Александр Евгеньевич Голованов Дальняя бомбардировочная

1943

Конец армии Паулюса

Новый, 1943 год под Сталинградом встречали мы, как я уже упоминал, у командующего фронтом Константина Константиновича Рокоссовского, где, кроме руководства фронтом, присутствовали А. М. Василевский, Н. Н. Воронов, А. А. Новиков, В. Д. Иванов и автор этих строк. Разговор шел о весьма удачно проведенном нами контрнаступлении, результатом чего явилось окружение огромной немецкой армии, и, конечно, о предстоящих боевых операциях по ее ликвидации. Как возник вопрос о том, что в свои времена окруженному противнику обычно посылали парламентеров с ультиматумом или предложением о добровольной сдаче перед тем, как начать боевые действия по его уничтожению, кто стал первым говорить об этом, сейчас сказать я уже не могу, ибо в тот вечер особого значения этому придано не было.

Однако такой разговор имел место, и уже на следующий день Константин Константинович, разговаривая по ВЧ с руководством Генерального штаба, поставил вопрос: не целесообразно ли применить этот метод и к окруженной немецкой группировке? Последовал доклад Сталину, который потребовал текст такого ультиматума. Составлен он был довольно быстро и без особых усилий. Когда люди конкретно знают, чего хотят, все это быстро и точно может быть выражено на бумаге. Проект ультиматума, представленный в Москву, не претерпев каких-либо значительных изменений, был утвержден и предъявлен противнику. Нет нужды описывать здесь, как это все происходило. Об этом весьма полно написано как самими исполнителями, так и К. К. Рокоссовским в его книге «Солдатский долг». Как известно, ультиматум принят не был, и 10 января 1943 года начались боевые действия по разгрому и ликвидации окруженной группировки противника, которые и были успешно завершены. [292] Сотни тысяч гитлеровцев или были уничтожены, или взяты в плен. Огромные трофеи в виде всевозможной техники, вооружения, снаряжения и другого военного имущества были взяты войсками фронта. Авиация ДД, ведя боевые действия в крайне сложных метеорологических условиях и используя малейшую возможность для боевых вылетов не только ночью, но и днем, наносила бомбардировочные удары по войскам и технике противника как на переднем крае, так и в местах их сосредоточения, выводила из строя летные поля аэродромов, которые использовала авиация противника, помогая своим окруженным войскам. По ликвидации окруженной группировки противника в районе Сталинграда в январе АДД произвела 1595 самолето-вылетов.

Много мне за свою жизнь пришлось видеть, участвуя в боях как до, так и после Сталинградской битвы. Но то, чему я был свидетелем под Сталинградом, больше мне видеть нигде не довелось. Представьте себе степные просторы, особенно вдоль дорог, усеянные десятками тысяч убитых и просто замерзших солдат противника в одежде, не соответствующей русской зиме, застывших в различных позах; огромное количество различной техники, исковерканной, сожженной и совершенно целой. Стаи волков и других хищников рыскали среди убитых и замерзших солдат. Картины, на которых показано бегство французов из Москвы в 1812 году, — это лишь слабая тень того, что нашел для себя враг на Сталинградских полях. Вряд ли найдется сейчас художник, который смог бы воспроизвести такое.

Поистине изречение Александра Невского: «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!» — еще раз полностью подтвердилось под Сталинградом. Кто видел все это с воздуха, не забудет эту картину никогда.

Заканчивая рассказ о Сталинградской битве, мне хотелось бы остановиться еще на одном вопросе теории и практики ведения войны. Не всегда и не все боевые действия в этой битве соответствовали военной теории, я бы сказал больше — иногда они совсем не соответствовали положениям этой теории. Я имею в виду оборонительный период боевых действий наших войск. В этих действиях ввод в бой мелких подразделений, сил и средств имел место довольно длительный отрезок времени. Неоднократно приходилось и мне быть свидетелем, когда маршевые роты прямо с хода бросались в бой, даже не имея ясного представления о той местности, где они должны были воевать.

К. К. Рокоссовский в своей книге «Солдатский долг» на стр. 171 пишет: [293] «На огромном пространстве вдоль оборонительного рубежа стояли подбитые и сожженные танки — печальный результат поспешных, с ходу, контратак, в которые бросались по частям наши войска в период выхода немцев к Волге. Нет, так поступать мы не будем! Надо подготовиться как следует».

Написано совершенно правильно. И сказано это в декабре 1942 года, когда немецкая группировка войск Паулюса была уже окружена и ей приходилось думать только о том, как организовать свою оборону. А в это время в войсках 66-й армии генерала А. С. Жадова⁹², да и других армий, которые вели тяжелые оборонительные бои с армией Паулюса, некомплект личного состава доходил до 60–70 процентов и более. Думать, конечно, о каком-либо наступлении не приходилось… (Между прочим настоящая фамилия прославленного командарма не Жадов, а Жидов. Я был в Ставке как раз в тот момент, это было в том же 1942 году, когда пришла телеграмма Военного совета фронта с просьбой заменить в фамилии командарма букву «и» на букву «а». Просьба была удовлетворена и соответствующим образом оформлена.)

Бывают моменты, когда воевать по теории нет возможности. Нет — потому, что отсутствуют необходимые силы и средства. Они где-то есть, идут к тебе, но сейчас подходят лишь мелкие подразделения. Что делать? Отходить и ждать, когда подойдут и сосредоточатся ожидаемые силы и средства, или бросать в бой прибывающие разрозненные подразделения с целью удержать за собой занимаемые позиции? Однако ввод в бой войск по частям влечет за собой дополнительные потери, и немалые, и еще совсем неизвестно — удержишь ли ты бросаемыми с ходу в бой подразделениями занимаемые позиции? Теория, логика говорят, что делать этого ты как будто не имеешь права. Но та же теория, та же логика говорят, что как при планировании наступления, так и при обороне должно быть соотношение сил, которое может обеспечить достижение поставленной цели, а на практике мы видим, что нередко бывает и так, когда по соотношению сил и средств бой должен быть выигран, а в действительности он проигран. По соотношению сил и средств наступающий должен победить своего противника, а он не только побеждает, но вынужден отступать. Таких примеров в войнах немало, и это не является какой-то случайностью. При планировании и ведении боя можно технически учесть все, но не поддается этому учету моральное состояние, психология как наступающего, так и обороняющегося, а это нередко решает исход боя.

В битве под Сталинградом, в ее оборонительный период, сложилась необычная обстановка в боевых действиях обеих сторон. Эта обстановка, с одной стороны, характеризовалась тем, что мы не имели возможности, а точнее, времени для того, чтобы накопить необходимые силы и средства для успешных контрударов, и вынуждены были с ходу бросать в бой подходящие отдельные подразделения для того, чтобы удержать обороняемые нами позиции и рубежи, где, несмотря на превосходящие силы противника, наши солдаты и офицеры проявили невиданный героизм и мужество и, казалось бы, невозможное превращали в возможное, удерживая свои позиции. [294] В то же время противник, войска которого были измотаны в длительных наступательных боях, уже не мог ввести в бой те необходимые резервы, которые в данных конкретных условиях могли бы решить исход боевых действий в его пользу, так как таких резервов у него в наличии не было, а подходящие войска также бросались в бой, не дожидаясь их полного сосредоточения, в надежде все же добиться успеха. Этот период оборонительных боев под Сталинградом напоминает нам боевые действия наших войск в битве под Москвой, особенно на волоколамском направлении.

Нужно было очень хорошо предвидеть, а если хотите, чувствовать этот практически незаметный на первый взгляд переломный момент в ходе Сталинградской битвы, чтобы решиться на, казалось бы, неоправданные действия — с ходу бросать в бой разрозненные мелкие подразделения. Такие явления не подвластны никаким теориям. Эти явления должны рассматриваться в более широком аспекте, а именно в аспекте психологии ведения войны.

В те давние времена даже мне, человеку, не обладавшему тогда достаточными познаниями в области тактики ведения боя, и то казалось, что мы несем неоправданные потери, бросая с ходу в бой отдельные подразделения. Товарищи же, которые хорошо разбирались в этих вопросах, просто осуждали подобные действия, хотя такие приказы и шли из Москвы. Только много лет спустя, еще и еще раз анализируя битву под Сталинградом, мне в полной мере, со всей ясностью представились и были осознаны события тех дней.

Осенний период оборонительного сражения был предельно напряженным для обеих сторон. Я бы сравнил его с переполненной чашей, где всего лишь одна капля может нарушить целость, сохранность содержимого. Вот этой-то капли и не хватало нашему противнику, чтобы преодолеть сопротивление наших войск, а ввод с ходу в бой отдельных подразделений с нашей стороны в течение определенного периода времени уравновешивал силы сторон. Время на войне является весьма важным фактором. Если бы мы его тогда тратили на сосредоточение достаточного количества войск и техники и на их подготовку, то трудно сказать, смогли бы мы удержать обороняемые нами рубежи, а в связи с этим и ставится под вопрос возможность нашего контрнаступления 19 ноября.

Весь же смысл ведения оборонительных боев того периода заключался в том, чтобы любой ценой удержать обороняемые рубежи, что было немыслимо без систематического пополнения, которого в нужных количествах у нас тогда не имелось и приходилось с ходу бросать в бой те подразделения, которые подходили. [295] Одновременно с этим велась активная подготовка предстоящего контрнаступления. Отсюда следует вывод: всякое решение на войне является обоснованным, если оно приносит ожидаемые результаты, и недостаточно обоснованным, если желаемых результатов не достигнуто.

Но на такие решения способны только те, кто предвидит, чувствует течение, ход событий кампании или войны в целом. Знатоками психологии ведения войны каждый в свое время были, как мне представляется, Александр Македонский, Александр Невский, Дмитрий Донской, а в более позднее время — Суворов, Кутузов, Наполеон и в эпоху XX века, конечно, Сталин.

Совершенно ясно, что пословица «один в поле не воин» относится к каждому из перечисленных выше. Все они имели достойных полководцев. У Наполеона это были маршалы Ней, Мюрат, начальник штаба Бертье и другие; у Кутузова были Багратион, Раевские, Давыдов и другие; у Сталина — Жуков, Рокоссовский, начальник Генерального штаба Шапошников, потом Василевский и многие другие. Однако решение вопросов ведения войны и вся ответственность за эти решения лежала и лежит на плечах основных руководителей. Так, всю ответственность за внезапность, неожиданное по времени нападение Гитлера на нашу страну и за его первоначальные результаты мы возлагаем на Сталина, и это естественно, ибо он стоял во главе государства, хотя к этому имеют прямое отношение и Тимошенко — как нарком обороны, и Жуков — как начальник Генерального штаба, и ряд других товарищей. Но к ним, как известно, каких-либо особых претензий не предъявляется. Точно так же правомерно и стратегические, имеющие мировое значение победы относить тоже на счет тех людей, которые стояли во главе тех или иных кампаний или войн в целом.

Теория военного искусства не может преподать каких-либо раз и навсегда установленных истин. Она дает отправные положения, накопленные опытом ведения войн, которые следует использовать в зависимости от конкретной сложившейся обстановки. Военное искусство не является точной наукой, как, скажем, физика или математика, где дважды два — четыре, что является аксиомой.

В оборонительном сражении под Сталинградом создались такие реальные условия, когда ввод в бой подразделений по частям достиг тех результатов, которых добивалось наше Верховное Главнокомандование. Вообще же ввод в бой войск по частям, как правило, приводит к поражению, а в лучшем случае к невыполнению поставленных задач. Как пример приведу необоснованное решение командующего Брянским фронтом генерала Ф. И. Голикова в первой половине 1942 года, когда, имея большое количество сил и средств при начавшемся наступлении противника, он стал вводить имеющиеся силы в бой по частям, вследствие чего войска фронта не смогли остановить наступавшего противника, хотя и все возможности для этого были. [296]

Этим примером я хочу лишний раз подчеркнуть, какое огромное значение имеет способность правильно оценить силы и возможности противника для того, чтобы решиться на ответные, может быть, и кажущиеся на первый взгляд рискованными и неоправданными действия. В войне трудно искать логику, ибо, как говорят, когда начинается война, тогда кончается логика.

В войне всегда ищут любые пути, позволяющие или остановить противника, если он в данный момент наступает и превосходит вас в силах и средствах, или победить его, если силы примерно равны. Средства и способы имеют в войне второстепенную роль, ибо главным является достижение цели. Таково истинное безобразное лицо войны. Но это лицо, как известно, всегда «прикрывается вуалью», дабы как-то прикрыть его безобразие.

Фашистская Германия была на пути создания атомного оружия, и нетрудно себе представить, что было бы, если бы она успела его применить. Это оружие, как известно, было создано в США, и они, не задумываясь, применили его в Хиросиме и Нагасаки. Если бы это оружие имелось у американцев в начале войны, после нападения японцев на Перл-Харбор, то можно уверенно сказать, что население на Японских островах было бы немедленно истреблено.

Веду весь этот разговор я лишь к тому, чтобы военные теоретики, разбирая и раскладывая по полкам человеческого ума минувшую войну, не забывали о том, что на войне существуют и неписаные законы. Недаром немцы во время войны говорили, что русские страшны не тогда, когда они воюют по уставу, а тогда, когда они воюют без устава.

А сейчас я хочу вспомнить о двух известных всему миру полководцах, обладавших особым даром предвидения.

Однажды, приехав с докладом в Кремль и войдя в кабинет Сталина, я увидел на стене два новых портрета, написанных красками. Это были портреты русских полководцев — Суворова и Кутузова. Портреты привлекли внимание приходящих в Кремль товарищей, повлекли за собой обмен мнениями: почему именно эти портреты появились в кабинете Сталина? Ведь были же на Руси и другие, не менее известные полководцы, спасшие в прямом смысле народы России от порабощения, такие, как Дмитрий Донской, Александр Невский, Минин и Пожарский! Не один раз, в особенности в первое время после появления этих портретов, возникали в присутствии Верховного разговоры как о Суворове, так и о Кутузове, давались оценки деятельности обоих полководцев, и на этот счет, конечно, были различные мнения. Одни, среди них, как мне помнится, Иван Степанович Конев, отдавали большее предпочтение Суворову, как человеку быстрых и внезапных действий, который за свою жизнь не проиграл ни одного сражения, разбивая наголову всякого врага, с которым ему приходилось иметь дело. [297] Другие склонялись больше на сторону Кутузова, видя в нем не только полководца, но и государственного, политического деятеля с огромным даром предвидения и умением разбираться в сложной обстановке того времени.

И Суворов, и Кутузов были великими полководцами, это ни у кого не вызывало сомнения, но стиль их деятельности значительно разнился один от другого, что и было предметом обсуждений, споров.

Сталин любил слушать эти споры, принимать в них участие. Поначалу он сам не раз затевал такие разговоры. Но вот то, что тогда не привлекало моего внимания, несколько позже заставило задуматься. Дело в том, что всякий раз, когда кто-либо в своих суждениях отдавал предпочтение, скажем, Суворову, Сталин, внимательно выслушав говорившего, приводил положительные данные Кутузова. Когда же кто-либо склонялся в своих симпатиях к Кутузову, Сталин обязательно приводил положительные качества Суворова. И это повторялось всякий раз, когда касались изложенной темы.

Мне ни разу не довелось слышать личного мнения самого Верховного: кому же он сам отдает предпочтение? Как-то я задал ему этот вопрос, однако однозначного ответа не получил. Сталин порекомендовал мне внимательно почитать все, что написано о Суворове и Кутузове. У меня тогда создалось мнение, что и сам Верховный не знает, кому же следует отдать предпочтение. С одной стороны, говоря о Кутузове, он подчеркивал его мудрость и осторожность в действиях, несмотря на то, что авторитет его из-за этого был невелик в глазах царского правительства и появлялось порой недоумение среди личного состава его же армии. Однако Кутузов в конечном счете оказался совершенно прав. Он раньше других понял то, чего не сумели понять и не смогли предвидеть другие. Говоря о Суворове, Верховный высоко ценил его умение очень быстро оценивать обстановку, в которой он находился, ценил стремительность принятия им решений, в которых Суворов никогда не ошибался, а главное, огромную, можно сказать, слепую веру в него солдат, которую он сумел им привить. Солдаты шли за ним, в буквальном смысле этих слов в огонь и в воду, уверенные в том, что раз сам Суворов идет туда, значит, так и нужно, преодолевали невероятные преграды и всегда побеждали.

Видимо, все-таки не зря появились в кабинете Сталина портреты именно этих полководцев…

И все же однажды, когда шел разговор о Суворове и Кутузове, я был свидетелем того, как Сталин довольно долго молча прохаживался по кабинету, вдруг остановился и сказал: [298] — Если бы можно было распоряжаться личными качествами людей, я бы сложил качества Василевского и Жукова вместе и поделил бы между ними пополам.

Неожиданно высказанное, казалось бы, не по существу темы разговора мнение Верховного пролило свет и на личное отношение Сталина к Суворову и Кутузову. То, чего не хватало, по его мнению, у Суворова, он видел у Кутузова, и наоборот. Однако сложившееся у меня убеждение, что Сталин сам не имел твердого мнения кому — Суворову или Кутузову — следует отдать предпочтение, осталось у меня и до сих пор. За все время общения с Верховным это был у меня единственный случай, когда на заданный мной вопрос я не получил конкретного, прямого ответа.

…Как в ходе Сталинградской битвы, так и по ее завершении большая группа личного состава АДД была награждена высокими правительственными наградами, а ряд частей и соединений преобразованы в гвардейские.

В январе Указом Президиума Верховного Совета СССР капитану И. Ф. Андрееву, младшему лейтенанту Н. Г. Баранову, майору В. А. Борисову, капитанам А. Д. Гаранину и В. К. Давыдову, майорам А. М. Краснухину, С. Д. Криворотченко, С. И. Куликову, лейтенантам И. П. Курятнику, Г. В. Лепехину, капитанам Г. И. Несмашному, Н. А. Панову, А. П. Рубцову, М. Т. Рябову, Н. В. Симонову, Б. Е. Тихомолову, лейтенанту А. Ф. Фролову и майору А. П. Чулкову было присвоено звание Героя Советского Союза.

В том же месяце Указом Верховного Совета СССР орденами и медалями была награждена большая группа авиаторов АДД. Ордена Ленина получили лейтенант Л. Ф. Агапов, капитан А. К. Виноградов, батальонный комиссар С. К. Горевалов, майор П. И. Бурлуцкий, старший лейтенант Ф. П. Артемьев, старший сержант Н. И. Горенков, капитаны Е. О. Федоров и С. А. Якушин, майор В. В. Шаронов и другие, всего — 90 человек.

Ордена Красного Знамени получили 300 авиаторов. Среди них: младший лейтенант В. И. Аверин, лейтенант И. И. Анисимов, старшина В. Л. Арутюнов, подполковник А. Д. Бабенко, старший техник-лейтенант Ф. И. Балашов, младший лейтенант Ю. М. Безбоков и лейтенант В. М. Безбоков, гвардии старший сержант В. И. Котов, капитан И. А. Криволапов, майор В. Т. Лавровский, сержант И. Д. Ларичев, лейтенант А. В. Лукин, капитан С. М. Макаренко, старший сержант Н. П. Назаров, майор С. И. Ноздрачев, старшина В. С. Олейников, лейтенанты М. С. Паничкин и Н. С. Паничкин, старший лейтенант Н. И. Парыгин, старшина А. П. Сидоришин, майор П. Н. Смирнов, младший лейтенант Н. А. Трушин, старший лейтенант Ф. А. Шатров, капитан И. Т. Шестопалов, старший сержант Н. В. Щербаков, гвардии лейтенант В. М. Юрчаков. Большая группа личного состава была награждена другими орденами и медалями Советского Союза. [299]

…По завершении наступательных действий на юго-западном направлении наши войска в марте перешли к временной обороне.

25 марта приказом наркома обороны за проявленную отвагу в боях с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава, результатом чего явились огромные потери фашистских войск в живой силе и технике, 3-я авиационная дивизия (командир полковник Юханов Д. П.), 17-я авиационная дивизия (командир генерал-майор авиации Логинов Е. Ф.), 24-я авиационная дивизия (командир полковник Волков Н. А.) и 22-я авиационная дивизия (командир полковник Титов В. Ф.) были преобразованы в 1, 2, 3 и 4-ю гвардейские авиационные дивизии Авиации дальнего действия Ставки Верховного Главнокомандования.

Авиационные полки: 4-й (командир подполковник Чемоданов С. И.), 7-й (командир подполковник Щелкин В. А.), 751-й (командир подполковник Тихонов В. Г.), 749-й (командир подполковник Зайкин И. М.), 752-й (командир подполковник Бровко И. К.), 14-й (командир майор Блинов Б. В.), 103-й (командир полковник Божко Г. Д.) преобразованы соответственно в 6, 7, 8, 9, 10, 11 и 12-й гвардейские авиационные полки Авиации дальнего действия.

Постановлением Совета Народных Комиссаров Союза ССР командирам дивизий Волкову Николаю Андреевичу, Георгиеву Ивану Васильевичу, Нестерцеву Виктору Ефимовичу, Туликову Георгию Николаевичу, Юханову Дмитрию Николаевичу, начальнику оперативного отдела штаба АДД Хмелевскому Николаю Григорьевичу и начальнику штаба 62-й авиадивизии АДД Перминову Николаю Власовичу было присвоено звание генерал-майора авиации.

Этим же постановлением заместителю наркома авиационной промышленности Дементьеву Петру Васильевичу, назначенному в АДД членом Военного совета, было присвоено звание генерал-майора инженерно-авиационной службы.

Указами Верховного Совета Союза ССР от 25 марта 1943 года были удостоены звания Героя Советского Союза старшие лейтенанты Агеев Л. Н. и Барашев Д. И., капитан Даньшин С. П., майор Додонов А. С., старший лейтенант Захаров С. И., майор Матросов А. Е., старшие лейтенанты Петров А. Ф. и Пономаренко А. Н., капитан Родных М. В., младшие лейтенанты Сенько В. В. и Тесаков Н. Ф., старший лейтенант Чистов Б. Н.

Ордена Ленина получили командир звена 752-го авиаполка старший лейтенант Алин В. И., штурман звена младший лейтенант Архипов П. С., командир 37-го авиаполка подполковник Каторжин К. Ф., заместитель командира эскадрильи капитан Мартынов В. М., штурман отряда 7-го авиаполка Орлов М. П., командир эскадрильи 751-го авиаполка майор Холод А. Т., командир звена 840-го авиаполка лейтенант Смирнов В. И., штурман эскадрильи 836-го авиаполка старший лейтенант Устюгов В. М., командир корабля 4-го гвардейского авиаполка лейтенант Рассохин Л. В. и многие другие. Большая группа личного состава АДД была награждена другими орденами и медалями. [300]

Хочу здесь остановиться на одном событии 1943 года в нашей армии — введении погон. Разговоры о новой форме уже были. Я знал, что Андрей Васильевич Хрулев имел задание дать образцы такой военной формы, которая была бы красива, внушала уважение и в то же время была проста, удобна в носке и не доставляла много хлопот при ее надевании. Когда различные образцы были готовы, их привезли в Кремль, и на некоторое время кабинет Сталина превратился в выставочный зал различных сшитых по указаниям модельеров образцов обмундирования. Чего тут только не было, вплоть до мундиров с эполетами времен восемнадцатого века. Сталин внимательно рассматривал представленные образцы и покачивал головой — то ли от удивления, то ли от недоумения. В конце концов он спросил:

— А нет ли здесь формы русской армии, которую носили простые русские офицеры?

Оказалось, что такая форма имеется, но находится она где-то в сторонке, поэтому и неприметна. Когда эту форму представили, то оказалась она весьма скромной: китель с погонами и брюки навыпуск — повседневная; гимнастерка с защитного цвета погонами и брюки в сапоги — полевая. Парадная форма — такая же, но расшитая золотом. Когда Сталин попросил рассказать, сколько лет этой форме, какие изменения она претерпела, то оказалось, что усовершенствовалась эта форма многие и многие годы. Как пример, было указано на то, что на кителе раньше было шесть пуговиц, а стало пять, чтобы быстрее можно было его застегнуть, но прошли десятилетия, прежде чем большинство признало, что китель с пятью пуговицами удобнее, чем с шестью, и такой китель был окончательно введен в армии.

— А сколько же времени усовершенствовалась вообще форма в русской армии? — спросил Сталин работников тыла.

— Форма в русской армии усовершенствовалась в течение всего времени ее существования, — последовал ответ.

— А остальная форма, представленная здесь?

— Все, что здесь представлено, — новое, только что созданное.

— Зачем же мы будем вводить еще не испытанное, когда здесь есть уже проверенное? — сказал Сталин.

На этом и порешили. Так была введена форма, уже существовавшая ранее, и она полностью оправдала себя в течение всей войны. Только против погон высказался Г. К. Жуков, а против гимнастерок — С. М. Буденный. [301] Много после введения этой формы последовало в ней всяких изменений, но мне кажется, китель, который существовал в армии с начальных времен, является наиболее удачным, простым и удобным предметом военного обмундирования.