, пьесы абсурда, вроде «Реанимации»



бет3/5
Дата26.06.2016
өлшемі323 Kb.
#158807
түріОтчет
1   2   3   4   5

Она (сквозь всхлипывания). Бесчувственный, невыноси­мый, бессердечный, зачем же ты гулял со мной вдоль стен Новодевичьего монастыря, зачем целовал на снегу, зачем признавался в любви, дарил цветы и делал такое необычное предложение, которое делают только в книгах? зачем увлек меня своими рассказами о даль­них островах и сказочных путешествиях, зачем моро­чил голову мне и моим подругам, которые совсем оша­лели от твоих внезапных визитов и советовали мне бросить всех моих ухажеров, которых у меня было столько, что я всегда могла выбрать из них наиболее достойного и привлекательного?

О н. Я просто был одним из них, твоих многочисленных ухажеров, и, видимо, оказался самым достойным и наиболее привлекательным.

О н а. Зачем ты заставил меня порвать письма моих поклонников?

О н. Я ревновал, что же в этом было плохого?

О н а. Зачем согласился сменить студенческое общежитие на эту комнату в квартире моей доброй тетки, кото­рая, по доброте, до сих пор не выгнала нас на снег и мороз, хотя мы оба это давно уже заслужили?

О н. Я думал, что в спокойных условиях мне легче будет писать свои фантастические рассказы.

О н а. Зачем ты сделал мне большой и круглый живот, та­кой огромный, что мне неудобно уже ходить в инсти­тут, потому что ходить туда покинутой дурой означа­ет насмешки подруг и сочувственный шепот препода­вателей?

О н. Затем, что так всегда заканчивается близость между двумя молодыми людьми, ибо природа, как и всегда, берет верх над осторожностью и рассудочностью; потому, что так всегда было и всегда будет; вспомни, наконец, про историю с Ромео и Джульеттой; вспомни, что им, как и нам, пришлось наделать много ошибок.

О н а (отчаянно). Зачем ты до сих пор на мне не женился, зачем не узаконил мой большой и круглый живот, ко­торого, быть может, и не видно для постороннего гла­за, но который будет таким уже через самое малое время?

О н. Затем, что я психологически не готов связать себя узами брака; затем, что я еще неопытный юноша, обдумывающий свое житье и бытье, решающий, но так и не могущий решить основной вопрос философии, меч­тающий стать великим писателем, и страшащийся тихого семейного очага не меньше, чем самого сильного при­родного бедствия: землетрясения, или нашествия саран­чи! (Внезапно проводя рукой по глазам.) Впрочем, теперь мне уже все равно, я устал, я не могу выно­сить этот бесконечно повторяющийся и раздражающий меня разговор; извини, но мне надо лечь и хотя бы немного от всего отдохнуть; отдохнуть от этого бес­конечного бега по кругу, от хлопанья бича и смеха пьяной публики в балагане; которой наплевать, ско­лько кругов я уже пробежал, сколько раз жгучий хлыст касался моей взмыленной кожи, и когда же, в конце-концов, все это закончится.
Подходит к дивану, ложится, и сразу же засыпает.

Она подходит к столу, машинально берет в руки отчет, перебирает листы, потом начинает читать.
Она (читает). «В этом очередном отчете, который, как и все предыдущие, не будет, очевидно, принят Комисси­ей, я по-прежнему утверждаю, что действовал правиль­но, более того – единственно верно; будущее было в моих руках, будущее дрожало на чаше весов, и от моих действий, уважаемые господа члены Комиссии, зависело будущее нас обоих; связать себя узами бра­ка, поставить крест на своей будущей жизни, перечеркнуть свою карьеру я тогда не решился; дальнейшие события, вся моя жизнь, все мои книги, моя семья, мои друзья, дети, известность, – весь мой дальней­ший жизненный путь подтверждают это как нельзя луч­ше; я принес пользу тысячам, быть может, даже мил­лионам людей; что же касается ее безумной и непростительной выходки, ее страшного и неумного ухода из жизни, то, смею надеяться, прямого отношения к этому я, уважаемые господа члены Комиссии, не имею; быть может – косвенное, но никак, никак не прямое; впрочем, несмотря на это мое утверждение, я почти что уверен в том, что этот мой, писанный кровью и страданьем отчет, не будет принят уважаемыми госпо­дами; тем не менее, как и прежде, остаюсь при сво­их выстраданных убеждениях, которые, возможно, яв­ляются заблуждениями. С уважением, и так далее. Чис­ло и дата, разумеется, не важны».

С грустной улыбкой некоторое время держит еще бума­ги в руках, потом кладет их на стол, что-то пишет прямо на них, и, быстро подойдя к дивану, легко целует Е г о в висок; после этого исчезает из ком­наты.

О н просыпается через некоторое время, лежит с от­крытыми глазами, закинув руки за голову, потом вста­ет, подходит к столу, берет верхний лист и читает написанные Е ю слова: «Извините, отчет не принят». Молча садится на стул, и долго сидит, глядя на зак­рытую дверь.

Пауза.

После длительного и тягостного молчания дверь нако­нец открывается, и в комнату входит О н а.

Оба долго и молча смотрят друг другу в глаза.

Занавес.
1999



РЕАНИМАЦИЯ
Сцены больничной жизни

Первый Пациент.

Второй Пациент.

Первый Санитар.

Второй Санитар.

Больничная палата, совершенно пустая, освещенная нестерпимо-ярким светом флюоресцентных ламп, вык­рашенная в ядовито-белый цвет; краска на стенах и штукатурка на потолке от времени и, очевидно, сырости, местами осыпались; пол гладкий, покрытый линолеумом; в углу раковина; окна отсутствуют.

Сцена первая. Начало



Открывается дверь, и Первый Санитар ввозит на каталке Первого Пациента; ставит каталку посередине палаты, так что ноги Пациента смотрят прямо на зрителей; потом уходит, закрыв дверь в палату.

Пауза.

Слышно, как в раковину из крана тонкой струйкой стекает вода; постепенно она превращается в отде­льные, нудно, одна за другой бьющие в кафель кап­ли; удары неровные, напоминающие удары сердца бо­рющегося за жизнь человека; они то учащаются, то почти совсем пропадают.

Пациент неподвижен, только иногда, рефлекторно, слегка шевелит голыми пальцами ног.

Пауза.

Капли падают в разном ритме.

Дверь со скрипом открывается, и в палату Вто­рой Санитар, похожий, впрочем, как две капли воды на Первого, вкатывает каталку-кровать, на которой неподвижно, с закрытыми гла­зами, лежит Второй Пациент; он похож на Первого, как две капли воды. Второй Санитар ставит каталку-кровать посередине комнаты, параллельно первой кровати, и, равнодушно повернувшись, уходит за дверь, которая, очевидно, давно не смазывалась, и закрывается с трудом и со скрипом.

Пауза.

Слышны удары сердец обоих Пациентов па­латы. Удары судорожные, неровные.

Иногда по голым ступням Пациентов про­бегает неровная судорога.

Пауза.

Внезапно Первый Пациент судорожно поднимается на кровати, открывает глаза и дико вращает ими по сторонам. Потом поворачивается к Второму, и, увидя его, приходит в неописуе­мое волнение, начинает размахивать руками, пытает­ся что-то сказать, но только лишь хрипит, и в ито­ге падает с кровати на пол.

Под потолком зажигается красная лампочка и начи­нает неровно мигать.

Дверь открывается, и в палату вбегает Первый Санитар, хватает в охапку Первого Пациента, и, спешно закинув его на катал­ку, увозит из комнаты.

Лампочка под потолком внезапно гаснет, но вместо нее из крана начинает капать вода, удары капель напоминают ритм предсмертных ударов сердца. Он неровен, внезапно прерывается, потом еле слышно возобновляется, и только лишь очень медленно, по­степенно, приходит в относительно ровное состояние. Дверь открывается, и Первый Санитар вкатывает в палату Первого Пациента, ставит каталку на прежнее место, и, равно­душно повернувшись, уходит из комнаты.

Тишина. Ярко горят флюоресцентные лампы под пото­лком.

Пауза.

Внезапно Второй Пациент судорожно приподнимается на кровати, дико вращает по сторо­нам головой и глазами, останавливается взглядом на Первом, и, увидя его, пытается дотянуть­ся руками до соседней кровати, цепляется за нее пальцами, но внезапно теряет равновесие и с грохо­том падает на пол.

Под потолком зажигается красная лампа и начинает непрерывно мигать.

Вдали раздаются звуки сирены, слышится топот ног, и в комнату, распахнув настежь дверь, вбегает Второй Санитар. Берет на руки упавше­го Пациента, кое-как укладывает его на кровать, и, катя ее перед собой, сломя голову выбе­гает вон из палаты.

Противно визжат несмазанные петли двери.

Лампочка под потолком гаснет, но вдали, то увели­чивая звук, то уменьшая, непрерывно звенит сирена. Потом умолкает.

Тишина, в которой медленно, одна за одной, падают из крана капли воды.

Постепенно они переходят в удары больного, сража­ющегося за жизнь, сердца.

Удар.

Тишина.

Удар.

Тишина.

Очень большая пауза, во время которой по ступне Первого Пациента время от времени пробегает судорога, иногда начинают шевелиться пальцы, но потом ноги вытягиваются еще длиннее, чем прежде, и в палате не слышно ничего, кроме гудения под потолком ярких флюоресцентных ламп.

Тишина.

Внезапно из крана сбегает струйка воды, и так же внезапно заканчивается.

Пауза.

Вдали раздаются шаги, становятся ближе, дверь открывается, и Второй Санитар вкатыва­ет Второго Пациента в палату, ста­вит каталку на прежнее место, и, равнодушно повер­нувшись, уходит, закрывая со скрипом дверь. Обе кровати стоят параллельно, Пациенты лежат голыми пятками к Зрителям, иногда непроизвольно шевеля желтыми мертвыми пальцами.

Тишина, пауза.

Пробежала струйка воды.

Вдали раздались шаги, приблизились к палате, про­шли мимо, и пропали где-то за поворотом.

Непрерывное гуденье флюоресцентных ламп.

Пациенты лежат неподвижно.

Пауза.

Затемнение.

Сцена вторая. Любовь

Первый Пациент внезапно открывает глаза, некоторое время лежит без движения, потом судорожно приподнимается, дико озирается по сторо­нам, останавливается взглядом на Первом Пациенте и долго, словно изучая, смотрит ему в лицо. Потом беспричинно начинает улыбаться, лицо его прямо-таки светится счастьем и радостью, он легонько дотягивается рукой и похлопывает свое­го соседа по животу.

Второй Пациент открывает глаза, неко­торое время лежит неподвижно, потом судорожно при­поднимается на кровати, смотрит на своего с о с е д а, и постепенно сквозь маску непонимания и без­различия, может быть даже небытия, к нему приходит понимание счастья. О н тянет вперед руки, сцепляет их с руками вновь обретенного друга, и невы­разимое, неземное счастье расплывается у него на лице.

Некоторое время, поглощенные взаимной любовью, оба Пациента держат друг друга за руки и тихо, счастливо улыбаются один другому. Им уже никто в мире не нужен, ибо весь мир заключен для них во вновь обретенном, единственном, и, возмож­но, последнем друге, лучше которого уже не найти.

Пауза.

Руки по-прежнему сплетены.

Пауза.

Глаза по-прежнему устремлены в глаза.

Пауза.

Любовь по-прежнему разливается по палате.

Пробежала струйка воды.

Первый Пациент медленно, очень мед­ленно, очень тихо, но неотвратимо начинает заваливаться на бок, потом медленно падает на кровать и вытягивается вдоль нее, судорожно дергая рукой и ногой.

Под потолком мигает красная лампа.

Удары воды имитируют пульс уставшего сердца.

Дверь открывается, в палате появляется Первый Санитар и поспешно увозит больного.

Пауза.

Пробежала струйка воды.

Второй Пациент агонизирует на кровати. Второй Санитар увозит бедолагу за дверь.

Дробь воды напоминает агонию.

Лампа под потолком непрерывно мигает.

Пауза.

Внезапно все прекращается, и Первый Санитар ввозит в палату кровать Первого Пациента. Устанавливает на прежнее место. Потом уходит.

Пауза.

Второй Санитар вкатывает в палату Второго неподвижного Пациента. Оба Пациента лежат на прежних местах.

Пауза.

По ступне Первого Пациента пробе­жала мелкая дрожь.

Пауза.

Второй Пациент слабо пошевелил желтым мертвым мизинцем.

Очень длинная пауза.

Слабо капнула и пропала струйка воды.

Затемнение.

Сцена третья. Ненависть

Та же картина.

Пауза.

Упала капля.

Потом быстро еще и еще, тревожно и быстро.

Лампочка под потолком тревожно мигает.

Пациенты сидят на кроватях, с ненавистью глядя один на другого.

Пауза.

Пациенты с ненавистью отпихивают от себя кровати друг друга.

Пауза.

Пациенты возятся на полу, стараясь перег­рызть горло соперника.

Пауза.

Два скрюченных тела застыли на полу в неестественных позах.

Первый и Второй Санитары по очереди увозят тела прочь из палаты.

Упала одинокая капля.

Затемнение.


Сцена четвертая. Удивление



Сцена четвертая строится по принципу предыдущих.

Сцены пятая, шестая и далее: Про­гресс, Рецидив, Выписка и другие построены анало­гично.

Звук капель, упавших в раковину где-то за сценой.

Конец.


1998
АВТОР И ЦЕНЗОР
Диалог

Автор.

Цензор.

Автор. О Цензор, ты решил перейти мне дорогу, запрещая писать то, что льется из моей переполненной сюжетами души! Ты, будучи сам ничтожным, решил запре­тить мне печататься там, где я обычно печатался. Ты, не могущий написать внятно и двух слов, ты, занима­ющийся на досуге таким низким хобби, о котором даже неприлично упоминать, решаешь, жить мне дальше, или погибнуть? Ибо невозможность печататься и означает для меня подлинную смерть.

Цензор. Да, я имею некоторое влияние на редактора того журнала, в котором ты предполагал напечатать свои сочинения. Но, во-первых, мне показалось, что в одном из них ты вывел меня самого, причем не в очень приглядном виде. А это, согласись, не очень-то для меня приятно.

Автор. Молчи, ничтожнейший из людей! Обладая, как я уже говорил, некоторым влиянием на знакомого мне редактора, а, кроме того, необыкновенно низкой душой, ты вдруг испугался, увидев в одной из моих ве­щей себя самого. Но, дорогой мой, ты всего лишь пос­мотрелся в одно из зеркал, в огромном количестве из­готовляющихся мною, ибо мои произведения, мои сати­ры, и есть те зеркала, в которые смотрятся многие люди. В том числе и ты, глубоко обожаемый мною Цен­зор, ибо я обожаю таких глупцов, вроде тебя, предос­тавляющих мне благодатный материал для моих малень­ких и невинных сатир. Слышал ли ты когда-нибудь о таком слове: «типичный»? Так вот, любезный мой друг, ты всего лишь столкнулся со случаем, когда в част­ном видится общее, присущее многим людям, в том числе и тебе. Ты всего лишь типичный осел, мой глу­боко обожаемый друг, увидевший в зеркале моей сказ­ки свою мерзкую ослиную морду. Смотри же на нее, и реви по ослиному от собственного бессилия!

Цензор. Этого не будет, ибо я запретил печатать твою пресловутую сказку. Это зеркало, в котором, как ты утверждаешь, многие, в том числе и я, видят свои ослиные морды.

Автор. Ну тогда, глубокоуважаемый осел, я напечатаю ее в другом месте, или напишу еще сотню подобных сказок, в которых ничтожества, вроде тебя, все же увидят себя самого. Я разбросаю эти сказки, эти са­тиры, эти комедии по всему миру, я установлю эти зеркала правды везде, где только возможно, так что ослы, подобные тебе, нигде не смогут укрыться от них. Любое ничтожество, вроде тебя, тешившее свое тщеславие таким низким занятием, о котором здесь даже стыдно упоминать (а ты знаешь, что я хорошо знаком с твоей личной жизнью, и вдоволь, хоть и не по своей воле, покопался в твоем грязном белье), – никто из подобных тебе не сможет уверну­ться от моих бессмертных зеркал, чтобы не увидеть в них самого себя, увенчанного короной добропоря­дочного осла. Ибо сатира, мой друг, бессмертна, и запретить ее не в силах никто.

Цензор. Я сделаю это!

Автор. Нет, друг мой, не сделаешь. Этого не смог сделать никто до тебя, не сможет никто и после те­бя. А что же касается нашего с тобой конкретного случая, то занимайся лучше в тиши своим малоприг­лядным хобби, и не пытайся остановить то, что оста­новить невозможно. Сатиры посвящались и императо­рам, и ничтожным нищим, и даже бессмертным богам, так куда уж тебе, ничтожнейший из знакомых мне про­щелыг, скрыться от их разящего смеха!? Твоя профес­сия, о Цензор, смешна и во все времена бесполезна, твои же пороки гнусны и на первый взгляд никому не мешают. Однако это не так, ибо этих пороков тьмы, тьмы и тьмы, и именно боязнь узнать самих себя в зеркале беспощадных сатир заставляет тебе подобных закрывать занавесями стыда зеркала вечной сатиры. Но это тщетное занятие, мой милый друг! Вари же на огне своей низости вечную похлебку глупости и не­потребства, тряси отвислыми грудями подлости и разврата, и не пытайся запретить то, что запретить невозможно. Я все сказал. Vale!

2001


БУХГАЛТЕР
Сцены у телефона

Инвалид.

Фотограф.

Бухгалтер.

Девица с манометром.

Девица с лампочкой.

Девица с унитазом в руках.

Сцена первая



Телефон на фоне пустого пространства. Открывается дверь и появляется Инвалид. Бе­рет трубку, набирает номер.

Инвалид. Але! Добрый день! Это кто? Это контора? Дайте бухгалтера! Бухгалтера нет? А кто есть? Есть счетовод? Чего надо? Сколько стоит кубометр воды? Кто говорит? Говорит инвалид. Спросить у бухгалтера ЖЭКа? Она больная на голову, и завышает цифры учета. А я на что болен? Я болен по учету здоровья. Не мо­жете поэтому сообщить секретные цифры? Спросить у бухгалтера ЖЭКа? Я же говорю, что она больная на голову. К тому же завышает цифры учета. А я инва­лид по учету здоровья. Мне полагается льготная сет­ка. Чего? Вы тоже болеете, но льготную сетку вам не дают? А сколько стоит кубометр воды? А вы не скажете, потому что спросить у бухгалтера? А я ин­валид, а она больная на голову. А вам начхать, потому что тоже болеете? А мне начхать, потому что льготная сетка! А бухгалтер наша больная на голову! А я инвалид по общим вопросам! А сколько стоит ку­бометр воды? Але! Але!

Слышатся гудки отбоя. Бросает трубку на рычаги.
(Кричит.) Я сам вас поставлю на общую сетку! Я всех вас выведу на чистую воду!

Поворачивается, и уходит, раздосадованный донельзя.

Сцена вторая



Тот же Инвалид, прихрамывая, возвращается в комнату. Рядом с телефоном теперь стул и маленький коврик. В углу – фикус, или пальма в кадушке.

Инвалид (берет трубку, набирает номер). Але! Это кто? Это контора? Это не контора, это электрозапа­сы? А где контора? Контора теперь по новому теле­фону? По 3 - 10 - 11 - 19? Але, девушка, не вешай­те трубку! Сколько стоят запасы по свету? На сколько человек? На одного инвалида! По сетке, или по справке? По справке и общему состоянию? Спросить лучше у бухгалтера ЖЭКа? Она со сдвигом и ворует энергию! А вам начхать, и я тоже со сдвигом? Я не со сдвигом, я на справке и по общему состоянию! Что? Вы меня и без справки узнали? Але, девушка, не ве­шайте трубку!

В трубке гудки. Бросает трубку на пол.

(Кричит.) Я вас тоже узнаю, и на солнце сохнуть зас­тавлю! Воруют энергию, а у меня справка с печатью!



Уходит, сердито пнув коврик ногою.

Сцена третья



Комната, телефон на подставке, коврик, пальма в углу, на стенах картины и фотографии; неяркий пей­заж в открытом окне.

Инвалид (входит, прихрамывая, на костыле, берет трубку, набирает и одновременно кричит). Але, я инвалид! Это контора по общим вопросам? Чего? Кон­тора сгорела? Давайте тогда водные наполнители! Че­го? Наполнители временно не работают? Тогда давай­те энергию освещения! Энергия временно кончилась? А кто у телефона? Дежурная канализации и сточных воздействий? Але, девушка, сколько стоит кубометр воздействий? Спросить у своего бухгалтера ЖЭКа? Она со сдвигом, и ворует очистку! А вам начхать, вы и так по горло в канализации? А я инвалид со справкой и по общим болезням! А вам начхать, пускай хоть все трубы полопаются? А у меня и так полопались, и спра­вка промокла!

Вытаскивает из кармана мокрую справку.

(Кричит.) Але, але! Девушка, вы меня слышите?



В трубке гудки, прерываемые звуком смыва и сочного бульканья. Кричит, футболит коврик ногою, и бьет костылем по картинам и фотографиям.
(Кричит.) Везде воры, а у меня справка промокла! Ну ничего, я вас и со справкой в канализации откопаю!

Уходит, сильно хромая, сжимая в руке мокрую справку.

Сцена четвертая



Комната, в которой прибавились стулья, шкафы, полки и книги, большой ковер на полу, сменивший маленький коврик, а также Девицы с маномет­ром, электрической лампочкой и унитазом в руках. Здесь же Фо­тограф, невозмутимо расставивший треногу сво­его аппарата.

Инвалид (вбегает на костыле, справка с единственным словом «СПРАВКА», а также круглой печатью, тор­чит у него из кармана; кричит на Девиц и Фотографа). Я инвалид! Я со справкой! Сколько стоят водные процедуры?

Девица с манометром (приседая, как в реверансе). Сто сорок рублей, ваша милость!

Инвалид. Я не милость! Я на сетке и по общим вопросам! Я всех вас выведу на чистую воду!

Бьет костылем Девицу с манометром, бьет телефон и все, что попадается под руку, после чего убегает из комнаты.

Фотограф невозмутимо вынимает снимок, впра­вляет его в рамочку, и криво вешает на обедневшую стену.

Фотограф (с уважением). Всегда пожалуйста хорошему человеку!

Затемнение.

Сцена пятая



То же самое.

Инвалид (на двух костылях и со справкой в кармане вбегает в комнату, кричит прямо с порога). Я инва­лид! Я со справкой! У нас бухгалтер тоже со сдвигом! Сколько стоят электрические возможности?

Девица с лампочкой (виновато, опустив до­лу глаза, выступая вперед). Тридцать центов, месье чемпион!

Инвалид (злорадно). Ага, попалась, негодная сводница! (Бьет костылем по ней и по лампочке, а также громит вокруг все, что ломается; бежит из комнаты, размахивая костылем и справкой с печатью.)

Фотограф (напрасно протягивая ему фотокарточку). Панове, с вас двадцать злотых за услуги фотографа! (Недоуменно пожимает плечами, вешает фотографию на разоренную стену.)

Временное затемнение.
Сцена шестая

То же самое, комната весьма разоренная, однако кое-как поставленная на место.

Инвалид (вбегает с кучей костылей под мышками и в руках; голова замотана широким бинтом; в кармане у него пачка справок с печатью; швыряет в зал и в стороны костыли, победно кричит). Але, я инвалид, у нас бухгалтер утонула в очистке!


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет