КОНСТАНТИН КУЗНЕЦОВ
Сингулярность от Артемия
(Сюжетная задача в трех действиях)
Условие.
Действующие лица:
Артемий Липеровский – российский математик, 40 лет.
Тёма – alter ego Артемия, в возрасте от 12 до 40 лет.
Захария Бэлл – английский математик, Президент Международного Математического Союза, 56 лет.
Упоминаемые лица:
Пуанкаре, Гамильтон, Тян, Яу, и другие математики.
Время и место действия:
г. Санкт-Петербург, три дня в июне 2006 года.
В начале двухтысячных годов история российского математика Артемия Липеровского взбудоражила не только международную математическую общественность. Гипотеза Пуанкаре об исключительной простоте и уникальности трехмерной сферы среди всех трехмерных объектов, сформулированная в начале XX века, и определившая направление целой отрасли геометрии – топологии, была доказана Липеровским для односвязного трехмерного пространства. Он завершил обширную программу классификации трехмерных многообразий и открыл множество возможностей в области физики элементарных частиц и общей теории относительности. Важным приложением решения проблематики Пуанкаре является описание «формы» нашей Вселенной. Одна из популярных сегодня астрофизических теорий гласит, что Вселенная конечна и представляет собой трехмерную сферу.
Обсуждалось доказательство, и проводилась математическая экспертиза в течение нескольких лет. В конце концов, Международный Математический Союз признал первенство за решением Артемия Липеровского и выдвинул его на ежегодную премию имени Филдса с вручением от Фонда Клея миллиона долларов за решение одной из «математических задач тысячелетия». В процессе обсуждения Артемий не участвовал. Многие наблюдатели связали его позицию со скандалом, возникшим после заявления группы китайских математиков во главе с Яу о своем приоритете в доказательстве данной гипотезы. Позиция американских математиков Гамильтона, Моргана и Лотта, китайского математика Тяна и других, обеспечивших всестороннее обсуждение проблемы, способствовала утверждению истины. Среди них Гамильтон ранее ближе всех подошел к решению проблематики Пункаре, используя уравнения потоков Риччи. Международный Математический Союз подтвердил исключительную важность вклада Липеровского и закрепил приоритет доказательства за ним. Несмотря на это, Артемий не только отказался от получения премии и от вознаграждения в миллион долларов, но и практически перестал общаться с международным математическим сообществом.
В настоящее время сфера его деятельности и точное место пребывания неизвестны, в обществе и в среде математиков циркулируют лишь слухи о его жизни.
Предполагаемое решение.
Действие первое: день первый.
Комната, где живет Артемий. По периметру – четыре школьных доски, с математическими формулами Липеровского, приставленные друг к другу, одна доска закрывает окно. Из обстановки: старый диван; комод, на котором стоит аудио-проигрыватель; письменный стол; зеленая лампа и ноутбук; стул и старенькое кресло. На столе и на полу разбросаны листы бумаги.
Артемий сидит за столом, внимательно читает, правит записи. Тёма спит на диване. Он просыпается, потягивается, садится. Артемий резко оборачивается на шум, с удивлением замечает Тёму.
АРТЕМИЙ. Ты опять?
ТЁМА. (Зевает). Скорее, снова…
АРТЕМИЙ. И снова…
ТЁМА. Возможна констатация отчетливо выраженной точки сингулярности.
АРТЕМИЙ. Неплохой словарный запас для двенадцатилетнего ребенка!
ТЁМА. Мама любит, когда я читаю умные книги… и слушаю хорошую музыку.
АРТЕМИЙ. Не трогай маму!
ТЁМА. Точка сингулярности, в которой уходящий мир необходимо отбросить, а новую реальность следует принять, даже если нам в ней места нет.
АРТЕМИЙ. Ух, ты! Чем, обязан?
ТЁМА. Не догадываешься?
АРТЕМИЙ. И, всё же?
ТЁМА. Как всегда, неожиданно? А... а, ты до сих пор не привык! У тебя завтра важная встреча.
АРТЕМИЙ. Ты уверен?
ТЁМА. Хочу понять, чем вызвано возмущение вокруг?
АРТЕМИЙ. А ты не догадываешься?
ТЁМА. Шесть лет на доказательство. Четыре года на ожидание.
АРТЕМИЙ. Ожидание?
ТЁМА. Признания и славы. Некоторые, всю жизнь прислушиваются.
АРТЕМИЙ. К чему?
ТЁМА. К сладкому и жаркому дыханию судьбы.
АРТЕМИЙ. А ты пошляк, … впрочем, как и все малолетки!
ТЁМА. Мы познакомились в довольно сложном возрасте и были ровесниками. Сейчас тебе сорок. Мне, по-твоему, вероятно, двенадцать.… Долгие годы я наблюдаю за тобой! И многому успел научиться. Мимо чего прошел ты... или пролетел.
Тёма резко встает, потягивается, зевая.
АРТЕМИЙ. Don`t fuck up the landing!
ТЁМА. С английским не очень…. Постой! Ты о … приземлении?
АРТЕМИЙ. И об этом тоже…
ТЁМА. В Америке мне так и не удалось побывать.… Почему не пригласил?
АРТЕМИЙ. Не было веских причин.
ТЁМА. Мы давно не виделись.… Ты смог доказать гипотезу Пуанкаре?
АРТЕМИЙ. Детям трудно понять.
ТЁМА. А, взрослым математикам?
АРТЕМИЙ. И взрослым трудно.
ТЁМА. Придется объяснить так, чтоб я понял. Иначе, не уйду!
АРТЕМИЙ. Настырный ребенок!
ТЁМА. «Настырный ребенок – далеко пойдет!». Так приговаривал отец, когда проигрывал тебе в шахматы. С какого возраста?
АРТЕМИЙ. Лет с девяти, но не все партии.
ТЁМА. Он обижался.
АРТЕМИЙ. Он радовался.
ТЁМА. О сыне-профессоре мечтал. Но так, чтобы «математическая премия тысячелетия»!
АРТЕМИЙ. И ты туда же! Всё относительно, как ты понимаешь!
ТЁМА. Твоя награда в миллион долларов, и скандал вокруг – тоже «относительно»? Поговаривают, ты отказываешься?
Артемий не отвечает.
ТЁМА. Почти тридцать лет назад мы договорились по пустякам друг друга не беспокоить. Каждый пошел своим путем. Ты – математик. Я – наблюдатель. Математиком оказался ты гениальным. Каков я как наблюдатель?
АРТЕМИЙ. Вопрос не корректен – нет предметной базы для обсуждения.
ТЁМА. Ну, почему же.… За тобой присматриваю, люди вокруг интересные, мир изменчив и быстр. Вселенной интересуюсь….
АРТЕМИЙ. И как успехи?
ТЁМА. (Зевает). Ох…у…у…у…у…у…ять!
АРТЕМИЙ. Мальчики в твоем возрасте уже так выражаются?
ТЁМА. Еще как!
АРТЕМИЙ. Не припоминаю…
ТЁМА. Ты отстал от жизни.
Артемий встает, собирает листы бумаги, кладет их на стол, включает аудио-проигрыватель, садится в кресло, слушает сочинение Пёрселла.
ТЁМА. (Помогает собирать листы бумаги). С раннего детства ты увлекся математикой. Вундеркинд, побеждающий во всех олимпиадах, выдающийся студент Ленинградского университета, подающий надежды молодой ученый, аспирант ведущего математического института. И что? Ты уехал в Колумбийский университет, в Нью-Йорк.… А я остался в Ленинграде. Вернулся в Петербург ты другим, совсем другим…
Артемий не отвечает, он выключает музыку.
ТЁМА. Ты увлекся топологией!
АРТЕМИЙ. Математики, работающие в сфере топологии, рано или поздно, становятся немного… странными. Какая банальность!
ТЁМА. Это сказал не я …
АРТЕМИЙ. Забавно удивляться, когда разговариваешь сам с собой!
ТЁМА. В детстве такое бывает…. А, потом?
АРТЕМИЙ. Ты же наблюдатель.…
ТЁМА. Почему ты выбрал математику, а не музыку? Боялся выступать на публике?
АРТЕМИЙ. Мама хотела, чтобы я играл на клавесине.
ТЁМА. А у тебя неплохо получалось… Стоп! Нет, нет! Что-то не так!! Тут всё – не так!!!
Тёма ходит по комнате.
ТЁМА. В двенадцать лет всё переменилось! Практически в один миг. Очередная точка сингулярности?
АРТЕМИЙ. Точка, в которой математический объект не определен или имеет нерегулярное поведение, ибо функция этого объекта не дифференцируется.
ТЁМА. Точка, в которой круто меняется вся твоя, и…или, моя жизнь. Так?
АРТЕМИЙ. Допустим…
ТЁМА. Но, почему ты выбрал математику?
АРТЕМИЙ. Я продолжал играть на… клавесине.
ТЁМА. Для мамы?
АРТЕМИЙ. (Не сразу) Для мамы…
ТЁМА. Математика – доказательство для отца?
Артемий не отвечает.
ТЁМА. Тогда он впервые ушел от нас.… Он оставил маму, он предал тебя.
АРТЕМИЙ. Отец любил меня.
ТЁМА. Бросил тебя!
АРТЕМИЙ. Он ушел…
ТЁМА. Поэтому, ты хотел доказать, что можешь жить без него. Отец учил тебя основам математики – без него ты стал лучшим. Понятно, но очень просто.… Так не бывает!
АРТЕМИЙ. Было что-то еще….
ТЁМА. У тебя есть я – иногда, очень удобно, когда помнит другой.
Тёма подходит к доске, стирает тряпкой формулы, берет мел и рисует – пляж у моря и небо, и звезды.
ТЁМА. Вы поехали в Крым, маме настоятельно советовали врачи. Стресс, постоянные болезни, слабый ребенок. Она копила деньги, и отец помог. Море, море… тихий вечер, не первый, несколько дней ты плаваешь и загораешь. Обгорел – ну, как без этого! Темное небо без луны – дома такого не бывает. Ох уж эти белые петербургские ночи! Ты лежишь на берегу, у самой воды, и глядишь в бездонное черное небо. А, там – звезды, звезды! Немыслимое количество миров… Ты очень умный ребенок, и прекрасно знаешь, как устроена Вселенная – она бесконечна. Вдруг, тебя охватывает страх! Мгновение, и он становится всем!! Миллиарды миллиардов песчинок вокруг – еще теплый песок. Ты – твой уникальный мир, твое «я», твои чувства и мысли – всего лишь песчинка в огромном мире. Вселенная бесконечна!!! Ты пытаешься понять, как это? Ты видишь себя со стороны – вон, тот мальчишка лежит на берегу… Мир вокруг изменился – тьма прозрачна, звезды близки, холодно, жутко холодно.… Еще шаг, и ты теряешь себя – гул, сначала едва различимый, затем нестерпимый, заполняет пространство вокруг – это дыхание звезд. И вдруг, всё обрывается и сворачивается в одну точку, и ты слышишь биение сердца – тук, тук, тук.… Вот оно, время, ты почувствовал его ритм, и ты…нырнул в него с головой, и ты… очнулся.
АРТЕМИЙ. Да, тогда что-то произошло со мной – я лежал на пляже без сознания, пока не подошла мама. Приезжала скорая, дали снотворное, я спал, а когда проснулся, никто и не вспомнил о случившемся. Мы пробыли в Гурзуфе ещё три недели, было хорошо, только мама больше не отходила от меня. Мы частенько сидели вечером на берегу – появлялась луна, и мы долго глядели на «лунную дорожку», убегающую по волнам за горизонт, и болтали обо всём на свете – мы стали гораздо ближе.
ТЁМА. После чего, ты вернулся в Ленинград и стал решать в двенадцать лет математические задачи университетского уровня.
АРТЕМИЙ. Я быстро шел по ступенькам к чему-то очень важному, и обучение математике казалось прямой дорогой к значимой цели.
ТЁМА. Перст судьбы и прочие красивые вещи?
АРТЕМИЙ. Возможно…
ТЁМА. Не проси что-либо у судьбы, остановись и послушай, что она тебе предлагает.
АРТЕМИЙ. Я быстро привык воспринимать жизнь как бесконечное уравнение, решать его по мере необходимости, и делать это правильно – первым быть приятно.
ТЁМА. Но, страх, тот самый, самый липкий и гадкий! Это ведь не хулиганы у подъезда, или зияющая чернота гниющего подвала под лестницей, а бесконечный и всеобъемлющий страх… Ты вспомнил?
Артемий не отвечает.
ТЁМА. Дворец пионеров на Невском – удивительное место! Живопись, математика, театр – винегрет вперемежку! Рядом, в соседнем зале, репетировали дети, они усердно готовились к поступлению в хореографическое училище. Крошечные феи порхали вокруг. Одна из них обращала на себя внимание – женщина пробивалась сквозь детскую оболочку, как цыпленок из скорлупы, зрелище иногда отталкивающее, но всегда завораживающее. Твое первое чувство, как весенний день, солнечный теплый и душный?
Артемий не отвечает.
ТЁМА. Девочка хотела стать балериной. Кто-то из старух-репетиторов посетовал на излишний вес, и она села на диету. Девочка стремительно похудела, да так, что пришлось… толстеть. Но, не тут-то было, организм перестал принимать пищу, она таяла на глазах! Пришлось даже лечь в больницу – нервная анорексия, так это называется?
Артемий не отвечает.
ТЁМА. И всё же, она вернулась в хореографический кружок.
АРТЕМИЙ. Совершенно изменилась – пришел другой человек.
ТЁМА. Жесткая и холодная, даже издевалась над тобой. Недотепы-математики избраны для насмешек?
АРТЕМИЙ. Помнится, я заболел…
ТЁМА. Ещё как заболел! И температура под сорок, и врачи не знают, что с тобой делать… Отец вернулся.
АРТЕМИЙ. В последний раз. Я выздоровел – он ушел, собрал вещи, взял любимые книги, и ушел…
ТЁМА. Помнишь, как ты болел?
АРТЕМИЙ. Смутно…
ТЁМА. А я помню. Тебя захлестнуло чувство одиночества, и… страха. Сострадание – и бессилие… Ты ведь ничего не можешь в этом мире изменить! Оказывается, чувства могут убивать человека не меньше, чем бесконечность?
Артемий не отвечает. Тёма рисует мелом на доске театральную сцену, на которой балерина застывает в танце.
АРТЕМИЙ. Несколько дней я находился в состоянии, похожем на то, в котором пребывал в темный вечер на берегу моря.
ТЁМА. Вне времени и пространства – между жизнью и … смертью.
АРТЕМИЙ. Точнее, внутри времен и пространств.… Не зря же, топология изучает те общие свойства пространственных объектов (или многообразий), которые роднят их при любых деформациях. Самое большое и самое интересное из всех трехмерных многообразий – это наша Вселенная.
ТЁМА. Ах, вот откуда твоя тяга к топологии!
АРТЕМИЙ. И как только мне стало легче, первым, кого я увидел, очнувшись, был ты.
ТЁМА. Мы сразу объяснились, ты это я – ты внутри, а я снаружи, или… наоборот. Многомерный человек – разумно.
АРТЕМИЙ. Поначалу это помогало понять окружающих. Потом мы виделись всё реже и реже.
ТЁМА. Когда взрослеешь, становишься неуловимым, как матрешка.… Внутри ученого – аспирант. Внутри аспиранта – студент. Внутри студента – школьник. Внутри школьника – малыш. Дальше – кто?
АРТЕМИЙ. Я пытался быть самим собой. Всегда хотел видеть белое белым, а черное черным. И говорить об этом прямо, чего бы это ни стоило.
ТЁМА. Не всем так дано.
АРТЕМИЙ. Но каждому это позволено!
ТЁМА. Вернемся к исходному примеру... Ты испугался?
Артемий не отвечает. Тёма стирает фигурку балерины на доске, кладет мел, протирает руки тряпкой.
ТЁМА. Старо, банально и очевидно – ты испугался смерти. Угасает девочка, уходит любовь, погибает собственное «я»…. Очевидное следствие времени – ты умрешь. Ты умрешь – это вероятная причина времени?
Артемий не отвечает.
ТЁМА. Ты выбрал – жить..., жить здесь и сейчас?
Артемий не отвечает.
ТЁМА. Нет. Не то! Не так!! Скорее, ты захотел понять, почему все так странно устроено – мир вечный и бесконечный, а ты в нем ограничен и смертен... Причем здесь математика?
АРТЕМИЙ. Самое короткое расстояние между двух точек – прямая, самая доступная для меня форма осмысления – математика.
ТЁМА. Логично.… Подобные задачи можно решать только в одиночку. И ты выбрал самого себя?
АРТЕМИЙ. Мне помог ты…
ТЁМА. И… мама.
АРТЕМИЙ. Не трогай маму!
Тёма отходит от доски, садится на диван.
ТЁМА. Собрать себя в одну точку – запретить чувствовать и любить, радоваться и хотеть, жаждать и добиваться, и наконец, запретить мечтать – не, слишком, ли? Не велика ли цена? Аскетом быть всегда, но станешь ли пророком?
АРТЕМИЙ. Пустое множество слов.… Каждая точка сингулярности является источником расширения вероятных серий в направлении окрестности другой сингулярности. И, начинать нужно с самого себя. Сингулярность это не оправдание, а утверждение – событие, порождающее смысл и носящее точечный характер. Тогда..., и пророком становиться не обязательно.
Тёма укладывается на диван и накрывается одеялом.
ТЁМА. Остается одна проблема – как жить в окружающем материальном мире сегодня и сию минуту? Здесь и сейчас тебе помогла остаться мама. Она обеспечила жизнь в настоящем. И даже когда ты был за тысячи километров от нее, в Америке.
Тёма засыпает. Артемий подходит к дивану, поправляет одеяло, укрывая Тёму, затем включает музыку, закрыв глаза, слушает сочинение Вивальди, выключает музыку и уходит. Тёма отбрасывает одеяло, но не встает.
ТЁМА. Он до сих пор уверен, что мне двенадцать лет?! Я это он, да только другой – неужели, это так сложно! Диссоциация личности, какая невидаль! Обычное дело – каждый любит поговорить сам с собой. Что ж тут удивительного? Я ведь его прекрасно понимаю! Кстати, а сколько мне лет? Больше двенадцати – меньше, или равно сорок. Ответ верный?
Тёма встает, подходит к столу, перебирает бумаги.
ТЁМА. Артемий доказал одну из семи математических «проблем тысячелетия», таковыми их признает весь математический мир, и доказательство его принято….
Из коридора раздается телефонный звонок. Слышен голос Артемия.
АРТЕМИЙ. Здравствуйте, мистер Бэлл! Мы можем говорить на английском,… понимаю, вы хотите воспользоваться случаем, и оживить свой русский.… Готов ещё раз с вами встретиться, но мне кажется, в конгресс холле будет не очень уместно... Вы давно бывали в Петрограде? Город восхитительный, абсолютно с вами согласен.… Давайте, пройдемся... Хорошо, по имени, Захария…. Я покажу вам несколько приятных мест.… Заодно, и побеседуем….
Тёма подходит к школьной доске, берет мел и переписывает с листа на доску формулы из доказательства Артемия Липеровского.
Действие второе: день второй.
На сцене школьные доски расставлены группами: две доски вместе, затем, на значительном расстоянии, ещё две.
Параграф №1. Стрелка Васильевского острова. Вторая половина дня.
Артемий у первой группы досок. На одной из них – ростральная колонна, Артемий рисует мелом вторую колонну и объединяет их полукруглой линией. Появляется Захария Бэлл, ищет Артемия, подходит, рассматривает рисунок.
БЭЛЛ. Какое чудное место для встречи – я рад принять ваше предложение, Артемий! Петербург потряс меня – дивный город, геометрия в камне, гармония линий – удивительно стройный и величественный. А ваша Нева! Стихия в… граните набережных – невероятное впечатление. Внизу, у воды, волны, набегающие на ступени, выше и выше. Неизбежность наводнения, неизбежность бури, неизбежность смерти… и жизни. Похожее чувство испытываешь в Венеции, но только в часы подъема воды. В Петербурге оно не покидает меня…
АРТЕМИЙ. Захария, давайте, прогуляемся по набережной! Вид уникальный – таким Петроград вы больше нигде не увидите. Стрелка Васильевского острова напоминает идеальный лук, с натянутой между ростральными колоннами тетивой.
Острая стрела из песчаных дорожек разбивает мощный поток реки на два рукава, и… устремляется в небо шпилем Петропавловки. Триумф воли! Победа разума. Геометрия души…. Истинным математикам знакомо настоящее эстетическое чувство, не так ли?
БЭЛЛ. Я привез окончательные заключения двух экспертных групп, подтверждающих ваше доказательство в полной мере. Они работали четыре года на средства Фонда Клея, который к тому же установил для вас вознаграждение в миллион долларов.
АРТЕМИЙ. Вы еще раз хотите обсудить мое выступление на математическом конгрессе в Мадриде по случаю присуждения премии Филдса?
БЭЛЛ. Я думаю, ваше решение окончательно. Из трех моих предложений: приехать на конгресс, выступить и получить премию, приехать, не выступать и получить премию позже, или не приезжать и не получать премию – выбираете вы третье. Мне, Президенту Международного Математического Союза, трудно принять то, как противоречия в нашем сообществе столь впечатляют вас, что вы полностью отвергаете консолидированное мнение. И, похоже, совсем отделяете себя от остальных математиков. Артемий, ваше решение влечет серьезные последствия, ибо за всю историю еще никто не отказывался от награды. Ведь премия Филдса, как аналог Нобелевской, была учреждена для преодоления национальных и групповых разногласий в среде математиков. Ваше решение ставит под сомнение многолетний авторитет и значимость этой награды. Думаю, вы согласитесь, в конце концов, математики достойно вам ответили, проведя огромную работу в подтверждении ваших выводов.
АРТЕМИЙ. Хотите ещё раз услышать моё мнение?
БЭЛЛ. Если вас не затруднит, я хочу с вашей помощью восстановить некоторые «пустоты» и «точки сингулярности» в понимании процессов вокруг этого. Хронологическая последовательность – вероятно, наиболее верный путь исследования?
Артемий рисует мелом на второй доске здание Биржи.
АРТЕМИЙ. Что ж, я попытаюсь помочь вам. Пойдемте к зданию Биржи! Ансамбль Стрелки Васильевского острова создан для восприятия с воды – оптимальная точка находится между Петропавловской крепостью и Дворцовым мостом. Даже с оконечной точки Стрелки мы не видим ясного плана в соотношении ростральных колонн и здания Биржи. То есть, с относительно близкого расстояния в полной мере невозможно вычислить баланс военных побед и торгового процветания. Идея воплощена, но точка восприятия вынесена в пространстве и, вероятно, во времени.
БЭЛЛ. В нашей ретроспекции эта точка равновесия имеет особое значение?
АРТЕМИЙ. Предлагаю прогуляться по набережной Невы к Академии художеств, и отдохнуть в тени сада – белые ночи, вечер будет жарким, ни облачка, и ветра нет – у воды гораздо приятнее. Попробуем найти ответы вместе…
БЭЛЛ. Итак, несколько лет назад вы разместили в Интернете в свободном доступе на специальном математическом сайте доказательство гипотезы Пуанкаре и сразу же направили его ряду математиков. Ваша работа, чрезвычайно краткая для такой уникальной проблемы, довольно схематичная, даже импульсивная, с большим объемом коротких логических цепочек. Учитывая, что приоритет доказательства основывается на глубине и полноте решения любой проблемы, вы рисковали намеренно?
АРТЕМИЙ. Я исходил из следующей предпосылки: если в моей работе допущена ошибка и кто-нибудь использует её для выработки правильного доказательства, я буду вполне удовлетворён. Я никогда не ставил перед собой цель стать единственным обладателем ответа на вопрос Пуанкаре.
БЭЛЛ. Дэвид Гамильтон, вы о нем?
АРТЕМИЙ. В самом начале пути, лет за шесть до публикации, я общался с ним и пытался представить свои первые заключения. К тому времени Гамильтон ближе всех подошел к решению…. Он просто не заметил меня, отмахнулся….
БЭЛЛ. Как от очередного назойливого аспиранта, простите.
АРТЕМИЙ. Как от … несуществующей мухи, пожалуй.
БЭЛЛ. Гамильтон – светский лев, персонаж новостей и популяризатор науки. Он ограждает себя, и до некоторой степени влюблен в себя.
АРТЕМИЙ. Потом, когда понял, что не будет первым, он просто устранился…. Сделать открытие, и…. выбросить годы своего труда! Естественный шаг для математика такого уровня, как вы думаете?
БЭЛЛ. Дэвид свободен в своем выборе, к тому же его заслуга в организации американской экспертизы очевидна. Без этого признать ваше доказательство верным было невозможно.
АРТЕМИЙ. Джентльмен, свободный от цивилизации оправданий – он просто отказался от общения, и всё!
БЭЛЛ. Вас это обидело?
АРТЕМИЙ. Нисколько… Математика – наука понимания при любых обстоятельствах, я не придумываю новое, я обдумываю не свое старое, и прихожу к своему новому. Настоящая математика построена во многом на ассоциациях. И когда возникают глубокие ассоциации, я четко понимаю, идея надёжна.
БЭЛЛ. Ваше решение парадоксально и включает идеи теории уравнений частных производных, а в самом ключевом месте использовались идеи, пришедшие из теоретической физики. Может в этом причина осторожного отношения к вам?
АРТЕМИЙ. Меня это не беспокоит…. Вклад Гамильтона огромен, до такой степени, что он имеет полное право на все награды.
БЭЛЛ. И поэтому вы считаете….
АРТЕМИЙ. Я категорически не согласен с мнением Союза математиков!
БЭЛЛ. Хочу напомнить, Гамильтон отказался даже от участия в экспертизе.
АРТЕМИЙ. Значит, премию никому не следует присуждать!
БЭЛЛ. Но гипотеза Пуанкаре доказана! Многолетний анализ и мнения ведущих ученых…. Практически закрыта целая отрасль математической науки! Как быть?
АРТЕМИЙ. Меня это не касается!
БЭЛЛ. ОК! Давайте пойдем дальше. Публичное заявление китайского математика Яу о его первенстве в доказательстве гипотезы Пуанкаре удивило многих. Вы контактировали с ним?
Достарыңызбен бөлісу: |