, пьесы абсурда, вроде «Реанимации»


Девица с унитазом в руках



бет4/5
Дата26.06.2016
өлшемі323 Kb.
#158807
түріОтчет
1   2   3   4   5

Девица с унитазом в руках (решитель­но выступая вперед). Товарищ, не надо делать траге­дий! Мы все прочистим, а бухгалтер вернется!

Инвалид (кричит радостно). Ура, нашлась, торговка недвижимостью!

Бьет ее костылем.
(Кричит.) Я инвалид, от меня не уйдешь!

Разбивает костылем телефон и кидает останки его в сторону зрителей.

(Кричит.) Я со справкой и по общим вопросам!



Швыряет в зал картины и фотографии.

(Кричит.) Я всех вас высушу со справкой и без очист­ки!


Спихивает шкафы и книжные полки, кидает в зал сту­лья, в вслед за ними ковер.

(Кричит.) А наш бухгалтер тоже со сдвигом!



Кидает в зрителей пачкой справок с печатью.

Сцена седьмая



Дверь открывается, и входит Бухгалтер.
Бухгалтер (мокрая и с помпой для прокачки в руке). Кто здесь бухгалтера вызывал?

Немая сцена из Инвалида, Бухгалте­ра, Фотографа и всех трех Девиц. Инвалид застыл с поднятым над головой косты­лем, со справкой, зажатой в руке и с таким злорад­ным выражением на лице, которое всем показывает, что наконец-то вывел он ворюг на чистую воду. Он человек искренний, и ничего, кроме как разоблачить преступную шайку, в мыслях своих не имел. Фотограф нагнулся, засовывая голову под тем­ную накидку своего аппарата, пораженный появленьем Бухгалтера не менее остальных, надеясь, если получится, и его оставить потомкам на фотог­рафии.

Бухгалтер с помпой для прокачки в руках не понимает решительно ничего, ибо только что боро­лась она со страшной холодной струей, засосавшей ее в подземелье, изнемогая и уже не надеясь выйти живой, и, перенесенная некоей чудесной силой наверх, опешила, ослепленная брызжущим светом. Ей, кроме того, мокро и неуютно.

Девица с манометром в ужасе смот­рит на стрелку прибора, словно читает там объявление о конце света.

Девица с электрической лампочкой, весьма большой и вылепленной из мягкого каучука, ибо иначе не выдержала бы она костыли Инвалида, подняла ее вверх, словно светиль­ник счастья, символизируя этим появление светоча истины. На лице у нее мы читаем блаженство неопи­суемое.

Девица с унитазом в руках, напротив, прижала к себе его, как дитя, которое злые люди собираются злокозненно отобрать. На лице у нее читаем мы страх и решимость никому не отдать. Медленно, но неотвратимо, наполняя воздух благоу­ханьем степей, распускается над ее белым сокрови­щем букет нежных фиалок.

Непрерывное дребезжание несуществующего телефона.

Занавес.


1994
плоды ПРОСВЕЩЕНИЯ
Маленькая комедия

Лолита, школьница 13 лет.

Судья.

Первый Присяжный.



Второй Присяжный.

Ответчик, зам. министра образования.



Публика в зале.

Судья. Итак, Лолита, ты утверждаешь, что учение Дарвина о происхождении всего живого на земле противоречит Святому Писанию, и на этом основа­нии оно ложно?

Лолита. Да, ваша светлость.

Судья. Я не ваша светлость, зови меня ваша честь. Впрочем, если хочешь, можешь называть меня вашей светлостью, для такой маленькой девочки я сделаю исключение.

Лолита. Хорошо, ваша светлость.

Судья. И на этом основании, то есть на ложности учения Дарвина, противоречащего Святому Писанию, ты предъявляешь иск министерству образования?

Лолита. Совершенно верно; я не хочу изучать в школе то, что противоречит моим внутренним убеждениям, и прошу убрать учение Дарвина из школьной программы!

Судья. Ты сама додумалась до этого?

Лолита. Нет, мы выдумали вместе с папой. (Смотрит на отца.)

Судья. Хорошо, что ты отвечаешь честно, послушаем теперь противоположную сторону.

Л о л и т у сменяет ответчик.

Ответчик. Вот уже тридцать лет я работаю в народном образовании, и не слышал еще, чтобы такие маленькие девочки предъявляли нам какие-то обвине­ния. В прежние времена ее бы исключили из школы.

Судья. Теперь иные времена.

Ответчик. Да, это верно. Как верно и то, что, являясь профессором физики, я решительно не верю в Святое Писание, которое, к тому же, даже в ру­ках никогда не держал, и считаю бредом все, что там написано!

Судья (так же резонно). Как же вы можете считать бредом то, что никогда не читали?

Ответчик. Мне не надо что-либо читать, чтобы составить мнение о предмете, я полагаюсь на мощь дедуктивного метода и на интуицию исследователя природы!

Судья. Допустим. Итак, вы считаете лживым все, что написано в Святом Писании, и предлагаете не трогать учение Дарвина, как единственно верное, и от­вечающее школьной программе?

Ответчик. Совершенно верно. И, кроме того, я предлагаю исключить Лолиту из школы, предваритель­но выпоров ее по первое число, и запретив зани­маться официальной наукой!

Лолита (с места). Мне начхать на вашу науку, а насчет выпороть, можете сделать это с собствен­ной бабушкой!

Ответчик. Какая бабушка, я сам уже дед, мне скоро будет под восемьдесят!

Лолита (ехидно). То-то, старый пень, ты защищаешь всякую дребедень!

Судья (протестующе). Стоп, стоп, не принимаются реплики ни одной из сторон. Итак, налицо два четко и недвусмысленно изложенных мнения, высказаться о которых попросим присяжных!

Присяжные оживленно переговариваются между собой, потом по очереди говорят.

Первый присяжный. Мы тут посовещались, и наши мнения разделились. Я, например, считаю, что права Лолита, и земля, а также все живое на ней создано Богом шесть с половиной тысячелетий назад. Не было никакой эволюции, а потому учение Дарвина насквозь лживо и реакционно!

Ответчик (с места). Может быть, и динозавров никогда не было?

Первый присяжный. А вы их сами когда-нибудь видели?

Ответчик. Но ведь находят же кости, в конце концов!

Первый присяжный. Кости вполне могли подбросить!

Ответчик. Кто подбросить?

Первый присяжный. Дьявол подбросить, а вы ему верите!

Ответчик. А может быть, и звезд на небе нет никаких?

Первый присяжный. А вы эти звезды руками трогали, вы по ним гуляли ногами? Может быть, это всего лишь фонарики, зажженные Господом Богом!

Ответчик. О Боже, что за мракобесие, что за ересь!

Лолита (с места). Вот видите, он употребил имя Бога! Все же без творца нельзя обойтись!

Судья (опять стучит молотком). Хорошо, мы выслушали мнение половины присяжных; послушаем теперь поло­вину вторую!

Второй присяжный (выходя на трибуну). Мы тут посовещались, и наши мнения разделились. Я, на­пример, и та часть присяжных, которая согласна со мной, считаем, что учение Дарвина верно, и его сле­дует оставить в учебниках. Учение же церкви следует запретить, как сеющее мракобесие и засоряющее моз­ги современных учеников!

Лолита (с места). Вы сами мракобес, а с мозгами у меня полный порядок!

Ответчик (с места). Ну я же говорил, что ее следуем высечь; хотя бы за неуважение к суду!

Судья (стуча своим молотком). Все, хватит, баста, дай­те подумать! Итак, мы выслушали два противополож­ных мнения, призывающих запретить учение Дарвина, или, наоборот, оставить его в школьной программе. Я думал всю ночь над этой дилеммой, и, если честно признаться, не смог ее разрешить,

Ответчик. Но почему, ведь все ясно, как Божий день!

Лолита. Вот в том-то и дело, что Божий!

Судья (не обращая внимания). Я, господа, готов поверить Святому Писанию, но только лишь в том случае, если оно мне объяснит, откуда взялись динозавры, или, по крайней мере, те кости, которые им якобы принадлежат? И точно так же я готов оставить в шко­ле учение Дарвина, но только лишь тогда, когда мне позволят дотронуться до звезды, и убедиться, что это не китайский фонарик, повешенный ангелами на тверди небесной, а нечто другое, в чем нас давно убеждает наука. Одним словом, господа, спустите мне с неба звезду, и приведите в зал хотя бы плохонького динозавра, а до тех пор не мешайте суду работать, ибо дел, господа, невпроворот, а тут еще вы с неле­пыми склоками. (Окончательно ударяет о стол молот­ком.)

Ответчик (в отчаянии). Ну хотя бы Лолиту позвольте высечь!

Лолита (ехидно). Не раньше, чем поцелуешься с мартышкой Дарвина!

Кто-то из публики (вздыхая). Вот они, господа, плоды нынешнего просвещения!

Все расходятся, оживленно переговариваясь.

Занавес.
2007


БЕЛОЕ БЕЗМОЛВИЕ
Маленькая комедия

Главный Полярник.

1-й помощник.

2-й помощник.

1-й белый медведь.

2-й белый медведь.



Северный полюс, на многие тысячи километров раз­лито Белое Безмолвие. Неожиданно лед вспучивается, и из него выныривает батискаф. Крышка открывается, и на льдину выходят покорители страшных глубин.

Главный Полярник. Ура, мы покорили Северный Полюс! Мы опустились на глубину 4 тысяч метров!

1-й помощник. Мы совершили невиданный подвиг, который никто не делал до нас, и не сделает после нас!

2-й помощник. Мы застолбили участок шельфа площадью в миллионы километров, и теперь, как кладоискатели, сможем единолично разрабатывать эту золотую жилу!

Главный Полярник (открывая бутылку с шампанским и угощая коллег). Но главное, друзья, не это, главное в том, что мы установили титановый флаг, подтверждающий наше присутствие в этом месте земли. Мы пометили самую северную точку пла­неты, как метят свои угодья белые медведи, подлин­ные хозяева этих мест. Теперь никто не осмелится посягать на нашу территорию, потому что закон ти­тановой метки един для всех.

1-й помощник. Тот, кто посягнет на эту священную территорию, будет иметь дело уже не с нами, а с мощью целого государства, вооруженного ракетами, самолетами и подводными лодками! Он столкнется с такой невиданной силой, которой никто не сможет противостоять!

2-й помощник. Мы будем добывать здесь медь и алмазы, золото и уран, качать нефть и газ, а все остальные будут смотреть на нас и облизывать паль­чики, потому что не догадались первыми поставить здесь титановую метку!

Главный Полярник (допивая шампанское и выбрасывая бутылку на лед). Да, друзья, мы назо­вем эту чудесную страну страной Белого Безмолвия, мы зажжем над ней тысячи искусственных солнц, мы опояшем ее сетью передающих антенн, каждая из ко­торых будет гудеть, захлебываясь от восторга, о подвиге отечественной науки, совершившей этот немыс­лимый прорыв в будущее!

1-й помощник. Виват отечественной науке!

2-й помощник. Виват бесстрашным полярникам!

Главный Полярник. А теперь, друзья, по закону этих суровых мест, я сам, как Главный Полярник, как тот белый медведь, что сторожит свою территорию, помечу эти священные угодья.

Мочится на все четыре стороны света.

Появляются два белых медведя.

1-й белый медведь. Ты не знаешь, кто это метит твою территорию?

2-й белый медведь. Не знаю, но злодей жестоко поплатится за это!

Набрасываются на полярников и разрывают их на клочки.

1-й медведь. Ну как тебе мясо этих пришлых захватчиков?

2-й медведь. Отвратительно, ведь мне попался са­мый старый и самый наглый, тот, что пометил мою заветную льдину. Признаюсь, что подобной тухлятины я в жизни своей не ел!

1-й медведь. Да, вижу, ты даже бороденку его не смог проглотить!

2-й медведь. Пусть это седое мочало глотают чай­ки и голодные рыбы, а я таким вшивым куском пакли пробавляться не буду!

Первый. Да, все пижоны от науки необыкновенно противны на вкус, ведь они годами не моются, мечтая о своих великих открытиях. Думаю, что ими побрезговали бы даже голодные каракатицы, чайки и полярные рыбы!

Второй. Это уж точно, канадские лесорубы были гораздо приятней на вкус. (Первому.) Ну что, пошли, вре­мени мало, а наглецов, готовых пометить нашу с то­бой территорию, с каждым годом становится все боль­ше и больше!

Первый. Пошли, приятель, Белое Безмолвие уже зовет нас своим вечным зовом!

Уходят.

На все четыре стороны света разлито Белое Безмолвие.

Конец.
2007



ЗАБАВНЫЙ СЛУЧАЙ
Маленькая комедия

1-й академик.

2-й академик.

Президент.

Великий Философ.

Ангел.


Секретарь.

Президент (сидя за рабочим столом, подписывая важные бумаги). Ну что там за шум, я опять не могу сосредоточиться, и подписать прошение об отставке зарвавшегося губернатора. Зарываются, понимаешь-ли, воруют почем зря, а мне потом приходится за них от­дуваться!

Секретарь (вежливо наклоняясь вперед). У нас все воруют, господин президент! а простой народ даже больше, чем губернаторы и чиновники; это, мож­но сказать, такое поветрие в нашей стране, – воро­вать все, что плохо лежит!

Президент (нервно). Не называй меня господином, у нас, слава Богу, господ давно нет, у нас суверен­ная демократия!

Секретарь (вежливо сгибаясь). Да, господин президент!

Президент (удовлетворенно). Вот так-то лучше! А насчет воровства, распространившегося, словно повет­рие, это ты зря! Как распространилось, так и утихнет, все, знаешь-ли, зависит от направления ветра.

Секретарь (все так же вежливо). Да, господин президент, ветер, понятное дело, дует туда, куда ему скажут.

Президент (продолжая мысль). А скажем, разумеется, мы! Так что там за шум?

Секретарь. Это академики пришли жаловаться на Господа Бога.

Президент (удивленно, откладывая в сторону перо). На кого, на кого? на Господа Бога? А что они конкретно хотят?

Секретарь. Отдать вам прошение.

Президент (подумав мгновение). Ну хорошо, пусть зайдут, только без истерик, и без этого, знаешь-ли, академического превосходства. Мол, мы великие ака­демики, мол, мы Нобелевские премии получаем, а ты простой президент из народа, и нам на тебя напле­вать!

Секретарь (испуганно). У них такого и в мыслях нет; они знают, когда можно плевать, а когда нель­зя!

Президент. Ну тогда проси, а если что, выгоняй в шею за дверь!

Секретарь вводит академиков.

1-й академик (подает Президенту прошение). Вот прошение вашей милости, просим рассмотреть срочное и принять необходимые меры!

Президент. Я не ваша милость, я президент!

1-й а к а д е м и к. Да, ваша милость!

Президент. Вот так-то лучше. А в чем смысл ва­шей просьбы?

2-й академик (выходя вперед). Жалуемся на засилье мракобесов и клерикалов, и просим оградить нас от Господа Бога!

1-й академик (отпихивая товарища). Совсем житья не стало от засилия церкви, только ты, царь-батюшка, и можешь помочь своим слугам!

Президент (резонно). Я не царь-батюшка, я президент. А что конкретно хотите вы от меня?

2-й академик (отпихивая товарища). Прищучь, благодетель ты наш, распоясавшихся служите­лей культа, и объяви науку единственно верным и непобедимым учением!

Президент (мягко). Я не ваш благодетель, я чу­жой благодетель; впрочем, это неважно; а насчет служителей культа, это мы ведь уже проходили!

За дверью шум, входит Великий Философ с хоругвью в руках.

Великий Философ (с порога). Защитите Бога, господин президент, от происков академических мракобесов, и вас станут носить на руках! Не дайте атеистической пропаганде вновь взять верх над верой и правдой! (Падает на колени, продолжая держать хоругвь в руках.)

П р е з и д е н т (он явно озадачен, и не знает, кому отдать предпочтение). Прищучить распоясавшихся служителей культа? защитить Бога от академических мракобесов? Но что же мне делать, кому следует отдать предпочтение? (Нервно ходит по кабинету, сжимая руками голову.)

С потолка слетает белый Ангел.

А н г е л (ангельским голосом). Не ломайте голову, господин президент, и не отдавайте предпочтение ни тому, ни другому. Дураков хватает везде. Гоните в шею всю эту братию, ведь точно так же, как Бог не нуждается ни в чьей защите, так и науке нисколько не угрожают церковники и клерикалы.

Президент (удивленно). Нет, это правда?

Ангел (все тем же ангельским голосом). Правдивее не бывает. А засим прощайте, недосуг мне больше тут находится!

Исчезает так же внезапно, как и появился.

Президент (с просветленным лицом, секре­тарю). Гони всех в шею, и как можно больнее!

Секретарь (радостно). Слушаюсь, господин президент!

Гонит всех в шею, и с шумом захлопывает за ними дверь.

Президент (сам с собой). Уф ты, еле отделался! Допекли меня эти академики вместе с философами! Пойду, сосну пару часов, пока кто-нибудь опять с прошением не пришел, да новый ангел с потолка не слетел.
Потягиваясь, уходит.
3 а н а в е с
2007

ЗАПАХ
Сцена из жизни Эдипа

Эдип.


Иокаста.

Иокаста. Я вынуждена признаться тебе, Эдип, – я не только твоя жена, от которой родились у тебя дети, но и твоя мать.

Эдип. Моя мать? Что ты говоришь, безумная? Не этот ли отвратительный запах, которым боги наказали Фи­вы, помутил твой разум? Как можешь ты быть моей матерью?

Иокаста. И, тем не менее, Эдип, это так. Более того, – тот человек царственного вида, который правил колесницей и ударил тебя хлыстом, а ты в порыве яро­сти убил его, – знай же, что этот человек – твой отец.

Эдип. Мой отец? я убил родного отца?

Иокаста. Это я все так подстроила. Знай же, мой муж и мой сын, что с самого твоего рождения воспы­лала я к тебе преступной любовью. Я смотрела на маленького пухлого младенца и видела взрослого юношу, который однажды станет моим мужем.

Эдип. Несчастная, возможно ли такое?

Иокаста. Возможно, если подобные мысли внушит человеку некий злой демон. Так, очевидно, было и в моем случае! Я пылала страстью к родному сыну и шла ради нее на одно преступление за другим.

Эдип. Что же преступного ты совершила? рассказывай, не утаивай теперь ничего!

Иокаста. О своей преступной страсти к тебе я уже говорила. Из-за нее-то, из-за этой преступной стра­сти твой отец, царь семивратных Фив, вынужден был возненавидеть тебя. Ты оказался его соперником, совершенно не подозревая об этом. Но проницательный царь, твой отец, видел мою преступную страсть, и от­дал приказ о твоем умерщвлении. Я восстановила отца против сына, я сделала его убийцей младенца, – не­важно, что ты случайно не умер, ибо раб, который должен был убить тебя, ослушался воли царя и отдал тебя на воспитание пастухам, от которых ты в конце-концов ушел в большой мир, – я сделала из своего мужа убийцу, и боги за это наслали на Фивы страшное бедствие. Тот запах, о котором ты сейчас говорил, есть запах разлагающихся на солнце трупов людей, ибо вот уже много лет страшный мор господствует в Фивах, не щадя никого, ни младенцев, ни дряхлых стариков.

Эдип. Твое первое преступление - это противоестественная страсть к собственному ребенку. Второе – превращение собственного мужа в убийцу. Третье – лише­ние детства и счастья меня, законного наследника царского трона, вынужденного долгие годы скитаться без кола и двора. Еще одно твое преступление – это мор, обрушившийся на семивратные Фивы. Поистине, ты ужасная женщина, и все вокруг тебя или гибнет, или поражается ненавистью, разлагаясь на солнце и испус­кая страшный удушливый запах.

И о к а с т а. Это запах моей преступной любви.

Э д и п. Ты права. Поистине, твоя любовь дурно пахнет. Но что же ты совершила еще ужасного, какие еще зло­деяния принесла ты мне и этому городу?

И о к а с т а. О, знай же, Эдип, что все это время, ког­да жил ты у пастухов в горах, и потом, когда скитал­ся по дорогам Эллады, я продолжала тайно следить за тобой, нашептывая на ухо с помощью специальных доносчиков мысли о необходимости возвращения в Фи­вы. Я внушила тебе ненависть к твоему родному отцу, я специально подстроила вашу встречу на узкой доро­ге – ту встречу, которая стала для него роковой. Я сделала из тебя убийцу собственного отца. Я страви­ла вас, как стравливают на дне кувшина двух скорпи­онов, заставляя их бросаться друг на друга, в результате чего оба они погибают. Моя любовь жгла мои внутренности, жгла все вокруг, что я видела и к чему прикасалась, превращая все в мертвые, вздувшиеся от солнца трупы, заставляя богов проклинать и меня, и тебя, и твоего родного отца, и твои родные семив­ратные Фивы. Я страшная преступница, Эдип, и злодеяния мои безмерны.

Эдип. Да, это так. И самое страшное из них – наш брак, брак сына и матери, ибо хуже этого преступления не может быть ничего. Теперь мне понятно, отчего стра­дают семивратные Фивы – они страдают из-за тебя, Ио­каста. Твоя преступная страсть к собственному сыну, твоя дурно пахнущая любовь действительно убила вок­руг все живое. Ты страшная преступница, Иокаста, и злодеяниям твоим должен быть положен конец.

Иокаста. Я знаю об этом, Эдип. Моя преступная стра­сть со временем так распухла и разложилась на солнце, что запах от нее убил все вокруг на многие сот­ни стадий. Я вся сочусь гноем, Эдип, ибо достигла того, чего хотела, сделав тебя своим мужем, и прев­ратившись за это в кусок распухшего тухлого мяса. Мне больше не место здесь, в царстве людей и света. Прощай, мой муж и мой сын, я не задержу тебя боль­ше ни на мгновение!

Вынимает из складок хитона кинжал и вонзает его се­бе в грудь; падает бездыханная на пол.

Эдип (вздымая кверху руки). О боги, если вы не хотите покарать меня за преступления, невольной причиной которых я стал, то придется мне сделать это самому!

Наклоняется к Иокасте, снимает у нее пояс, вытаскивает из него металлическую защелку и выкалы­вает ею себе глаза.

Да будет так, ибо этого, очевидно, хотели и боги! Я не имею права быть зрячим и видеть все ужасы, не­вольным участником которых стал! Не видеть и не обо­нять этот страшный запах – запах преступной любви! Единственное средство для этого – уйти добровольно в изгнание!



Шатаясь, покидает дворец и уходит в изгнание.

Занавес.


1996


ЭДИП, или ЛЮБОВЬ


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет