет правильно: нужно сперва только слегка подтолкнуть судью в нужную сторону, чтобы, когда на него наляжет вся остальная речь, он уже туда подавался».

51 Ex arte, ut videatur collisum: видимо, имеется в виду и буквально, что нет элизий (collisiones).

52 Речь скорее всего просто о звукоподражании (звук горящих стеблей похож на сочетания st и cr).

53 Выбор первого стиха явно указывает, что подразумевается соответствие формы и смысла («стояние»), но в чем оно должно быть во втором и третьем случае (в частности, почему это «стояние» по смыслу), как раз непонятно. Если считать, что в третьем случае «стояние» противопоставляется не падению, а быстрой ходьбе, то этот стих еще можно с какой-то натяжкой подвести под указанную тему, но где стояние во втором примере, совсем не ясно (просто в том, что эта фраза расположена близко к первому примеру и речь идет о тех же самых «стоящих»?). Ср. Iulii Caesaris Scaligeri, viri clarissimi, Poetices libri septem… , 1561. P. 212: «А хочешь еще на другом примере увидеть, как тягучая медлительность прямо так и встает перед глазами? Stabant orantes primi transmittere cursum. Ведь вместе с ними и стих стоит. Совершенно иная легкость у этого стиха, который вместе с огнем пробегает по стеблю: Atque levem stipulam crepitantibus urere flammis, – или который собирает бобовые: Sustuleris fragiles calamos, sylvamque sonantem <“Собрал бы хрупкие стебельки и шумную рощу”, Вергилий, Георгики 1.76>. Но вот в не меньшей степени медлительность и нерешительность в опасности: Extemplo Aeneae solvuntur frigore membra».

54 Самое раннее употребление слова accentus – у Квинтилиана (Воспитание оратора 1.5.22, 12.10.33).

55 Если ударения «перемежаются» (invicem alternantur), значит, они должны разделяться на два типа. Поскольку речь идет об изменении скорости, видимо, они разделяются по частоте: отрезки, где ударения следуют часто, перемежаются с отрезками, где ударения редки.

56 Понтано, Урания 4.426–8 (= О Ките 16–8; Ioannis Ioviani Pontani Urania seu de Stellis libri quinque… Florentiae, 1514. Fol. 79v). Имеется в виду созвездие Кита, часто описывавшееся в античных астрономических поэмах, но всегда без картин китобойного дела, поскольку этот промысел не практиковался в античности.

57 Урания 5.581–7 (= О землях, находящихся под Скорпионом и Марсом 1–7; Ibid. Fol. 102v).

58 Поскольку за превознесение ее матери над «морскими девами» Нерей наслал на Андромеду морское чудовище (цитируемый Понтано фрагмент – слова самой Андромеды).

59 Celeritas acumen soni gignit, tarditas gravitatem. Понтано имеет в виду «Никомахову этику» (1125a12–15; этот текст был известен, чем «Поэтика»): «А двигается человек возвышенной души (μεγαλόψυχος) медленно, и голос у него низкий (βαρεῖα), и речь устойчивая (στάσιμος); ведь тот, кто озабочен многими вещами, не носится в спешке, а тот, кто не думает ни о чем важном, не серьезен: в этом и причина пронзительного голоса (ὀξυφωνία) и быстроты». Gravitas и acumen soni (которые у Понтано, видимо, означают «величественность» и какое-то «заостренное звучание», но буквально «тяжелый звук» и «острый звук») – кальки с аристотелевской оппозиции φωνὴ βαρεῖα и ὀξυφωνία (букв. «тяжелый голос» и «острый голос»), но Аристотель скорее всего имел в виду просто тон голоса (низкий/высокий).

60 Урания 4.312–3 (= Об Андромеде 132–3; Ibid. Fol. 77v).

61 У Квинтилиана (Воспитание оратора 1.5.22) это слово употребляется как синоним слова accentus «ударение»; Понтано, похоже, тоже связывает его с ударением, но как какую-то более общую характеристику, может быть, «степень ударности» стопы.

62 В первой стопе второго варианта два ударения (áusa má-), «добавляется» второе из них.

63 Которое стоит в начале первого варианта; «добавляется», таким образом, второе ударение относительного первоначального состояния текста, до правки.

64 Consonabat: «дополнительно», может быть, в том смысле, что ударения мыслятся как дополнительная сетка, накладываемая сверху на метр.

65 Система из трех типов ударения (акут–циркумфлекс–грав, «острое»–«облеченное»–«тяжелое», или «тупое») заимствована из греческой грамматической терминологии и применялась к латыни уже римскими грамматиками, более или менее по правилам постановки греческого ударения, но с некоторыми модификациями; соответствовала ли она чему-то в латинской фонетике, не совсем ясно (см. Кузнецов А. Е. Латинская метрика. Тула, 2006. С. 141–3; Тронский И. М. Историческая грамматика латинского языка. М., 2001. С. 65–6). В слове, где первый слог долгий, а второй краткий, и ударение падает на первый слог, как в ausa, ударение будет циркумфлексом как по латинским, так и по греческим правилам. В слове maris ударным оказывается краткий слог, который в этом случае и по греческим, и по латинским правилам может быть только акутом.

66 Понтано, О небесных явлениях 1356 (= Об источниках и реках 14; Ioannis Ioviani Pontani Urania seu de Stellis libri quinque… Fol. 134r). Любопытно, что в обоих случаях изучение традиции текста «Урании» и «О небесных явлениях» показывает развитие текста, отличное от того, которое описывает Понтано: строка из «Урании», по-видимому, сначала выглядела как Аusa maris nymphis sese praeferre suumque, затем nymphis sese было заменено на se virginibus (получается, нужный Понтано порядок слов появился раньше, чем вариант virginibus вместо nymphis, и излагаемый Понтано сюжет об изменении порядка слов с уже существующим virginibus сложно себе представить?); а в стих из «Небесных явлений», судя по сохранившимся текстам, слово guttas было введено только после 1500 года (чуть ли не только в альдинском издании), до этого он на самом деле выглядел как Еt latices de marmoreis stillare columnis (см. De Nichilo M. I poemi astrologici di Giovanni Pontano: Storia del testo. Bari, 1975. P. 36–9). Похоже, что Понтано излагает не реальную историю работы над текстом, а такой ее придуманный вариант, который иллюстрирует его утверждения; кроме того, возможно, «перестановка слов» выглядит как более «магический» и эффектный прием, чем просто замена слова.

67 Понтано цитирует этот стих в экстравагантной форме (в рукописях и изданиях читается quianam «что ж это вдруг такие ужасные тучи»), и некоторые издатели полагали, что quinam – конъектура самого Понтано (см. Publii Virgilii Maronis Opera / Cum integris et emendatioribus commentariis Servii, Philargyrii, Pierii; Accedunt… notae…, quibus et suas in omne opuas animadversiones, et variantes in Servium lectiones addidit Petrus Burmannus; Post cujus obitum interruptam editionis curam suscepit et adornavit Petrus Burmannus Junior. T. IV. Amstelaedami, 1746. Fol. Qqq1r (в указателе Никколо Росси, XVI в.); Publii Virgilii Maronis Opera / Ex fide Nicolai Heinsii ope triginta MSS. restituta cum notis integris Caroli Ruaei S. J… T. II. Coloniae Munatianae, 1782. P. 243 (Шарль де ля Рю, XVII век); ср. утверждение Пиерио Валериано в позднейшей редакции важнейшего комментария к Вергилию XVI века: упоминаемого Понтано чтения qui nam я в древних рукописях не видел, но «охотно поверю, что оно там могло попасться», P. Virgilii Maronis Opera omnia / Ex editione Heynsiana… in usum Delphini… Vol. VII. Londini, 1819. P. 3566). Но на самом деле такой текст появляется уже в цитатах у средневековых авторов: Иоанна Гарландского (Краткое изложение всей грамматики 248–9: ‘Heu quianam tanti cinxerunt ethera nimbi?’ / Aut ‘quinam tanti’: pro ‘quare’ sumito ‘quinam’ «Heu quianam tanti cinxerunt ethera nimbi? Или quinam tanti: вместо “почему” напиши quinam», – речь идет не о вариантах текста, а о том, как его можно было бы написать), Альберта Великого (О софистических опровержениях 1.2.10, B. Alberti Magni Ratisbonensis episcopi, ordinis Praedicatorum, Opera omnia… / Curante A. Borgnet. T. II. Parisiis, 1890. Col. 552B).

68 Как явствет из его орфографии (традиционной для конца XV – начала XVI вв.), Понтано, в отличие от сегодняшней науки, считал постпозитивное nam не энклитикой, а отдельным полноударным словом.

69 Метрической: quia состоит из двух кратких слогов, в то время как qui из одного долгого.

70 Видимо, Потано не терминологически называет здесь «зиянием» (hiatus) просто стечение гласных, на самом деле образующее элизию.

71 На чем, собственно, основывается различие, не очень понятно. Может быть, речь о том, что ожидать постановку et («и») непосредственно после vento («ветром») естественнее, чем чтобы между ними было вставлено слово huc («сюда»), т. е. «величественное» устройство стиха подразумевает, что фонетический эффект, пусть даже тот же самый, который был бы достигнут при (условно говоря) прямом порядке слов, должен достигаться инверсией?

72 Об употреблении элизии и зияния в целом мнения авторов метрических трактатов XV века расходились: Никколо Перотти в «О размерах» (опубл. не позднее 1471 г.) характеризует стих с несколькими элизиями как «шерховатый» (aspera) тип гекзаметра, а стих с несколькими зияниями – как «какофонический» (cacophona; Francisci Maturantii Perusini De componendis carminibus opusculum; Nicolai Perotti Sypontini De generibus metrorum… Venetiis, 1497. Fol. cvir), в то время как Франческо Матуранцио в «Трактатце о сочинении гекзаметрических и пентаметрических стихов» (опубл. в 1481 г.) относится с симпатией к «стечению гласных», причем терминология его особенно напоминает терминологию Понтано (Ibid. Fol. biiv: Frequens vocalium consursus pleniorem saepe et graviorem efficit versum «Частая встреча гласных нередко делает стих более насыщенным и более величественным»; судя по следующему далее примеру, речь идет об элизиях, хотя слово hiatus «зияние» Матуранцио также использует).

73 Этот и следующие далее примеры иллюстрируют явление versus hypermetrus, «слишком длинного» гекзаметра, последний слог которого элидируется перед начальным гласным следующего стиха. Вот что Понтано имеет в виду под «зиянием на конце стиха».

74 Понтано снова цитирует стих Вергилия в необычной форме, и на этот раз аналогов для такого текста не удается найти; в рукописях и изданиях 69 стих выглядит либо как inseritur vero et (/ex) fetu nucis arbutus horrida, либо как inseritur vero et nucis arbutus horrida fetu. Комментаторская традиция на этот раз не подхватила обсуждение варианта Понтано, может быть, потому, что в данном случае он не акцентирует на нем внимания. Вариант может быть, конечно, порожден неточным цитированием по памяти, но в принципе нельзя исключать, что Понтано изменяет текст, чтобы избежать элизии между второй и третьей стопой и переставить ее на позицию между четвертой и пятой стопой, поскольку обсуждает он в данном случае уместность элизий во второй половине стиха. В некоторых из приведенных выше цитат элизии в первой половине стиха, впрочем, встречаются (напр., Энеида 1.405). Видимо, Понтано считал их допустимыми одновременно с элизиями во второй половине, но мог все же считать такое сочетание нежелательным.

75 Т. е. не происходит элизии, хотя предшествующий стих заканчивается на гласную, а последующий начинается с гласной. Античная метрическая теория как раз вообще не классифицировала этот случай как аномалию.

76 Подразумевается сюжет из Авла Геллия (Аттические ночи 6.20.1): когда ноланцы не разрешили Вергилию провести из их города воду в свое имение, он выбросил название их города из своей поэмы и заменил его на слово «области». Понтано (как и Саннадзаро) – сам неаполитанец и хорошо знает реалии окрестностей Неаполя; Вергилий же – что-то вроде культурного героя в Неаполе, ему (в ипостаси колдуна) приписывалось создание большинства неаполитанских достопримечательностей (см. собрание текстов в The Virgilian Tradition: The First Fifteen Hundred Years / Ed. by J. M. Ziolkowski, M. C. J. Putnam. New Haven; London, 2008. P. 825–1024), и могила Вергилия, находившаяся в двух шагах от мерджеллинской виллы Саннадзаро, к концу XV века уже давно была объектом паломничества (Ibid. P. 404–19). Наш неаполитанский Вергилий, конечно, не мог сделать такую дурацкую ошибку об окрестностях Неаполя, утверждает Понтано.

77 Collisio, букв. «элизия», но здесь в значении просто «стечения гласных», как следует из дальнейшего текста.

78 Этот термин, похоже, придуман самим Понтано, и после него не прижился.

79 Concursus vocalium – терминологическое выражение уже в античной риторической теории (Цицерон, Оратор 77, Квинтилиан, Воспитание оратора 9.4.33, ср. Риторика к Гереннию 4.18 vocalium concursiones), где оно, однако, обозначает стечение гласных, никак не охарактеризованное с точки зрения метрической оппозиции элизии и зияния, поскольку речь всегда идет о прозе. Похоже, что и слово hiatus «зияние» Понтано применяет к элизии, исходя из такого же немаркированного употребления применительно к прозаическому стечению гласных в риторических текстах (прежде всего Цицерон, Оратор 77, место, цитируемое ниже).

80 Т. е. «трехполовинными» (правильнее было бы «триэмимерическими»), «семиполовинными», «девятиполовинными». По этим словам видно, что речь идет о цезурах. В целом, однако, пассаж очень темный: Понтано отбирает те цезуры, которые расположены внутри стоп (соответственно, второй, четвертой и пятой; первый и последний термин весьма редкие); почему тогда это «разделения стоп» и «сплетения стоп»? Цезура, собственно говоря, разделяет не стопы, а слова и группы слов; можно разве что предположить, что разделенные цезурами внутри стоп слова, «перекидываясь» с одной стопы на другую, как будто «сплетают» стопы. Но тогда все равно не будет никакой разницы между элизиями «внутри стоп» и «на цезуре». Термины concisiones pedum и complicationes pedum очень редкие и совершенно неизвестные античности (вероятно, они придуманы Понтано).

81 Стечения гласных (довольно неожиданный перескок с цезур).

82 Martellotti G. Op. cit. P. 364–5 полагает на основании этой оппозиции, что Понтано при чтении латинских стихов не опускал полностью элидируемую гласную (как обычно делают, читая латинскую поэзию сегодня), но старался произнести обе гласные сразу, но так, чтобы они все же образовывали один слог (как сегодня принято читать итальянские стихи). Следующий далее текст можно при желании интерпретировать таким образом (тогда скорее всего гласные «выдавливаются» только с точки зрения счета слогов, либо «выдавливается» только одна из двух одинаковых гласных, потому что они сливаются в одну), но, как кажется, в данном месте не обязательно (потому что Понтано говорит не только об элизии, но еще и о зиянии, при котором, конечно, в любом случае слышны обе гласные). Ср. ниже прим. 93.

83 Эта странная фраза (очевидно, описывающая элизию) оставляет вопрос, почему ничего не говорится об элизии разнородных гласных. Возможно, Понтано вообще уделяет больше внимания встрече одинаковых гласных как предпочтительному случаю (ср. далее: при зиянии предпочтительнее, чтобы встречались одинаковые гласные), а о встрече разнородных гласных не говорит специально, как о второстепенной материи.

84 Все термины, видимо, также придуманы Понтано.

85 Речь идет о том, что сегодня принято называть «зиянием» при описании латинской метрики. На кого Понтано ссылается здесь, непонятно. Похоже на то, что в каком-то тексте, где говорилось о зиянии, Понтано попался искаженный рукописный текст, вместо слова hiatus дававший слово boatus; для Понтано этот вариант оказался удобным, потому что основной термин для стихотворного зияния, hiatus, у него уже зарезервирован для стечения гласных вообще, согласно узусу Цицерона. Но найти конкретный источник не удается.

86Этот стих обычно цитируется античными грамматиками (напр., Сацердот 6.454.19–21 Keil, Маллий Теодор 6.587.18–20 Keil) в более полном виде, поскольку зияние на самом деле скорее предшествует цитированному Понтано фрагменту: insulae | Ioni(o) in magno. Конечно, Понтано мог просто случайно пропустить слово при цитации. Но в принципе можно допустить, что он иначе скандировал этот стих, как insul(ae) Ionio | in magno. Для этого ему нужно считать, что основа Ioni- метрически интерпретируется не как дактиль, а как амфибрахий. Аналогов для такой метрической трактовки самого слова Ionius в классической латинской поэзии нет, но Понтано мог вывести ее из некоторых случаев употребления однокоренных слов, когда второй слог действительно становится долгим, а первый – кратким (как у Горация в Эподе 2.54, non attagen Ionicus, где корень Ioni- оказывается амфибрахием). Понтано мог также дополнительно руководствоваться тем, что в остальных его примерах зияния чаще имеют место после греческих имен собственных, чем перед ними.

87 Что принцип разнообразия задан для человека образом Природы – идея, возникшая, может быть, под влиянием «Естественной истории» Плиния (см. Beagon M. Roman Nature: The Thought of Pliny the Elder. Oxford, 1992), которую мы находим, среди прочего, также в прологе Полициано к его «Смеси» (см. перевод этого текста в настоящем сборнике).

88 Эту фразу можно понимать двояко. С одной стороны, про первый из примеров Понтано мог знать из Авла Геллия, что это перелицованный в латынь греческий стих; может иметься в виду, что и остальные примеры – такие же перелицовки. С другой стороны, может просто подразумеваться, что во всех случаях фразы составлены полностью из греческих имен собственных.

89 Два зияния, оба после греческих слов: Glauco | et Panopeae | et. Авл Геллий (Аттические ночи 13.27.2) указывает, что этот стих написан в подражание стиху эллинистического поэта Парфения, Γλαύκῳ καὶ Νηρεῖ καὶ εἰναλίῳ Μελικέρτῃ (зияние – обычное в греческой поэзии – в этом стихе также есть, но не в том месте, что у Вергилия: καὶ | εἰναλίῳ). В непереведенной нами части дальнейшего текста Понтано, возвращаясь к этому примеру, характеризует его как omnino Homericum «совершенно гомеровский».

90 Еще один вариант текста непонятного происхождения: у Вергилия в «Энеиде» дважды встречается клаузула Dardanio Anchisae с зиянием между двумя греческими именами собственными (1.617 и 9.647), но ни в одном случае чтения Anchisa найти не удается. Теоретически его можно представить как отложительный падеж при глаголе genuit «родила (от Анхиза)» в 1.617; Пиерио Валериано в своем комментарии к «Энеиде» фиксирует такой вариант, но только с формой Anchise (<Valerianus I. P.> Castigationes et varietates Virgilianae lectionis, per Ioannem Pierium Valerianum. Parisiis, 1529. P. 67). Речь идет либо об ошибке, либо о молчаливой конъектуре Понтано. Известного греческого источника для этого текста Вергилия нет.

91 Греческий источник этого текста не сохранился, хотя в ХХ веке несколько раз высказывалось предположение, что такой источник существовал и им, возможно, был тот же самый Парфений (см. P. Vergili Maronis Opera / … Rec. M. Geymonat. Roma, 2008. P. 708). Не исключено, что в данном случае Понтано предвосхитил идею о переделке Вергилием греческого источника.

92 Как следует из дальнейшего текста, речь идет уже о стечении гласных, а не о «сталкивании» (т. е. зиянии): еще один перескок, еще более неожиданный, чем встреченный нами выше перескок с цезур на стечения гласных. Создается впечатление, что для Понтано границы между разными вариантами стечения гласных были второстепенными. (Герман Кифер переводит указательное местоимение illam словом die Stelle – «редкость и разнообразие могут сделать пассаж приятным и сладостным» – но непонятно, как можно вывести такое значение из латинского текста, формально местоимение должно относиться к «сталкиванию». При этом Кифер использует одно и то же слово Zusammentreffen для «стечения согласных» и «сталкивания»: это, конечно, некорректно, но, наверное, довольно удачно указывает на причины терминологических непоследовательностей Понтано).

93 Эта фраза – один из основных аргументов в пользу идеи Г. Мартеллотти, что при элизии Понтано как-то частично произносил и элидируемую гласную (Martellotti G. Op. cit. P. 364–5, см. выше прим. 82). Отвергнуть тезис Мартеллотти можно, вероятно, только если допустить, что «приятность» связана не с самим звучанием, а со знанием того, какой звук должен был быть на данном месте.

94 Стих, приводимый Сервием (Вступление к комментарию к Энеиде) как исходный вариант начала «Энеиды», удаленный Варием и Туккой. Элизия одной из двух одинаковых гласных, как и в дальнейших примерах, происходит в первой стопе: ill(e) ego.

95 Судя по примерам, речь все еще идет конкретно о первой стопе.

96 Фраза, синонимичная и метрически эквивалентная последнему примеру, но избегающая элизии.

97 Похоже, Понтано не совсем уверен, к какому слогу относятся согласные, предшествующие гласной. Ниже он закроет глаза на этот вопрос и будет просто выражаться так, как будто кроме гласного и следующей за ним финальной m в слог входить ничего не может.

98 Судя по примерам, речь и здесь идет конкретно о первой стопе.

99 Аналогичный прием: изобретаются метрические и смысловые эквиваленты фраз, отличающиеся только отсутствием элизии.

100 Понтано цитирует этот стих по Присциану (2.30.5 Keil; оттуда же, похоже, взят цитированный выше в качестве примера стих Энеиды 1.44), однако опять по какому-то экстравагантному тексту или по памяти (в известных рукописях текст выглядит как insignita fere tum milia militum octo). В любом случае (как указывает и Присциан) метрика требует, чтобы заканчивающееся на -m слово не образовывало элизии перед гласной.

101 Optusum nescio quid ac subobscurum. Выше (см. прим. 42) «затемненность» трактовалась как в определенных ситуациях украшающая стих, в том числе на конце слов.

102«Протоформу» sedum для слова sed упоминают грамматики (Харизий 1.112.5 Keil, Марий Викторин 6.10.13 Keil), в текстах она не зафиксирована.

103 В дальнейшем тексте речь идет о древних альтернативных вариантах латыни, но, судя по формулировке «народы» (populi quidam), похоже, что имеются в виду также романские («народные») языки (и те, и те могут мыслиться как модифицированные неклассические подварианты латыни, без введения диахронической перспективы). В этом случае Понтано, возможно, утверждает, что несклоняемая романская форма единственного числа существительного происходит от латинского винительного падежа (lacum > lago и т. п.). Впрочем, умозаключение это не является обязательным: всегда можно найти и формы, для которых такое допущение не необходимо (vinum (также и именительный падеж) > vino, iam > già, illorum > loro). Ниже речь пойдет еще о греческом языке, в котором не бывает финальных m, но имеет ли в виду Понтано, что греки – это пример народа, который «убрал m с конца многих слов», сложно сказать.

104 Корпус латинских надписей 9.2045. Согласно Понтано, вместо FATVM написано FATV. В XVIII веке Джованни де Вита (<De Vita J.> Thesaurus antiquitatum Beneventanarum. Romae, 1754. P. 9) так описывает свои попытки найти эту надпись (по указаниям Джованни Баттисты Дони): «В башне церкви Сантиссима-Аннунциата, где, согласно хранившимся у меня бумагам, надпись должна была храниться, я ее не нашел, и потому стал относиться к информации о ней с подозрением и уже думал, что это была забава ученого ума; но недавно, когда стали извлекать землю для постройки вала при названной церкви, камень вновь показался на свет». На этом камне изображен юноша (сын) и написан на самом деле такой текст: INFELIX FATVM / PRIOR DEBVIT / MORI MATER (или, согласно Корпусу латинских надписей, … MATER MORI) «Жестокий рок, матери пришлось умереть первой»; буквы M в конце слова FATVM и T в конце слова DEBVIT затерты на краю плиты, что и породило ошибку Понтано.

105 Латинская эпиграфическая поэзия 1523 Buecheler = Корпус латинских надписей 9.2272. Камень не сохранился, хотя издавался еще во время существования несколько раз. В данном случае Понтано, по-видимому, достаточно точно воспроизвел написание, но почему-то пропустил несколько стихотворных строк посередине текста. Возможно, он понимал, что текст поэтический (он называет его словом epigramma), но на строки не разделил.

106 Собственно форму gelum Лукреций употребляет только один раз (О природе вещей 6.877), но зато он несколько раз пользуется родительным падежом geli по второму склонению, соответствующему этой форме (5.205; 6.156; 6.530). Форму cornum Лукреций на самом деле также использует (2.388).

107 В архаической латинской поэзии, в том числе у Лукреция, финальная s перед согласным не читается (с точки зрения метрики).

108 Видимо, просто в значении «чернокожих африканцев». Италия рубежа XV–XVI веков имело с ними дело преимущественно как с рабами. Генуя и Венеция активно занимались работорговлей уже с XIII в., но до XV в. торговали в основном татарами, черкасами, русскими, некрещеными славянами и сарацинами; реже рабами становились греки, православные славяне, румыны, албанцы и армяне. С завоеваниями Османской империи восточный рынок рабов оказался перекрыт, и его заменил рынок африканских рабов, приобретаемых сначала при посредстве арабов, а после непосредственно в Африке (Tognetii S. The Trade in Black African Slaves in Fifteenth-Century Florence // Black Africans in Renaissance Europe / Ed. by T. F. Earle and K. J. P. Lowe. Cambridge, 2005. P. 213–24). С другой стороны, некоторое количество чернокожих, не бывших рабами, в Италии также было (например, христианские паломники из Эфиопии: см. Tamrat T. Europe and Christian Ethiopia, c. 1400–1543 // The Cambridge History of Africa. Vol. 3: From c. 1050 to c. 1600 / Ed. by R. Oliver. Cambridge, 1977. P. 177–82). Точно идентифицировать язык, который имеет в виду Понтано, сложно, хотя большинство африканских языков допускают только открытые слоги и, таким образом, слова в них не могут заканчиваться на -m или какие-то другие согласные. Словоформы, заканчивающиеся на -m (или -n) распространены в геэзе (основном языке эфиопской литургии: ср., напр., именной формант -an) и в амхарском (на котором эфиопские паломники скорее всего общались между собой: напр., отрицательная энклитика выглядит как -m, на -m могут оканчиваться основы слов и, соответственно, слова с нулевым окончанием); окончания с -m в исходе есть также в берберских языках и в языках фула, распространенных на внутренних территориях Северо-Западной Африки: скорее всего встреченные Понтано «эфиопы» принадлежали к какой-то из этих языковых общностей.

109 Пьетро Суммонте (1463–1526) больше всего известен, наверное, тем, что готовил к публикации многие труды Понтано (а также труды другого поэта из понтановского кружка, «Харитея» – Бенедетто Гарета). После смерти Понтано он вместе с Джироламо Карбоне взял на себя руководство «академией».

110 Похоже, Суммонте на самом деле смеялся над словами Пардо, что Саннадзаро «сказал все, что нужно».

111 Речь идет о могиле Вергилия, расположенной неподалеку от виллы Саннадзаро в Мерджеллине.

112 См. прим. 65.

113 Accentus moderatus, термин, введенный в XIII в. Александром из Вильдье (Доктринале 2287: Atque gravis medius et acuti fit moderatus «А среднее между гравом и акутом получается умеренное»). При этом, однако, Александр различает «умеренное ударение» и циркумфлекс (Доктринале 2288–9: Est circumflexus gravis in primo, sed in altum / Tollitur, inque gravem recidit. sed cessit ab usu «Циркумфлекс – это сначала грав, но потом он поднимается вверх и затем снова падает в грав. Но он вышел из употребления»). Акут и грав, таким образом, Александр смог отождествить с какой-то оппозицией реально существующих видов ударений, но ничего соответствующего описанию циркумфлекса он не нашел (видимо, речь шла об интонации: см. Thurot C. Notices et extraits de divers manuscrits Latins pour servir à l’histoire des doctrines grammaticales au Moyen Àge. Paris, 1868. P. 394–407; та же самая терминология была перенсена в музыкальную теорию accentus ecclesiastici, по-видимому, уже в XVI в.: Hullah J. Accentus ecclesiasticus // Encyclopaedic Dictionary of Christian Antiquities / Ed. by W. Smith and S. Cheetham. Vol. 1. London, 1875. P. 10–2). Фламандский гуманист Ян де Спаутер писал о понятии «умеренного ударения» в «Грамматических комментариях» (между 1506 и 1519 гг.): «Умеренное ударение, которое придумал Александр, распространитель варварства, ученейшие люди отвергают; поэтому оставим его для готов» (цит. по: Das Doctrinale des Alexander de Villa-Dei / Bearb. von D. Reichling. Berlin, 1893. S. LXXIX).

114 Слово circumflexus буквально значит «загнутый со всех сторон» или «загнутый в форме окружности». Этот значок фигурно изображал, что циркумфлекс – восходяще-нисходящее ударение. Понтано не вдается в такие тонкости и, по-видимому, скорее воспринимает теорию ударений в обобщенном варианте Александра из Вильдье, да еще с упрощениями.

115 Чтобы фраза не была тавтологичной, ее, видимо, надо понимать так: поскольку у каждого отдельного употребления слога два варианта возможной долготы (краткий либо долгий), то у каждого слога, взятого отвлеченно, вариантов возможной долготы три: всегда долгий, всегда краткий и «общий» (который бывает и таким, и таким). Например, второй слог слова illius, взятый отвлеченно, является по долготе «общим», а в конкретном случае употребления этого слога в 7 строке 1 буколики Вергилия он является кратким (и вообще может быть уже только либо долгим, либо кратким). Понятие «общих слогов» (communes syllabae) используется уже античными грамматиками и весьма распространено в трактатах по метрике, поскольку эмпирически для сочинения латинских стихов полезно было помнить списки таких слогов.

116 Т. е. анжамбманы.

117 Текст, цитируемый Понтано, отличается некоторыми экстравагантными чертами. По чтениям 41 movet и 46 arcto можно было бы предположить, что Понтано использовал одну из двух рукописей, обозначаемых сегодня как Милан, Ambrosianus H73 sup., и Дрезден, Sächsische Landesbibliothek Dc. 157, но чтение 47 vibrasset зафиксировано только в одной рукописи, Флоренция, Ashburnham L977; похоже, Понтано использовал какую-то рукопись, родственную этим, во всяком случае наличие этих чтений в рукописях указывает, что Понтано вряд ли придумал их сам. Но вот чтение 42 reluctantis в рукописях не зафиксировано (а сохранившиеся рукописи «О похищении Прозерпины» описаны практически полностью). При этом данное чтение подразумевает изменение пунктуации (reluctantis относится к предшествующему слову Manes, а чтение рукописей reluctatis – к следующему далее слову rebus). Чтение Понтано подразумевает анжамбман, в то время как чтение рукописей – нет. Теоретически можно допустить, что Понтано ввел в текст собственное исправление, чтобы анжамбманов стало на один больше.

118 Возможно, Понтано отчасти находится под влиянием восходящей к Сервию (комментарий к Энеиде 1.8) терминологии средневековых комментаторов (см. Шумилин М. В. Метрические argumenta Лукана: по следам грамматических традиций (Часть I: Argumenta Barthiana) // Аристей. Т. I. 2010. С. 84–9), согласно которой «рассказ», «изложение предмета» (narratio, у Понтано enarratio) начинался только после «заявления предмета» (propositio) и «призвания божества» (invocatio). В тексте Клавдиана «заявление предмета» и «призвание божества» выделяются достаточно недвусмысленно, и 32 стих отмечен как начало narratio, например, во флорентийской рукописи начала XV века Laurentianus Plut. 33.8. Далее, однако, Понтано иногда говорит о начале enarratio и в более широком смысле, как о начале любого «рассказа» внутри поэмы (чаще всего о начале отдельных книг).

119 Метод сопоставления нескольких поэтов на примере больших фрагментов, объединяемых темой или еще каким-то признаком (например, как описывают бурю Вергилий, Овидий и Лукан: так уже античные грамматики сопоставляли, например, описание Этны у Пиндара и Вергилия, см. Авл Геллий 17.10 и Макробий, Сатурналии 5.17.9–12), активно подхватил Скалигер в V книге «Поэтики» (Criticus). У Понтано два пассажа объединяются тем, что это начало narratio, «рассказа».

120 У Клавдиана (ср. также далее).

121 Редкое чтение 48 ecquisquam также видел «в нескольких экземплярах» Пиерио Валериано (<Valerianus I. P.> Castigationes et varietates Virgilianae lectionis, per Ioannem Pierium Valerianum. Parisiis, 1529. P. 59).

122 Если считать анжамбманом только те случаи, когда фраза остается отчетливо незаконченной синтаксически, то у Клавдиана (в том виде, в каком его цитирует Понтано) на 22 строки 19 анжамбманов, у Вергилия – на 21 строку 11 анжамбманов. Если более грубо считать, что анжамбман – это где нет точки в конце строки, то у Клавдиана их будет 20, а у Вергилия – 17; разница будет незначительной, так что Понтано, видимо, скорее имеет в виду первый вариант подсчета.

123 -(s) aere ru-.

124 Видимо, имеется в виду, что, кроме звука весел, эти два слога re и ru еще и изображают название весел (remorum).

125 Examussim quadratos, см. прим. 45.

126 Последний пример не входил в цитированный выше фрагмент. В обоих случаях предложение заканчивается сразу после анжамбмана; видимо, речь идет об этом.

127 Клавдиан.

128 Oба примера тоже уже за пределами цитированного куска; оба уже цитировались выше как примеры удачных элизий.

129 Снова стих, не вошедший в большую цитату. Понтано все время цитирует строки, которые следуют непосредственно за цитированным выше фрагментом; возможно, он старается цитировать из той самой сцены, но в более широком смысле, а цитату сократил, чтобы она соответствовала размеру цитаты из Клавдиана.

130 Ibique solvatur: либо в том значении, что заканчивается смысловой отрезок (и следует запятая), либо скорее в том значении, что заканчивается стопа (как спондеические слова внутри первой стопы называются у Понтано «не связанными», soluti: см. далее раздел трактата, посвященный «разъединению»).

131 Annominatio syllabarum. Похоже, значение слова adnominatio Понтано истолковал таким образом на основе текста Риторики к Гереннию 1.4, где этим словом обозначается игра слов, основанная на омонимии.

132 Т. е. слогом -ti- в слове ultima.

133 И латинский, и греческий термин образованы от корней со значением числа 6.

134 Metrum (см. прим. 28).

135 См. подробнее об этой теории во вступлении. Когда граница слов совпадает с границей стоп, это называется у Понтано «разъединением» (solutio); если слово перекидывается из одной стопы в другую, это называется «переплетением» (complicatio).

136 «Дактилическое разъединение» можно представить себе в двух смыслах (стопа перед «разъединением» дактиль, либо стопа после «разъединения» дактиль); Понтано в дальнейшем тексте интересуют оба аспекта (и метр стопы до «разъединения», и метр стопы после «разъединения»).

137 Смешение строк Вергилий, Энеида 3.697 (iussi numina magna loci veneramur et inde) и Энеида 2.623 (numina magna deum). В таком же гибридном варианте этот стих цитирует Скалигер в «Поэтике» (Iulii Caesaris Scaligeri, viri clarissimi, Poetices libri septem… , 1561. P. 212): «Мог написать так: Numina magna deum iussi veneramur <“Великие личины богов по приказу мы почитаем”>, – а предпочел так: Iussi numina magna deum <“По приказу великие личины богов”>, – чтобы показать, что приказание и подчинение предшествуют». «Разъединения» (solutiones) происходят после первой, второй и пятой стопы.

138 Т. е., видимо, Iussi numina magna Deum veneramur et inde.

139 В обоих случаях за «отъединенным» двусложным словом следует только один дактиль, но зато и двусложные слова.

140 Sive figura sive ornatus. Понтано, видимо, не уверен, что аллитерацию можно считать фигурой, и потому прибегает еще и к более широкому понятию из античной риторической терминологии. Квинтилиан определяет фигуру как «некое построение речи, удаленное от того, как принято говорить и как первым делом приходит в голову сказать» (Воспитание оратора 9.1.4), аллитерация же в принципе не обязательно подразумевает необычное построение выражения: это дополнительный эффект, который можно при желании наложить и на в остальном обыденную речь.

141 Понтано, по-видимому, является изобретателем термина «аллитерация» (ср. Vega Ramos M. J. El secreto artificio: Qualitas sonorum, maronolatría y tradición pontaniana en la poética de la Renacimiento. Madrid, 1992. P. 38; McLaughlin M. Humanist Criticism of Latin and Vernacular Prose // The Cambridge History of Literary Criticism. Vol. II: Middle Ages / Ed. by A. Minnis, I. Johnson. Cambridge, 2005. P. 662); в отличие от большинства его терминологических нововведений, это закрепилось в традиции. В тех европейских традициях, где на аллитерации основывалось стихосложение, конечно, были свои термины для аллитерации (напр., ирландское слово úaim, букв. «сплетение, соединение»: см. Dictionary of the Irish Language based mainly on Old and Middle Irish materials. Dublin, 1913–1976. s. v. úaim), но эти традиции, видимо, оставались совсем изолированы от латинской литературной теории: еще в конце XVII в. в латиноязычном учебнике ирландского языка Ф. О’Моллоя (Grammatica latino-hibernica, nunc compendiata, authore Rev. P. Fr. Francisco O Molloy… Romae, 1677. P. 152) она будет обозначаться как concordia, vulgo uaim «согласие, на просторечье uaim» (т. е. передаваться другим латинским термином).

142 Понтано опять «поправляет» традиционный термин античной риторики dilectus/delectus verborum (орфография префикса сильно колебалась), одновременно прибегая к приему, излюбленному уже античными грамматиками вроде Варрона или Нония Марцелла: провести тонкое различение между на первый взгляд синонимичными словами. Лоренцо Валла проводил такое различение между deligo и другим однокоренным глаголом, eligo (Laurentii Vallae viri tam Graecae quam Latinae linguae doctissimi, Elegantiarum libri omnes apprime utiles… Coloniae, 1534. Р. 349): «Между “выбирать” (deligere) и “избирать” (eligere) такое различие: “выбирать” (deligere) значит “решать, что более пригодно для дела”, а “избирать” (eligere) – “решать, что более пригодно для нашего ублажения, или для возвеличивания того, кого избирают”».

143 Т. е. с согласными соседних слов.

144 Т. е. только о гекзаметре («героический стих», versus heroicus – одно из его терминологических названий в античной грамматической традиции, см., напр., Авл Геллий 4.17.3).

145 Вероятно, имеется в виду выступление Пардо, предшествовавшее монологу Саннадзаро, где речь шла о снах: Пардо сопоставляет поэзию с прорицанием и считает источником поэтического вдохновения furor poeticus «поэтическое безумие», а Саннадзаро, видимо, возражает, что источником все равно должно быть ars «искусство» (см. Müller G. M. Velfalt und Einheit. Die Dichtungslehre in Giovanni Pontanos Actius im Horizont einer Dialogpoetik der varietas // Varietas und Ordo / Hgb. von M. Föcking und B. Huss. Stuttgart, 2003. S. 51–2).

146 Ср., напр., Цицерон, Об ораторе 2.156 («Я полагаю, что для оратора плохо, если судьи считают, что его речь подготовлена с большим тщанием, и подозревают, что она создана искусно: ведь это уменьшает и авторитет оратора, и доверие к речи»).

147 Ср., напр., Овидий, Наука любви 1.461–3 («Как народ, суровый судья и избранный сенат, так и девушка капитулирует перед лицом красноречия. Но пусть твои силы будут скрыты, и пусть со стороны не будет казаться, что ты красноречив»), 2.313 («Если искусство скрыто, то оно работает») и хрестоматийную фразу о Пигмалионе из Метаморфоз 10.252 («искусство скрыто собственным искусством»).

148 Как следует из дальнейшего текста, из этого эпитета (poetarum maxime ingeniosus) не следует, что Понтано ставит Овидия выше Вергилия: просто воспроизводится суждение Квинтилиана, что у Овидия гипертофированный ingenium («талант», «природные способности», «изобретательность в импровизации», противопоставляемые ars, «искусству» как плоду тщательной работы): ср. Воспитание оратора 10.1.88 («Овидий и в героической поэзии игрив и чрезмерно увлекается своим дарованием (ingenium), но местами достоин похвалы»), 10.1.98 («По ”Медее” Овидия, мне кажется, видно, сколь многого этот муж мог бы добиться, если бы предпочел управлять своим дарованием (ingenium), чем давать ему делать, что тому угодно»).

149 Ср. Вергилий, Буколики 5.49.

150 Панормита, и сам поэт.

151 Собственно, Цицерон говорит, что слова piissimus вообще нет в латинском языке. См. Цицерон, Филиппики 13.19.43.

152 Auisare — искусственное слово, представляющее собою неумелую латинизацию французского глагола aviser, встречающегося только начиная с XI в., а в указанном значении «предупреждать» засвидетельствованного с XIII в.

153 Гораций, Сатиры 1.1.77—78. В переводе М.Д. Дмитриева: «боясь и воров, и пожара, и даже Собственных в доме рабов, чтоб они, обокрав, не бежали».

154 Гораций, Сатиры 1.1.120—121. В переводе М.Д. Дмитриева: «чтоб ты не подумал, будто таблички украл у подслепого я, у Криспина!»

155 Quid est porro 'facere contumeliam'? quis sic loquitur? – Цицерон, Филиппики 3.9.22.

156 То есть, самому наносить первый удар, первым обвинять себя.

157 Plin. Nat. hist. Praef. 1. Плиний здесь называет солдатским слово conterraneus «земляк».

158 Hor. A.P. 70-72, перев. М.Л. Гаспарова.

159 Cic. Brut. 75.

160 Похожее место найдено не у Диомеда, а у Квинтилиана: Quint. 8. Praef. 25.

161 Hor. Epist. 1.5.25.

162 Hor. A.P. 246.

163 Hor. Carm. 1.25.14.

164 Ibid. 4.3.4.

165 Ibid. 4.14.15.

166 Ibid. 4.15.20.

167 Hor. Sat. 2.5.36.

168 Hor. A.P. 50.

169 Ibid. 56.

170 Verg. Aen. 2.782 (обычное значение – «строй»).

171 Ближайший найденный пример из Вергилия: incassum furit – Verg. Georg. 3.100.

172 Verg. Aen. 9.794. В обоих случаях вместо наречия употрелен средний род соответствующего прилагательного.

173 Ibid. 4.419-490. Обычное значение sperare – «ожидать».

174 Ter. Andr. 395.

175 Cic. Fam. 5.1.2. Письмо принадлежит не Цицерону, а Квинту Метеллу Целеру.

176 Слово iumentum употребительно и у классичсеких авторов, но в значении «вьючное или ездовое животное».

177 Ошибка Эразма, возникшая в конечном счете в результате ошибки в тексте Плиния Старшего (15.28). Cluere означает «очищать». (Слово purgare «очишать», поясняющее cluere, было заменено в тексте Плиния на pugnare «сражаться»).

178 Gell. 11.7.3-6.

179 В классическом латинском языке hostis преимущественно употребляется в смысле «враг».

180 Cic. De orat. 3.41.164, Quint. 8.6.15)

181 Hor. Sat. 2.5.41, Quint. 8.6.17)

182 Rhet. Her. 4.10.15.

183 Hor. Sat. 1.2.34-35.

184 Pers. 6.73.

185 Контаминация двух разных мест из стихотворения Катулла 74. В современных изданиях стоит форма не глагола despuo, а глагола depso «месить» – еще более блестящий пример того, как метафора может быть непристойнее собственного значения слова.

186 Cp. Cat. 58.5.

187 Неточная цитата Priap. 3.9-10.

188 Mart. 7.75.2.

189 Suet. Ner. 33.

190 Sall. Iug. 38.1.

191 Ter. Phorm. 500. В переводе А.В. Артюшкова «Красным словом провети и даром увести ее». Собственно слово ducto в этом месте, как кажется не имеет непристойного значения.

192 Quint. 1.5.67.

193 Ibid. 9.3.27.

194 Hom. Il. 4.350. «Речи какие (...из уст у тебя излетают)?» (пер. Н.И. Гнедича).

195


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   ...   56




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет