Александр Дюма. Три мушкетера

- Тысяча чертей! Вас это удивляет?

И все девять сражающихся бросились друг на друга с яростью, не

исключавшей, впрочем, известной обдуманности действий.

Атос бился с неким Каюзаком, любимцем кардинала, на долю Портоса выпал

Бикара, тогда как Арамис очутился лицом к лицу с двумя противниками.

Что же касается д'Артаньяна, то его противником оказался сам де Жюссак.

Сердце молодого гасконца билось столь сильно, что готово было разорвать

ему грудь. Видит бог, не от страха - он и тени страха не испытывал, - а от

возбуждения. Он дрался, как разъяренный тигр, носясь вокруг своего

противника, двадцать раз меняя тактику и местоположение. Жюссак был, по

тогдашнему выражению, "мастер клинка", и притом многоопытный. Тем не менее

он с величайшим трудом оборонялся против гибкого и ловкого противника,

который, ежеминутно пренебрегая общепринятыми правилами, нападал

одновременно со всех сторон, в то же время парируя удары, как человек,

тщательно оберегающий свою кожу.

Эта борьба в конце концов вывела де Жюссака из терпения. Разъяренный

тем, что ему не удается справиться с противником, которого он счел юнцом, он

разгорячился и начал делать ошибку за ошибкой. Д'Артаньян, не имевший

большого опыта, но зато помнивший теорию, удвоил быстроту движений. Жюссак,

решив покончить с ним, сделал резкий выпад, стремясь нанести противнику

страшный удар. Но д'Артаньян ловко отпарировал, и, в то время как Жюссак

выпрямлялся, гасконец, словно змея, ускользнул из-под его руки и насквозь

пронзил его своей шпагой. Жюссак рухнул как подкошенный.

Освободившись от своего противника, д'Артаньян быстрым и тревожным

взглядом окинул поле битвы.

Арамис успел уже покончить с одним из своих противников, по второй

сильно теснил его. Все же положение Арамиса было благоприятно, и он мог еще

защищаться.

Бикара и Портос ловко орудовали шпагами. Портос был уже ранен в

предплечье, Бикара - в бедро. Ни та, ни другая рана не угрожала жизни, и оба

они с еще большим ожесточением продолжали изощряться в искусстве фехтования.

Атос, вторично раненный Каюзаком, с каждым мгновением все больше

бледнел, но не отступал ни на шаг. Он только переложил шпагу в другую руку и

теперь дрался левой.

Д'Артаньян, согласно законам дуэли, принятым в те времена, имел право

поддержать одного из сражающихся. Остановившись в нерешительности и не зная,

кому больше нужна его помощь, он вдруг уловил взгляд Атоса. Этот взгляд был

мучительно красноречив. Атос скорее бы умер, чем позвал на помощь. Но

взглянуть он мог и взглядом мог попросить о поддержке. Д'Артаньян понял и,

рванувшись вперед, сбоку обрушился на Каюзака:

- Ко мне, господин гвардеец! Я убью вас!

Каюзак обернулся. Помощь подоспела вовремя. Атос, которого поддерживало

только его неслыханное мужество, опустился на одно колено.

- Проклятие! - крикнул он. - Не убивайте его, молодой человек. Я должен

еще свести с ним старые счеты, когда поправлюсь и буду здоров. Обезоружьте

его, выбейте шпагу... Вот так... Отлично! Отлично!

Это восклицание вырвалось у Атоса, когда он увидел, как шпага Каюзака

отлетела на двадцать шагов. Д'Артаньян и Каюзак одновременно бросились за

ней: один - чтобы вернуть ее себе, другой - чтобы завладеть ею. Д'Артаньян,

более проворный, добежал первым и наступил ногой на лезвие.

Каюзак бросился к гвардейцу, которого убил Арамис, схватил его рапиру и

собирался вернуться к д'Артаньяну, по пути наскочил на Атоса, успевшего за

эти короткие мгновения перевести дух. Опасаясь, что д'Артаньян убьет его

врага, Атос желал возобновить бой.

Д'Артаньян понял, что помешать ему - значило бы обидеть Атоса. И

действительно, через несколько секунд Каюзак упал: шпага Атоса вонзилась ему

в горло.

В это же самое время Арамис приставил конец шпаги к груди поверженного

им противника, вынудив его признать себя побежденным.

Оставались Портос и Бикара. Портос дурачился, спрашивая у Бикара,

который, по его мнению, может быть час, и поздравляя его с ротой, которую

получил его брат в Наваррском полку. Но все его насмешки не вели ни к чему:

Бикара был один из тех железных людей, которые падают только мертвыми.

Между тем пора было кончать. Могла появиться стража и арестовать всех

участников дуэли - и здоровых и раненых, роялистов и кардиналистов. Атос,

Арамис и д'Артаньян окружили Бикара, предлагая ему сдаться. Один против

всех, раненный в бедро, Бикара все же отказался. Но Жюссак, приподнявшись на

локте, крикнул ему, чтобы он сдавался. Бикара был гасконец, как и

д'Артаньян. Он остался глух и только засмеялся. Продолжая драться, он между

двумя выпадами концом шпаги указал точку на земле.

- Здесь... - произнес он, пародируя слова Библии, - здесь умрет Бикара,

один из всех, иже были с ним.

- Но ведь их четверо против тебя одного. Сдайся, приказываю тебе!

- Раз ты приказываешь, дело другое, - сказал Бикара. - Ты мой бригадир,

и я должен повиноваться.

И, внезапно отскочив назад, он переломил пополам свою шпагу, чтобы не

отдать ее противнику. Перекинув через стену монастыря обломки, он скрестил

на груди руки, насвистывая какую-то кардиналистскую песенку.

Мужество всегда вызывает уважение, даже если это мужество врага.

Мушкетеры отсалютовали смелому гвардейцу своими шпагами и спрятали их в

ножны. Д'Артаньян последовал их примеру, а затем, с помощью Бикара,

единственного из гвардейцев оставшегося на ногах, он отнес к крыльцу

монастыря Жюссака, Каюзака и того из противников Арамиса, который был только

ранен. Четвертый гвардеец, как мы уже говорили, был убит. Затем, позвонив в

колокол у входа и унося с собой четыре шпаги из пяти, опьяненные радостью,

они двинулись к дому г-на де Тревиля.

Они шли, держась под руки и занимая всю ширину улицы, заговаривая со

всеми встречавшимися им мушкетерами, так что в конце концов это стало похоже

на триумфальное шествие. Д'Артаньян был в упоении. Он шагал между Атосом и

Портосом, с любовью обнимая их.

- Если я еще не мушкетер, - произнес он на пороге дома де Тревиля,

обращаясь к своим новым друзьям, - я все же могу уже считать себя принятым в

ученики, не правда ли?

VI. ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО КОРОЛЬ ЛЮДОВИК ТРИНАДЦАТЫЙ

История эта наделала много шума. Г-н де Тревиль вслух бранил своих

мушкетеров и втихомолку поздравлял их. Нельзя было, однако, терять время:

следовало немедленно предупредить короля, и г-н де Тревиль поспешил в Лувр.

Но было уже поздно: король сидел, запершись с кардиналом. Де Тревилю было

сказано, что король занят и никого сейчас принять не может. Де Тревиль

явился вечером, в час, когда король играл в карты. Король был в выигрыше, и

так как его величество отличался чрезвычайной скупостью, то находился по

этому случаю в прекрасном расположении духа.

- Подойдите-ка сюда, господин капитан! - закричал он, еще издали

заметив де Тревиля. - Подойдите, чтобы я мог хорошенько выбранить вас.

Известно ли вам, что его преосвященство явился ко мне с жалобой на ваших

мушкетеров и так волновался, что после разговора даже слег в постель? Да что

же это - головорезы, черти какие-то ваши мушкетеры?

- Нет, ваше величество, - ответил де Тревиль, с первых слов поняв,

какой оборот примет дело. - Нет, как раз напротив: это добрейшие создания,

кроткие, как агнцы, и стремящиеся, ручаюсь вам, только к одному - чтобы

шпаги их покидали ножны лишь для службы вашему величеству. Но что поделаешь:

гвардейцы господина кардинала всюду придираются к ним, и бедные молодые люди

вынуждены защищаться, хотя бы во имя чести своего полка.

- Послушайте, господин де Тревиль! - воскликнул король. - Послушайте!

Можно подумать, что речь идет о какой-то монашеской общине. В самом деле,

дорогой мой капитан, у меня является желание лишить вас капитанского чина и

пожаловать им мадемуазель де Шемро, которую я обещал сделать настоятельницей

монастыря. Но не воображайте, что я поверю вам на слово. Меня, господин де

Тревиль, называют Людовиком Справедливым, и вот мы сейчас увидим...

- Именно потому, что я полагаюсь на эту справедливость, я терпеливо и с

полным спокойствием буду ждать решения вашего величества.

- Подождите, подождите, - сказал король. - Я недолго заставлю вас

ждать.

Счастье в игре к этому времени начало изменять королю: он стал

Через несколько минут король поднялся и, пряча в карман деньги, лежавшие

перед ним на столе и почти целиком выигранные им, сказал:

- Ла Вьевиль, займите мое место. Мне нужно поговорить с господином де

Тревилем о важном деле... Ах да, тут у меня лежало восемьдесят луи -

поставьте столько же, чтобы проигравшие не пострадали. Справедливость прежде

всего!

Затем он повернулся к де Тревилю.

вы утверждаете, что именно гвардейцы его преосвященства затеяли ссору с

вашими мушкетерами?

- Да, ваше величество, как и всегда.

- Как же все это произошло? Расскажите. Ведь вам, наверное, известно,

дорогой мой капитан, что судья должен выслушать обе стороны.

- Господи боже мой! Все это произошло как нельзя более просто. Трое

лучших моих солдат - имена их хорошо известны вашему величеству, имевшему не

раз случай оценить их верность, а они, могу уверить ваше величество, всей

душой преданы своей службе, - итак, трое моих солдат, господа Атос, Портос и

Арамис, собирались на прогулку вместе с одним молодым гасконцем, которого я

как раз сегодня утром поручил их вниманию. Они собирались, если не ошибаюсь,

в Сен-Жермен и местом встречи назначили поляну около монастыря Дешо.

Внезапно откуда-то появился господин де Жюссак в сопровождении господина

Каюзака, Бикара и еще двух гвардейцев. Эти господа пришли сюда такой

многочисленной компанией, по-видимому, не без намерения нарушить указы.

- Так, так, я только сейчас понял, - сказал король. - Они сами

собирались здесь драться на дуэли?

- Я не обвиняю их, ваше величество, но ваше величество сами можете

посудить: с какой целью пятеро вооруженных людей могут отправиться в такое

уединенное место, как окрестности монастыря кармелиток?

- Вы правы, Тревиль, вы правы!

- Но, увидев моих мушкетеров, они изменили намерение, и личная вражда

уступила место вражде между полками. Вашему величеству ведь известно, что

мушкетеры, преданные королю, и только королю, - исконные враги гвардейцев,

преданных господину кардиналу?

- Да, Тревиль, да, - с грустью произнес король. - Очень печально видеть

во Франции это разделение на два лагеря. Очень печально, что у королевства

две головы. Но все это кончится, Тревиль, все это кончится... Итак, вы

говорите, что гвардейцы затеяли ссору с мушкетерами?

- Я говорю, что дело, вероятно, произошло именно так. Но ручаться не

могу. Вы знаете, как трудно установить истину. Для этого нужно обладать той

необыкновенной проницательностью, благодаря которой Людовик Тринадцатый

прозван Людовиком Справедливым.

- Вы правы, Тревиль. Но мушкетеры ваши были не одни. С ними был юноша,

почти ребенок.

- Да, ваше величество, и один раненый, так что трое королевских

мушкетеров, из которых один был ранен, и с ними один мальчик устояли против

пятерых самых прославленных гвардейцев господина кардинала и даже уложили

четверых из них.

- Да ведь это победа! - воскликнул король, просияв. - Полная победа!

- Да, ваше величество, столь же полная, как у Сэ (*24).

- Четыре человека, из которых один раненый и один почти ребенок,

сказали вы?

- Едва ли его можно назвать даже молодым человеком. Но вел он себя во

время этого столкновения так великолепно, что я возьму на себя смелость

рекомендовать его вашему величеству.

- Как его зовут?

- Д'Артаньян, ваше величество. Это сын одного из моих самых старых

друзей. Сын человека, который вместе с отцом вашего величества участвовал в

войне добровольцем.

- И вы говорите, что этот юноша хорошо держался? Расскажите мне это

поподробнее, Тревиль: вы ведь знаете, что я люблю рассказы о войнах и

сражениях.

И король Людовик XIII, гордо откинувшись, покрутил ус.

- Ваше величество, - продолжал де Тревиль, - как я уже говорил,

господин Д'Артаньян - еще почти мальчик и, не имея чести состоять в

мушкетерах, был одет как горожанин. Гвардейцы господина кардинала, приняв во

внимание его крайнюю молодость и особенно то, что он не принадлежит к полку,

предложили ему удалиться, раньше чем они произведут нападение...

- Вот видите, Тревиль, - перебил его король, - первыми напали они.

- Совершенно верно, ваше величество, сомнений в этом нет. Итак, они

предложили ему удалиться, но он ответил, что он мушкетер душой, всецело

предан вашему величеству и, следовательно, остается с господами мушкетерами.

- Славный юноша! - прошептал король.

- Он действительно остался с ними, и ваше величество приобрели

прекрасного воина, ибо это он нанес господину де Жюссаку тот страшный удар

шпагой, который приводит в такое бешенство господина кардинала.

- Это он ранил Жюссака? - изумился король, - Он? Мальчик? Это

невозможно, Тревиль!

- Все произошло так, как я имел честь доложить вашему величеству.

- Жюссак - один из лучших фехтовальщиков во всей Франции!

- Что ж, ваше величество, он наскочил на противника, превосходящего

его.

сделать для него что-нибудь, то мы займемся этим.

- Когда ваше величество соблаговолит принять его?

- Завтра в полдень, Тревиль.

- Привести его одного?

- Нет, приведите всех четверых вместе. Я хочу поблагодарить их всех

одновременно. Преданные люди встречаются не часто, Тревиль, и преданность

заслуживает награды.

- В полдень, ваше величество, мы будем в Лувре.

- С малого подъезда, Тревиль, с малого подъезда. Кардиналу незачем

знать.

- Слушаюсь, ваше величество.

концов запрещено.

- Но это столкновение, ваше величество, совершенно выходит за обычные

рамки дуэли. Это стычка, и лучшее доказательство - то, что их было пятеро,

гвардейцев кардинала, против трех моих мушкетеров и господина д'Артаньяна.

- Правильно, - сказал король. - Но все-таки, Тревиль, приходите с

малого подъезда.

Тревиль улыбнулся. Он добился того, что дитя возмутилось против своего

учителя, и это было уже много. Он почтительно склонился перед королем и,

испросив его разрешения, удалился.

В тот же вечер все три мушкетера были уведомлены о чести, которая им

будет оказана. Давно уже зная короля, они не слишком были взволнованы. Но

д'Артаньян, при своем воображении гасконца, увидел в этом событии

предзнаменование будущих успехов и всю ночь рисовал себе самые радужные

картины. В восемь часов утра он уже был у Атоса.

Д'Артаньян застал мушкетера одетым и готовым к выходу. Так как прием у

короля был назначен на полдень, Атос условился с Портосом и Арамисом

отправиться в кабачок около люксембургских конюшен и поиграть там в мяч. Он

пригласил д'Артаньяна пойти вместе с ними, и тот согласился, хотя и не был

знаком с этой игрой. Было всего около девяти часов утра, и он не знал, куда

девать время до двенадцати.

Портос и Арамис были уже на месте и перекидывались для забавы мячом.

Атос, отличавшийся большой ловкостью во всех физических упражнениях, встал с

д'Артаньяном по другую сторону площадки и предложил им сразиться. Но при

первом же движении хоть он и играл левой рукой, он понял, что рана его еще

слишком свежа для такого упражнения. Д'Артаньян, таким образом, остался,

один, и так как он предупредил, что еще слишком неопытен для игры по всем

правилам, то два мушкетера продолжали только перекидываться мячом, не считая

очков. Один из мячей, брошенных мощной рукой Портоса, пролетая, чуть не

коснулся лица д'Артаньяна, и юноша подумал, что, если бы мяч не пролетел

мимо, а попал ему в лицо, аудиенция, вероятно, не могла бы состояться, так

как он не был бы в состоянии явиться во дворец. А ведь от этой аудиенции,

как представлялось его гасконскому воображению, зависело все его будущее. Он

учтиво поклонился Портосу и Арамису и сказал, что продолжит игру, когда

окажется способным помериться с ними силой. С этими словами он отошел за

веревку, заняв место среди зрителей.

К несчастью для д'Артаньяна, среди зрителей находился один из

гвардейцев его высокопреосвященства. Взбешенный поражением, которое всего

только накануне понесли его товарищи, гвардеец этот дал себе клятву

отомстить за них. Случай показался ему подходящим.

- Не удивительно, - проговорил он, обращаясь к своему соседу, - что

этот юноша испугался мяча. Это, наверное, ученик мушкетеров.

Д'Артаньян обернулся так круто, словно его ужалила змея, и в упор

поглядел на гвардейца, который произнес эти дерзкие слова.

- В чем дело? - продолжал гвардеец, с насмешливым видом покручивая ус.

- Глядите на меня сколько хотите, милейший: я сказал то, что сказал.

- А так как сказанное вами слишком ясно и не требует объяснений, -

ответил д'Артаньян, - я попрошу вас следовать за мной.

- Когда именно? - спросил гвардеец все тем же насмешливым тоном.

- Сию же минуту, прошу вас.

- Вам, надеюсь, известно, кто я такой?

- Мне это совершенно неизвестно и к тому же безразлично.

- Напрасно! Возможно, что, узнав мое имя, вы не так бы спешили.

- Как же вас зовут?

- Бернажу, к вашим услугам.

- Итак, господин Бернажу, - спокойно ответил д'Артаньян - я буду ждать

вас у выхода.

- Идите, сударь. Я следую за вами.

- Не проявляйте излишней поспешности, сударь, чтобы никто не заметил,

что мы вышли вместе. Для того дела, которым мы займемся, нам не нужны лишние

свидетели.

- Хорошо, - согласился гвардеец, удивленный, что его имя не произвело

должного впечатления.

Имя Бернажу в самом деле было известно всем, за исключением разве

только одного д'Артаньяна. Ибо это было имя участника чуть ли не всех

столкновений и схваток, происходивших ежедневно, невзирая на все указы

короля и кардинала.

Портос и Арамис были так увлечены игрой, Атос же так внимательно

наблюдал за ними, что никто из них даже и ее заметил ухода молодого

человека, который, как он обещал гвардейцу кардинала, остановился на пороге.

Через несколько минут гвардеец последовал за ним. Д'Артаньян торопился,

боясь опоздать на прием к королю, назначенный в полдень. Оглянувшись вокруг,

он увидел, что улица пуста.

- Честное слово, - произнес он, обращаясь к своему противнику, - вам

повезло, хоть вы и называетесь Бернажу! Вы наскочили только на ученика

мушкетера. Впрочем, не беспокойтесь: я сделаю все, что могу. Защищайтесь!

- Мне кажется... - сказал гвардеец, которому д'Артаььян бросил вызов, -

мне кажется, что место выбрано неудачно. Нам было бы удобнее где-нибудь за

Сен-Жерменским аббатством или на Пре-о-Клер.

- Слова ваши вполне благоразумны, - сказал д'Артаньян. - К сожалению, у

меня очень мало времени. Ровно в двенадцать у меня назначено свидание.

Поэтому защищайтесь, сударь, защищайтесь!

Бернажу был не таков, чтобы ему дважды нужно было повторять подобное

приглашение. В тот же миг шпага блеснула в его руке, и он ринулся на

противника, которого он, принимая во внимание его молодость, рассчитывал

припугнуть.

Но д'Артаньян накануне уже прошел хорошую школу. Весь еще трепеща от

сознания победы, гордясь ожидаемой милостью, он был полон решимости ни на

шаг но отступать. Шпаги, зазвенев, скрестились. Д'Артаньян держался твердо,

и противник был вынужден отступить на шаг. Воспользовавшись тем, что при

этом движении шпага Бернажу несколько отклонилась, д'Артаньян, высвободив

свою шпагу, бросился вперед и коснулся острием плеча противника. Д'Артаньян

немедленно отступил на шаг, подняв вверх шпагу. Но Бернажу крикнул ему, что

это пустяки, и, смело ринувшись вперед, сам наскочил на острие шпаги

д'Артаньяна. Тем не менее, так как он не падал и не признавал себя

побежденным, а только отступал в сторону особняка г-на де Ла Тремуля, где

служил один из его родственников, д'Артаньян, не имея понятия, насколько

опасна последняя нанесенная им противнику рана, упорно его теснил и,

возможно, прикончил бы его. Однако шум, доносившийся с улицы, был услышан в

помещении, где играли в мяч. Двое из друзей гвардейца, заметившие, как их

друг обменялся несколькими словами с д'Артаньяном, а затем вышел вслед за

ним, выхватив шпаги, выбежали из помещения и напали на победителя. Но в то

же мгновение Атос, Портос и Арамис, в свою очередь, показались на пороге и,

накинувшись на двух гвардейцев, атаковавших их молодого друга, заставили

нападавших повернуться к ним лицом. В этот миг Бернажу упал, и гвардейцы,

которых оказалось двое против четырех, подняли крик:

- На помощь, люди де Ла Тремуля!

На этот призыв из дома де Ла Тремуля высыпали все, кто там находился, и

бросились на четырех мушкетеров.

Но тут и мушкетеры, в свою очередь, издали боевой клич:

- На помощь, мушкетеры!

На этот крик всегда отзывались. Все знали, что мушкетеры - враги его

высокопреосвященства, и они пользовались любовью за эту вражду к кардиналу.

Поэтому гвардейцы других полков, не служившие Красному Герцогу, как прозвал

его Арамис, при таких столкновениях принимали сторону королевских

мушкетеров. Мимо как раз проходили трое гвардейцев из полка г-на Дезэссара,

и двое из них ринулись на помощь четырем товарищам, тогда как третий

помчался к дому де Тревиля, громко крича:

- На помощь, мушкетеры! На помощь!

Как и всегда, двор дома г-на де Тревиля был полон солдат его полка,

которые и бросились на поддержку своих товарищей. Получилась всеобщая

свалка, но перевес был на стороне мушкетеров. Гвардейцы кардинала и люди

г-на де Ла Тремуля отступили во двор дома, едва успев захлопнуть за собой

ворота, чтобы помешать противнику ворваться вместе с ними. Раненый Бернажу в

тяжелом состоянии был уже до этого унесен в дом.

Возбуждение среди мушкетеров и их союзников дошло до предела, и уже

возникал вопрос, не следует ли поджечь дом в отместку за то, что люди де Ла

Тремуля осмелились напасть на королевских мушкетеров. Брошенное кем-то, это

предложение было принято с восторгом, но, к счастью, пробило одиннадцать

часов. Д'Артаньян и его друзья вспомнили об аудиенции и, опасаясь, что такую

великолепную шутку разыграют без их участия, постарались успокоить эти

буйные головы. Несколько камней все же ударилось в ворота. Но ворота были